Свобода слова и права личности

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 30Следующая ⇒

Возникло объективное противоречие между свободой информирования общества средствами массовой коммуникации, осознаваемой сегодня как признак демократизации, декларируемой национальными, надгосударственными документами, и правами отдельной личности.

Вспомним, что одним из первых документов, принятых генеральной ассамблеей ООН в 1946 г., была резолюция о свободе информации, которая гласила, что эта свобода «означает право собирать, передавать и публиковать информацию, представляющую общественный интерес, без всяких ограничений». В том же ряду стоит право каждого человека на информацию, в 1948 г. провозглашенное Всеобщей декларацией прав человека. Таким образом, права личности на свободу выражения мнения, являющиеся сегодня общественной моралью, не беспредельны. Естественными ограничениями выступают права другой личности (при условии, что их не ущемляют права первой) и общественная мораль.

Поскольку освещение социальной жизни СМК включает и информацию о людях, чьи действия и мнения — иногда единственный предмет новости, указанная область является зоной столкновения этих двух подходов: неясно, где кончается общественный интерес к жизни индивида и где начинаются барьеры, за которыми эта жизнь стремится укрыться. Прежде всего, речь идет о тех личностях, которые по роду занятий находятся у всех на виду, более того, они сами весьма заинтересованы в повышенном внимании к ним прессы, поскольку это вызывает цепную реакцию интереса. Именно такая ситуация предусмотрена Европейским судом по правам человека, который, в полном соответствии с концепцией свободы информации, предоставляет каждому возможность выражать свое мнение по поводу общественной и частной жизни любого человека, за исключением случаев, когда это мнение содержит ложные или оскорбляющие достоинство личности сведения.

Если речь идет о клевете, эта ситуация является сравнительно простым случаем, который довольно основательно представлен во многих национальных сводах законов.

Всплеск общественной дискуссии по этому поводу возникает всякий раз, когда речь идет о знаменитостях. Трагическая смерть принцессы Дианы, как мы помним, привела к тому, что фотожурналисты, опубликовавшие снимки попавшей в автокатастрофу принцессы, чуть не оказались на скамье подсудимых. Сразу стоит оговориться, что на этот счет в каждой стране существует свой общественный настрой, базирующийся на своего рода публичном интересе. Скандал с президентом США Б. Клинтоном не мог разразиться, например, во Франции, поскольку подобное судебное разбирательство было бы вмешательством в частную жизнь.

Приведем данные опроса общенациональной выборки в Японии (фирма YS, количество опрошенных 2231 чел., 1986 г.). Респондентам предложено было ответить на вопрос «Считаете ли вы, что газеты заботятся о том, чтобы не вторгаться в частную жизнь людей? » (в процентах ко всем опрошенным):

Да, очень заботятся 11

Отчасти заботятся 56

Не слишком много заботятся 23

Почти совсем не заботятся 4

Нет ответа 6

В 80-х годах в США и Великобритании обозначился рост числа гражданских исков о диффамации в прессе, на радио и телевидении. По наблюдениям исследователей, некоторые иски были продиктованы либо стремлением наказать журналистов за непонравившиеся выступления, либо желанием получить «легкие деньги». Причем в Соединенных Штатах до 70 % возбужденных дел присяжные решают в пользу истцов. Как результат, цена страховки на случай диффамации постоянно растет,

а одна из американских страховых компаний даже прекратила заключать договоры на страхование с органами пропаганды.

Участились и обратные меры со стороны издателей и журналистов. Еще в 1983 г. «Чарльстон газетт» (штат Западная Виргиния), после того как истец получил отказ в удовлетворении своего иска, «вчинила» ему контриск за необоснованность обвинения в диффамации. Демарш имел успех. Газета получила крупную сумму компенсации. Позднее она повторила свой маневр. Ее примеру последовали и другие органы прессы (такого рода данные приводятся в ежегодных обзорах профессионального журнала «Вестник Московского университета». Серия «Журналистика»).

Со временем явление приняло довольно распространенный характер. Солидное возмещение ущерба по контрискам получили та же «Чарльстон газетт», газеты «Лос-Анджелес геральд-экзаминер» и «Сан-Тэттлер» (Голливуд, штат Флорида), радиотелесеть Эн-Би-Си. Именно в связи с этим Верховный суд США ужесточил требования к гражданским искам по диффамации. Согласно его решению, такие иски от государственных и общественных деятелей «могут быть отвергнуты до суда, если есть основания полагать, что истцы не в состоянии убедительно доказать диффамацию». Российское законодательство в настоящем его виде не способно воспрепятствовать возможности использовать в прямом теле- и радиоэфире некорректные или ложные высказывания. Вероятность пострадавшего привлечь обидчиков к ответу была и остается иллюзорной¹.

Обзор, на который мы в данном случае ссылаемся, говорит, как эта проблема решена на Западе.

Проблема фиксации доказательств диффамации в процессах против электронных СМК решена в большинстве западных стран однозначно. Соответствующий орган своеобразного надзора за электронными СМК имеет законодательно закрепленное право контролировать эфир и регулярно им пользуется. Специалист по сравнительному правоведению в области СМК из Оксфордского университета С. Фер-хульст подтвердил правильность этого утверждения в отношении Великобритании. Согласно статье 11 «Закона о телерадиовещании», 1990 г., «для обеспечения контроля за программами, транслирующимися на основании лицензии на вещание. Комиссия по независимому вещанию (орган по надзору за всеми частными телекомпаниями Великобритании — Л. Ф.) может записывать эти программы и использовать их записи полностью или по фрагментам. В лицензионные условия должны включаться следующие обязанности вешателя: а) делать записи всех программ, которые он транслирует на основании лицензии в течение 90 дней; б) по требованию Комиссии по независимому вещанию передавать ей записи для проведения экспертизы или изготовления копий; в) по требованию Комиссии по независимому вещанию передавать ей сценарий или расшифровку содержания программы, если вещатель в состоянии их изготовить».

Интернет и права личности

В последнее время с распространением Интернета проблема приобрела новый срез. «Охотники на звезд вооружились компьютером» — так называлась статья о нашумевшем процессе по делу о покушении на известного кинорежиссера С. Спилберга¹. На территории виллы, ему принадлежащей, был арестован неизвестный, которого уличили в подготавливаемом покушении. Происшествие всколыхнуло общественный интерес к безграничным возможностям, которые предоставляет преступникам Интернет. Открытость информации для каждого владельца компьютера — несомненное благо для общества. С другой стороны, как отмечает автор статьи В. Кузнецов, стал возможным доступ к любым данным о персоналиях, включая самые интимные. Всемирные поисковые системы могут дать сведения практически о каждом сколько-нибудь известном человеке планеты. При желании и некоторой изобретательности можно вторгнуться в любые сферы личной жизни любой знаменитости.

Самое простое — получить полные данные об адресе, дате рождения, номер телефона. Без особого труда можно узнать о финансовом состоянии, об истории болезни, о регистрации браков, о купленных медикаментах и даже видеокассетах, взятых напрокат.

Можно запустить в Интернет любую дезинформацию о намеченной жертве, любую клевету и оскорбления. В сети легко отыскать подробные карты городов, планы улиц с указанием номеров зданий. Располагая нужным адресом, без труда удастся наведаться в гости к кому бы то ни было. Звезды почувствовали себя в опасности.

В 1989 г., после одного из убийств, власти Калифорнии засекретили информацию о выданных гражданам водительских правах — убийца получил адрес жертвы именно из этой картотеки.

Случай со Спилбергом — первый, когда закон сказал свое веское слово в защиту права известного человека чувствовать себя надежно защищенным от постороннего вторжения в его жизнь. Несмотря на доводы адвоката, утверждавшего, что покушения быть не могло, ибо Спилберг с семьей в те дни находился в Ирландии, на съемках нового фильма, суд присяжных признал обвиняемого виновным. По закону это преступление предусматривает четыре года тюрьмы. Но обвиняемый уже был дважды осужден. Калифорнийский уголовный кодекс на сей счет особенно строг: трижды осужденный, злоумышленник был приговорен к 25 годам заключения.

Формы защиты прав личности

А. Глисков в статье «Тайна частной жизни и общественный интерес»¹ выводит необходимость иного правового статуса человека на основе признания его прав высшей ценностью.

Одна из проблем, которая при этом возникает, — это создание законодательных гарантий защиты информации о частной жизни лица. Система таких гарантий необходима для защиты интересов самого общества. Человеку необходимо чувствовать себя защищенным физиологически и психологически; одной из угроз психологической безопасности личности как раз и является угроза разглашения информации о ее частной жизни.

Глисков систематизирует имеющиеся в российском законодательстве нормы, регламентирующие вопросы защиты информации о частной жизни личности. Основу данного института составляют, безусловно, конституционные положения. Статья 23 Конституции РФ гарантирует каждому «право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, тайну переписки, телефонных переговоров, телеграфных и иных сообщений». Статья 24 устанавливает, что «сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускается». Эти положения конкретизированы в ряде законодательных актов. Так, статья 11 Федерального закона «Об информации, информатизации и защите информации» относит к категории конфиденциальной информации персональные данные². В статье 30 законодательства Российской Федерации «Об охране здоровья граждан» предусмотрена обязанность сохранения врачебной тайны. Статья 139 Семейного кодекса гарантирует охрану тайны усыновления.

В то же время запрет на вмешательство в частную жизнь не может быть абсолютным. Государственное устройство должно предполагать возможность общества защититься от разрушительных устремлений отдельного индивида. Эта идея также нашла отражение в действующей Конституции. Статья 55 предусматривает возможность ограничений прав и свобод человека и гражданина в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав, законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

Одно из таких ограничений права граждан на тайну частной жизни предусмотрено статьей 49 Закона РФ «О средствах массовой информации»¹, регламентирующей обязанности журналиста. Пункт 5 данной статьи гласит: «Журналист обязан получать согласие (за исключением случаев, когда это необходимо для защиты общественных интересов) на распространение в средстве массовой информации сведений о личной жизни гражданина от самого гражданина или его законных представителей». Праву журналиста встать на защиту общественных интересов корреспондирует обязанность государственных органов, общественных организаций, должностных лиц предоставлять ему информацию о своей деятельности, об этом говорит статья 39 Закона РФ «О средствах массовой информации».

Глисков отмечает, что таким образом законодатель фактически признает журналиста представителем общества. Тем не менее, на практике это порождает целый ряд проблем. Нарушает ли тайну частной жизни демонстрация сюжета о том, как и с кем министр моется в бане? Оправдывает ли необходимость защиты общественного интереса публикацию записей телефонных переговоров или фотографию строящейся дачи государственного служащего? Для того чтобы ответить на эти и другие, возникающие в практике вопросы, необходимо: во-первых, провести границу между частной и общественной жизнью; во-вторых, — определить, как соотносятся понятия «общественная жизнь» и «общественный интерес».

Но вопрос, в чем заключается общественный интерес, не так прост. В юриспруденции «хорошо известно, насколько трудно оценить, какова общественная опасность деяния и его последствий. Решение данного вопроса не всегда под силу даже квалифицированным юристам. Отдавать его на откуп журналистам по меньшей мере безрассудно»

Для Глискова выходом представляется обращение к устоявшемуся разделению права на частное и публичное. Как известно, материальным основанием этого деления как раз и является характер интереса участников правоотношений. «Публичное право есть то, которое относится к положению государства, частное — которое относится к пользе отдельных лиц», — определил римский юрист Ульпиан. Это фактически ни что иное, как оборотная сторона деления человеческой жизни на частную и общественную. Следовательно, все, что законодатель отнес к сфере действия частного права, автоматически должно быть отнесено к частной жизни, а все те отношения, которые законодатель урегулировал нормами публичного права, автоматически считаются представляющими общественный интерес.

Автор статьи приводит большое количество примеров из практики Судебной палаты, которая, рассмотрев ряд дел, признала, что журналисты, производящие собственное расследование или освещающие ход следствия по уголовному делу, «выполняют профессиональный долг, информируя читателей об обстоятельствах, имеющих общественный интерес». Глисков признает, что разграничение частного и.общественного носит формальный характер. В реальной жизни действует принцип экспансии государственной власти, которая практически всегда стремится максимизировать свое вмешательство в общественную жизнь: «В сферу общественного внимания зачастую вовлекаются сугубо Интимные моменты жизни гражданина, чему отечественная история дает нам массу примеров.

Если признать, что формально все те сферы нашей жизни, в которые вмешивается государство, всегда (! ) представляют общественный интерес, и, следовательно, собираемая здесь информация всегда (! ) носит общественно значимый характер, мы с вами рискуем оказаться «голыми» перед объективами журналистских телекамер. И здесь перед законодателем возникает выбор: либо отдать решение вопроса о том, какая информация представляет общественный интерес, на откуп журналисту; либо установить в законе пределы государственного вмешательства в жизнь гражданина, а заодно и ограничения на предоставление обществу информации, полученной в ходе такого вмешательства».

И это не только российская проблема. В 1994 г. в США суд решал вопрос, имеет ли право гражданин вывешивать транспаранты политического содержания из окна собственного дома. Гражданка Маргарет Джилио вывесила плакат, осуждающий действия правительства в зоне Персидского залива, что и послужило поводом к судебному разбирательству как действие, не соответствующее общественным интересам. И лишь по решению Верховного Суда США, отменившего решение городского суда с апелляцией к Первой поправке Конституции США и ссылкой на то, что «индивидуальная свобода гражданина в своем доме является частью нашей культуры и нашего законодательства», наказание к подсудимой не было применено².

В этой главе мы обсудили комплекс проблем, связанных со степенью удовлетворения интересов Аудитории, личности и общества в целом системой средств массовой коммуникации. Эти интересы приоритетны и должны учитываться прессой. По-видимому, в этом заключается гуманистическая основа коммуникативной функции СМК.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒