Цель № 1 показательных процессов: «мобилизовать» колхозников на операцию № 00447

В чем состояла суть и цель этих смертоносных показательных судов? 13 сентября, в тот самый день, когда областной суд вынес обвиняемым в Анд­рееве смертный приговор, секретарь Западного обкома Коротченков обратил­ся к пленуму Смоленского обкома с продолжительной речью, в которой под­черкивалась необходимость вовлечения колхозников в развернутую партией работу по «выкорчевыванию вредителей»²⁶. Он, в частности, говорил: «Вы не должны забывать, что у нас много врагов, и мы обязаны упорно работать, чтобы не дать им себя обмануть... Нам нужно разжигать ненависть среди кол­хозников к врагам, кулакам до значительно большей степени, предоставляя им конкретные доказательства... Опыт подсказывает нам, что там, где мы организуем процессы, где мы раскрываем глаза колхозников, колхозники по­нимают, чьи это дела, и сразу же дела идут иначе»²⁷ (курс. — P.M.).

Не только в Смоленской области, но и по всей стране для обсуждения по­казательных процессов устраивались политические митинги, участники кото­рых требовали смертной казни для обвиняемых. Такие митинги служили и другим целям. Документы Смоленского архива свидетельствуют, что участни­ки этих собраний составляли «списки врагов», возводили обвинения на кон­кретных людей из конкретных колхозов во «вредительстве». Власти также ис­пользовали эти собрания для давления на крестьян в направлении своевремен­ного выполнения сельскохозяйственных поставок с урожая 1937 г. Во многих регионах страны урожай 1937 г. нельзя было назвать обильным, и это давле­ние объяснялось еще и беспокойством, как бы не повторилась ситуация 1936 г., когда урожай был одним из самых плохих в 30-е годы. К середине сентября в Смоленской области было обмолочено только 55% урожая зерно­вых, уборка льна лишь начиналась и с поставками были большие проблемы²⁸. Местные власти использовали ту политическую атмосферу, которая создава­лась показательными процессами, чтобы заставить колхозников работать усерднее. Парадоксально, но показательные суды улучшили работу колхозов и положение с госпоставками. В телеграмме к Сталину от 26 августа секретарь Смоленского обкома Коротченков отмечал благотворное влияние первого Анд­реевского показательного процесса на хлебопоставки в районе, улучшился также сбор льна²⁹.

Известно о двух волнах собраний и митингов по обсуждению показатель­ных процессов, имевших место в Сычевском районе Смоленской области. Там 13—18 октября 1937 г. происходил один из наиболее громких районных пока­зательных судов. Здесь местное руководство обвинялось, кроме прочего, еще и во вредительстве путем заражения районного призового чистопородного

* Эти письма были обнаружены в ГАРФ и публикуются нами как уникальное свидетельство жертв больших чисток о ходе развития мрачных событий. Письма осужденных в Андреево пока­зывают, что никто из них на деле не чувствовал себя виновным и не ожидал столь сурового на­казания, теперь же, зная, в чем их обвиняют и чего следовало ожидать от суда, они могли бы лучше подготовиться к собственной защите! (См. док. № 301 — 313).

4 октября 1937 г. в письме Онохина, председателя Смоленского областного суда, председа­телю Верховного Суда СССР Винокурову названа дата приведения приговора в исполнения — 3 октября²⁵.

скота бруцеллезом, который был тогда неизлечимой болезнью, поражавшей как животных, так и людей. Все обвиняемые в Сычевке кроме одного получи­ли смертный приговор. Процесс был омерзителен: прокурор и публика глуми­лись над подсудимыми, запугивали и травили их, свидетели арестовывались НКВД прямо в зале суда после дачи показаний. Этот громкий процесс, подоб­но другим таким же судилищам, собирал такое море людей, что специальные люди громко передавали на улице о происходящем в зале суда для тех, кому не хватило мест в зале рабочего клуба Сычевки, бывшем городском театре не­мого кино^О.

Первая волна собраний предваряла Сычевский процесс. Митинги стали проходить 16 — 20 сентября, практически сразу после ареста районных руко­водителей и решения властей области о проведении по данному делу показа­тельного процесса. Люди собирались в сельсоветах, присутствовали председа­тели местных колхозов. Собрания принимали сходные резолюции с требова­нием смертной казни для бывшего секретаря райкома Красильникова, бывше­го председателя райисполкома Богданова и бывшего райпрокурора Кудрявце­ва. В архиве обнаружены примерные резолюции, оставшиеся неподписанны­ми, хотя вряд ли на данном этапе развития событий они встречали какое-то сопротивление со стороны собравшихся.

Митинги 16 — 20 сентября в сельсоветах Сычевского района оказали неоце­нимую помощь НКВД в проведении операции № 00447, потому что составля­лись «вражьи списки», в которые вошло 688 имен. Такие списки поступали из каждого сельсовета, колхоза и госучреждения района. В них указывалась причина включения человека в список: либо это были бывшие кулаки с пре­ступной репутацией, либо люди, запятнавшие себя в прошлом (бывшие дво­ряне, полицейские, старосты в дореволюционной деревне и т.д.). В Смолен­ском архиве имеется множество таких списков, как отпечатанных, так и руко­писных. В некоторых рукописных списках, пришедших из колхозов, имеются довольно зловещие пометки. На полях против людей, записанных как «кула­ки», время от времени встречается торопливым почерком: «взят НКВД» либо «сдан в НКВД». Как минимум, в двух случаях такие записи на полях фикси­руют следующее в отношении людей, записанных как вернувшиеся из ссылки: «сбежал» и «в настоящее время скрывается от НКВД»*. Пометки на списках врагов свидетельствуют о том, что 65 человек, записанные по Сычевскому району как «кулаки», были арестованы уже между 16 и 20 сентября. К мо­менту Сычевского показательного процесса 13 — 18 октября число жертв арес­тов достигло, согласно спискам, 200 «кулаков»³¹. Людей по этим спискам продолжали брать еще и в первые месяцы 1938 г.

Составление «списков врагов» и явное свидетельство того, что НКВД ис­пользовало их, производя аресты, говорит о том, что публичные обсуждения показательных процессов 1938 г. служили для определения потенциальных жертв массовой операции № 00477. 28 сентября помощник Сычевского райко­ма Протский (когда-то верный соратник Красильникова) направил «секрета­рю» обкома Коротченкову письмо, приложив отпечатанные экземпляры вра-

Документы из архива Смоленской областной организации ВКП(б). В США имеется часть Смоленского архива — WKP 516. Р. 1—81. Подобные же машинописные списки можно обнару­жить среди материалов Сычевского райкома, которые содержатся в смоленской части архива (там находится 99% материалов Смоленской организации ВКП(б) за 1920 —30-е годы.). Однако смоленские документы чистые, в них отсутствуют подобные пометки на полях. Те же бумаги, что находятся в США, выглядят как рабочие экземпляры — грязные, потрепанные, рукописные. Эти документы, вполне вероятно, практически использовались в ходе кулацкой операции, по­скольку много колхозников записано в них «кулаками».

жеских списков. В письме подводились итоги прошедших 16 — 20 сентября со­браний, сообщалось о вышеупомянутых арестах. Протский писал, что после ареста Красильникова 174 «кулака» отстранены от работы в колхозах, еще 79 исключены из колхозов вместе с семьями, 149 «классово чуждых элемен­тов» выведено из районных организаций. Протский заверял Коротченкова, что «разоблачение» и «искоренение» «вредителей и классово-чуждых элемен­тов» продолжается, поскольку еще «не все враждебные вредительские элемен­ты» разоблачены.

Однако все это «искоренение», «разоблачение» и заверения в участии масс в «выкорчевывании», очевидно, было уже недостаточно для вновь назначен­ных партийных руководителей области. Митинги продолжали ограничиваться сельсоветами и не дошли еще до уровня колхоза, а потому влияние их на крестьянство ограничивалось арестами председателей колхозов и тех колхоз­ников, кто оказался в списках. По распоряжению Коротченкова, которого Сталин назначил на партийное руководство областью в конце июня после ареста предшественника, разворачивается вторая волна собраний, охватившая и колхозы. В Сычевке это происходит 5 — 6 октября, за неделю до Сычевского показательного процесса 13 — 18 октября. В это время 210 активистов сычев-ской партийной организации, насчитывавшей 203 члена, усиленные функцио­нерами из соседних районов, проводят массовые митинги в 197 колхозах райо­на из общего их числа в 242 (81, 4%). На этих митингах выступили 9293 кол­хозника, что составило примерно по одному оратору от каждого крестьянско­го хозяйства или более одной пятой сельского населения района³², которое в 1937 г. составляло 41 826 человек всех возрастов³³. Рукописные протоколы этих собраний, обнаруженные в районном архиве, свидетельствуют, что неко­торые, хотя и далеко не все выступающие, приводили факты вредительства со стороны прежнего районного руководства и занятия руководящих должностей в их колхозах классово-чуждыми элементами. Однако эти записи явно пока­зывают, что в большинстве своем колхозники Сычевского района значительно больше интересовались, какие экономические послабления будут колхозу по недавнему постановлению ЦК и СНК от 10 сентября³⁴. Колхозники выясняли на этих собраниях, как документ коснется их лично. Они спрашивали органи­заторов собраний, когда леса, переданные от колхозов совхозам и госучреж­дениям, будут возвращены согласно обещанию правительства. Будет ли дозво­лено колхозам воспользоваться этими лесными угодьями, чтобы колхозники могли вовремя заготовить дрова и стройматериалы для ремонта своих домов и построек к зиме? Когда будет исполнено обещание насчет некоторого увеличе­ния размеров личного хозяйства, не будут ли для них потеряны эти земли по новому постановлению? Когда их колхозу вернут «отрезки», земли, отошед­шие другим хозяйствам во время безобразно проведенного общего межевания 1936 г.³⁵? В Пузинском сельсовете шестеро «вредителей» были изгнаны из колхозов «Красное Пузино», «Честный Труд» и «Победа», и материалы на них были представлены районному прокурору. Однако функционер, прово­дивший эти собрания, отмечал, что «большинство колхозников по вопросу об исключении вообще не голосовали»³⁶. Для поощрения активности молчаливо­го большинства на собраниях были предусмотрены специальные ящики для анонимных замечаний, вопросов, жалоб и обличений. Содержимое ящиков за­читывалось вслух и обсуждалось на собраниях, а затем направлялось в НКВД, райпрокуратуру, райисполком и райзо для изучения³⁷, где очевидно изучалось весьма тщательно, обеспечивая новые жертвы для массовой опера­ции.

Если для крестьянского населения показательные процессы означали «мо­билизацию» на борьбу с вредительством, помогая НКВД вычислять новые

жертвы для массовых арестов в ходе «кулацкой операции», то для районного руководства последствия этих судов были куда более бедственными. Суды ис­пользовались в качестве политического «громоотвода», они давали «козлов отпущения», необходимых, чтобы перевести стрелки народного возмущения колхозной системой в целом от высшего руководства, осуществившего коллек­тивизацию, на руководителей меньшего масштаба, обладающих, может быть, меньшими политическими талантами и, конечно, допускавших оплошности, проводя в жизнь политику центра — часто порочную. В этом качестве район­ные показательные процессы служили как политические предохранительные клапаны, позволяющие выпускать крестьянское недовольство в нужном Ста­лину направлении — в поисках вредителей и других «враждебных элемен­тов», которых можно было арестовать в ходе массовой операции.

Крестьян, которые гневно критиковали саму колхозную систему как ис­тинного виновника своих несчастий, даже в пьяных беседах с товарищами, арестовывали за «антисоветскую агитацию», предусмотренную статьей 58-10 УК. Их дела рассматривали специальные тройки, созданные согласно приказу № 00447, многие из них были расстреляны^.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: