Достоинства и ущербность тоталитарной модели

⇐ ПредыдущаяСтр 30 из 38Следующая ⇒

Привлекательность данной теории состоит еще и в том, что она обладает известным правдоподобием, так же как и прежняя официальная история советского общества. Более того, как представляется, нынешнее широкое распространение тоталитарной модели в отечественной исторической литературе объясняется ее антиномическим сходством с советским классовым или партийным подходом к проблемам взаимодействия общества и власти. В этом смысле она близка и понятна бывшим адептам " Краткого курса" и " Истории КПСС". Прежние теории как бы выворачиваются наизнанку. То, что давалось с положительным знаком, теперь преподносится с отрицательным. Под эту модель, как и прежде, можно подгонять факты, игнорируя и отбрасывая то, что в нее не укладывается. Достаточно заменить такие прежние ходовые понятия, как " пробуждение политического сознания масс" на " движение к тоталитаризму", " советского человека" на " человека массы" или " совка", " создание партии нового типа" на " формирование политической элиты", " преодоление классовых различий и движение к социальной однородности" на " образование бесструктурного общества", " морально-политическую общность советских людей" на " создание монотонного и абстрактного единства" и пр., и кажется, что ключ к пониманию процессов, происходивших в СССР в 1930-е годы, найден. Впечатление от этой конструкции возникает довольно жуткое, действительно достойное отражения лишь в фантастических романах-антиутопиях или в материалах бойких и скорых на руку публицистов.

В предыдущем изложении уже не раз подчеркивалась сложность взаимоотношений общества и порожденных им институтов власти, несводимость их к простым и ясным объяснениям, наличие многих подспудных сил и движений, от которых зависел тот или иной поворот событий на протяжении истории 1920—1930-х годов. Таких критических поворотных " точек" оказалось немало, и они подрывают одномерное видение советской истории.

Еще больше сомнений в пригодности тоталитарной модели возникает, если обратиться к анализу такого феномена, как взрыв массовых репрессий в 1937—1938 гг., названный в народе " ежовщиной", или изменений в социальной структуре общества, происшедших к концу десятилетия, или же тех противоречий и сложностей в советской действительности, которые отчетливо проявились в СССР накануне новой " большой войны". Только после глубокого исторического анализа можно сделать какой-либо определенный вывод о характере общественного строя в стране, возникшего в 1930-е годы. Но прежде нужно, видимо, обратиться к оценке Конституции 1936 г., которая была призвана законодательно оформить основы построенного в СССР социализма, и где, как в зеркале, отразились противоречия, свойственные советской действительности. Содержание самой Конституции никак не соответствует тоталитарной модели.

Конституция 1936 г.

Решение о выработке новой Конституции было принято в 1935 г. на VII съезде Советов. Некоторые авторы считают, что оно приходится на тот момент, когда политическое руководство качнулось в сторону либерализации режима и всерьез подумывало о демократизации общества. Вполне вероятно, ибо, как уже говорилось, " генеральная линия" никогда не была четкой и последовательной.

Для разработки Конституции была образована конституционная комиссия в составе 31 человека (18 из них впоследствии были репрессированы), которая выработала проект, предложенный для всенародного обсуждения. Кампания по обсуждению проекта способствовала оживлению общественного мнения в стране по многим злободневным проблемам жизни советского общества. Обнаружились некоторые различия в освещении того, как проходило это обсуждение. Если главный рупор партийной пропаганды — газета " Правда" делала акцент на повсеместном народном одобрении проекта, то " Известия", руководимые Бухариным, уделяли внимание недостаткам, формализму и бюрократизму, которые повсеместно отмечались в организованной по этому поводу кампании. При этом следует учесть, что многие отклики на содержание Конституции вообще не публиковались в печати. Часть их хранится в архивах под рубрикой " антисоветские отклики". В них чаще всего говорится о несоответствии отдельных статей Конституции реальной жизни, неверной политике в отношении крестьянства, о плохой жизни в колхозах, о необходимости прекратить преследования верующих и о других извращениях и искривлениях в жизни советского общества. Очевидно, что обсуждение Конституции отчасти спровоцировало общество на серьезный разговор о существующих проблемах, испугало сталинское руководство и побудило вернуться к уже испытанной жесткой и репрессивной политике.

Если в совокупности проанализировать все материалы обсуждения, то они свидетельствуют, во-первых, о существовании в советском обществе множества неразрешенных проблем и противоречий, как уна-следованных от прошлого, так и возникших уже в процессе строительства сталинского социализма; во-вторых, о крайней неразвитости гражданского сознания советских людей, неготовности общества решать вопросы его устройства демократическими методами и способами. Достаточно сказать, что большинство откликов на проект Конституции представляли собой либо восторженные ее оценки, зачастую организованные сверху, либо бесконечные жалобы на нелегкую жизнь, на действия властей, произвол бюрократов, местных руководителей и другие беды и неурядицы, просьбы к верховной власти помочь, разобраться, исправить ситуацию.

В нынешней литературе утвердился несколько упрощенный взгляд на Конституцию 1936 г., как на " пустую бумажку", " фиговый листок" сталинского режима. Первый вопрос, который здесь возникает, насколько искренним было руководство в своем стремлении предоставить населению конституционные права и свободы, или же оно просто разыгрывало очередной фарс? Что прослеживается совершенно очевидно — это намерение обеспечить себе массовую поддержку, выдать за социализм результаты своей предшествующей политики и сделать его приемлемым для трудящихся СССР и других стран. С этой точки зрения в содержании Конституции был отражен ряд положений, вытекающих из идеалов и ценностей, провозглашенных в период революции. Очевидно также, что для разработчиков проекта и тех, кто ее принимал, новая Конституция не была фарсом. Поэтому она явилась удивительным и двойственным документом. По демократизму своего содержания Конституция 1936 г. превосходила все созданные до этого законодательные акты. В этом заключалась сила ее воздействия на общество. Не случайно Конституция была своеобразным маяком и ориентиром для развития советского общества, служила точкой отсчета на разных этапах реформирования системы. Сопротивление злоупотреблениям власти также происходило под флагом соблюдения Конституции.

В литературе одно время активно обсуждался вопрос о том, кто являлся ее автором. Авторство приписывали Бухарину, Радеку. Однако это не подтверждается документами. Конституция выступает как плод коллективного творчества. В какой-то мере ее можно рассматривать в качестве завещания революции, выраженное в мыслях ее активных участников, своеобразную констатацию ее целей и задач. Играя на том, что созданный режим не мог от них отказаться, что он вынужден говорить на языке революции, освящать свои действия ее идеями, прикрываться амальгамой из марксистско-ленинского наследия, составители Конституции изложили свои мысли на бумаге.

Какой в этом свете представляется роль самого Сталина в разработке проекта и как председателя конституционной комиссии? Можно предположить, что Сталин не мог не заметить вызова, брошенного в содержании проекта реалиям советской действительности. Возможно, что это обстоятельство повлияло на судьбу членов конституционной комиссии — " приверженцев советской демократии". Реальность жестоко расходилась с тем, что было записано в Конституции о свободе слова, печати, собраний, о свободе совести, о неприкосновенности личности и жилища и т. п. Вместе с тем Сталин понимал, что нужно заботиться о фасаде режима, что нужно показать народу, что он трудился и шел на огромные жертвы не напрасно. Поэтому для Сталина лучше всего было сделать вид, что в содержании Конституции выражены и его мысли, что это и его творчество, что это — " сталинская Конституция", как, собственно, она и была названа. Между тем следы поправок Сталина на подготовительных материалах Конституции касаются главным образом положений об укреплении социалистического государства.

Конституция формально закрепляла основы социализма, новые отношения собственности, взаимоотношения классов, права и обязанности советских граждан. Гарантировались права на труд, на образование, на отдых и многие другие.

Конституция 1936 г. изменила избирательную систему и устройство органов власти. Формально были отменены ограничения демократии, свойственные переходному периоду. Провозглашались всеобщие прямые (вместо многоступенчатых), равные (вместо пропорциональных), тайные (вместо открытых) выборы в Советы всех уровней. Было отменено исключение из политической жизни каких-либо категорий населения, кроме умалишенных и осужденных судом. Был понижен возраст для тех, кто мог избирать и быть избранным в органы власти.

Вместо Всесоюзного съезда Советов и ЦИК СССР высшим органом власти в стране становился Верховный Совет СССР. Ему принадлежало исключительное право принятия законов. В то же время СНК был выведен из непосредственного подчинения Верховному Совету, не обязан был отчитываться перед ним, получил широкие права для создания множества подзаконных актов — постановлений и инструкций, которые никто впоследствии не проверял на предмет их соответствия духу и букве Конституции, но именно по этим нормам стала жить страна. По Конституции увеличивалось число союзных и союзно-республиканских наркоматов, что явилось отражением растущих централизации, ведомственности, командно-административных начал в управлении.

В Конституции содержался ряд недомолвок и неуточненных мест, которыми искусно пользовался аппарат. Например, о выдвижении кандидатов в депутаты. В процессе обсуждения проекта поднимался вопрос о состязательности на выборах, о возможности выдвижения на одно место нескольких кандидатов. Работники аппарата, отлично понимая, чем это им грозит, тем не менее открыто против этого принципа не выступали. Но после принятия Конституции формулировка на этот счет оказалась крайне расплывчатой. Со ссылкой на традиции на выборах все свелось к выдвижению одного кандидата, представлявшего " блок коммунистов и беспартийных", и голосованию за него.

Фактически и многие другие демократические принципы были выхолощены в содержании Конституции подобным путем. Уже в предшествующий период сложились довольно искусные аппаратные инструменты подбора и выдвижения кандидатур, разнарядки и установления квот, создания видимости демократии, широкого участия людей в избирательных кампаниях, контроля за работой избирательных комиссий и т. п. Одним из признаков социалистической демократии было участие в государственном управлении рабочих и крестьян. Их, действительно, привлекали, подбирая чаще всего из " героев трудового фронта": ударников, стахановцев. Но интересно, что ротация, т. е. обновление выборных органов, осуществлялась прежде всего за счет рабочих и крестьян, а основной костяк депутатов состоял из номенклатурных работников. Состав советских органов после принятия новой Конституции нисколько не изменился, более того они приобрели более аппаратный характер и стали еще сильнее зависеть от партийных органов.

Аналогичные конституции были приняты в союзных республиках, число которых увеличилось до 11. Статус союзных республик приобрели Казахстан и Киргизия.

Выборы в новые органы власти проходили как широко организованная сверху всенародная кампания и пришлись на 1937—1938 гг. Выборы в Верховный Совет СССР состоялись 12 декабря 1937 г. Этот день отмечался как всенародный праздник, как " триумф социалистической демократии". Парадокс ситуации заключался в том, что как раз во время этого " триумфа" на страну обрушился вал массовых репрессий, называемый " ежовщиной", который не обошел стороной и только что избранных депутатов, обладавших по Конституции " правом неприкосновенности".

5. " ЕЖОВЩИНА"

Размах " ежовщины"

В цепи трагических событий, которыми отмечена советская история, массовые репрессии 1937—1938 гг. занимают особое место. Репрессии, как уже говорилось, были и раньше. Количество арестованных и осужденных постоянно увеличивалось, пополняя население ГУЛАГа. Но то, что случилось в 1937 г., не идет ни в какое сравнение с предшествующими годами, причем в развязывании новой волны репрессий сразу бросаются в глаза несколько очевидных особенностей. Прежде всего размах репрессий. Если в 1936 г. было арестовано 131 тыс. человек, то в 1937 г. — 937 тыс. человек, т. е. в 7 раз больше, из них 779 тыс. (83%) по 58-й статье, т.е. за контрреволюционные преступления. В следующем 1938 г. было арестовано 639 тыс. человек, из них 593 тыс. (90%) — по той же статье. Это было намного больше, чем в предшествующие годы, и означало, что кампания имела совершенно четкую политическую направленность. Было приговорено судами к различным видам наказания 791 тыс. человек в 1937 г. и 554 тыс. — в 1938 г. Тюрьмы страны были переполнены: на конец февраля 1938 г. в них содержалось 549 тыс. заключенных при " лимите" в 155 тыс. мест. Прослеживалось и явное ужесточение карательной политики. Прежде многие задержанные могли быть освобождены после ареста, теперь для большинства людей, взятых агентами НКВД, этот шанс становился призрачным. Нельзя не обратить внимание на рост числа приговоренных к высшей мере наказания: расстрелу или " 10 годам без права переписки", что на деле также означало смертный приговор. Согласно официальной справке КГБ, составленной в 1990 г., из 786 тыс. приговоренных к расстрелу за " контрреволюционные и государственные преступления" в период с 1921 по 1953 г. 682 тыс. приходятся на 1937—1938 гг. (для сравнения: в 1936 г., по этим данным, были расстреляны 1118 человек). Помимо того, в 1937 г. существенно пополнился ГУЛАГ — примерно на 0, 6 млн. заключенных, а процент " политических" среди них " скакнул", согласно той же статистике, с 12—18% до 33—34%.

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒