Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Русские геополитические теории XX в.: «красная стратегия», евразийство и неоевразийство
Практический опыт применения доктрины имел место в 1918 г. на мирных переговорах с Германией в Брест-Литовске. Выдвинутый Л.Д.Троцким (Л.Бронштейн) броский лозунг: «Ни мира, ни войны, а армию распустить» по сути был провокацией, призванной подтолкнуть кайзеровские войска к дальнейшему наступлению вглубь страны. Предполагалось, что «немецкий рабочий класс» увидит «звериный оскал империализма» и грудью встанет против буржуазии на защиту Советской республики. Результат получился прямо противоположный: после стремительного наступления германской армии и оккупации Украины, Прибалтики и части Белоруссии мирный договор пришлось заключать на условиях неизмеримо худших, чем те, которые предлагались вначале. И только внутриполитический кризис в самой Германской империи, вызванный ее поражением в Первой мировой войне, позволил В.И.Ленину (В.И.Ульянов) денонсировать позорный для России мир.
После гражданской войны и интервенции Советская Россия оказалась в очень сложном положении. Для обеспечения целостности и безопасности государства необходимо было укрепить границы, развить сеть внутренних коммуникаций, а также военную и промышленную инфраструктуру окраин. Ситуация усугублялась тем, что страна потеряла выход к Балтике, часть российских земель оказалась аннексирована Польшей и Румынией, а Запад проявлял к РСФСР откровенную враждебность. Однако Кремль сумел дать адекватный и быстрый ответ на возросшие угрозы и риски.
Так, политика форсированной индустриализации ставила цель не только поднять экономику, но и создать самодостаточную, прочную и независимую от внешней конъюнктуры хозяйственную систему. Великая Отечественная война показала, что это был правильный путь. В ходе промышленной модернизации было положено начало решению еще одной стержневой геополитической задачи, а именно развертыванию сети опорных культурно-экономических баз на Востоке страны. После Второй мировой войны в ходе разработки Ялтинско-Потсдамской системы мироустройства Сталину удалось, с помощью дружественных правительств в сопредельных странах, геополитически структурировать новое Большое Пространство - «социалистическое содружество государств». Оно основывалось на двух принципах: географическом, так как охватывало Восточную Европу, и идеологическом, поскольку наднациональная вера в скорое торжество коммунизма обеспечивала внутреннюю устойчивость «соцлагеря». Претворение в жизнь сталинской доктрины упрочило безопасность страны, превратило ее в мировую сверхдержаву и позволило в кратчайшие сроки преодолеть послевоенную разруху. К сожалению, позитивное, в целом, геополитическое содержание внешней политики СССР в большей степени зиждилось на неустойчивом фундаменте идеологических догм, а не на трезвом учете экономических и этно-психологических факторов. Традиционное пренебрежение социальной сферой, поначалу оправданное необходимостью мобилизации сил на борьбу с внешним врагом (1930-е – 1940-е гг.) и достижения военно-стратегического паритета с США (1950-е - 1970-е гг.), вылилось к началу 1980-х гг. в масштабный структурный кризис всего народного хозяйства страны, ориентированного преимущественно на экстенсивное развитие.
Сверхцентрализованная экономика позволяла участвовать на равных в гонке вооружений, но она была невосприимчива к инновациям в других областях, ибо не обладала механизмом самонастройки, который бы предохранял ее от чрезмерных перегрузок. Всеобщий дефицит стал обыденным явлением, что на фоне «перепотребления» в западных странах склонило чашу весов в их пользу. Соревнование за более высокий «уровень жизни», как, впрочем, и битву за умы и души людей Советский Союз проиграл, а потому перестал существовать. Таким образом, предложенные большевиками принципы организации Российского Большого Пространства - идейно-политический («пролетарский интернационализм» и «социалистическое содружество») и кровнородственный («славянское единство») -в конечном итоге оказались несостоятельными. Несколько иное видение предназначения России было у евразийцев. Движение возникло в Софии в 1921 г., когда четверо молодых российских эмигрантов — экономист П.Н.Савицкий, искусствовед П.П. Сувчинский, философ-священник Г.Д. Флоровский, лингвист и этнограф Н.С.Трубецкой — выпустили сборник статей «Исход к Востоку», который и стал манифестом движения, претендовавшего на принципиально новый взгляд на русскую и мировую историю. В 1922 г. вышла вторая книга «На путях. Утверждение евразийцев», а за ней последовали три ежегодных издания под общим названием «Евразийский временник». В 1926 г. евразийцы систематизировали свою концепцию, основные положения которой в сжатой форме были обнародованы в 1927 г. в книге «Евразийство. Формулировка 1927 г.» В 1931 г. в Париже публикуется сборник «Тридцатые годы», в котором подводились итоги десятилетней деятельности движения. Всего с 1925 по 1937 г. увидели свет 12 выпусков «Евразийской хроники». Эти работы обратили на себя внимание нетрадиционным анализом затрагиваемых вопросов.
Своей эсхатологией (учением о конце мира) евразийство в методологическом плане почти не отличалось от ведущих идейно-политических течений того времени - фашизма и коммунизма. Различным был только выбор субъекта-мессии (спасителя). Его видели, соответственно, в русском народе, арийской нордической расе, мировом пролетариате. Большинство евразийцев одобряли действия большевиков по сохранению и укреплению территориального единства страны. Они были убеждены, что Октябрьская революция - символ не только конца старой, но и рождения новой русской государственности.
Любопытно, что образование «мировой системы социализма» во второй половине 1940-х гг. происходило почти в полном соответствии с этим прогнозом. СССР отказался от контрибуции, которую он получал с Восточной Германии, и стал оказывать ей и другим зависимым от него режимам всеобъемлющую помощь, надеясь превратить их в надежных союзников. Время показало, что эта политика себя не оправдала.
Суть евразийской идеи сводилась к тому, что Россия, лежащая на стыке двух миров - Азии и Европы - представляет особый «срединный» мир, объединяющий оба этих начала.
Еще четче эту позицию сформулировал Савицкий, по мнению которого евразийскую цивилизацию составляют арийско-славянская культура, тюркское кочевничество и православная традиция: именно благодаря татаро-монгольскому игу «Россия обрела геополитическую самостоятельность и сохранила свою духовную независимость от агрессивного романо-германского мира». Более того, «без татарщины не было бы России», утверждал он в статье «Степь и оседлость». А один из более поздних евразийцев Л. Гумилев прямо отождествлял Древнюю Русь с Золотой Ордой, а советскую государственность - с многокомпонентным славяно-тюркским суперэтносом.
Русская эмигрантская интеллигенция в большинстве своем приняла евразийские идеи прохладно, если не сказать отрицательно. Среди особенно активных критиков евразийства были Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, П.Н. Милюков, Ф.А. Степун, Г.П. Федотов. К началу 1930-х годов от евразийства отошли самые решительные его сторонники: Н. Трубецкой и Г. Флоровский. Показательна в этом плане позиция Флоровского, который в статье с характерным названием «Соблазн евразийства» с горечью констатировал, что «судьба евразийства - история духовной неудачи». По его словам, на поставленные жизнью вопросы евразийцы «ответили призрачным кружевом соблазнительных грез. Грезы всегда соблазнительны и опасны, когда их выдают и принимают за явь. В евразийских грезах малая правда сочетается с великим самообманом... Евразийство не удалось. Вместо пути проложен тупик. Он никуда не ведет».
В соответствии с такой трактовкой, причины отличий одного этноса от другого заключаются не в «способе производства», «культуре» или «уровне образования», а в самом факте рождения от собственных родителей, стереотипах поведения и образе мыслей, усвоенных в детстве и используемых в дальнейшем в течение всей жизни. Иначе говоря, народ – это совокупность условных рефлексов, приобретенных в ходе адаптации к географической и социальной среде.
Нормальная пассионарность наблюдается у обывателей; повышенная – у героев, революционеров, выдающихся политиков, полководцев, ученых и т.д.; низкая присуща ворам, проституткам и прочим деклассированным элементам. От момента пассионарного взрыва до возвращения в состояние равновесия (гомеостаз) проходит 1200 - 1500 лет. В фазе подъема структура этнической системы постоянно усложняется, из разрозненных субъектов (сословий) возникает единый народ. На вершине пассионарности создается новый социум - суперэтнос , состоящий из отдельных, близких друг другу по поведению и культуре народностей. В последующем (фаза надлома) при отсутствии второго «толчка» происходит разрушение суперэтноса из-за истощения энергетического ресурса. Этот период может длиться достаточно долго в том случае, если удается приспособить систему к ухудшающимся условиям жизни (инерционная стадия).
Возникает вопрос: возможно ли превращение человечества в единое сообщество? Гумилев полагает, что пока существуют разные уровни пассионарного напряжения в уже имеющихся суперэтносах и различия в ландшафтах Земли, такое слияние маловероятно и выглядит как очередная утопия. Если же оно произойдет, то восторжествуют не «общечеловеческие ценности», а конкретный наиболее сильный суперэтнос, который навяжет остальным свои правила, и это будет для слабых настоящей катастрофой.
Итак, евразийство и неоевразийство выступают как альтернативные атлантизму и мондиализму геополитические учения, имеющие точки соприкосновения и с исламским «социализмом», и с идеей европейской интеграции. Методологическим стержнем их конструкции является признание полицентризма и взаимообусловленности входящих в мировые цивилизации суперэтнических культур. |
Последнее изменение этой страницы: 2017-03-17; Просмотров: 500; Нарушение авторского права страницы