РОММЕЛЬ И РЕВАНШ КВАРТИРМЕЙСТЕРА

⇐ ПредыдущаяСтр 18 из 53Следующая ⇒

Поворот в войне не в пользу Германии произошел на рубеже 1942-1943 годов не только в Сталинграде. Немецкие войска отступали и в бесплодных песчаных и каменистых пустынях Северной Африки, рядом с границей Ливии и Египта.

По словам генерала Эрвина Роммеля, Северная Африка представляла собой единственный театр военных действий Второй мировой войны, где военные операции почти всегда проходили в соответствии с новым „принципом полной мобильности“. Мобильность обеспечивалась присутствием в Северной Африке германской танковой армии и ее наиболее важного элемента – „ Африкакор“ (танковый корпус „Африка“), создателем которых явился Роммель. Это был выдающийся практик танковой войны и мобильных боевых действий, изобретательный и склонный к нешаблонным решениям, непревзойденный мастер рискованных операций, как тактических, так и стратегических. Небольшого роста, молчаливый и невозмутимый, генерал еще в годы Первой мировой войны завоевал славу выдающегося боевого офицера. Его книга о тактике пехоты произвела на Гитлера большое впечатление, и в 1938 году он назначил автора, не состоявшего в нацистской партии, командиром батальона его личной охраны. В 1940 году Роммель командовал танковой дивизией, которая с удивительной скоростью прошла с боямичерез всю Францию. Этот победный поход более напоминал шумную детскую забаву, чем настоящую войну. „Мы никогда не думали, что война на Западе будет чем-либо подобным, – писал он своей жене. – Кампания, – добавил он беззаботно, – превратилась в молниеносную экскурсию по Франции“.

В феврале 1941 года Роммеля направили в Северную Африку для оказания помощи итальянской армии, терпевшей поражения в боях с британскими войсками. Эта война превратилась для него в экскурсию по Северной Африке – зона боевых действий, имевшая в глубину только 70 миль, тянулась в длину на тысячу миль от Триполи в Ливии до Эль-Аламейна в Египте. Но, несмотря на быстрые передвижения войск, в этой войне ничего молниеносного не было.

Роммель отдавал предпочтение маневренности и смелости действий. Он изливал свою желчь в отношении одного из подчиненных, который остановил победоносное наступление по требованию квартирмейстера. „У квартирмейстеров вошло в привычку жаловаться на любую трудность, вместо того чтобы продолжать работу, прибегая к помощи импровизации, – писал он. – Когда, после большой победы, приведшей к разгрому противника, преследование отменяется по совету квартирмейстера, то история почти всегда сочтет такое решение неверным и укажет на большое количество упущенных возможностей“. Генерал не имел ни малейшего намерения связывать себя подобными ограничениями.

В Северной Африке Роммель поначалу добился блистательных побед над британскими войсками – часто со скудными ресурсами, используя захваченные у противника запасы. В какой-то момент трофейные британские и американские транспортные средства составляли 85 процентов от всех, что находились в его распоряжении. Он обладал большим талантом импровизации, и не только в тактических вопросах. В начале кампании Роммель отдал приказ изготовить в мастерских Триполи большое число макетов танков, которые затем устанавливались на „фольксвагены“ с целью ввести британцев в заблуждение относительно численности немецких дивизий и напугать их. Но была одна проблема, которую даже он не смог решить. Мобильный характер военных действий диктует необходимость постоянно иметь достаточные запасы топлива, поставки которых должны поспевать за быстрыми передвижениями войск, подчас по чрезвычайно растянутым линиям коммуникаций. Доставка горючего оказалась одной из постоянных сложностей Роммеля. В июне 1941 года он писал: „К сожалению, наши запасы горючего были почти исчерпаны, и мы ожидали атаки британцев с некоторым беспокойством, потому что знали, что наши передвижения будут определяться в первую очередь показаниями датчика расхода горючего, а не тактической необходимостью“.

Но после форсированных поставок топлива для его войск в конце 1941 – начале 1942 года Роммель возобновил наступательные действия и в мае 1942 года развернул решительную атаку на британцев. Она развивалось успешно, даже очень успешно. Британцы отступили, а немцы за одну неделю смогли продвинуться на 300 миль. Вместо того чтобы остановиться на границе Ливии с Египтом, как было предусмотрено планом и общей структурой линий коммуникаций, и как мог посоветовать квартирмейстер, Роммель перешел границу и продвигался дальше до тех пор, пока в конце июня его наступление не было окончательно остановлено около небольшой железнодорожной станции под названием Эль-Аламейн. Он находился менее чем в 60 милях от Александрии; до Каира и Суэцкого канала было немногим больше. Страны фашистского блока считали, что находятся на пороге великой победы. Муссолини вылетел в Северную Африку, прихватив с собой – правда, в другом самолете, – белого коня, на котором собирался совершить триумфальный въезд в Каир. Планы Роммеля были гораздо шире: Каир должен был стать лишь промежуточной остановкой, откуда удобно вести наступление через Палестину на Ирак и Иран. А главной целью был Баку с его нефтяными месторождениями. Их захват совместно с войсками, ведущими в то время бои на Кавказе, должен был, по представлению Роммеля, создать „стратегические условия“, которые позволят „разбить русского колосса“. Гитлер также был опьянен этой мечтой. „Судьба, – писал он Муссолини, – предоставила нам шанс, который никогда не выпадает дважды на одном и том же театре военных действий“.

И Роммель, и Гитлер поторопились. В то время как Советский Союз продолжал удерживать Кавказ, союзникам удалось, несмотря на яростные атаки немцев, отстоять остров Мальту, служивший базой, с которой нападали на конвои страны фашистского блока, осуществлявшие снабжение войск Роммеля в Северной Африке. Союзникам помогла расшифровка германских и итальянских кодов. Помимо этого, транспортные самолеты люфтваффе начали испытывать недостаток топлива. Итальянские транспортные суда больше не могли прорваться в Северную Африку. Да и сам по себе успех Роммеля – рекордное расстояние, пройденное корпусом „Африка“ – создавал трудности. Коммуникации были сильно растянуты, и грузовики, везущие бензин из Триполи, расходовали на дорогу до фронта и обратно больше горючего, чем могли довезти. Покрывавший большие расстояния на очень большой скорости Роммель не только был причиной головной боли квартирмейстера, но и подвергал серьезному риску всю танковую армию. Но Роммель считал, что победа у него в кармане. 28 июня 1942 года он сообщил жене, что собирается провести с ней отпуск в Италии. „Готовь паспорта! “ – писал он.

По другую сторону фронта, в Каире, царила паника. Британцы жгли документы, сотрудники многочисленных союзнических учреждений набивались в товарные вагоны и впопыхах эвакуировались, а каирские купцы в спешке меняли в своих витринах портреты Черчилля и Рузвельта на Гитлера и Муссолини. Но ни в конце июня, ни в июле 1942 года британцы так и не поддались, а Роммелю не хватало бензина, чтобы усилить нажим. Обе измученные армии продолжали сражение, вошедшее в историю под названием Первой битвы под Эль-Аламейном, до полного истощения сил. Там, в пустыне, они перешли к позиционным действиям.

В середине августа у Роммеля появился новый грозный противник – суровый, аскетичный, уверенный в своей правоте, иногда непокорный, но неизменно настойчивый генерал Бернард Монтгомери. Кузен Джона Б. Филби, Монтгомери был шафером на свадьбе Филби в Индии. Еще в молодости он приучился рассчитывать только на свои силы, и ни на что больше. После смерти жены у него, казалось, не осталось никаких эмоциональных привязанностей. „Все, что я имел, было разрушено при вражеской бомбардировке Портсмута в январе 1941 года, – написал он позднее о своем внезапном вызове для принятия командования британской 8-й армией в Египте. – Тогда же мне предоставлялась возможность отплатить немцам“. Некоторые считали его чудаком, даже параноиком. В своем первом обращении к группе офицеров 8-й армии на хребтеРувейсат около Эль-Аламейна он счел нужным заявить: „Уверяю вас, что я полностью вменяем. Я знаю, что некоторые считают меня слегка не в своем уме; я рассматриваю это скорее как комплимент“.

Несмотря на свою чудаковатость, Монтгомери был тем не менее выдающимся стратегом, отличавшимся аналитическим складом ума, методичностью, а также педагогическими способностями. Он иногда проводил несколько часов в день в одиночестве – в своем собственном „умственном оазисе“, как он называл такое состояние, – обдумывая проблемы, ища и находя решения, вынашивая планы. Чтобы понять ход мыслей Роммеля, Монтгомери повесил в своем жилом автоприцепе его портрет. Монтгомери понимал, что в лице немецкого генерала он бросал вызов современной легенде, вселяющей страх и трепет во всю 8-ю армию. Цель была ясна – сделать то, что, по мнению многих, было выше его возможностей: поменяться ролями с мастером мобильной войны и нанести решающее поражение. Потому что, говорил Монтгомери, „Роммель прежде никогда не был бит, хотя ему часто приходилось удирать, чтобы заправиться горючим“. Позднее Монтгомери будут критиковать за чрезмерную осторожность при проведении боевых операций. Но, как заметит один германский генерал, „он единственный фельдмаршал, который выиграл в этой войне все битвы“.

Обдумывая предстоящее столкновение с Роммелем, Монтгомери старался выработать такую стратегическую концепцию, в рамках которой 8-я армия, теперь имевшая на вооружении танки „Шерман“, действовала бы с максимальной эффективностью, как единое целое, чему способствовал бы тот факт, что ее базы снабжения находились рядом, в то время как коммуникации Роммеля были растянуты, а следовательно, в сильной степени уязвимы. Однако к концу августа 1942 года снабжение войск Роммеля отчасти улучшилось. Начинать ли наступление в таких условиях?

Роммель тоже находился в нерешительности. Он отчетливо сознавал опасность нехватки топлива со всеми вытекающими из этой ситуации ограничениями; кроме того, он страдал заболеванием кишечника в тяжелой форме и полным истощением сил и только что просил предоставить ему отпуск для лечения. Но он тем не менее хотел продолжить наступление на Каир. Был убежден, что времени осталось мало и что боевой дух корпуса „Африка“ поможет одержать победу вне зависимости от того, достаточны ли запасы или нет, и отдал приказ о наступлении. Операция в окрестностях Эль-Аламейна получила название битвы под Алам-Хальфой.

Вновь и вновь в ходе этой недельной битвы Роммель отмечал, как мешает действиям корпуса „Африка“ недостаток горючего. 31 августа: „Вследствие плохого состояния дорог запасы бензина быстро истощились, и в 16.00 мы отменили атаку на высоту 132“. 1 сентября: „Обещанный бензин так и не прибыл в Африку“. Большая часть горючего, транспортировавшегося морем, была либо потоплена вместе с судами, либо ожидала погрузки в Италии. Небольшая железная дорога, которая годилась для перевозки бензина, оказалась затоплена. Войска Роммеля были не в состоянии миновать позиции британской артиллерии, удачно расположенные с тактической точки зрения. К 7 сентября 1942 года битва под Алам-Хальфой завершилась. Последнее наступление Роммеля захлебнулось, и легенда о его непобедимости была развеяна.

В последующие недели Роммель умолял штаб-квартиру Гитлера об увеличении любой ценой поставок горючего, которого хватило бы на две тысячи миль. 23 сентября Роммель покинул Северную Африку, чтобы встретиться сначала с Муссолини в Риме, а затем с Гитлером в его штаб-квартире на русском фронте. Он снова умолял об увеличении поставок, а вместо этого получил маршальский жезл лично из рук фюрера и только щедрые обещания.

23 октября, после многих недель тщательной подготовки и переоснащения, мощным артиллерийским напором Монтгомери начал контрнаступление, которое вошло в историю как Вторая битва под Эль-Аламейном. Немцы были ошеломлены. В первый же день генерал Георг Штумме, сменивший Роммеля, попав под бомбежку, выпал из автомобиля и умер от сердечного приступа. Гитлер позвонил Роммелю, находившемуся в Австрийских Альпах в отпуске по болезни, и приказал немедленно возвращаться в Северную Африку. К вечеру 25 октября генерал снова был в Египте, чтобы на сей раз отдать приказ начать отступление, которое оказалось длительным.

Немцы возлагали надежды на самолеты и суда, а те методично уничтожались флотом и авиацией Великобританией. Когда Роммелю доложили, что четыре танкера, перевозившие бензин, так необходимый немцам, затоплены в гавани Тобрука, считавшейся безопасной, он пролежал всю ночь с открытыми глазами не в силах заснуть. „Атакуя наш транспорт с нефтью, – писал генерал, -британцы были способны нанести удар нашей машине в той ее части, от которой зависит нормальное функционирование целого“.

В течение следующих недель все, что Роммель был в состоянии делать, это отступать. Временами ему казалось, что можно развернуться и нанести своим преследователям разрушительные удары, но не было горючего. В докладах Гитлеру он настойчиво называл ситуацию с топливом „катастрофической“. Но призрак еще большей катастрофы возник тогда, когда войска союзников высадились в Марокко и Алжире – на пути его отступления. Дни его детища, корпуса „Африка“, были сочтены. В сочельник 1942 года Роммель присутствовал на праздновании Рождества в роте охраны своей штаб-квартиры. Днем из своего автомобиля он застрелил газель, которую и подали к праздничному столу. А от собравшихся получил в подарок пару фунтов трофейного кофе в миниатюрном бочонке для нефти. „Таким образом даже в такой день, – сказал он, – было отдано должное нашей самой серьезной проблеме“. Вскоре остатки от войск Роммеля очутились на пятачке земли, зажатом между наступавшими с запада и наступавшими с востока. Легенда померкла, и в марте 1943 года генерал, которого Гитлер теперь считал пораженцем, был отстранен от командования корпусом „Африка“. В мае последние остатки германских и итальянских войск в Северной Африке капитулировали.

Но Роммель был снова призван на службу фюреру сначала в Италии, затем во Франции, был тяжело ранен вскоре после вторжения в Нормандию, когда его автомобиль попал под бомбежку. Через три дня группа армейских офицеров пыталась убить Гитлера, но им это не удалось. Роммеля подозревали как в участии в заговоре, так и в подготовке сепаратной капитуляции перед союзниками на Западе. Гитлер распорядился покончить с ним, но этого нельзя было сделать открыто, так как Роммель был очень популярен, и отрицательное воздействие такого события на моральное состояние могло бы оказаться огромным. В октябре 1944 года к нему домой прибыли два генерала СС с ультиматумом: или он покончит с собой, а его смерть будет выдана за естественную, или всей его семье грозит опасность. Роммель, сжимая маршальский жезл, сел вместе с обоими эсэсовцами в автомобиль, который тут же тронулся с места. Вскоре машина выехала на лесную поляну; местность была оцеплена гестапо. Обреченному вручили пилюлю с ядом. Смерть объяснили кровоизлиянием в мозг; были организованы государственные похороны, Гитлер прислал соболезнование. „Сердце“ Ромме-ля, говорилось в официальной речи на похоронах, „принадлежало фюреру“.

В бумагах Роммеля, собранных после его смерти, была найдена выстраданная эпитафия запасам горючего, столь необходимого в век мобильной войны. „Битвы ведутся и выигрываются квартирмейстерами еще до того, как начнется стрельба“, – писал он, вспоминая Эль-Аламейн, хотя еще за несколько лет до того насмешливо отвергал подобные мысли. Но в песках Северной Африки он получил горький урок: „Самые храбрые солдаты не могут ничего сделать без оружия, оружие – ничто без достаточного количества боеприпасов, но в условиях мобильной войны ни оружие, ни боеприпасы не имеют большой ценности до тех пор, пока нет транспортных средств с достаточным количеством бензина для двигателей“. Об этом же он писал жене две недели спустя после второй битвы под Эль-Аламейном, когда немецкая армия отступала под натиском войск Монтгомери: „Нехватка горючего! Этого достаточно, чтобы заставить плакать“.

АВТАРКИЯ И КАТАСТРОФА

К середине 1943 года страны Оси потерпели поражение и в России, и в Северной Африке, а мечта о соединении германских армий в Баку или в районе нефтяных месторождений Ближнего Востока отошла в мир фантазий. Германии оставались лишь ее собственные ресурсы. Иного выбора не было. Предпринимались бешеные усилия по поддержанию военной машины в рабочем состоянии, и вновь главная роль отводилась синтетическому топливу. Эти усилия продемонстрировали техническое мастерство гитлеровского рейха – но также и его полное моральное банкротство.

Нацистский режим с опозданием приступил к реорганизации германской экономики с целью увеличения объема выпуска синтетического топлива и других важных для подготовки к затяжной войне материалов. Ответственным за это был Альберт Шпеер, один из любимцев Гитлера, отличавшийся крайним честолюбием. За десятилетие до того он привлек внимание Гитлера своими планами оформления съезда нацистской партии в Нюрнберге в 1933 году, которые предусматривали грандиозную панораму флагов, орлов высотой в сотню футов и необычных световых эффектов. Будучи сам неудавшимся художником, Гитлер был увлечен планами Шпеера и неординарностью его личности и назначил его заведовать всеми памятниками рейха, а также дал персональное поручение построить новое здание рейхсканцелярии и руководить перестройкой Берлина. В 1942 году Шпеер уже стал министром вооружения и военной промышленности. В начале 1943 года, когда уже были ясны масштабы неудач в России и Северной Африке, круг обязанностей министра значительно расширился; ему предоставили почти неограниченные полномочия по руководству всей германской экономикой.

Архитектор, ранее руководивший сооружением каменных монументов вечной славы „Тысячелетнего“ рейха, сумел доказать, что он успешно справляется с такими важнейшими и требовавшими срочного решения проблемами, как мобилизация промышленности. Шпеер встряхнул германскую экономику и заставил ее работать по-новому. За два с половиной года, прошедшие после назначения, производство самолетов, стрелкового оружия и боеприпасов возросло более чем в три раза, а танков – почти в шесть раз. Причем все эти замечательные производственные успехи были достигнуты в то самое время, когда союзники осуществляли широкомасштабные, хотя и не особенно успешные, стратегические авиационные бомбардировки различных целей на территории Германии, таких как авиационные предприятия, железнодорожные узлы и заводы по изготовлению шарикоподшипников. Производительность германской промышленности продолжала расти; самый высокий за всю войну уровень был зарегистрирован в июне 1944 года. Огромный потенциал, которым, как считалось, обладали стратегические бомбардировки, оставался нереализованным. „Запасы нефти, которые были самым слабым местом Германии, – писал британский военный историк Бей-зил Лиддел-Харт, – были едва затронуты“. Тем не менее все это вызывало беспокойство и германского военного руководства, и Шпеера. Сделают ли союзники основной целью ударов предприятия по производству синтетического топлива? Ведь они представляли собой отличные мишени, сосредоточенные в определенных местах. Возможность разрушения предприятий этой отрасли ставила под угрозу функционирование всей германской военной экономики.

Производственные показатели в индустрии синтетического топлива росли так же быстро, как и во всей военной экономике. К 1942 году в этой отрасли был зарегистрирован значительный рост по сравнению с тридцатыми годами – за счет внедрения новых технологий, применения более эффективных катализаторов, повышения качества продукции и использования большего количества сортов угля в качестве сырья. С 1940 по 1943 год производство синтетического топлива почти удвоилось – с 72 до 124 тысяч баррелей в день. Заводы этого профиля представляли важнейшее звено в системе обеспечения горючим; за первый квартал 1944 года они обеспечили 57 процентов от общего объема поставок и 92 процента поставок авиационного бензина. За второй квартал 1944 года, цифры в пересчете на годовые показатели еще возросли. За всю Вторую мировую войну индустрия синтетического топлива обеспечила половину от общего объема производства горючего в Германии.

Этого не удалось бы добиться без колоссальных усилий и мобилизации всех обычных средств и методов нацистской военной экономики, включая и рабский труд. Гитлер преобразовал бытовой антисемитизм своей венской молодости в чудовищную и дьявольскую идеологию, оправдывавшую уничтожение и ограбление евреев. Концентрационные лагеря представляли собой механизмы реализации „окончательного разрешения“, которые были утверждены всего за два часа на так называемой конференции в Ванзее в январе 1942 года. Но до завершения реализации „окончательного разрешения“ евреи, признанные годными -вместе со славянами и другими заключенными, – направлялись на работу по выполнению заданий рейха, который уже вынес им смертный приговор. Таким образом, заключенные концентрационных лагерей непрерывным потоком поступали на принадлежавшие „ИГ Фарбен“ гидрогенизационные заводы, а также предприятия по производству резины из синтетического каучука. Кстати, компания имела свои заводы, – синтетического топлива и резиновый, находившиеся в непосредственной близости от концентрационного лагеря Аушвиц (Освенцим) в Польше – крупнейшей из нацистских фабрик смерти. Свыше двух миллионов людей были умерщвлены газом, который производился на одном из дочерних предприятий. Руководство „ИГ Фарбен“ считало, что с учетом богатых запасов угля и рабочей силы заводы в Аушвице были „очень выгодно расположены“. Директором одного из них стал тот самый химик, который представлял компанию в июне 1932 года на встрече с Гитлером в Мюнхене.

Именно там применялся как „свободный“, так и рабский труд. Химическая компания платила в день за каждого взрослого рабочего-заключенного три или четыре марки, в зависимости от квалификации, и половину этой суммы за несовершеннолетнего. Деньги шли, разумеется, в казну СС. Рабочие-заключенные питались крайне скудно и спали на деревянных нарах. Через несколько месяцев они умирали от невыносимых условий или их умерщвляли в концентрационных лагерях. На смену прибывали другие, поступившие в лагерь с очередным поездом в вагонах для перевозки скота.

„ИГ“ приспосабливалась к особенностям сотрудничества с СС. Однажды ее руководство высказало просьбу, чтобы конвоиры прекратили жестоко избивать заключенных на заводе на глазах „свободных“ поляков и немцев. „Чрезвычайно неприятные сцены“ оказывали „деморализующее воздействие…“ Однако несколько месяцев спустя оно все-таки согласилось с методами СС: „Наш опыт показывает, что только грубая сила имеет какое-то воздействие на этих людей“.

В конце концов „ИГ Фарбен“ была разочарована качеством рабского труда; ежедневные четырехмильные марши только в одну сторону истощали заключенных, и они стали слишком часто болеть. Для предотвращения этого компания построила свой собственный „филиал“ концентрационного лагеря Моновиц по той же схеме. Сохранившиеся архивные данные свидетельствуют: через ворота „ИГ Фарбен“ в Аушвице прошло триста тысяч заключенных (заводы здесь были настолько крупными, что использовали больше электроэнергии, чем весь Берлин).

Молодой итальянец по имени Примо Леви, заключенный Ml74517, выжил только благодаря тому, что вспомнил основы органической химии, которую он изучал в Турине, что позволило устроиться на работу в лабораторию. „Это нагромождение железа, бетона, грязи и дыма являло отрицание красоты, – сказал он об индустриальном комплексе ИГ. – На его территории не было живой травинки, почва пропитана ядовитыми остатками угля и бензина, а единственными живыми существами были машины и рабы, причем первые выглядели более живыми, чем последние“. В Моновиц заработать пытались все, вплоть до сотрудников лагеря, которые продавали на близлежащем рынке одежду и обувь тех, кто уже умер и кого раздели донага перед отправкой в крематории соседних лагерей. Для Леви это был „мир смерти и призраков. Последние следы цивилизации исчезли“.

К 1944 году, по некоторым оценкам, треть от общего количества рабочих, занятых в германской промышленности синтетического топлива на всей территории рейха, составляли заключенные. „ИГ Фарбен“ тесно и увлеченно сотрудничала с СС в Аушвице. И, что естественно, обе стороны постоянно дружески общались между собой. Перед Рождеством руководящие сотрудники заводов „ИГ Фарбен“ совместно с местным начальством СС отправились на праздничную охоту. В общей сложности они уложили 203 зайца, одну лису иодну дикую кошку. Начальник строительства комплекса „ИГ Фарбен“ был „объявлен самым лучшим охотником“, на счету у него оказались одна лиса и десять зайцев. „Все отлично провели время, – звучало в отчете об охоте. – Это был наилучший результат во всем районе за текущий год, и, возможно, он будет превзойден лишь в ходе охоты, которую в ближайшем будущем собираются устроить сотрудники концентрационного лагеря“.

„ОСНОВНАЯ СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ЦЕЛЬ“

После бессистемных и неэффективных стратегических бомбардировок Германии генерал Карл Спаатс, командующий стратегическими воздушными силами США в Европе, решил, что необходимы перемены. 5 марта 1944 года он предложил генералу Дуайту Эйзенхауэру, руководившему подготовкой к высадке в Нормандии, в качестве новой приоритетной цели предприятия по производству синтетического топлива. Он обещал, что в течение шести месяцев производство этого топлива сократится наполовину. Упомянул также и о дополнительной выгоде: эти заводы имеют для Германии столь важное значение, что такие налеты вспугнут люфтваффе и приведут к отзыву множества самолетов из Франции, куда намечалось вторжение союзников.

Британцы возражали против плана Спаатса, настаивая вместо этого на бомбардировках железнодорожной системы Франции. Но в конце концов Спаатс получил молчаливое согласие Эйзенхауэра на бомбардировки заводов синтетического топлива. 12 мая 1944 года авиационное крыло численностью 935 бомбардировщиков в сопровождении истребителей совершило налет на ряд заводов синтетического топлива, в том числе на гигантский завод „ИГ Фарбен“ в Лойне. Как только Альберт Шпеер узнал о случившемся, он поспешил увидеть повреждения на месте. „Я никогда не забуду день 12 мая, – писал он позднее. – В этот день противник одержал победу в сфере военного производства“. В результате налета „все, что более чем за два года преследовало нас как ночной кошмар“ превратилось в реальность. Спустя неделю Шпеер вылетел обратно для личного доклада фюреру. „Враг нанес удар в одно из наших самых уязвимых мест, -сказал он Гитлеру. – Если они продолжат в том же духе, то скоро у нас не будет никакой сколь-нибудь серьезной топливной промышленности. Единственная наша надежда на то, что в штабе авиации противника такие же легкомысленные люди, как в нашем! “

Однако результаты первого налета были не так страшны, как показалось на первый взгляд. Непосредственно перед тем, как союзники заставили Италию выйти из войны, германские военные захватили ее нефтяные запасы, значительно пополнив тем самым свои собственные. Это несколько смягчило удар. Лихорадочная активность на поврежденных топливных заводах вернула производство синтетического топлива на прежний уровень за пару недель. Но 28-29 мая союзники снова нанесли удары по объектам нефтяной промышленности Германии. Другая группа бомбардировщиков совершила налет на нефтепромыслы Плоешти в Румынии. 6 июня, в так называемый день Д, союзники осуществили давно ожидавшееся вторжение в Западную Европу, захватив маленькие плацдармы на пляжах Нормандии. Теперь задача уничтожения системы снабжения Германии приобрела более важное, чем когда-либо, значение, и 8 июня генерал Спаатс выпустил официальную директиву – „главной целью стратегических воздушных сил Соединенных Штатов является в настоящее время недопущение поставок горючего вооруженным силам противника“. Последовали регулярные налеты авиации на объекты промышленности синтетического топлива.

В ответ Шпеер дал указание о скорейшем восстановлении этих заводов и прочих объектов топливной промышленности или, по возможности, их рассредоточении на нескольких небольших, но хорошо защищенных и замаскированных участках – в развалинах разрушенных заводов, в каменоломнях, в подземельях. Даже пивоваренные заводы были переоборудованы под производства горючего. На 1944 год был запланирован значительный рост производства синтетического топлива, но теперь оборудование и запасные части приходилось разбирать на ремонт существующих предприятий. Этим занимались более 350 тысяч рабочих, многие из которых были заключенными. Сначала заводы восстанавливались быстро, но налеты авиации не прекращались, они все чаще выходили из строя и становились все более уязвимыми, все труднее было их вновь восстанавливать. Производительность начала резко снижаться. Перед первыми налетами в мае 1944 года производительность получения синтетического топлива путем гидрогенизации составляла в среднем 92 тысячи баррелей в день; в сентябре она упала до 5 тысяч баррелей в день. Производство авиационного бензина в этом месяце составило всего 3 тысячи баррелей в день – только 6 процентов от средней производительности за первые четыре месяца 1944 года. Тем временем русские захватили нефтеразработки Плоешти, лишив Гитлера основного источника сырой нефти.

Производство германских самолетов еще держалось на максимальном уровне. Но без горючего они не представляли никакой ценности. Реактивные истребители, новое германское изобретение, которое могло бы обеспечить люфтваффе значительное преимущество, поступили на вооружение осенью 1944 года. Но не было топлива даже для того, чтобы поднять машины в воздух для тренировки пилотов. В целом люфтваффе приходилось довольствоваться лишь одной десятой минимального количества бензина. Германские военно-воздушные силы попали в западню. В отсутствие истребителей для защиты топливных заводов разрушительное воздействие налетов союзников росло, что еще больше снижало поставки авиационного бензина для люфтваффе. Воздушная подготовка новых летчиков сократилась до одного часа в неделю. „Фактически это был смертельный удар! – уже по окончании войны заявил генерал Адольф Галланд, командующий германской истребительной авиации. – Начиная с сентября нехватка горючего стала невыносимой. Поэтому воздушные операции оказались практически невозможными“.

Осенью 1944 года вследствие плохих погодных условий налеты временно прекратились, и в ноябре немцы смогли увеличить производство синтетического топлива. Но оно снова упало в декабре. „Мы должны учитывать, что те, кто руководит авиационными налетами на экономические объекты, неплохо осведомлены об экономической жизни Германии, – заявил Шпеер на конференции, посвященной вопросам вооружения. – К счастью для нас, противник начал следовать этой стратегии только в последние пол– или три четверти года… До этого он занимался глупостями“. Наконец стратегические бомбардировки промышленных объектов парализовали значительную часть германской военной машины. Но война еще не была завершена.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒