Функционирование произведения в культуре.

Этот метод необходим для того, чтобы выяснить, предназначался ли источник к переизданию или он был создан для других целей. И далее, если источник все же был опубликован, необходимо выяснить, кем и когда, с какой целью это было сделано. Ответ на первый вопрос дает представление о цели и намерениях автора изучаемого источника и имеет особое значение для решения проблем достоверности. Источник, первоначально не предназначавшийся для издания, может содержать более откровенные и не ограниченные цензурой высказывания, нежели тот, который целенаправленно готовился автором для печати.

Интерпретировать текст вне произведения (например, летопись вне летописного свода), в котором он представлен, не рекомендуется . Один и тот же текст в разных произведениях несёт разную информацию. Например, текст «Домостроя» (XVI в.), опубликованного в академическом издании, существенно отличается от его публикаций в издательстве «Просвещение» или в Домоводстве. Как правило, академическое издание имеет приложения, примечания, словарь и т.п. В других издательствах этой информации либо очень мало, либо нет вовсе. Тем самым академическое издание нацеливает историка-исследователя на целостный подход к Домострою. Если же это произведение адресовалось советскому читателю, интересующемуся способами приготовления пищи, соления грибов и т.п., то учитывались не только запросы читателя, но и атеистическая идеология государства. Поэтому любителям литературы о домоводстве публиковали лишь то, что, с точки зрения издателя, могло интересовать читателя, и ради чего он мог купить или прочитать в библиотеке Домострой. Аналогичным образом публиковался Домострой издательством «Просвещение»: не весь текст, а только его часть, причём на определённую тему (хрестоматия).

Каждое новое издание (переиздание) источника представляет самостоятельный интерес, поскольку данный факт отражает степень использования источника в социальной практике, позволяет лучше понять, в какой связи актуализировалось его содержание, как относились к этому произведению читатели новых поколений. Сам факт распространения произведения в определенной среде важен тем, что он отражает состояние общественного сознания, изменение его социальных или культурных интересов и ориентации. Функционирование произведения в иной социальной среде, в другой культуре делает явными те слои социальной информации, которые не улавливались первоначально, и, возможно, не вводились в произведение его автором намеренно. Иной культурный контекст высвечивает ранее незамеченные свойства источника. Его содержание вступает в новые ассоциативные, смысловые, содержательные взаимодействия с той социальной реальностью, в которой произведение оказывается востребованным (переписывается, публикуется, перечитывается).

Контекст – это законченный в смысловом отношении отрывок письменной или устной речи, необходимый для определения смысла отдельного входящего в него слова или фразы. Контекстуальный – определяемый контекстом, зависящий от контекста. В этом смысле 5-й метод является контекстуальным. Приведём пример контекстуальный подхода академика Д.С. Лихачёва к нарративным (повествовательным) памятникам середины XVI в. Данный подход позволил ему сделать такой вывод, который был бы невозможен, если бы он ограничился анализом содержания только одного памятника, например, «Домостроя». По его мнению, «Домострой», «Лицевой летописный свод», «Стоглав», «Чин свадебный», «Повесть о болезни и смерти Василия Третьего» позволяют назвать их «литературой государственногоустроения», так как она призвана упорядочить и регламентировать жизнь населения Московского царства. По аналогии с выводом предшественника академика А.С. Орлова, квалифицировавшего эпоху середины XVI в. как «эпохуобобщающих мероприятий».

Контекстуальный подход представляется перспективным, хотя не все историки (например, А.Л. Юрганов) его признают, так как, по их мнению, тем самым историки приписывают конкретному источнику то, чего в нём нет. Действительно, в одном единственном источнике может быть неявно выражено (потенциальная информация) то, что становится явным (актуальная информация) в соотнесении его с аналогичными источниками. Этот подход к источникам предполагает, что студент-историк не должен ограничиваться анализом только одного источника, если от него требуется дать характеристику определённого вида источников (законодательных, делопроизводственных, мемуаров и т.п.) изучаемого периода. Он должен исследовать избранный им источник, соотнося его с комплексом однотипных и одновременно существовавших источников.

 

Интерпретация источника

По мнению О.М. Медушевской, следует методологически четко разделять информацию, которую содержит источник как авторское, составленное с определенной целью произведение, от того бесконечного разнообразия ассоциативных вариаций, на которые может оказаться способной творческая личность его будущего читателя. В первомслучае методологический принцип «признания чужой одушевленности» позволит вдумчивому исследователю услышать и различить заглушённый временем голос создателя источника. Во втором он воспользуется текстом источника как поводом для самовыражения. Именно поэтому методологически важен такой этап источниковедческого анализа, как интерпретация источника. Её цель — понять авторский замысел создателя произведения (для нас – источника).

Её проводят с целью установить (в той мере, в какой это возможно с учетом временной, культурной, любой другой дистанции, разделяющей автора произведения и его исследователя) тот смысл, который вкладывал впроизведение его автор [6]. Общее учение об исторической интерпретации источников в наиболее систематизированном и логически обоснованном виде изложил в своей «Методологии истории» А.С. Лаппо-Данилевский.

Французские же историки-позитивисты Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобос, говоря об анализе источника, не проводили логической грани между задачами внутренней критики источника и задачами его интерпретации. Об этом свидетельствует и нечеткий термин «критика интерпретации», который они использовали в своем методологическом руководстве «Введение в изучение истории».

Напротив, Лаппо-Данилевский придает проблемам интерпретации источника принципиальное значение. Для решения задач интерпретации он выдвигает, прежде всего, принцип психологического истолкования (основанный на фундаментальном постулате данной парадигмы — признание чужой одушевленности): далее — принцип психологической интерпретации условного вещественного образа или символа. Технический метод интерпретации позволяет судить о смысле и назначении данного произведения по тем специальным (техническим) приёмам, которыми пользовался автор; типизирующий метод предполагает соотнесение источника с соответствующим типом культуры; и, наконец, индивидуализирующий метод интерпретации позволяет раскрыть индивидуальные особенности творчества его автора. На ряде примеров, анализе конкретных исследовательских ситуаций ученый показывает, каким образом применение типизирующего и индивидуализирующего методов в их взаимодействии позволяет провести интерпретацию источника в целом.

Преодолевая традиционные позитивистские подходы к источнику как эмпирической данности, современная методология гуманитарного исследования выдвинула на первый план проблему герменевтики как главного и даже единственного метода работы с источником, произведением и текстом. Почему стал возможен такой максимализм: преувеличение значимости метода интерпретации источника в ущерб остальным методам? Потому что самое главное для историка – понять замысел автора документального или повествовательного произведения. Во-первых, он мог меняться в процессе его создания, во-вторых, наше его понимание может не совпадать с авторским. Тем более что автор создал его для своей цели, а историк использует его в ином качестве – как источник, чтобы написать научную работу. Разные цели – разное толкование произведения, то есть интерпретация источника.

Например, С.Ю. Витте, как предполагают некоторые историки, попросил императора Николая II в начале октября 1905 г. разрешить ему, председателю Комитета министров, разработать конституционный манифест. Разрешение было получено. В подготовке проекта манифеста, кроме Витте, приняли участие ещё несколько человек. В результате 17 октября 1905 г. был утверждён манифест, смысл которого был иным, чем хотелось Витте. Манифест призван был успокоить население и отказаться от «смуты» и волнений, могущих перерасти в революцию. И по сей день некоторые историки считают его конституционным манифестом, приводя в качестве аргумента факт создания Государственной думы. Что может дать историку знание о том, как менялся смысл манифеста в процессе его подготовки и опубликования? Как минимум, знание о том, что императору-самодержцу не хотелось отказываться от статуса абсолютного монарха и что он был вынужден согласиться с некоторым ограничением своих полномочий.

Современная философская герменевтика выходит далеко за пределы традиционного истолкования текста, обращаясь к более общим проблемам языка и значения. При этом подчеркивается взаимосвязь профессионально-прикладного и более широкого, теоретико-познавательного, подхода к произведению, их неразделимость. Действительно, от проблемы истолкования (смысла, который вкладывал в свое произведение автор) исследователь переходит к рассмотрению более широкой, выходящей за пределы интерпретации проблемы понимания источника как явления культуры. Важно вместе с тем подчеркнуть существенное различие этих двух подходов, наряду с их единством, в сущности, исследуется один и тот же объект, один и тот же источник, но он рассматривается для решения двух разных исследовательских задач.

На этапе интерпретации источника исследователь движется в потоке сознания автора произведения: стремится лучше понять ситуацию, в которой тот находился, и его замысел, способ, принятый им для воплощения этого замысла, выступает в позиции заинтересованного слушателя, интерпретатора. На той же эмоциональной волне сопереживания и симпатии может переводиться и иноязычный текст.

Кстати, 4-й метод (история текста, текстологический анализ) свидетельствует, что авторский замысел действительно мог меняться, если историку стали доступны план задуманного произведения, черновые и чистовые варианты, а затем и сама публикация произведения. Иногда об этом можно узнать в академических изданиях произведений в качестве исторических источников.

Но затем происходит смена позиции исследователя. Конечно, степень проникновения в психологию автора зависит от видовых особенностей произведения. В некоторых ситуациях данному подходу придается важное, по существу решающее, значение. Так, А.И. Марру говорит о том, что исследователь средневековых текстов должен суметь на какое-то время психологически перевоплотиться в средневекового монаха. Методолог, придерживающийся данной концепции, представляет собой историка, наделенного, прежде всего, даром симпатии и сопереживания. Высказываются, однако, и другие точки зрения. В свое время, останавливаясь на принципах изучения источников, В.О. Ключевский говорил о том, что для ряда категорий источников подобный подход неэффективен. Эта позиция разделяется и частью современных историков. Действительно, если историк будет стремиться единственно понять смысл, который вкладывал автор в своё произведение, то он перестанет быть источниковедом, так как откажется от определения места исследуемого им произведения в качестве исторического источника в ряду уже известных и введённых в научный оборот.

 

Анализ содержания

От этапа интерпретации источника исследователь переходит к анализу его содержания. При этом для него становится необходимым взглянуть на источник и его свидетельства глазами современного исследователю человека другого времени. Этот метод предназначен для определения смысла, вкладываемогосамим историком в исследуемое произведение посредством современной ему культуры. Источниковед-профессионал (дальше – источниковед), по существу, — это филолог и историк в одном лице: сначала он рассматривает источник как часть реальности прошлого, а потом — как часть той реальности, в которой находится сам. Он оценивает источник логически, обращаясь то к его актуальной, то к потенциальной информации. Структура исследовательского изложения меняется — она диктуется стремлением возможно полнее раскрыть все богатство социальной информации, которую может дать источник, поставленный в связь с данными современной науки. Исследователь раскрывает всю полноту социальной информации источника, решает проблему ее достоверности. Он выдвигает аргументы в пользу своей версии правдивости свидетельств, обосновывает свою позицию. Если этап интерпретации источника предполагает создание психологически достоверного образа автора источника, использование, наряду с логическими категориями познавательного процесса, таких категорий, как здравый смысл, интуиция, симпатия, сопереживание, то, в свою очередь, на этапе анализа содержания превалирующими становятся логические суждения и доказательства, сопоставление данных, анализ их согласованности друг с другом. Полученные данные соотносятся со всем объемом личностного знания исследователя, говоря словами философа-герменевтика Г. Гадамера, «с целостностью нашего опыта о мире».

Если значительная часть историков ограничивается, в лучшем случае, лишь герменевтикой, то есть выявлением смысла, который автор вкладывал в своё произведение, нередко декларативно, то меньшинству «новых», «интеллектуальных» историков этого недостаточно. Не зря ещё древние говорили «errare humanum est» (человеку свойственно ошибаться). На самом деле не всякий автор произведения понимает его смысл «до конца». Реально культура человека любой исследуемой эпохи многослойна: в ней есть не только «современность», но и «прошлое», и эти слои находятся между собой в диалоге. Было бы неверно полагать, что человек, живущий в Новейшее время, абсолютно не связан с Новым временем, тем более в переходные эпохи, когда настоящее ещё не укоренилось, зыбко. В это переходное время актуализируется прошлое и остро воспринимается предстоящее. Переходное, маргинальное состояние часто проявляется в потенциальной информации, то есть в структуре текста (в соотношении его частей, в появлении новой лексики и исчезновении/появлении некоторых «ключевых» слов и т.п.), в первоначально малозаметной смене духовных ценностей или в их сосуществовании. Эта потенциальная информация не всегда осознаётся самим автором произведения и воспринимается как некая мода, от которой не следует отставать, наподобие словосочетаний: «так сказать», «как бы», «достаточно убедительно» и т.п. Подобные словосочетания тоже должны считаться источником, отражающим своё время.

Приведём пример. Автор «Повести временных лет (ПВЛ»), ещё недавно принявший христианство, пытался с точки зрения христианина написать о том, «откуда пошла земля Русская…». Это у него получилось, но не вполне. И это закономерно. Веру нельзя резко и сразу сменить, как повернуть переключатель электричества. Практически невозможно тот час же после крещения отказаться от культуры предков. Вот почему в самих ранних редакциях ПВЛ её начало насыщено притчами, преданиями, легендарными личностями и почти сказочными событиями. И само время в описании этих «чудесных событий» как бы застыло, остановилось. Не зря летописи называют «раннеисторическими описаниями» (следующими за произведениями «эпического историзма»). Кстати, общеизвестна критика духовенством на протяжении веков «простонародья» за «двоеверие», то есть за сосуществование в его мировоззрении веры христианской и суеверий, генетически связанных с язычеством. В этом смысле летописец XI-XII вв. ещё не христианин в полном смысле этого слова, а лишь принявший христианскую веру и жаждущий её быстрого распространения в Древней Руси. Вот почему в ПВЛ этого времени можно найти немало мифо-эпического, а не только христианского. Тем самым и смысл, который вкладывал монах-летописец в ПВЛ, мог не совпадать с тем смыслом, который выявлял в ПВЛ историк, тем более не христианин, потому что он впитал в себя культуру, в том числе историческую, за все последующие века после написания ПВЛ и может отстранённо (не боясь преследования со стороны Церкви) и рационально исследовать ПВЛ.

Даже в новейшее время можно найти немало подобных примеров о несовпадении смысла, который вкладывал в текст его автор, с тем смыслом, который в нём находил историк. Например, в советской истории существовала информация для большинства населения и информация для избранных (партийно-советской номенклатуры), причём получаемая в соответствии с их политическим статусом. Информация для избранных имела гриф секретности: «секретно», «строго секретно», «совершенно секретно» и «особые папки». Далеко не всякий номенклатурный работник имел допуск к «особым папкам». Лишь в конце XX – начале XXI в. историки получили доступ к части из этих рассекреченных материалов. Только после рассекречивания ранее недоступных источников историк получил возможность понять смысл скрываемой от него информации и самому определить реальный смысл как рассекреченных, так и доступных источников.

В конце своей жизни О.М. Медушевская написала книгу «Теория и методология когнитивной истории». Книга была опубликована после её смерти в 2008 г. Рецензент (И.В. Сабенникова) пишет, что Медушевская уже несколько иначе относится к герменевтике, относя её к традиционному, донаучному знанию. По мнению Медушевской, разделить две логики (автора произведения и историка) невозможно, возникает так называемый «герменевтический круг» и «конфликт интерпретаций»[7]. Именно поэтому она связывала дальнейшую судьбу источниковедения с использованием точных методов – теории информации, структурно-функционального подхода, структурной лингвистикой, а также теми областями прикладного исторического знания, которые связаны с разработкой методики добывания достоверных и доказательных знаний.

Таким образом, в процессе источниковедческого анализа исследователь раскрывает информационные возможности источника, интерпретирует те сведения, которые, намеренно, помимо своей воли или неосознанно, сообщает источник, свидетельствуя прямо или косвенно о своем авторе, о том этапе социального развития, когда источник был создан, воплощен в данную вещественную форму.

 

Источниковедческий синтез

Опираясь на результаты проведенного исследования, историк обобщает свою работу, проводит источниковедческий синтез. Синтез — завершающий этап изучения произведения, рассматриваемого в качестве исторического источника. На этом этапе создается возможность обобщить результаты анализа отдельных сторон произведения, отдельных комплексов социальной информации, полученной при исследовании его структуры и содержания. Произведение (источник) рассматривается не только в его непосредственной, эмпирической данности, как реально существующий объект (вещь), но более полно и более обобщенно, — как явление культуры своего времени, определенной социокультурной общности, народа. Происходит как бы встреча двух смыслов исследуемого произведения: его автора и историка. В процессе ихдиалога появляется возможность определить значение данного произведения как исторического источника и ввести его в корпус уже оцененных источников, чтобы он занял подобающее ему место в нём.

Возвращение к целостности произведения как явлению культуры является характерной чертой методологии источниковедения, что ярко проявляется в подходе А.С. Лаппо-Данилевского к изучению частноправовых актов, А.А. Шахматова — древнерусских летописей, В.О. Ключевского - житий как к историческому источнику. О необходимости обращения к целостности произведения как явления культуры писал Л.П. Карсавин.

Метод источниковедения — источниковедческий анализ и источниковедческий синтез — имеет целью воссоздать произведение как историческоеявление, и в этом смысле результат такого исследования самодостаточен. Источниковедческий синтез, сосредоточивая внимание на воссоздании целостности произведения как явления культуры, открывает возможность широких культурологических компаративных исследований, вовлекающих в поле изучения сходные (особенно по таким признакам, как структура, функции, цели создания и т. п.) явления культуры других времен и народов. В результате сравнительных исследований возникают возможности синтеза более высокого уровня — воспроизведение явлений общечеловеческой истории, феноменологии культуры.

Аргументированная оценка значения источника дает обоснование для практических рекомендаций о возможностях его научно-практического использования. Это могут быть рекомендации по собиранию соответствующих источников, экспертизе ценности источников, по их использованию в научно-исследовательской и другой работе.

Ещё одно замечание общего характера нужно учесть. Очевидно, что чем древнее источник, тем сложнее его исследовать. Хотя бы потому, что и культура иная, и язык малопонятен, да и сам интересующий историка конкретный текст может находиться в составе других текстов (сводов). Например, фрагменты Русской Правды в составе Псковской судной грамоты.

Вместе с тем не должно быть иллюзий относительно источников Новейшего времени. В работе с ними свои трудности. Например, статистические источники требуют к себе специфического подхода. Вряд ли сопоставима статистика начала XXI в. со статистикой первой трети XX в., так как они базировалась на разной методологии и зависимой от неё методики сбора и обработки данных. Без определённой статистической культуры работа с этим видом источников обречена на неудачу.

После убеждения в полноте и достоверности, типичности или уникальности источников они вводятся в научный оборот. Для «описательной» истории, не претендующей даже на концептуализацию, этих процедур достаточно, чтобы затем оперировать историческими фактами в историческом исследовании, мало отличающимися от краеведческого исследования. Для концептуального (сниженный вариант теоретического исследования), тем более для теоретического исторического исследования этих процедур недостаточно. Требуется иное качество фактов. Это должны быть не просто исторические факты, а научно-исторические факты, так как теоретическое исследование оперирует именно ими. Конструирование научно-исторических фактов историком происходит в процессе отражения его сознанием фактов самой исторической действительности на основе фактов исторических источников. Причём в этом случае используются не отдельные научно-исторические факты, а система концептуализированных и взаимосвязанных («высвеченных изнутри теорией» - М.А. Барг) научно-исторических фактов (И.Д. Ковальченко). Эффективность этого процесса зависит от профессионального мастерства историка: его методологии, используемых методов, обществоведческой и гуманитарной культуры. Затем начинается собственно историческое исследование в качестве теоретического.

 

Основная литература

Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Уч. пособие. / И.Н. Данилевский и др. М., 2000. С. 19-127.

 

Дополнительная литература

Коротаев В.И. Периодическая печать как исторический источник. Учебно-методические рекомендации. Архангельск, 2007. С. 12-24

Копейкина О.Ю. Понимание исторического текста (в папке «материалы к источниковедению»).

 

123456789Следующая ⇒

Поделиться: