В поисках социальной солидарности: основные исследования Дюркгейма

⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 13

Дюркгейм был довольно плодовитым автором, хотя и не столь плодовитым, как его не менее знаменитый современник, немецкий социолог Макс Вебер. Он опубликовал немало статей и бесчисленное множество рецензий; многие его статьи, лекции и лекционные курсы опубликованы посмертно.

При жизни Дюркгейм издал четыре книги: «О разделении общественного труда» (1893), «Метод социологии» (1895), «Самоубийство» (1897) и «Элементарные формы религиозной жизни» (1912).

Книга «О разделении общественного труда» представляет собой публикацию успешно защищенной докторской диссертации автора. Содержание ее гораздо шире заглавия и, по существу, составляет общую теорию социальных систем и их развития.

Основная цель работы: доказать, что, вопреки некоторым теориям, разделение общественного труда обеспечивает социальную солидарность, или, иными словами, выполняет нравственную функцию. Но за этой формулировкой цели скрывается другая, более значимая для автора: доказать, что разделение труда — это тот фактор, который создает и воссоздает единство обществ, в которых традиционные верования утратили былую силу и привлекательность.

Для обоснования этого положения Дюркгейм развивает теорию, которая сводится к следующему. Если в архаических («сегментарных») обществах социальная солидарность основана на полном растворении индивидуальных сознаний в «коллективном сознании» («механическая солидарность»), то в развитых («организованных») социальных системах она основана на автономии индивидов, разделении функций, функциональной взаимозависимости и взаимообмене («органическая солидарность»), причем «коллективное сознание» здесь не исчезает, но становится более общим, неопределенным и действует в более ограниченной сфере.

Следует подчеркнуть, что автор стремится строить свою теорию на определенной эмпирической базе, в качестве которой выступают некоторые древние и современные нравственно-правовые системы. Нижеследующая схема, составленная С. Люксом, дает прекрасное представление о дюркгеймовском описании механической и органической солидарности в связи с определенными типами обществ[148].

Не углубляясь в очень отдаленные истоки, отметим лишь три основные теории, из которых и в полемике с которыми выросла дюркгеймовская теория разделения общественного труда.

1. Прежде всего это теория Конта, согласно которой разделение труда имеет двойственное значение для социальной солидарности. С одной стороны, разделение труда — ее источник[149].

Но в то же время оно содержит в себе постоянную угрозу социальной дезинтеграции. Противодействие ей Конт, вслед за социальными мыслителями консервативного толка, видел в моральном единстве, основанном на традиции и усилении роли государства. Дюркгейм стремится разрешить проблему, обосновывая солидаризирующую функцию разделения труда и учитывая роль традиционного «коллективного сознания», но отводя последнему более узкую сферу в развитых, дифференцированных социальных системах.

2. Во-вторых, это теория Спенсера, продолжавшая традицию утилитаристской этики, которая присутствовала как в собственно нравственной философии, так и в классической экономической науке. Согласно этой позиции, явно или неявно выраженной, в «промышленных» обществах солидарность возникает автоматически вследствие того, что индивиды преследуют свои собственные интересы и свободно обмениваются результатами своей деятельности; централизованное регулирование лишь мешает достижению такого единства. Возражая против этой точки зрения, Дюркгейм доказывает, что договорные отношения обмена предполагают уже заранее существующую нравственную регламентацию подобных отношений, поэтому последние не могут объяснить солидарность как таковую.

3. Третий источник теории Дюркгейма и одновременно объект его полемики — знаменитая работа немецкого социолога Ф. Тенниса «Община и общество» (1887). Теннис считал, что «община» основана на эмоциональной общности, «общество» — на рациональном расчете, частной собственности и свободном обмене. В своей рецензии на книгу немецкого социолога (1889) Дюркгейм в целом оценивал ее высоко. Он положительно оценил само деление на указанные два типа и описание основных черт «общины», однако он отверг положение о том, что у «общества» в интерпретации Тенниса нет внутренних источников солидарности, возникающей лишь в результате внешнего воздействия государства. Дюркгейм интерпретировал Тенниса таким образом, что «общине» присуще «органическое» единство, а «обществу» — «механическое»[150].

В противовес Теннису и по аналогии с эволюцией живых организмов: от простых и однородных, с недифференцированными органами и функциями к сложным, основанным на дифференциации и взаимодействии органов и функций (здесь опять-таки сказалось влияние Спенсера и органицизма), — Дюркгейм дает характеристику «общины» как «механического» целого, а «общества» — как «органического»[151].

В работе «О разделении общественного труда» эволюционистский подход сочетается со структурно-функциональным. Классификация автором социальных структур («сегментарных» и «организованных» обществ), рассмотрение сложных обществ как сочетания простых основаны на эволюционистском представлении о последовательной смене во времени одних социальных видов другими. Однако уже в этой работе Дюркгейм отказывается от плоского однолинейного эволюционизма в пользу представления о сложности и многообразии путей социальной эволюции. Он склонен главным образом говорить не об обществе, а об обществах. Хотя «механическая» солидарность в его интерпретации характерна преимущественно для архаических обществ, а «органическая» — для современных промышленных, все же это деление в большой мере носит аналитический характер. Дюркгейм признает сохранение элементов «механической» солидарности при господстве «органической», и вообще эти категории в его интерпретации выступают преимущественно как «идеальные типы», по терминологии М. Вебера.

«Органическая» солидарность, по Дюркгейму, — нормальное и естественное следствие разделения труда. Однако он вынужден признать, что в действительности в современных обществах социальные антагонизмы представляют собой явление в высшей степени распространенное. Тем не менее ситуацию, когда разделение труда не производит солидарность, он объявляет «анормальной». Чтобы обосновать такую характеристику, ему приходится исходить из предположения о том, что современные европейские общества переживают переходный период, а разделение труда не развито еще в такой мере, чтобы выполнить свою солидаризирующую функцию. «Следовательно, — справедливо отмечает С. Люкс, — условия для функционирования органической солидарности могут быть только постулированы в форме предсказания относительно условий будущего состояния социальной нормальности и здоровья»[152].

Вначале Дюркгейм рассчитывал на то, что со временем разделение труда само придет к своему «нормальному» состоянию и начнет порождать солидарность. Но уже ко времени опубликования «Самоубийства» (1897) и особенно выхода второго издания книги «О разделении общественного труда» (1902) он приходит к мысли о необходимости социально-реформаторских действий по внедрению новых форм социальной регуляции, прежде всего посредством создания профессиональных групп (корпораций). Это нашло отражение в предисловии ко второму изданию книги.

Идея возрождения в новой форме средневековых корпораций была связана с тем, что Дюркгейм, вслед за Сен-Симоном и многими другими мыслителями во Франции, рассматривал весь период после Великой французской революции как переходный, промежуточный на пути к новому общественному состоянию. Революция разрушила средневековые социальные институты, но позитивную работу по созданию новых институтов, норм и ценностей еще предстояло осуществить. Мысль Конта о том, что «разрушают только то, что заменяют», безусловно была близка Дюркгейму.

В своем предисловии, посвященном профессиональным группам, автор указывает на их исторические, реальные истоки. Но идея необходимости профессиональных и, шире, «промежуточных» между государством и семьей групп имела истоки и во многих социальных и социально-реформистских доктринах XIX в. В этой связи, в частности, необходимо отметить идеи французского социолога А. де Токвиля (1805–1859), рассматривавшего «промежуточные» группы как противовес государственному деспотизму, с одной стороны, и индивидуализму — с другой.

Теория, развитая Дюркгеймом в его первой книге, послужила объектом интенсивной, разносторонней и нередко обоснованной критики, что не помешало ей занять видное место в социологической классике. В этой работе он разрабатывает ключевые понятия своей социологической теории, в том числе такие, как «социальная функция», «коллективное сознание», «аномия». Особенно важное значение для развития социологического знания имело понятие «аномии», которым Дюркгейм обозначает состояние ценностно-нормативного вакуума, характерного для переходных и кризисных периодов и состояний в развитии обществ, когда старые социальные нормы и ценности перестают действовать, а новые еще не установились[153]. В дальнейшем концепция аномии разрабатывалась в исследованиях социальных норм, в социологии права, морали, отклоняющегося поведения и т. д. Из наиболее известных разработок такого рода следует указать на концепцию американского социолога Мертона[154].

Среди работ Французской социологической школы, на которые книга Дюркгейма оказала наибольшее влияние, необходимо отметить исследования С. Бугле «Уравнительные идеи» (1899) и «Опыты о кастовом строе» (1908), работу П. Фоконне «Ответственность» и, наконец, знаменитое исследование Мосса «Опыт о даре» (1925)[155].

Работа «Метод социологии» (точное заглавие в оригинале — «Правила социологического метода») вначале была опубликована в 1894 г. в виде серии статей, а в следующем году с небольшими изменениями и предисловием была издана отдельной книгой. Написанная по горячим следам недавно опубликованной предыдущей книги, она основана на опыте этого исследования и содержит развитие некоторых выдвинутых в нем идей. По решительности, сжатости и четкости стиля эта работа с полным основанием может быть отнесена к жанру манифеста. Дюркгейм стремится дать четкое описание способов постижения социологической истины: определения и наблюдения социальных фактов, социологического доказательства, различения «нормальных» и «патологических» явлений, конструирования социальных типов, описания и объяснения фактов.

В «Методе социологии» проявилось стремление Дюркгейма строить социальную науку не только на эмпирическом, но и на методологически обоснованном фундаменте: отсюда его понятие «методическая социология». Такой подход противостоял хаотическому и произвольному подбору фактов для обоснования тех или иных предвзятых идей. В то же время он был направлен против дилетантизма и поверхностности, характерных для многих трудов по социальным вопросам. Дюркгейм испытывал глубокую неприязнь к таким трудам, считая, что они дискредитируют науку.

В этой связи следует отметить и неявно присутствующий этический пафос в «Методе социологии». Сформулированные в нем «правила» — больше, чем просто исследовательские приемы и процедуры. Это своего рода методологические заповеди исследователя. В конечном счете они основываются на требовании интеллектуальной, научной честности, освобождения научного исследования от всяких политических, религиозных, метафизических и прочих предрассудков, препятствующих постижению истины и приносящих немало бед на практике. Это этика честного непредвзятого познания. В данном отношении позиция Дюркгейма была близка позиции Макса Вебера, выраженной в его работе «Наука как профессия». Правда, французскому социологу можно было бы возразить, приведя распространенное и вполне справедливое утверждение о том, что беспредпосылочное, свободное от ценностей познание невозможно. Но дело в том, что главная ценностная предпосылка в процессе подлинно научного познания как раз и состоит в ценности познания как такового; в противном случае это уже не наука, а нечто иное.

Дюркгейм признавал преходящий характер сформулированных им «правил». Действительно, далеко не все из них могут служить исследователю сегодняшнего дня. И все же многие «правила», так же как и общий этический и рационалистический пафос его «манифеста», сохранили свое значение и в наши дни. Поэтому современный социолог, не всегда сознавая это, нередко говорит той прозой, которой был написан «Метод социологии».

Исследование Дюркгейма «Самоубийство» (1897), в отличие от остальных его исследований, основано на анализе статистического материала, характеризующего динамику самоубийств в различных европейских странах. Автор решительно отвергает попытки объяснения исследуемого явления внесоциальными факторами: психологическими, психопатологическими, климатическими, сезонными и т. п. Только социология способна объяснить различия в количестве самоубийств, наблюдаемые в разных странах и в разные периоды. Прослеживая связь самоубийств с принадлежностью к определенным социальным группам, Дюркгейм устанавливает зависимость числа самоубийств от степени ценностно-нормативной интеграции общества (группы). Он выделяет три основных типа самоубийства, обусловленных различной силой влияния социальных норм на индивида: эгоистическое, альтруистское и анемическое. Эгоистическое самоубийство имеет место в случае слабого воздействия социальных (групповых) норм на индивида, остающегося наедине с самим собой и утрачивающего в результате смысл жизни. Альтруистское самоубийство, наоборот, вызывается полным поглощением обществом индивида, отдающего ради него свою жизнь, т. е. видящего ее смысл вне ее самой. Наконец, аномическое самоубийство обусловлено состоянием аномии в обществе, когда социальные нормы не просто слабо влияют на индивидов (как при эгоистическом самоубийстве), а вообще практически отсутствуют, когда в обществе наблюдается нормативный вакуум, то есть аномия[156].

Человеческие потребности и желания, согласно Дюркгейму, безграничны по своей природе. Возможности их удовлетворения неизбежно ограничены, и отсутствие эффективных норм, регулирующих и обуздывающих человеческие аппетиты, делает индивидов несчастными и толкает их к самоубийству. Понятие аномии получает в «Самоубийстве» дальнейшее развитие и углубленную разработку.

Как и в других своих исследованиях, Дюркгейм связывает изучаемое им явление со степенью и типомеониальной сплоченности. Исходя из гипотезы о том, что степень сплоченности в различных религиозных общинах различна, он прослеживает связь между конфессиональной принадлежностью и уровнем эгоистических самоубийств, сравнивая статистику самоубийств у протестантов, католиков и иудаистов. Последующий анализ, проведенный, в частности, его учеником и последователем Морисом Хальбваксом, показал, что, выделив фактор конфессиональной принадлежности, Дюркгейм оставил без внимания некоторые другие факторы, которые могли быть более значимыми. Так, объясняя больший процент самоубийств у протестантов в сравнении с католиками их более слабой интегрированностью в религиозной общине, он не учел тот факт, что исследуемые протестанты проживали преимущественно в городах, тогда как среди католиков значительно выше был процент сельского населения. Таким образом, в данном случае фактор проживания в городе мог более существенно влиять на рост самоубийств в соответствующей совокупности, чем фактор конфессиональной принадлежности (число самоубийств в городах, как правило, выше числа самоубийств в сельской местности независимо от конфессии).

Несмотря на то что впоследствии исследование Дюркгейма подвергалось критике с различных точек зрения, оно единодушно признается одним из выдающихся достижений не только в изучении самоубийства, но и в социологии в целом.

Последний и самый значительный по объему труд Дюркгейма — «Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии» (1912)[157].

Исследование основано на анализе этнографических описаний жизни австралийских аборигенов. Обращение к этим «элементарным» формам позволяет, с точки зрения автора, исследовать религию в «чистом виде», без последующих вторичных теологических и прочих наслоений. Дюркгейм поставил перед собой цель, опираясь на этот материал, проанализировать социальные корни и социальные функции религии. Но по существу цель эта была гораздо более широкой. Во-первых, вследствие широкой трактовки религиозных явлений Дюркгеймом его работа превращалась в исследование социальных аспектов идеологии, ритуала и некоторых других явлений, выходящих за рамки собственно религии в традиционном понимании. Во-вторых, этот труд содержал в себе попытку построения социологии познания посредством выведения основных категорий мышления из первобытных социальных отношений[158]. Не случайно первоначально Дюркгейм намеревался назвать его «Элементарные формы мышления и религиозной жизни».

Дюркгейм отвергает определения религии через веру в бога (так как существуют религии без бога), через веру в сверхъестественное (последняя предполагает веру в естественное, возникающую сравнительно недавно вместе с позитивной наукой) и т. п. Он исходит из того, что отличительной чертой религиозных верований всегда является деление мира на две резко противоположные сферы: священное и светское. Круг священных объектов не может быть определен заранее; любая вещь может стать священной, как необычная, так и самая заурядная. Дюркгейм определяет религию как «связную систему верований и обрядов, относящихся к священным, то есть отделенным, запретным вещам; верований и обрядов, объединяющих в одну моральную общину, называемую церковью, всех, кто является их сторонниками»[159].

Автор детально анализирует социальное происхождение тотемических верований, обрядов, их социальные функции. Будучи порождением общества, религия укрепляет социальную сплоченность и формирует социальные идеалы. Религия — это символическое выражение общества; поэтому, поклоняясь тем или иным священным объектам, верующий в действительности поклоняется обществу — «реальному» объекту всех религиозных культов. Дюркгейм подчеркивает сходство между религиозными и гражданскими церемониями, он фиксирует внимание на общих чертах сакрализации как социального процесса. Поэтому его работа явилась вкладом не только в становление социологии религии в собственном смысле, но и в изучение гражданской религии и светских культов. Подобно предыдущим работам, книга «Элементарные формы религиозной жизни» явилась выдающимся достижением социологической мысли, и научное сообщество также относит ее к классическим.

Дюркгейм вчера и сегодня

Судьба незаурядных научных идей нередко такова, что, оказав глубокое и повсеместное влияние в науке, превратившись в «парадигму», они, по крайней мере внешне, теряют свою актуальность. Кажется, что они существовали всегда и не существовать не могли. Так произошло и с идеями Дюркгейма, находящимися у истоков современного социологического мышления.

Трудно найти такую отрасль социологии, начиная от общей социологической теории и кончая прикладными исследованиями, в которой бы влияние исследований Дюркгейма так или иначе не ощущалось. Трудно назвать более или менее крупного социолога нашего столетия, который бы так или иначе не соотносил свои идеи с дюркгеймовскими, с тем чтобы продолжить и развить их или полемизировать с ними. Трудно, наконец, назвать такую страну, в которой хотя бы номинальное присутствие социологии не сочеталось с одновременным присутствием дюркгеймовских идей.

Вклад Дюркгейма в становление и развитие социологического знания общепризнан. И тем не менее идеи Дюркгейма продолжают сохранять актуальность в том смысле, что далеко не все из них и не повсюду стали достоянием не только массового сознания, но и профессионального сознания социальных ученых. Между тем они могут оказаться весьма полезными и сегодня, особенно в обществах, находящихся в переходном состоянии, переживающих бурные социальные изменения и радикальное обновление социальных институтов. Именно такой исторический этап переживают сейчас страны, освобождающиеся от тоталитарных режимов.

Конечно, Франция эпохи Дюркгейма существенно отличается от этих обществ рубежа XX–XXI столетий. Конечно, концепции французского социолога во многом ошибочны: ведь у классиков, в отличие от простых смертных, и заблуждения бывают выдающимися. Тем не менее теория Дюркгейма разрабатывалась не только для Франции конца XIX — начала XX в. и применима не только к ней. Ведь между обществами и эпохами существуют, как известно, не только различия, но и сходства. В противном случае вера в то, что из истории можно извлекать уроки, ни на чем не основана. К сожалению, некоторые даже весьма простые и давно установленные социологические истины сегодня оказались основательно забыты вследствие длительного и безраздельного господства псевдосоциологических догм.

Ниже следует краткое рассмотрение нескольких ключевых тем и принципов социологического наследия Дюркгейма, имеющих, на наш взгляд, существенное значение для социальной науки и практики в нашей стране в современных условиях.

1. Общество. Даже такая, казалось бы, сверхбанальная категория, как «общество», сегодня нуждается в новом обосновании и возрождении. Для Дюркгейма эта категория имела основополагающее значение и представляла собой нечто гораздо большее, чем просто научное понятие; он говорил о нем с пылом и страстью пророка. В связи с секуляризацией общественной жизни он видел в обществе высшую и в то же время «реальную» сущность, которая обосновывает и санкционирует нравственность. «Между Богом и обществом надо сделать выбор, — говорил он. — Не стану рассматривать здесь доводы в пользу того или иного решения; оба они близки друг другу. Добавлю, что, с моей точки зрения, этот выбор не очень существен, так как я вижу в божестве лишь общество, преображенное и мыслимое символически»[160].

Понятие общества в социологистской интерпретации довольно расплывчато и многозначно; Дюркгейм мистифицировал и сакрализовал его. Он гипостазировал общество и игнорировал противоречивость и сложность его структуры. Несмотря на это, идея общества имеет непреходящее значение и сегодня актуальна не меньше, чем во времена Дюркгейма.

На протяжении многих лет в социальной псевдонауке, выступавшей от имени марксизма, основным субъектом исторического процесса провозглашалось не общество, а классы. Само же общество трактовалось в социал-дарвинистском духе как арена беспощадной классовой борьбы, так что общество как целостная система выступало как своего рода фикция. При этом рядом сосуществовали две взаимоисключающие концепции. В одних случаях подлинными распорядителями исторического процесса объявлялись господствующие классы, навязывающие свою волю остальным классам и слоям; в других (иногда параллельно), наоборот, объявлялось, что подлинные творцы истории — народные массы (таким образом, в последней интерпретации от роли субъектов истории господствующие классы отлучались).

В настоящее время в некоторых исторических, околонаучных и околохудожественных концепциях возрождается старый миф расово-антропологической школы, согласно которому главные субъекты исторического процесса — не классы, а расы и этносы. Если в прежних вульгарных интерпретациях общество представлялось воплощением и продуктом классов и классовой борьбы, то в нынешних исторических мистификациях общество толкуется как превращенная форма «игры кровей», борьбы рас и этносов. Критика расово-антропологических концепций, развернутая еще в социологии конца XIX — начала XX в., в этой связи полностью сохраняет свою актуальность, так же как сохраняет актуальность идея общества.

Идее общества как совокупности всех индивидов и групп, объединенных многообразными социальными, экономическими, культурными связями, общими традициями, целями и ценностями, еще предстоит занять свое место и в сознании социальных ученых, и в общественном мнении.

2. Социальная солидарность. Тема социальной солидарности — основная тема всей социологии Дюркгейма. Его первый лекционный курс в Бордоском университете был посвящен проблеме социальной солидарности, а первая книга — обоснованию «солидаризирующей» функции разделения труда. В своем социологическом исследовании самоубийства он связывал различные типы этого явления с различной степенью социальной сплоченности. Наконец, его последнее крупное исследование посвящено доказательству роли религии в создании и поддержании социального единства. Не случайно исследование согласия в социологии рассматривается как дюркгеймовская традиция[161].

По существу, солидарность для Дюркгейма — синоним общественного состояния. Он был убежден, что в конечном счете люди объединяются в общество не ради индивидуальной и групповой вражды, а вследствие глубокой и взаимной потребности друг в друге.

Несомненно, доказывая «нормальный» характер солидарности и «анормальный» характер ее отсутствия, Дюркгейм во многом выдавал желаемое за действительное, за что подвергался вполне обоснованной критике. Он чрезмерно оптимистично оценил реальность и перспективы «органической» солидарности и совершенно не предвидел массовые всплески «механической» солидарности в тоталитарных обществах.

Известно, что разделение труда ведет к формированию социальных групп со своими особыми, нередко конфликтующими интересами; это убедительно доказал еще Маркс. Но ведь и отсутствие солидарности, социально-групповую вражду также нельзя признать «нормальной», т. е. непрерывной и повсеместной. Во-первых, это фактически неверно. Сотрудничество, взаимообмен и сплоченность — во всяком случае, не менее универсальные явления социальной жизни, чем конфликт. Во-вторых, и сам конфликт, эффективно, мирно и вовремя разрешаемый, иногда играет социально функциональную роль, выступая как симптом социальных проблем и средство восстановления социального равновесия. Наконец, в-третьих, необходимо иметь в виду так называемый «эффект самоосуществляющегося пророчества»: провозглашение социальной вражды «нормальным» явлением, будучи фактически неверным, в то же время может служить и служило средством ее обоснования, оправдания, практического внедрения. И наоборот, признание солидарности нормой социальной жизни влечет за собой активный поиск путей ее осуществления и может реально способствовать этому осуществлению.

Именно осуществление принципа социальной солидарности может успешно противостоять теперь пагубным проявлениям индивидуального, группового, национального эгоизма — следствиям традиционного деспотического централизма, многолетнего искоренения естественных различий и насаждения искусственного единообразия. При этом необходима именно такая солидарность, которая основана на различиях, на взаимодополнительности и взаимообмене. Выражаясь дюркгеймовским языком, насильственная и искусственная «механическая» солидарность должна уступить место естественной и добровольной «органической» солидарности.

К сожалению, подлинное значение разделения общественного труда до сих пор еще не осознано, так же как не осознано значение равных «внешних» условий (по выражению Дюркгейма) этого разделения. Современное общество безнадежно деградирует, когда разделение труда в нем основано на протекционизме, родственных связях, привилегиях, происхождении и прочих формах противоестественного социального отбора. И наоборот, общество может процветать только при условии естественного социального отбора, основанного на свободном соревновании трудовых достижений, умов, талантов, нравственных достоинств в равных условиях и соответственно вознаграждаемых. Существенное условие социальной эффективности и успешного функционирования разделения труда, всех форм плюрализма — безусловное признание всеми членами общества определенного минимума объединяющих общих ценностей, образующих то, что Дюркгейм называл «коллективным сознанием». Придумывать их не нужно, их необходимо лишь коллективно отобрать из ценностей, уже функционирующих в общественном мнении, и из социокультурных традиций. Они зафиксированы во «Всеобщей декларации прав человека».

Важное значение имеет в настоящее время уже начавшийся процесс формирования разнообразных «промежуточных» групп, способных отстаивать интересы своих членов и в то же время служить для них нравственной средой. Эта старая социологическая «рекомендация» должна получить дальнейшее применение и развитие.

3. Мораль. Мораль в истолковании Дюркгейма неотделима от социальной солидарности и также постоянно находилась в центре его исследовательских интересов. Доказывая, что разделение труда порождает солидарность, он одновременно доказывал, что оно выполняет нравственную функцию. Последняя неоконченная работа французского социолога была посвящена проблемам этики. Дюркгейм вынашивал мысль создать особую науку о нравственных фактах, которую он называл «физикой нравов»[162]. Эта основанная на социологии наука о нравственности в его истолковании сама должна была стать нравственностью. Дюркгейм считал, что нравственность не следует выводить из искусственно формулируемых этических учений, навязывая их затем обществу. Нравственность следует черпать из самой социальной действительности, проясняя ее средствами науки. «Социальный вопрос» для Дюркгейма был не столько экономико-политическим, сколько нравственно-религиозным вопросом. Мораль он понимал как практическую, действенную, реальную силу; все же, что не имеет нравственного основания, с его точки зрения, носит временный и непрочный характер. Именно поэтому он считал, что политические революции сами по себе не затрагивают основ социального строя, если они не выражают глубинных нравственных ценностей общества и не опираются на них.

К этим идеям Дюркгейма уместно обратиться и сегодня. В течение длительного времени и в науке, и в массовом сознании в нашей стране доминировало представление о том, что практической, реальной силой в истории являются только экономика и политика. Нравственность же считалась если не эпифеноменом, то, во всяком случае, чем-то из области высших сфер сознания, не затрагивающих общественного бытия. Между тем и социальная наука, и социальный опыт свидетельствуют о том, что любые экономические и политические институты базируются на определенных нравственных основаниях. Соответственно, чтобы преобразовать указанные институты, требуется изменить эти основания, восстановить их и опереться на них. В противном случае даже самые верные экономико-политические решения не могут быть реализованы.

4. Социальные нормы и ценности. Дюркгейм внес важнейший вклад в понимание общества как ценностно-нормативной системы. С его точки зрения, социальное поведение всегда регулируется некоторым набором правил, которые являются обязательными и привлекательными, должными и желательными. Правда, и в этом вопросе его теория уязвима в некоторых отношениях. «В работах Дюркгейма религиозные предписания и, шире, моральные нормы рассматриваются так, как если бы они поддавались только одному способу истолкования членами общества, — справедливо отмечает Э. Гидденс. — Но одна и та же совокупность символов и кодов, таких, например, как христианские догматы, может быть и обычно становится объектом разнообразных и антагонистических истолкований, вовлекаясь в борьбу групп с противоположными интересами»[163].

Тем не менее и здесь нам есть что почерпнуть в теории французского социолога. Это относится, в частности, к его понятию аномии, о котором шла речь выше. Описанное Дюркгеймом состояние аномии всегда сопровождает общества в переходные периоды их истории; в этом смысле оно нормально. Такое состояние, по-видимому, переживает в настоящее время и наше общество. Осознание этого — первый шаг на пути преодоления анемического состояния. Тогда на смену ценностям изуродованным, девальвированным, антигуманным придут ценности подлинные, основательные, свободно и ответственно принятые.

Настоящим томом издательство «Канон» продолжает давнюю, хотя и надолго прерванную, традицию издания произведений Дюркгейма в России. Именно в России были осуществлены первые переводы его книг, причем еще при его жизни, когда классик еще не стал классиком[164].

В 1991 г. в серии «Социологическое наследие» издательства «Наука» был опубликован однотомник Дюркгейма, в который вошли новые переводы книг «О разделении общественного труда» и «Метод социологии»[165]. Тираж быстро разошелся, что неудивительно, учитывая, с одной стороны, его незначительность, с другой — большой читательский интерес к социологической классике и потребности развивающегося социологического образования. Кроме того, в 1991 г. в журнале «Социологические исследования» была опубликована известная работа Дюркгейма «Ценностные и „реальные“ суждения»[166].

Представляемая вниманию читателя книга включает в себя ряд произведений Дюркгейма. Она состоит из двух частей.

Первую часть составляет «манифест» дюркгеймовской социологии, один из шедевров мировой социологической классики «Метод социологии» («Правила социологического метода»). Первоначально эта работа была опубликована в виде серии статей, а в 1895 с незначительными изменениями и предисловием была издана отдельной книгой в издательстве «Алькан». В 1901 г. вышло второе издание книги, к которому автор написал специальное предисловие. С тех пор книга переиздавалась практически без изменений.

На русском языке книга впервые была издана в Южно-Русском книгоиздательстве Ф. А. Иогансона (Киев-Харьков, 1899); переводчик книги неизвестен. Несмотря на низкий уровень перевода и типографского исполнения, значение этого издания было весьма существенным: это было первое книжное издание Дюркгейма за пределами Франции.

Настоящее издание «Метода социологии» воспроизводит вышеназванное издание 1991 г., вышедшее в серии «Социологическое наследие» издательства «Наука». Перевод осуществлен по книге: Durkheim E. Les regies de la methode sociologique. 13-eme ed. P., Presses Universitaires de France, 1956.

Вторую часть книги составляют небольшие работы Дюркгейма разных лет, получившие широкую известность и более или менее полно представляющие его воззрения на предмет, метод и призвание социологии. Работы расположены в хронологическом порядке, что дает возможность читателю наглядно представить себе преемственность и эволюцию концепций автора.

А. Б. Гофман

Комментарии

Метод социологии ^*

(1) Datum (лат.) — данное.

(2) Тератология — раздел медицины, зоологии и ботаники, изучающий аномалии, пороки развития и уродства человека, животных и растений.

(3) Ex professo (лат.) — профессионально, по обязанности.

(4) Отцом признается состоящий в узаконенном браке (лат.).

(5) Согласно Огюсту Конту, индивид, общество, человечество проходят в своем развитии три стадии, соответствующие трем стадиям развития человеческого интеллекта: теологическую, метафизическую и позитивную. Этот закон Конт считал своим главным научным открытием.

(6) Vis a tergo (лат.) — внутренняя движущая сила.

Курс социальной науки ^*

(Соurs de science sociale. Lecon d'ouverture)

Этой лекцией Дюркгейм открыл свой первый лекционный курс в Бордоском университете. Курс назывался «Социальная солидарность» и был прочитан в 1887–1888 гг. Впервые текст лекции был опубликован в журнале «Revue Internationale de l'enseignement», 1888, XV, pp. 23–48. Настоящий перевод осуществлен по изданию: Durkheim E. La science sociale et l'action. Introd. et pres. de Filloux J.-C. P., 1970, pp. 77-110.

Материалистическое понимание истории ^*

(La conception materialiste de l'histoire)

Работа представляет

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 9 10 11 1213