Вторая фаза: районные показательные суды и массовые операции

А вот районные показательные суды августа, сентября и октября 1937 г., продолжавшиеся и в 1938 г. в убывающем количестве, имели под собой иную

К 15 апрелю 1936 г. только в одной РСФСР было пересмотрено 395 358 приговоров. Пере­смотр этих дел не прекращался, но продолжался до конца 1938 г., пополняясь за счет дел кол­хозников и сельских активистов, которые были незаконно осуждены в 1937 г'. В целом по стране почти половина, а в некоторых областях до двух третей колхозников и сельских активистов, осужденных в 1934 — 1936 гг., дождались пересмотра своих приговоров и были освобождены из советских тюрем, лагерей, трудовых колоний, возвращены из ссылки Однако даже 30 декабря 1938 г. НКВД и администрация ГУЛАГ все еще отказывалась освободить 14 793 из этих амнис-

тированных заключенных¹'¹.

основу: популизм процессов предыдущей фазы давал возможность расширить масштабы чисток. Теперь ответчикам на показательных процессах вменялось более серьезное нарушение законности, их деяния начинали квалифициро­ваться по статье 58 УК, предусматривающей ответственность за «контрре­волюционные преступления». Наиболее часто применялись к подсудимым пункты статьи 7 и 11, охватывающие вредительско-диверсионную деятель­ность и участие в контрреволюционных организациях. Началось навеши­вание политических ярлыков, и подсудимые клеймились в прессе и фигу­рировали в судебных протоколах как «правотроцкисты». Самым популяр­ным обвинением на показательных процессах стало участие в подпольных вредительских организациях, которые, по словам некоторых прокуроров, готовились больно ударить по СССР в случае войны. Несколько человек было даже осуждено за шпионаж в пользу не называемых «иностранных сил», как например, на процессе в Северном районе Новосибирской облас­ти¹¹. Основные фигуранты по делам наиболее громких процессов, за редким исключением, были членами высшего районного руководства, секретарями райкомов партии.

В соответствии с директивой И.В.Сталина от 3 августа 1937 г. стала раз­ворачиваться новая волна показательных судебных процессов. Сталин под­черкивал, что вредительство разрушает колхозную экономику и настраивает колхозников против советской власти. Он объявил, что предпринимаемые усилия по борьбе с вредительством неэффективны, поскольку ликвидация вредителей проводится НКВД секретно, и колхозники не мобилизуются на борьбу против вредительства и вредителей. Он предложил организовать в каждой области по 2 — 3 показательных процесса над врагами народа и вре­дителями в сельском хозяйстве, проникшими в районные партийные, совет­ские и земельные органы, чтобы мобилизовать колхозников на дело «разгро­ма и выкорчевывания* вредителей в сельском хозяйстве»¹². Сталин даже ука­зал, какие категории работников должны фигурировать в качестве обвиняе­мых на этих процессах: «работники МТС и райкомземов, председатели рай­исполкомов и секретари райкомов»¹³, настаивая, чтобы процессы «широко» освещались в печати. За сталинской директивой последовало несколько сотен показательных процессов на местах в 1937 — 1938 гг., львиная доля которых приходится на сентябрь — октябрь 1937 г.

Что же это за работа по «разгрому и выкорчевыванию врагов народа в сельском хозяйстве», о которой писал Сталин? В чем была суть и цель этих судов? Под работой по «разгрому и выкорчевыванию врагов народа в сель­ском хозяйстве» Сталин подразумевал аресты и осуждение «вредителей в сельском хозяйстве», которые проводились как массовая операция НКВД № 00447. Данная операция была санкционирована Политбюро 2 июля и во многим местах ее начали осуществлять, даже не ожидая формальной даты начала 5 августа**. Под массовыми операциями подразумевались кампании массовых арестов, направленные против определенных категорий советских

Слово «выкорчевывание» в окончательном тексте Сталин все же вычеркнул — за ним кры­лись беспредельные произвол и жестокость.

** Для подтверждения того, что массовая операция № 00447 осуществлялась до того как пред­писывалось ее начинать см. письмо от 1 августа 1937 г. начальника НКВД Западной области Карутского Ежову, а также письмо секретаря Западного обкома партии Коротченкова Сталину с просьбой увеличить лимиты для Западной области. В документах ясно сказано, что к тому вре­мени, когда Ежов издавал распоряжения по выполнению операции № 00447, в тюрьмах Запад­ной области уже содержалось вдвое больше заключенных первой категории. Заключенные пер­вой категории подлежали смертной казни¹⁴.

граждан, чьи дела рассматривали специальные суды-тройки в отсутствие об­виняемых, и решение их не подлежало пересмотру¹⁵.

Операция НКВД № 00447 была направлена против «кулаков и преступ­ников», которые были осуждены к лишению свободы или высылке ранее и теперь вернулись в родные места. Согласно постановлению Политбюро от 2 июля, подписанному Сталиным, эти граждане являлись главными подстре­кателями ко всякого рода антисоветской деятельности, к вредительству в кол­хозах и совхозах, на транспорте и в некоторых отраслях промышленности. Областным и республиканским секретарям партийных комитетов и начальни­кам НКВД было дано «пять дней», чтобы составить списки «всех возвратив­шихся на родину кулаков и уголовников» и представить их в ЦК вместе с именами членов троек и предлагаемым числом арестованных и осужденных¹⁶. 30 июля глава НКВД Н.И.Ежов подписал документы о порядке проведения этой кампании массовых арестов. Эти распоряжения значительно расширяли категорию населения, подлежащую репрессированию, включив в нее широкие слои от бывших членов антисоветских политических партий и бывших поли­цейских до скотокрадов и жуликов. Ежов также четко по областям установил сколько людей подлежало аресту и казни. В целом по стране цифра состав­ляла 250 450 подлежащих аресту, из которых 72 950 предлагалось пригово­рить к высшей мере социальной защиты.

Хотя ежовские цифры обозначались как «лимиты», местные секретари парткомов и начальники НКВД имели право просить у Ежова и Политбю­ро увеличения лимитов, и многие делали это неоднократно в ходе кампа­нии арестов. В результате эта полицейская операция, изначально задуман­ная на четыре месяца, фактически длилась четырнадцать месяцев (впро­чем, по нисходящей). В конечном итоге в ходе данной операции, самой масштабной из массовых операций, предельные установки на аресты и су­дебные расправы были превзойдены в несколько раз. К 17 ноября 1938 г., когда советское руководство приняло решение о прекращении массовой операции, по приказу № 00447 было осуществлено 699 929 арестов и 376 206 смертных приговоров. Это составило почти половину арестов, про­изведенных в СССР в 1936-1938 гг. (1 420 711), и более половины смертных казней (678 407)¹⁷. Более четырех пятых (83, 6%) арестов и каз­ней в ходе данной операции было произведено между 5 августа и 31 декабря 1937 г., т.е. в период, когда весьма широко осуществлялись районные пока­зательные процессы¹⁸.

Второй раунд районных показательных процессов увязал воедино две важнейшие составляющие больших чисток, хотя некоторые исследователи считают их никак не связанными друг с другом¹⁹. Это чистка областного пар­тийного аппарата, которая теперь захлестнула и районы, и первая грозная массовая операция НКВД № 00477, известная среди служащих НКВД как «кулацкая операция». Однако местные партийные функционеры, призванные помочь НКВД наметить жертвы операции, называли ту массовую кампанию арестов и расправ более точно, по-сталински: «выкорчевывание»*. И это слово ясно отражало ее суть: сталинское окончательное решение кулацкой проблемы. Термин «выкорчевывание» энергично входит в советский провин-

Этот своеобразный термин, используемый и в качестве существительного, стал своеобразной визитной карточкой провинциального политического дискурса осени 1937 г., когда большие чист­ки и операция М» 00477 достигли пика. Согласно четырехтомному толковому словарю, изданным Институтом русского языка АН СССР, слово имеет следующий смысл: «Извлечь из земли с кор­нями, искоренить, уничтожить без остатка»²⁰.

циальный политический лексикон с осени 1937 г. повсюду — от Смоленска до Новосибирска*. Это слово появилось для обращения к данному конкрет­ному периоду времени, когда сверхсекретная операция особой важности № 00447, которую своим именем и называть было небезопасно, пожинала большую часть своих жертв.

Второй раунд районных показательных процессов выглядел, по крайней мере внешне, столь же смертоносным, как и операция № 00447, ведь приго­вором на процессах стал расстрел, высшая мера наказания. Широкое приме­нение такой меры было результатом еще одного указания Сталина в ответ на письмо секретаря Западного обкома партии Коротченкова. Коротченков с гордостью рапортовал о ходе показательного суда в Андреевском районе, на котором присутствовали 500 колхозников, представлявшие все местные сельсоветы и большинство колхозов области. Смоленские власти наспех сколотили группу обвиняемых для этого процесса из людей, арестованных прежде — землемеры, другие служащие райземотделов, — в надежде уго­дить Сталину оперативным ответом на его директиву от 3 августа (см. док. № 293, 294, 300). Коротченков отмечал в этом письме Сталину, что местная парторганизация в Андреево организовывала обсуждение процесса на массовых собраниях в сельсоветах и колхозах, и эти собрания едино­гласно требовали смертных приговоров вредителям²². Иными словами, отчет Коротченкова свидетельствовал, что Андреевский показательный про­цесс развивается именно по тому сценарию, который имел в виду Сталин в директиве от 3 августа: колхозники Андреевского района мобилизовались на кампанию по борьбе с вредительством. Но этого Сталину было недостаточно. Он немедленно ответил Коротченкову 27 августа: «Я советую вам осудить вредителей в Андреевском районе к расстрелу и широко опубликовать это в местной печати»**.

Однако к тому времени, как сталинский ответ достиг Западной области, Специальная коллегия Смоленского областного суда уже огласила приговор по процессу в Андреево. Несчастные обвиняемые, даже не подозревавшие, входя в зал суда, что осуждены будут по 58 статье, были приговорены к пятнадцати годам тюремного заключения, что было весьма суровым наказа­нием²³. Но ведь Сталин писал о расстреле, а не о 15 годах. Желая угодить Сталину, руководители Западной области вновь созвали сессию Спецколле­гии для пересмотра Андреевского дела. 13 сентября суд объявил свой новый вердикт. На этот раз все обвиняемые получили смертный приговор²⁴. Они сразу же обжаловали это решение в Верховном Суде СССР, обращались с трогательными письмами к высшим чинам партийно-государственного руко-

Например, секретарь Западно-Сибирского крайкома партии, член Политбюро Р.Эйхе также отмечал в письме к Сталину от 2 октября, что в ходе показательного суда в Северном районе местные рабочие, колхозники и служащие поддержали смертный приговор обвиняемым, требуя «выкорчевать до конца троцкистско-бухаринских бандитов, шпионов, вредителей и диверсан­тов»²¹. Такой термин требовался, чтобы лучше разъяснить властям на местах, чего от них ожи­дают, т.к. приказ № 00447 был сверхсекретный и не мог упоминаться в текущей документации. Он был предъявлен российской общественности лишь в 1992 г. в качестве свидетельства со сто­роны государства в еще одном показательном процессе, который организовал Ельцин в попытке поставить Коммунистическую партию вне закона и осудить лидеров партии, участвовавших в ав­густовском перевороте 1990 г.

** Сталин, очевидно, 27 августа был в «расстрельном настроении», поскольку он также реко­мендовал расстрел «поджигателей», узнав о пожаре на Камском хлебокомбинате под Краснояр­ском, уничтожившем комбинат, 1, 5 тыс. т зерна и 3 т муки. Местные представители власти не были уверены, что пожар стал результатом поджога и ожидали результатов расследования. Но Сталин в далекой Москве ни на минуту не сомневался, что пожар дело рук саботажников!

водства, прося о снисхождении, но безрезультатно*. 28 сентября 1937 г. Вер­ховный Совет СССР оставил в силе последний приговор областной коллегии, и 3 октября все осужденные были расстреляны**.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: