Из книги «Георгий Товстоногов.

Репетирует и учит»

Товстоногов: Ну что ж, как вы опреде­лили конфликт сцены?

Стр. 187

евгений А. Говорухо-Отрок почти не го­ворит с Марюткой....

Товстоногов. Как это? По вашему, здесь нет конфликта?

евгений А. По результату — поначалу идиллия.

Товстоногов. По результату — возмож­но, а по процессу? Действенный ана­лиз

вы начали делать? Определи­ли событийный ряд? Как вы назва­ли

события?

евгений А. Второе событие я назвал « Вра­ги». Первое затрудняюсь опреде­лить, потому что, с одной стороны, я знаю, что мне необходимо. С дру­гой -- сомневаюсь, можно ли это осуществить на сцене? В каких до­ступных пределах? И, если нельзя, надо искать что-то другое, а что — пока не могу решить.

Товстоногов. Что же такое происходит в начале, что невозможно осущест­вить на сцене?

евгений А. Отрывок начинается с их бли­зости.

Товстоногов попросил дать ему книгу, снял очки, приблизил тенет к

глазам и, шевеля губами, прочел про себя начало.

Стр. 188

евгений А. Как сыграть близость, пока не знаю, но мне нужно начать

сце­ну с нее. Со страстной и в доступных сценических пределах

откровенной близости. Мне нужны супруги, ко­торые не несколько

дней, а как бы много лет прожили вместе.

Товстоногов. А вам не кажется, что од­но исключает другое?

евгений А. что именно?

Товстоногов. Супруги, прожившие мно­го лет, не исключают страстную бли­

зость?

евгений А. Не знаю, мне так не кажется. Товстоногов. Ну хорошо,

продолжайте.

евгений А. Откуда возникла эта страсть? Конечно, только на этом острове,

в этих условных обстоятельствах. Но Говорухо стал жить с

Марюткой не только потому, что на острове од­на женщина. Ее

духовный потенци­ал — открытие для него! Кроме то­го, важно что и

у него есть идеалы, которые затаились, несмотря на то, что их

подкосило Время перелома эпохи. И у него есть нерастрачен­ные,

никому не нужные колоссаль­ные силы.

Стр. 189

Товстоногов. Где это подтверждается материалом?

евгений А. Если вы вспомните начало рассказа, то там отряд с пленным

офицером идет по пустыне. Все смертельно устали, а он несгиба­

ем. Его воля управляет телом. Мне кажется, автор подсказывает

харак­тер персонажа, его сквозное само­чувствие. Замкнут,

сосредоточен на своем внутреннем мире. Человек — загадка. И вот в

первый раз в жиз­ни этот офицер, не привыкший хны­кать, стонать,

делиться с кем-либо тем, что у него там внутри творит­ся, в порыве

любовной страсти рас­крылся перед ней.Первое событие «Близость»,

но это не совсем точ­ное название.

Товстоногов. Ну. И разве здесь уже нет конфликта между ними?

евгений А. Нет.

Товстоногов. А разве есть сцены вне конфликта?

евгений А. Я пока не могу его обнару­жить.

Товстоногов. Все ваши поиски должны быть направлены на обнаружение

Стр. 190

конфликта. Вы назвали второе со­бытие «Враги». Так разве врагами они стали от столкновения с каким-то внешним фактом?

евгений А. Нет.

Товстоногов. Значит, конфликт уже на­зревал изнутри?

евгений А. Видимо.

Товстоногов. Отчего же здесь произо­шел перелом? Какое обстоятельс­тво создало новое событие? Что к не­му привело? Какой импульс вызвал его: почему вдруг из внешне идилли­ческих отношений развернулся скан­дал? Что послужило поводом к тому, что Марютка ощерилась и ударила его по физиономии?

евгений А. А это здесь — я уверен — не­льзя точно определить.

Товстоногов. Тогда это нельзя играть! Как может актер жить на площадке, если у него не определено сущес­твование? Не понимаю, как вы на третьем курсе обучения можете го­ворить такое, Женя? Меня огорча­ет не то, что вы не можете точно оп­ределить действие — это полбеды, а то, что вы говорите: конфликт

Стр. 191

определить нельзя! Этот ваш ход рас­суждений не достоин студента режиссерского курса!

евгений А. Но в самом начале... Товстоногов. Ни секунды!

евгений А.Ато, что в любой идиллии дол­жен быть конфликт — это ясно...

кацман. Борьба!

евгений А. Но как обнаружить конфликт в любовной сцене?

кацман. Борьбу! Борьбу, Женя! Мы же говорили, что борьба идет непре­

рывно!

Товстоногов. Подождите, Аркадий Ио­сифович, дайте мне студентов

послушать, с вами мы можем и дома поговорить!

евгений А. Какой конфликт в любовной сцене? Ведь классовые различия в

любви не проявляются...

Товстоногов. Представим себе такую ситуацию. Море. Пляж. Мужчина и

женщина. Классовых различий нет. Вечер. Пляж опустел. Стемне­ло.

Идет страстная любовная сце­на. Представили? И что, в ней нет

конфликта?

Стр. 192

кацман. Борьбы, Георгий Александрович, борьбы.

Кацман стал что-то активно нашепты­вать Товстоногову.

Товстоногов. Аркадий Иосифович! Да­вайте прекратим путаницу в тер­

минологии! Борьба и есть процесс развития конфликта! Конфликт

как столкновение идей, мировоззре­ний реализуется в локальной

борь­бе! И студенты третьего режиссер­ского курса это прекрасно

знают! Во всяком случае, должны знать! Хемингуэй, «Кошка

под дождем», помните? Принести кошку в номер гостиницы или

нет? Вот все, что ре­шается в этом рассказе! И что, там нет

конфликта? Или классический пример: «Ромео и Джульетта»,

сцена под балконом. Нет конфликта? И, кстати, возвращаясь к

«Сорок пер­вому». Для меня сомнительно, что сцена начинается со

страстной бли­зости. Пыл и эротическое влечение ушли в прошлое.

евгений А. Почему, Георгий Александрович?

Товстоногов. Да потому что я только что прочел Лавренева. Что Марютка у

Стр. 193

автора делает? Чистит рыбу. А у Говорухи-Отрока язвы на деснах. Ес­ли пыл страсти, то о язвах не дума­ешь. Никакого ощущения безоблач­ного счастья! И разве Говорухо к ней обращается? Это же, по сути, мо­нолог! Раньше, рассказывая ей про Робинзона, он подыскивал слова, чтобы она смогла представить се­бе, увидеть им рассказанное. А те­перь? Он же выдал себя тем, что считает Марютку недостойной что-либо воспринять! Он разговаривает с ней, как с неодушевленным пред­метом. Разве она не настораживает­ся? Разве она не понимает, что воз­никла диссонирующая нота в их отношениях?

евгений А. Она это чувствует.

Товстоногов. А как же! Он же не воспри­нимает ее как личность, которая мо­жет

иметь хоть какие-то позиции! Те­перь надо найти поворотное

обстоятельство. Если поначалу в первом куске не близость, а напротив,

они разобщены, то что же дальше? У не­го начинается процесс ее

постижения. И высшая точка создает ситуа­цию, при которой он узнает,

что она понимает его. Он обалдел не столь

Стр. 194

ко потому что она ударила его, а от­того, что поняла! Оказывается, поня­ла! Вот высший признак оценки! Вот главное обстоятельство!

евгений А. А разве не может быть так, что именно возникшая близость да­ла повод для его откровения?

Товстоногов. Тогда получится нелепая сцена.

евгений А. Не понимаю, почему?

Товстоногов. Потому что свойство умно­го человека понимать, с кем ты го­воришь. В чем парадокс сцены? Не рассчитывая на ее понимание, он уз­нает, что Марютка прекрасно его по­няла. А иначе он полный дурак!

евгений А. Все-таки не понимаю, Геор­гий Александрович, почему он не может рассчитывать на ее понима­ние? Разве он не может искать у нее сочувствия?

Товстоногов. А разве Марютка нужна Говорухо-Отроку в его представлении о своем будущем? И эта сцена, и весь рассказ о том, что ее любимый чело­век оказывается врагом.

евгений А. Разве? Он же враг для нее с самого начала.

Стр. 195

кацман. Был врагом. А потом, неожидан­но для себя самой, она увидела в нем дорогого и родного человека! Прелесть рассказа в том, что враги могут не только договориться, а да­же полюбить друг друга. Но, оказы­вается. Мир таков, что любви вне этого острова быть не может.

Товстоногов. Причем важно, что у них разная природа этого чувства. У нее сильнее, чем у него. Ей даже в мыслях трудно признаться себе, что с ней будет, если она его потеряет? Конец жизни. Трагедия. Для него — нет. Я не отрицаю, что она ему нравит­ся, что он ею увлечен. Но если поте­ряет ее, то жаль, но увы... Не более.

алексей Л. Что нам дает различие в их любви?

Товстоногов. Если бы любовь была обо­юдная, равноценная, то Лавреневу не потребовались бы такие услов­ные обстоятельства. Достаточно ма­лейшего сдвига, одного неверно­го шага, и последует разрушение любви.

алексей Л.И все-таки непонятно, почему он не может строить планы на

будущее, включая в них и ее?

Стр. 196

Товстоногов. Вы можете представить себе петербургский салон и его

с ней там? Да он сгорит со стыда! И за нее будет неудобно, и за

себя! Да он ее вышвырнет оттуда! А она будет им гордиться в

любых обстоятельс­твах! Почему я на этом настаиваю? Нельзя

зачеркивать достоверность среды, где он рос, воспитывался,

формировался. Все это, в конеч­ном счете, и влияет на

разрыв. Я думаю, что мы застаем его в мо­мент охлаждения

к ней. И все об­стоятельства приготовлены к буду­щему

разрыву.

О чем идет речь в первом куске? Прошла длительная часть медового месяца. Наме­тилось размежевание, а не соединение. Он уже не считается с Марюткой как с интел­лектуальной единицей. Говорухо уверен, что Марютка первобытная. Но оказывает­ся, нет? И тут выступает центральная тема рассказа: мнимые ценности и подлинные. 5а чем мы следим, читая рассказ? За распитием каких событий? Сначала детский рисунок: красные и белые. Как в «Неуло­вимых мстителях», помните? Потом, нет, не стандартно: она — фанатичка, а в нем - духовное начало. Симпатии на его стороне. Сходятся, и постепенно его преимущества

Стр. 197

обесцениваются. А в ней обнаруживается цельность. Ее духовный потенциал оказы­вается глубже.

Борис Лавренев.

СОРОК ПЕРВЫЙ

Сорок первым должен был стать на Марюткином смертном счету гвардии поручик Говоруха-Отрок. А стал первым на счету де­вичьей радости. Выросла в Марюткином сердце неуемная тяга к поручику, к тонким рукам его, к тихому голосу, а пуще всего к глазам необычайной сини. От нее, от си­ни, светлела жизнь. Забывалось тогда неве­селое море Арал, тошнотный вкус рыбьей солони и гнилой муки, расплывалась бес­следно смутная тоска по жизни, мечущейся и грохочущей за темными просторами воды. Днем делала обычное дело, пекла лепеш­ки, варила очертевший балык, от которого припухали уже круглыми язвочками десны, изредка выходила на берег высматривать, не закрылится ли косым летом ожидаемый парус. Вечером, когда скатывалось с повесневшего неба жадное солнце, забивалась в свой угол на нарах, жалась, ластясь, к поручикову плечу. Слушала.

Много рассказывал поручик. Умел рас­сказывать.

Стр. 198

Дни уплывали медленные, маслянистые, как волны.

Однажды, занежась на пороге хибарки, под солнцем, смотря на Марюткины паль­цы, с привычной быстротой обдиравшие че­шую с толстенького сазана, сказал поручик, зажмурясь и пожав плечами:

—Хм... Какая ерунда, черт побери!..

—О чем ты, милок?

—Ерунда, говорю... Жизнь вся — сплошная ерунда. Первичные понятия, внушенные идеи. Вздор! Условные значки, как на топографической карте. Гвардии поручик?.. К черту гвардии поручика. Жить вот хочу. Прожил двадцать семь лет и вижу, что на самом деле вовсе еще не жил. Денег истратил кучу, метался по всем странам в поисках какого-то идеала, а под сердцем все сосала смертная тоска от пустоты, от неудовлетворенности. Вот и думаю: если бы кто-нибудь мне сказал тогда, что самые наполненные дни проведу здесь, на дурацком песчаном блине, посреди дурацкого моря, ни за что бы не поверил.

—Как ты сказал, какие дни-то?

—Самые наполненные. Не понимаешь? Как бы тебе это рассказать понятно? Ну, такие дни, когда не чувствуешь себя враждебно противопоставленным всему миру, какой-то отделенной для самостоятельной

Стр. 199

борьбы частицей, а совершенно растворя­ешься в этой вот, — он широко обвел ру­кой, — земной массе. Чувствую сейчас, что слился с ней нераздельно. Ее дыхание — мое дыхание. Вот прибой дышит: шурф... шурф... Это не он дышит, это я дышу, душа моя, плоть.

Марютка отложила нож".

—Ты вот говоришь по-ученому, не все слова мне внятны. А я по-простому скажу — счастливая я сейчас.

—Разными словами, а выходит одно и то же. И сейчас мне кажется: хорошо б никуда не уходить с этого нелепого горячего песка, остаться здесь навсегда, плавиться под мохнатым солнцем, жить зверюгой радостной.

Марютка сосредоточенно смотрела в пе­сок, будто припоминая что-то нужное. Вино­вато, нежно засмеялась.

—Нет... Ну его!.. Я здесь не осталась бы. Лениво больно, разомлеть под конец можно. Счастья своего и то показать некому. Одна рыба дохлая вокруг. Скорей бы рыбаки на лову сбирались. Поди, конец марта на носу. Стосковалась я по живым людям.

—А мы разве не живые?

Живые-то живые, а как муки на неделю осталась самая гниль, да цинга заест, тогда что запоешь? А кроме того, ты возьми в

Стр. 200

юлк, миленький, что время не такое, чтобы на печке сидеть. Там наши, поди, бьются, кровь проливают. Каждая рука на счету. Не могу я в таком случае в покое прохлаждать­ся. Не затем армейскую клятву давала.

Поручиковы глаза всколыхнулись изум­ленно.

—Ты что же? Опять в солдаты хочешь?

—А как же?

Поручик молча повертел в руках сухую щепочку, отодранную от порога.

Пролил слова ленивым густым ручей­ком:

— Чудачка! Я тебе вот что хотел сказать, Машенька: очертенела мне вся эта чепуха. Столько лет кровищи и злобищи. Не с пеленок же я солдатом стал. Была когда-то и у меня человеческая, хорошая жизнь. До германской войны был я студентом, филологию изучал, жил милыми моими, любимыми, верными книгами. Много книг у меня было. Три стенки в комнате доверху в книгах. Бывало, вечером за окном туман петербургский сырой лапой хватает людей и разжевывает, а в комнате печь жарко натоплена, лампа под синим абажуром. Сядешь и кресло с книгой и так себя почувствуешь, как вот сейчас, без всяких забот. Душа цветет, слышно даже, как цветы шелестят. Как миндаль весной, понимаешь?

Стр. 201

—М-гм, — ответила Марютка, насторожившись.

—Ну, и в один роковой день это лопнуло, разлетелось, помчалось в тартарары...Помню этот день, как сейчас. Сидел на даче, на террасе, и читал книгу даже, помню. Был грозный закат, багровый, заливал все кровяным блеском. С поезда из города приехал отец. В руке газета, сам взволнован. Сказал одно только слово, но в этом слове была ртутная, мертвая тяжесть... Война. Ужасное было слово, кровяное, как закат. И отец прибавил: " Вадим, твой прадед, дед и отец шли
по первому зову родины. Надеюсь, ты?.." Он не напрасно надеялся. Я ушел от книг. И ушел ведь искренне тогда...

—Чудило! - кинула Марютка, пожав плечами. — Что же, к примеру, если мой батька в пьяном виде башку об стенку разгвоздил, так и я тоже обязана бабахаться? Что-то непонятно мне такое дело.

Поручик вздохнул.

—Да... Вот этого тебе не понять. Никогда на тебе не висел этот груз. Имя, честь рода.
Долг... Мы этим дорожили.

—Ну?.. Так я своего батьку покойника тоже люблю крепко, а коли ж он пропойца дурной был, то я за его пятками тюпать не обязана. Послал бы прадедушку к прабабушке!

Стр. 202

Поручик криво и зло усмехнулся.

—Не послал. А война доконала. Своими руками живое сердце свое человеческое на всемирном гноище, в паршивой свалке утопил. Пришла революция. Верил в нее, как в невесту... А она... Я за свое офицерство ни одного солдата пальцем не тронул, а меня дезертиры на вокзале в Гомеле поймали, сорвали погоны, в лицо плевали, сортирной жижей вымазали. За что? Бежал, пробрался на Урал. Верил еще в родину. Воевать опять за попранную родину. За погоны свои обесчещенные. Повоевал и увидел, что нет родины, что родина такая же пустошь, как и революция. Обе кровушку любят. А за погоны и драться не стоит. И вспомнил настоящую, единственную человеческую родину — мысль. Книги вспомнил, хочу к ним уйти и зарыться, прощения у них выпросить, с ними жить, а человечеству за родину его, за революцию, за гноище чертово — в харю наплевать.

Так-с!.. Значит, земля напополам трескается, люди правду ищут, в кровях мучаются, а ты байбаком на лавке за печью будешь сказки читать? — Не знаю... И знать не хочу, — крикнул исступленно поручик, вскакивая на ноги. — Знаю одно — живем мы на закате земли. Верно ты сказала: " напополам трескается". Да, трескается, трещит старая сволочь! Вся опустошена, выпотрошена

Стр. 203

От этой пустоты и гибнет. Раньше была мо­лодой,, плодоносной, неизведанной, манила новыми странами, неисчислимыми богатс­твами. Кончилось. Больше открывать нече­го. Вся человеческая хитрость уходит на то, чтобы сохранить накопление, протянуть еще века, года, минутки. Техника. Мертвые числа. И мысль, обеспложенная числами, бьет­ся над вопросами истребления. Побольше истребить людей, чтоб оставшимся на дольше хватило набить животы и карманы. К черту!.. Не хочу никакой правды, кроме своей. Твои большевики, что ли, правду открыли? Живую человеческую душу ордером и пайком заменить? Довольно! Я из этого дела выпал! Больше не желаю пачкаться!

—Чистотел? Белоручка? Пусть другие за твою милость в дерме покопаются?

—Да! Пусть! Пусть, черт возьми! Другие — кому это нравится. Слушай, Маша! Как только отсюда выберемся, уедем на Кавказ. Есть у меня там под Сухумом дачка маленькая. Заберусь туда, сяду за книги, и все к черту. Тихая жизнь, покой. Не хочу я больше правды — покоя хочу. И ты будешь учиться. Ведь хочешь же ты учиться? Сама жаловалась, что неученая. Вот и учись. Я для тебя все сделаю. Ты меня от смерти спасла, а это незабвенно.

Марютка резко встала. Процедила, как ком колючек бросила:

Стр. 204

—Значит, мне так твои слова понимать, чтобы завалиться с тобой на пуховике спариваться, пока люди за свою правду надрываются, да конфеты жрать, когда каждая кон­фета в кровях перепачкана? Так, что ли?

—Зачем же так грубо? — тоскливо сказал поручик.

—Грубо? А тебе все по-нежненькому, с подливочкой сахарной? Нет, погоди! Ты вот большевицкую правду хаял. Знать, говоришь, не желаю. А ты ее знал когда-нибудь? Знаешь, в чем ей суть? Как потом соленым да слезами людскими пропитана?

—Не знаю, — вяло отозвался поручик. — Странно мне только, что ты, девушка, огрубела настолько, что тебя тянет идти громить, убивать с пьяными, вшивыми ордами.

Марютка уперлась ладонями в бедра. Выбросила:

— У их, может, тело завшивело, а у тебя душа насквозь вшивая! Стыдоба меня берет, что с таким связалась. Слизняк ты, мокрица паршивая! Машенька, уедем на постельке валяться, жить тихонько, — передразнила она. — Другие горбом землю под новь распахивают, а ты? Ах и сукин же сын!

Поручик вспыхнул, упрямо сжал тонкие губы.

— Не смей ругаться!.. Не забывайся ты... хамка!

Стр. 205

Марютка шагнула и поднятой рукой на­отмашь ударила поручика по худой, небри­той щеке.

Поручик отшатнулся, затрясся, сжав кула­ки. Выплюнул отрывисто:

— Счастье твое, что ты женщина! Ненавижу... Дрянь!

И скрылся в хибарке.

Марютка растерянно посмотрела на зу­дящую ладонь, махнула рукой и сказала не­ведомо кому:

— Ишь до чего нравный барин! Ах ты, рыбья холера!

Стр.206

Глава девятая

ПСИХОЛОГИЯ

АКТЕРА И ЗРИТЕЛЯ.

СЦЕНИЧЕСКАЯ

АТМОСФЕРА.

ТРЕНИНГ ВОСПРИЯТИЯ

Говорят, что театр начинается с вешал­ки. Нам думается, он начинается гораз­до раньше — с того самого момента, ког­да зритель откроет входную дверь и шагнет в вестибюль. Именно здесь — начало тому ма­гическому «если бы», которое способно как

по волшебству преображать реальность и вводить зрителя в мир, созданный режиссером на сцене.

Стр. 207

Если взглянуть на театральную игру от­страненным, холодным взглядом, если оце­нивать театр умом, не зажженным творческим огнем, то перед нами предстанет, в общем-то, довольно примитивное зрелище. Картон, де­рево и ткань декораций; чужие фразы, чужие мысли, чужие действия на сцене; чужие люди в зале: много чужих людей. Ничто не тронет воображения, ничто не согреет сердце.

Театр невозможен без восприятия. Театр невозможен без воображения. И здесь мы го­ворим не только о воображении режиссера и актера. Театр невозможен без зрительского воображения — и это подчеркивал сам Товс­тоногов, говоря о том, что если у зрителя не будет воображения, то театр теряет смысл, ему просто не к чему обращаться. Но кро­ме воображения у зрителя должна присутс­твовать такая вещь, как добровольная сдача, согласие принять те условности, те предпо­лагаемые обстоятельства, которые предла­гает ему театр. Вот почему даже самый вели­кий режиссер перед спектаклем волнуется о том, как примет его сегодняшний зритель. Те­атр — искусство условное. Можно создать ге­ниальный спектакль, но если зритель не за­хочет входить в эту условность — постанов­ка провалится.

Стр. 208

«Нередки случаи, — замечал Товстоно­гов, — когда явно интересный спектакль вос­принимается человеком, которому, как вам кажется, он должен был понравиться, не так, как вы ожидали. Я отношу это за счет настроя на произведение. Есть теория установки в психологии. Организму свойственно опреде­ленным образом настраиваться на окружаю­щую его действительность. И к температуре, и к внешним раздражителям человек опре­деленным образом приспосабливается всем своим психофизическим аппаратом. Это при­способление может происходить и вообража­емо». Но что же такое —- это приспособление? Как его добиться?

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. II. Книги (по алфавиту авторов или названий)
2. III. ПЛУТАРХ. 2) «КОЛОТ» IV. ЛУКРЕЦИЙ. «О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ» (ТРИ КНИГИ. 1), 2), 3))
3. Богослужебное употребление книги Левит
4. В курсовой и выпускной и выпускной работе применяются только затекстовые и подстрочные ссылки. В затекстовых ссылках – полное библиографическое описание книги, в подстрочных – краткое.
5. Гава третья: Поклон Муаза.(Добавлено редакцией из книги «Разъяснения к книге «Нарушения Ислама» имама обновителя религии Мухаммада ибн Сулеймана ат-Тамими»)
6. Главные задачи проработки книги
7. Городовой обывательской книги
8. За то, что Дали нам Эти Книги.
9. Из книги «мемуары р. левассёра»
10. ИЗ КНИГИ «МЕМУАРЫ Р. ЛЕВАССЁРА» 321
11. Из книги известного британского адвоката и публициста Притта Д.Н. «Очерки внешней и внутренней политики лейбористов в 1945-1951 гг.»