СМУТЫ ЛИТОВСКИЕ И МОСКОВСКИЕ

После смерти Ягайло польские магнаты возвели на престол его сына Владислава III (годы правления 1434—1444). В Литве же продолжалась усобица. Свидригайло поссорился с претенден­том на должность митрополита Герасимом и сжег его в Витебске. В Витебск собрались русские князья — сторонники Свидригай­ло. Оттуда войско его двинулось к Брислову, где соединилось с ливонским магистром. Затем союзники направились к городу Валькомиру.

1 сентября 1435 г. у Валькомира на реке Святой произошло ге­неральное сражение. Свидригайло поручил командовать войском своему племяннику Сигизмунду Корибутовичу, в свое время от­личившемуся в Гуситских войнах. Под началом у него были пол­ки смоленские, витебские, полоцкие и отряд ливонских рыцарей. Войском Сигизмунда Кейстутовича, большую часть которого со­ставляли поляки, командовал его сын Михаил. После упорной и кровопролитной битвы войска Свидригайло обратились в бегство, а раненый Сигизмунд Корибутович попал в плен. Под Вилько-миром были убиты ливонский магистр, князь Ярослав Лингве-ньевич, князь Михаил Балабан, князь Даниил Семенович Голь-шанский и князь Михаил Львович Вяземский.

«И через три недели после того побоища князь великий Си­гизмунд, собрав всю свою силу литовскую, послал сына своего князя Михаила на Русь. И князь Михаил, придя, стал в Орше, и смоль-няне встретили князя Михаила в Орше, и сдались великому князю Сигизмунду и сыну его князю Михаилу.

И князь Михаил не пошел к Смоленску, а пошел от Орши к Витебску, стоял [там] шесть недель и, не взяв замка, пошел прочь, и после того, в ту же зиму, князь великий Сигизмунд собрал опять свою силу литовскую и послал к городу Полоцку. И, придя, паны стояли под Полоцком неделю и, не взяв города, пошли прочь. А на следующий год полочане и витебляне, не видя себе ни от кого помощи, подчинились великому [князю] Сигизмунду Кейстуто-вичу, и начал великий князь Сигизмунд княжить в Великом кня­жестве Литовском и в Русском,

В лето шесть тысяч девятьсот сорок восьмое [1440 г.] правил великий князь Сигизмунд в Вильно и в Троках, и во всех зем­лях русских, и литовских, и жемайтских, и совершал большие жестокости в отношении своих подданных, особенно над шля­хетским сословием, хватал их и совершал над ними страшные жестокости, карал их невинно, убивал и мучил их так, как только мог придумать, и поступал так со всеми князьями и панятами и со всем шляхетским сословием всех земель литовских, русских и жемайтских. И был в отношении того шляхетского сословия очень жесток, и всеми этими своими злыми поступками он равнялся Антиоху Сирийскому и Ироду Иерусалимскому и предку своему великому князю литовскому Тройдену, который совершал различные страшные жестокости в отношении земель польских и русских. И те подданные его, вся шляхта, терпели это как от своего господина верные рабы, и ничего злого против него не предпринимали и не замышляли.

И он, окаянный князь великий Сигизмунд, не насытил злобы своей и мыслил в сердце своем по дьявольскому наущению, как бы погубить все шляхетское сословие и пролить его кровь и поднять мужичье сословие, собачью кровь. Прежде всего он зах­ватил двоих князей, своих близких родственников, намереваясь их казнить: князя Юрия Лингвеньевича и князя Олелька Вла­димировича, и посадил князя Юрия Лингвеньевича в меньшем замке Трокском, а князя Олелька в Кернове, а княгиню его с дву­мя сыновьями, с Семеном и с Михаилом, в Утянах, и еще, считая, что этого недостаточно, в заключение своего злого умысла решил созвать великий сейм и на том сейме уничтожить и искоренить всю шляхту и вознести мужичье сословие. И написал окаянный грамоты своим властям по всем своим землям Великого княже­ства, княжатам и панятам и всей шляхте, приказывая, чтобы все ехали на сейм, для решения земских дел; а злобу свою утаил, что против них замыслил.

А в то время воеводой виленским был Довгирд, а воеводой трок-ским Лелюша. И те два пана, узнав достоверно, что тот сейм будет созван для гибели всего шляхетского сословия и их самих, и позвали к себе на совет князя Чарторыйского; и те три пана, посовещавшись, замыслили убить князя Сигизмунда; а прочих князей и панов в то время при Сигизмунде никого не было. И на том совещании решили, чтобы самим им занять города Вильно и Троки и держать их на князя Свидригайла, который после пора­жения, понесенного от Михаила Сигизмундовича у Побоиска, бе­жал в Молдавию.

И решив так, направили дворянина родом из Киева по име­ни Скобейко и дали ему триста возов сена и на каждый воз под сено положили по пяти вооруженных человек, а один че­ловек возом правил, и отправили того Скобейко в Троки, будто бы с дякольным сеном. И отправив Скобейко, послали в Мол­давию к князю Свидригайлу, искать его, а князь Александр Чар-торыйский и Скобейко въехали в Трокский замок в вербное воскресенье.

В тот же момент сын князя Сигизмунда вышел из замка в ко­стел, а сам князь Сигизмунд слушая мессу в замке в спальне. И князь Чарторыйский, въехав со Скобейко и со всеми теми воза­ми в замок, замок затворили, и все те люди вышли из возов и пошли прямо к спальне князя Сигизмунда, где он слушал мессу. И был у князя Сигизмунда медведь, которого он очень любил, и когда он, приходя к спальне, дергал лапой, то его всегда впускали. И так князь Чарторыйский, нрийдя со Скобейко и со всеми теми людьми, дернул рукою за дверь, и князь Сигизмунд подумал, что это медведь, и приказал открыть дверь. И в тот же момент броси­лись в спальню, и начал князь Чарторыйский говорить ему о всех его злых проступках, которые он совершал над всей шляхтой Великого княжества и о том, чти еще замыслил, наконец, на том сейме всех князей и панов и все шляхетское сословие искоре­нить и кровь их пролить, а собачью кровь мужичью вознести, и сказав те слова, наконец произнес: «Что ты приготовил князьям, панам и всем нам испить, то ты теперь испей один».

И бросился к нему, намереваясь его убить, но у него не было ничего, и поэтому Скобейко схватил вилы, которыми поправля­ли в камине дрова и теми вилами ударил его в тот момент, ког­да ксендз подносил облатку [причастие], и кровь брызнула с го­ловы на стену, которая и до сего времени видна на стене в спальне его, в башне, в Большом замке Трокском. И в тот момент, не же­лая видеть смерть своего господина, упал на него его любимец по имени Славко, так как его очень любил великий князь Сигиз- мунд. А они того Славку взяли и выбросили из окна башни, и он там сломал шею»¹³⁵.

После убийства Сигизмунда литовская знать вновь раздели­лась: одни хотели видеть великим князем польского короля Вла­дислава Ягайловича, а другие, бывшие сторонники Сигизмунда, желали на престол его сына Михаила, третьи же хотели Свидригайло.

В 1437 г. умер венгерский король Сигизмунд, и венгерские вельможи предложили престол польскому королю Владиславу III. Юному королю очень хотелось объединить два королевства. Польские вельможи, в свою очередь, считали необходимым соеди­нить силы двух королевств для отпора турецкой агрессии. Нако­нец, было ясно, что если Владислав откажется, то венгры выбе­рут короля из династии Габсбургов, а это совсем уж не нрави­лось полякам.

Однако и Литва требовала присутствия короля в Вильно, а в противном случае грозила отделиться от Польши. После долгих совещаний вельмож решено было, что Владислав поедет в Венг­рию для упрочения себе тамошнего престола, а в Литву поедет его родной брат, юный Казимир, но не в качестве великого князя литовского, а в качестве польского наместника, поскольку боль­шинство польских вельмож желало видеть великим князем ли­товским Владислава.

Тринадцатилетнему мальчику литовские послы рассказали о Литовской земле, «о роскошной охоте в Литве, об охоте на туров и зубров и на прочих различных зверей, и королевич Казимир очень полюбил охоту, так как очень любил охоту и решил ехать с ними»¹³⁶.

Литовские паны очень спешили и провозгласили Казимира великим князем литовским не в столице, а в пограничном городе Бресте. Сделали это не зря. Другой претендент на виленский пре­стол — Михаил, сын Сигизмунда — был вынужден бежать из замка Троки в Мазовию к своей тетке, жене князя Януша.

Юный Казимир начал править в Вильно, но но всей Литве вскоре заполыхала гражданская война. Ряд литовских городов перешел на сторону пришедшего с мазурским войском Михаила Сигизмундовича. Почти одновременно восстал Смоленск, о чем уже говорилось в главе 9.

 

В 1444г. Владислав, король поль­ский и венгерский, пал в битве с тур­ками при Варне, а точнее, пропал без вести, и это событие имело важное значение в судьбе Литвы и Руси. Без­детному Владиславу должен был на­следовать его брат, семнадцатилетний Казимир Литовский. Поляки, с пода­чи краковского епископа Збигнева Олесницкого, звали Казимира к себе на престол, тот же по настоянию литов­цев долго не соглашался. На Петрков-ском сейме в 1446 г. послы Казимира, русские князья Василий Красный и Юрий Семенович, объявили панам об отказе своего князя наследовать бра­ту на польском престоле.

Тем временем на Руси продолжала бушевать гражданская вой­на. Московский престол несколько раз переходил от Василия II к его дяде Юрию Дмитриевичу, а после его смерти опять к Васи­лию II. Василий II ослепляет своего двоюродного брата Василия Косого — сына Юрия Дмитриевича, а другой сын Юрия Дмит­риевича — Шемяка — сверг с престола Василия II и в свою оче­редь ослепил его. С тех пор Василия II называли Темным.

Таким образом, ни у Литвы с Польшей, ни у Москвы не было сил для серьезного вмешательства в дела друг друга, если не счи­тать отдельных эпизодов. Так, Свидригайло был побратимом Юрию Дмитриевичу, следовательно, Василий II должен был находиться в союзе с врагом Свидригайло Сигизмундом Кейстутовичем и сыном его Михаилом, а убийца Сигизмунда князь Черторыский жил у Шемяки и вместе с ним приходил воевать на Москву. Ва­силий держал сторону Михаила и в его борьбе с Казимиром.

В 1445 г. великий князь московский Василий II послал двух татарских царевичей на Вязьму, Брянск и другие литовские го­рода. Татары побили много народа, еще больше в плен повели, разорили Литовскую землю почти до самого Смоленска и вер­нулись домой с большой добычей. Казимир решил отомстить и отправил под Калугу семитысячное войско под начальством се­мерых своих панов. Войско постояло под Козельском и под Ка- лугой и ни с чем отошло к Суходрову. Тут их встретил отряд из ста можайцев, ста верейцев и шестисот боровцев. В сражении русские потеряли своих воевод, литовцы потеряли двести чело­век убитыми и возвратились домой¹³⁷. Это было, впрочем, един­ственное сражение с Литвой в княжение Василия Темного.

В 1449 г. был заключен договор между королем Казимиром IV и великим князем Василием II и его братьями Иваном Андрее­вичем, Михаилом Андреевичем и Василием Ярославичем. Васи­лий Темный обязался жить с Казимиром в мире и согласии и действовать везде заодно, «хотеть добра ему и его земле везде, где бы ни было». Те же обязательства взял на себя и Казимир. Казимир обязывался не принимать к себе Дмитрия Шемяку, а Василий — Михаила Сигизмундовича. В случае нападения татар князья и воеводы литовские и московские, обязались, сославшись друг с другом, обороняться заодно.

Из-за конфликта с Москвой Казимир решил помириться с со­перником. Он вызвал из Мазовии Михаила Сигизмундовича и дал ему в удел Бельск, Брянск, Сураж, Клецк, Стародуб и ряд других русских городов. Михаил сделал своей столицей Клецк. Там он предложил каким-то князьям Воложским убить великого князя Казимира на охоте.

И вот, когда Казимир со свитой отправился на охоту, князья Воложские с пятьюстами всадниками поехали ловить самого ве­ликого князя. Однако один из загонщиков увидел вооруженных всадников и предупредил Казимира. Тот бросился бежать в за­мок Троки. Немедленно из Трок выехала дружина главного ли­товского воеводы Яна Гаштольда. Вскоре все пять князей Волож-ских были пойманы и казнены в Троках.

Узнав о казни Воложских, Михаил Сигизмундович бросил Клецк и бежал в удаленный от Вильно Брянск. Далее я проци­тирую «Хронику Быховца»: «И находясь в Брянске, собрал там немалое войско и с помощью Москвы пошел и захватил город Киев. И князь великий Казимир, собрав силы свои литовские, спешно послал своего дядьку Ивана Гаштольда. Он же прибыл туда и города Киев и Брянск возвратил Великому княжеству. А Михайлушко [Михаил Сигизмундович — А.Ш.] услышав, что идет войско литовское, испугался, и побежал из тех городов в Москву. И когда был он в одном монастыре и слушал обедню, игумен, который не любил его, дал ему в причастии лютую отраву ядовитую. Он это причастие быстро принял и проглотил, и здесь же нал и подох».

Похоже, что Василий II отправил войско на помощь Михаилу, но после поражения решил спрятать концы в воду. По этому по­воду А.А. Зимин писал: «Польский хронист середины XV в. Ян Длугош отметил, что «Михайлушко» отравлен был ядом, данным ему, «как утверждают, великим князем московским». Смерть Ми­хаила Сигизмундовича исследователи относят к 1451 г. Опыт расправы с ним пригодился вскоре, когда Василию II представи­лась возможность покончить со своим недругом Дмитрием Шемякой»¹³⁸.

Тут мы немного забежали вперед. Поляки продолжали звать великого князя Казимира на польский престол. И, в конце кон­цов, Казимир должен был уступить требованиям польских па­нов, так как узнал, что они на сейме решили выбрать королем мазовецкого князя Болеслава, тестя и союзника его соперника Михаила Сигизмундовича. Итак, Казимир стал польским коро­лем под именем Казимира IV Ягеллончика.

Отношения польских и литовских панов в начале правления короля Казимира хорошо иллюстрирует сейм в Парчеве, созван­ный через год после коронации. Как гласит «Хроника Быховца»: «И замыслили паны польские перерезать на том парчовском сейме панов литовских, а Литовское княжество присоединить к Польше». Причем король не знал о заговоре.

Но «Варфоломеевской ночи» не получилось из-за болтливос­ти польских панов. «Был один поляк благородного происхожде­ния Андрей Рогатинский, и узнал он достоверно о предстоящей гибели литовских панов, и втайне сообщил о том панам литовс­ким, Ивану Гаштольду и старосте жемайтскому Кезгайле. И те паны, не сообщив своим слугам, замыслили так: попросили польских панов к себе назавтра на обед, и, попросив на обед, сами ночью спешно уехали в Брест, а слуг и обозы оставили для на­блюдения на месте в Парчове. И паны польские, не зная о том и, согласно своему замыслу намереваясь их перерезать, собрав сво­их людей в немалом количестве, послали их в обоз перебить ли­товских панов. И те люди приехали и стремительно налетели на обозы, но панов литовских не нашли, только обоз да слуги. И за­тем паны польские раздумали, что нехорошо поступили, и поэтому решили ни обозу, ни слугам ничего не делать и отпустили их вскоре в Литву»¹³⁹.

С большим трудом королю и его советникам удалось предот­вратить польско-литовскую войну.

А в Московском государстве гражданская война шла к концу. 27 января 1450 г. московская рать разгромила у Галича войско Дмитрия Шемяки, а через несколько дней пал и Галич — родо­вое гнездо Юрьевичей, конкурентов Василия Темного. Шемяка повел войну на севере и занял Устюг и Вятку, но, в конце кон­цов, ему пришлось бежать в Великий Новгород.

17 июля 1453 г. в Новгороде агенты Василия Темного отрави­ли Дмитрия Шемяку. Его сыну Ивану пришлось бежать в Лит­ву. Король Казимир IV дал Шемячичу во владение города Рыльск и Новгород Северский. Эти владения по наследству достались сыну Ивана Дмитриевича Василию, который стал князем новго-род-северским.

Летом 1454 г. Василий II отправился в поход на Ивана Андре­евича Можайского. Тот в свое время был союзником Шемяки, но давным-давно заключил мир с Василием II. Можайск был взят войсками Василия II, но князь Иван Андреевич с женой, сыновь­ями Андреем и Семеном и боярами, в том числе с Н.К. Добрын-ским и его семейством, бежали в Литву. Беглому можайскому князю король пожаловал сперва Брянск, а затем поменял его на Стародуб и Гомель.

До конца царствования короля Казимира (1492 г.) войны меж­ду Литвой и Москвой не было, поскольку у обеих сторон были связаны руки. Иван III освобождался от ордынской зависимости, присоединял Великий Новгород, разбирался со своими родствен­никами (имеются ввиду не противники, а его союзники в граж­данской войне). А Казимиру пришлось вести серию тяжелый войн. Король выиграл войну с Тевтонским орденом. В 1466 г. по Торунь-скому миру Орден был вынужден признать вассальную зависи­мость от Польши. Гроссмейстер Ордена обязался принять при­сягу польскому королю и лишался права самостоятельно заклю­чать союзы и объявлять войну. Гданьск и Западная Пруссия (Гданьское Поморье) были присоединены к Польше. Это откры­ло Польше выход к Балтийскому морю. Литва из владений Ор­дена получила Жмудь вместе с городом Ковно (западная часть современной Литвы).

Несколько лет Казимир вел войну с венграми, пытаясь сде­лать их королем своего сына Яна Альбрехта.

Выйдя к Балтийскому морю, Казимир первым из польских ко­ролей приступил к реализации идеи Великой Польши «от можа до можа», то есть создания огромного государства от Балтийско­го моря до Черного. Замечу, что эта идея стала «идеей фикс» польской верхушки на более чем 500 лет.

В 1486 г. молдавский воевода Стефан попросил у Казимира по­мощи в борьбе с турками. Еще раз процитирую «Хронику Бы-ховца»: «Молдавский воевода Стефан сообщил королю Казими­ру, что царь турецкий пришел с большими силами в его землю, намереваясь прогнать его из государства и захватить землю, и просил короля, чтобы тот оказал ему помощь, и его и землю его спасал, обещая стать навечно со всею землею его вассалом. Король же Казимир, собравшись без малейшей задержки, со всеми сила­ми польского королевства и со многими людьми литовскими пошел к нему на помощь и, придя к границам Молдавии, стал на месте, называемом Коломыя. Стефан же, воевода молдавский, со всеми своими панами и с несколькими тысячами народа при­ехал к нему в Коломыю. Король же Казимир принял его с боль­шим почетом и жил [он] у короля две недели, и отдался со всею своею землею королю в руки навечно в вассальную зависимость, и принес присягу, и все молдаване подали в руки короля свои знамена. Король же Казимир, отпустив молдавского воеводу, по­слал к нему на помощь королевичей и многих из своих людей. И как только люди короля вошли в Молдавскую землю, царь турецкий услышал о том, что войска королевича и короля при­шли молдаванам на помощь, и тотчас же ушел из земли Молдавской в свою землю за Дунай, а король Казимир и королевич со своими войсками возвратились обратно в Польшу, а воевода молдавский потом немалое время имел покой от турецкого [сул­тана]».

Любопытно, что польские историки считают, что в конце прав­ления великого князя литовского Витовта в состав Великого кня­жества Литовского вошло так называемое Дикое поле, то есть тер­ритория между Днепром и Днестром, ограниченная на юге Чер­ным морем. На самом деле власти Великого княжества Литовс­кого никогда не контролировали Дикое поле, а в XV веке там гу­ляли отряды казаков, но не запорожских (их тогда не было), а казаков восточного происхождения, большинство из которых были татарами. В XVI же веке в Диком поле кочуют орды, под­чиненные крымским Гиреям.

Несколько слов стоит сказать и о судьбе Великого княжества Тверского. Его князь Михаил Борисович строго выполнял все указания Ивана III и фактически к 1480 г. стал верным васса­лом Москвы. Но вот в 1483 г. Михаил Борисович заключил дого­вор с королем Казимиром. «Заключил договор» звучит слишком громко, фактически это было повторение слово в слово договора, заключенного в 1449 г. между великим князем тверским Бори­сом Александровичем и тем же Казимиром.

Иван III использовал продление договора 1449 г. как предлог для нападения на Тверь. 21 августа 1485 г. великий князь москов­ский с большим войском двинулся на Тверь. Артиллерией моск­вичей по-прежнему командовал Аристотель Фиорованти, который 8 сентября впервые открыл огонь по Твери. Из города как крысы начали перебегать к Ивану бояре, «крамольники тверские», как их назвал летописец.

12 сентября князю Михаилу Борисовичу в сопровождении не­большого отряда всадников удалось прорваться из осажденной Твери. На следующий день Иван III торжественно въехал в го­род. Все тверичи обязаны были присягнуть сразу двум великим князьям — Ивану III и его наследнику Ивану Молодому. При этом отец подарил сыну Великое княжество Тверское. Но это был акт формальный. Иван Молодой с отцом отправился в Москву, а править Тверью стал московский боярин Василий Федорович Об­разец-Добрынский.

Занятый своими делами король Казимир и не думал помо­гать несчастному Михаилу Борисовичу в борьбе с Москвой. Од­нако по прибытии в Литву король подарил князю «двор» Лососиная в Смоленском округе и имение Печихвосты в Волынском округе Луцка. Если судить по грамотам, фиксирующим передачу имений следующим владельцам после смерти Михаила Борисо­вича, речь шла об обширных земельных владениях с лесами, во­дами и доходами от податей. Судя по всему, у Михаила Борисо­вича не было детей, или их убил Иван III. Во всяком случае, по­даренные королем имения позднее достались посторонним лицам. Неизвестна и дата смерти Михаила. Его имение Лососиная пе­решло к очередному владельцу 13 декабря 1505 г.

Король Казимир страстно любил охоту. По его мнению, в Литве охотиться было лучше, и он старался как можно больше време­ни проводить в Литве, а не в Польше. Зимой 1491/92 г. король на очередной охоте в Литве сильно разболелся. Его пришлось отправить в ближайший город Гродно. Там Казимир завещал сде­лать польским королем своего старшего сына Яна Альбрехта, а младшему Александру отдать Великое княжество Литовское. 24 мая 1492 г. Казимир, которого поляки называли Великим, умер.

 

 

ГЛАВА 14

РАСКОЛ РУСИ И ЦЕРКОВЬ

 

В Киевской Руси православная церковь была строго центра­лизована. Во главе ее стоял киевский митрополит, назначаемый константинопольским патриархом.

Во время батыева нашествия митрополитом на Руси был Иосиф, но после 1240 г. он совершенно исчезает из летописей, что дает историкам возможность предположить что, либо он был убит татарами, либо бежал в неизвестном направлении.

Через несколько месяцев после исчезновения Иосифа князь Даниил Галицкий назначает митрополитом «некого Кирилла»¹⁴⁰. Семь лет он остается «нареченным митрополитом». Лишь в 1247 г. Кирилл отправляется в Константинополь, где официально посвя­щается патриархом в митрополиты. Немного пожив в Киеве, Ки­рилл отправляется во Владимир, где становится верным сторон­ником Александра Невского. Данные о поездках Кирилла в Орду отсутствуют, но он завязал хорошие отношения с ханами. При Кирилле православные попы начинают постоянно поминать в своих молитвах ордынских «царей». В свою очередь, за мораль­ную поддержку и идею непротивления «батогу божьему» ханы позволяют Кириллу основать в 1261 г. в Сарае епархию. Первым епископом саранским Кирилл назначил Митрофана,

В 1280 г. Кирилл скончался в Переяславле-Залесском, но он был митрополитом киевским, и его тело перевезли в Киев и погреб­ли в соборе святой Софии.

Приемника Кириллу, по всей вероятности, нашел сам констан­тинопольский патриарх. В 1283 г. в Киев из Константинополя при­был новый митрополит Максим, грек по национальности. Через несколько недель Максим покинул митрополию и поехал в... Орду для утверждения золотоордынским ханом. Туда-Менгу выдает ему ярлык, и вот Максим снова в Киеве.

В 1284 г. он собрал там всех русских епископов, а в следую­щем, 1285 году, совершил инспекционную поездку на север. В 1299 г. Максим переселился из Киева во Владимир. «Пришел с клиро­сом и совсем житьем своим, по выражению летописца; последний приводит и причину переселения: митрополит не хотел терпеть насилия от татар в Киеве; но трудно предположить, чтобы наси­лия татарские в это время именно усилились против прежнего»¹⁴¹.

Перенос кафедры во Владимир Максим задумал давно и для этого провел перемещение церковных иерархов. Он с 1295 г. дер­жал вакантной кафедру епископа (владыки) ростовского и лишь перед самым своим переездом отправил в Ростов владимирского епископа Симеона.

Перенос митрополии из Киева во Владимир вызвал осужде­ние у части князей Рюриковичей и, особенно, у населения юж­ных княжеств. Не понравилось это и константинопольскому пат­риарху. Максим оправдал свой переезд из Киева явлением ему Богородицы. Вскоре после прибытия Максима во Владимир, Бо­городица явилась ему во сне и сказала: «Рабе мой Максиме, добро пришел еси семо посетите град мой... Прими сей омофор и паси в граде моем словесныя овцы». Видение митрополита было запе­чатлено на иконе, помещенной в Успенском соборе.

Как писал известный историк Н.С. Борисов: «Переезд Мак­сима во Владимир в 1299 г. послужил началом затяжного конф­ликта внутри русской церкви. Уже в 1303 г. шесть епархий Га-лицко-Волынской Руси — галицкая, перемышльская, владимиров-волынская, луцкая, холмекая и туровская — образовали само­стоятельную, независимую от владимирской, митрополию. Постав-ление первого галицкого митрополита Нифонта, несомненно, было поддержано галицким князем Юрием Львовичем, внуком Дании­ла Галицкого. Патриарх Афанасий счел за лучшее признать но­вую митрополию. С этого момента и на протяжении более чем ста лет борьба против выделения самостоятельной галицкой митро­полии становится постоянной заботой великорусских иерар­хов»¹⁴².

Именно поэтому Максим объявил себя «митрополитом всея Руси». До него киевским митрополитам и так подчинялась вся Русь, и лишний раз говорить об этом не приходилось, но сейчас ситуация стала постепенно меняться.

6 декабря 1305 г. митрополит Максим умер во Владимире. Ве­ликий князь владимирский Михаил Ярославич Тверской и слышать не захотел о каком-то Киеве и приказал похоронить Макси­ма во Владимире. Так Максим стал первым митрополитом, погре­бенным в Северо-западной Руси, а не в Киеве.

Князь Михаил сразу же отправил в Константинополь своего кандидата на митрополию игумена Геронтия. Однако и юго-за­падным княжествам плохо без митрополита, поэтому галицкий король Юрий Львович отправляет своего соискателя игумена Петра Ратского. Петр в 12 лет пошел в монахи, и к тому време­ни уже стал игуменом Спасского монастыря на реке Рате близ Львова.

Первоначально патриарх Афанасий I хотел создать на Руси две митрополии — Галицкую и Владимирскую. Но позже он при­нял решение оставить одну митрополию в Киеве, а митрополитом сделать Петра Ратского. Как писал Н.С. Борисов: «По-видимому игумен Петр понравился Афанасию своим подвижническим жа­ром и преданностью делу православия»¹⁴³.

Поначалу Петр Ратский решил, как ему и было предписано патриархом, осесть в Киеве, но по заведенному Киприаном обы­чаю ему пришлось еще поехать на утверждение в Орду. Золото-ордынский хан Тохта 12 апреля 1308 г., а по другим источникам 21 апреля 1309 г., выдал Петру ярлык. В ярлыке, в частности, го­ворилось: «А как ты во Владимире сядешь, то будешь Богу мо­литься за нас и за потомков наших». Позже новый хан Узбек дал митрополиту Петру новый ярлык, где было добавлено, что мит­рополит Петр управляет своими людьми и судит их во всяких делах, не исключая и уголовных, что все церковные люди долж­ны повиноваться ему под страхом гнева Великого хана.

Явление митрополита Петра вместо Геронтия вовсе не обра­довало тверских князей. И Михаил Ярославич решает сместить митрополита. Быстро нашелся и повод. Среди русского духовен­ства процветала симония, то есть торговля церковными должно­стями. Дело дошло до того, что митрополит Кирилл на владимир­ском соборе в 1274 г. установил верхний предел взяток. Так, за поповство и дьяконство было положено брать не более 7 гривен. А вот новый митрополит, видимо, не знал меры, и ряд иерархов церкви во главе с тверским епископом Андреем потребовали суда над митрополитом.

Однако место суда — город Переяславль, принадлежавший в то время московским князьям, был выбран противниками Петра неудачно. Там появился московский князь Юрий Данилович с дружиной. Лично он на соборе не выступал, но московские мечи оказали нужное действие на делегатов собора, и большинством голосов Петр был оправдан. Его противники послали делегацию в Константинополь к патриарху, но толку от этого быть не могло. Теперь Петр Ратский стал не владимирским, а московским мит­рополитом, всегда выполнявшим волю его покровителей.

Естественно, что противники Петра вскоре лишились своих ка­федр: в 1311 г. — ростовский епископ Симеон, в 1312 г. — саран­ский епископ Измаил и в 1315 г. — тверской епископ Андрей. Расправившись с врагами, митрополит начал думать и о смене резиденции. Спору нет, Владимир уже давно был столицей Севе­ро-восточной Руси, там имелись большие каменные храмы и мит­рополичьи палаты, но великие князья владимирские назначались ханами, и, не дай Бог, завтра там вновь окажется тверской князь. Поэтому Петр перенес митрополичью кафедру в Москву.

Для поддержания своего престижа Петр упросил великого князя московского Ивана Калиту возвести в Москве каменный епископский собор, подобный тем, что украшали все главные го­рода Северо-восточной Руси. Калита исполнил желание митро­полита и 4 августа 1326 г. заложил в Кремле первую каменную церковь во имя Успения Богородицы. Петр, не ожидая конца стро­ительства, собственными руками построил себе каменный гроб в стене церкви. И действительно, в декабре 1326г. Петр преста­вился.

Калите был срочно нужен собственный святой, и вот «некий сухорукий юноша исцелился у гробницы Петра уже через 20 дней после его кончины. Потом чудесным образом Петр исцелил сле­пого. Князь Иван велел записывать все эти происшествия, а так­же составить краткое «житие» — рассказ о жизни святого.

Вскоре во Владимире-на-Клязьме состоялся поместный собор Русской Церкви. Исполнявший тогда обязанности митрополита ростовский епископ Прохор зачитал присланный из Москвы спи­сок чудес, случившихся у гробницы Петра. Для причисления к лику святых (канонизации) требовались три условия: чудеса у гроба; наличие письменного «жития» и нетленные мощи. Впро­чем, иногда обходились и двумя первыми.

На владимирском соборе, по-видимому, присутствовал и вели­кий князь Александр Тверской. Едва ли он желал появления у Москвы собственного святого. Однако в тот момент князю нельзя было усложнять свое и без того крайне шаткое положение но­выми распрями с москвичами, а также и с иерархами, которые глубоко чтили Петра и желали его прославления. В итоге Вла­димирский собор утвердил местное, московское, почитание Пет­ра как Святого. Это был первый шаг к его общерусской канони­зации, состоявшейся в 1339 г. Тогда святость Петра была призна­на и константинопольским патриархом»¹⁴⁴.

Я опять даю длинную цитату, чтобы избежать обвинений в пред­взятости. Таким образом, Калите удалось реализовать свою зада­чу только наполовину — Петр Ратский стал лишь местным свя­тым.

Гораздо труднее было решить вторую задачу — поставить на кафедру своего митрополита. В последние месяцы жизни Петр Ратский подготовил себе преемника, некоего архимандрита Фе­дора. Он, как и Петр, был с Волыни, возможно, из того же Ратско-го монастыря. И вот летом 1326г. в Константинополь прибыли московские бояре со своим кандидатом Федором. Естественно, бояре привезли богатые дары патриарху и его иерархам. Но что-то не сладилось, и патриарх Исайя поставил митрополитом ки­евским и всея Руси своего придворного клирика Феогноста.

Новый митрополит оказался неглупым человеком — он не по­желал иметь кафедру в Киеве, но не поехал и в Москву, а отпра­вился во Владимир. Это, естественно, не могло понравиться Ка­лите, но он не повторил ошибки Михаила Тверского, поссорив­шегося с митрополитом Петром Ратским. С самого начала Кали-та стремился быть в хороших отношениях с Феогностом, прояв­ляя показное почтение. Феогност несколько раз приезжал в Мос­кву, где удостаивался торжественной встречи и останавливался во дворце покойного Петра. Ну а главное, Иван щедро распахнул свою «калиту» перед новым митрополитом. В итоге Феогност начал активно сотрудничать с Иваном, хотя ручным так и не стал.

В 1339 г. митрополит Феогност но настоянию великого князя московского Ивана Калиты добился у константинопольского пат­риарха согласия на общерусскую канонизацию Петра Ратского.

Умер митрополит Феогност весной 1353 г. во время «мора» (эпидемии чумы) в Москве. Незадолго до смерти грек по насто­янию Симеона Гордого посвятил инока Алексея (Алексия) в сан епископа владимирского. Его-то московские бояре и решили сде­лать митрополитом всея Руси после почти одновременной смер­ти Феогноста и Симеона. Алексей уже по происхождению дол­жен был стать ручным московским владыкой.

Алексей (мирское имя Алферий) был сыном боярина Федора Бяконта, пришедшего на службу к Даниилу Московскому. Крес­тным отцом Алферия был сам Иван Калита. До 20 лет Алферий служил при дворе московского князя, а затем принял постриг под именем Алексея. Что послужило причиной пострига молодого че­ловека, неизвестно, но можно с уверенностью сказать, что это был не религиозный экстаз. Это было время, когда монахи уходили в глухие леса, на северные реки и озера, сами рубили себе там скиты, постоянно собирали послушников и основывали монас­тыри.

Как писал историк Р.Г. Скрынников: «Инок не помышлял об удалении в глухую пустынь, а остался в столице, обосновавшись в Богоявленском монастыре за Торгом, в Китай-городе, поблизо­сти от Кремля. Московская знать покровительствовала Богояв­ленскому монастырю. Его ктиторами¹⁴⁵ считались бояре Велья­миновы. Богоявленские иноки из постриженных бояр сохраня­ли тесные связи с великокняжеским двором и всегда были на виду. Алексей выделялся среди братии не только знатностью, но и незаурядными способностями. Митрополит Феогност удосто­ил его своим расположением и в 1340 году назначил наместни­ком во Владимире. На плечи Алексея легло множество забот — судейство и другие дела, связанные с управлением митрополи­чьим домом»¹⁴⁶.

Сразу же после смерти Феогноста Алексей едет в Орду, и 11 февраля 1354 г. ханша Тайдула выдает ему подорожную гра­моту на проезд в Константинополь. Там Алексею пришлось про­быть около года. Дело в том, что константинопольский патриарх Каллист вступил в конфликт с императором Кантакузином и вскоре был заменен Филофеем. А главное, иерархи Византии ждали, будет ли усобица на Руси после смерти Симеона Гордо­го, и кто получит ярлык на Великое княжество Владимирское. В Константинополе прекрасно понимали, что Алексей — исклю­чительно московская кандидатура, и если великое княжение получит не Иван Красный, а кто-либо другой, то Алексея взашей прогонят из Владимира, и престиж патриарха заметно пострада­ет. Замечу, что в 50-х годах XIV века у Византии были серьез­ные проблемы с турками-османами, которые заняли уже весь противоположный берег Мраморного моря.

Наконец Алексей был рукоположен в митрополиты, причем пат­риарх впервые официально признал местом митрополичьей ка­федры не Киев, а Владимир (с опозданием на полвека). Радост­ный Алексей отплыл на Русь. Но тотчас после его отъезда патри­арх Филофей рукоположил еще одного русского митрополита — Романа.

Роман родился в Твери в боярской семье и даже состоял в родстве с князем Михаилом Александровичем. Но главное, Рома­на поддержал великий князь литовский Ольгерд. Дело в том, что владимирские митрополиты были заняты на 99% делами Вла­димире-Суздальской Руси, Орды и Новгорода, и лишь эпизоди­чески, раз в 10 — 20 лет посещали Юго-Западную Русь. Надо ли говорить, что иметь таких духовных пастырей ни паства, ни ду­ховенство, ни русско-литовские князья юго-западных земель не желали.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: