Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


ФИЛОСОФСКАЯ ОЦЕНКА КУЛЬТУРНОЙ ЦЕННОСТИ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ



Особую проблему философии науки составляет оценка места науки в культуре. Термином «культура» охватываются, как извест­но, убеждения и верования, обычаи, традиции, церемонии, нор­мы поведения и общения, язык, образ жизни, идеалы, ценностные ориентации, интеллектуальные, производственно-технические и художественные достижения людей. Каждый из указанных эле­ментов относится либо к духовной, либо к материальной культуре. Культура является способом организации и развития жизнедея­тельности человека и общества, коллективным творческим ми-ротворением в смысле преобразования природного, социального, духовного бытия. Каждый элемент культуры выполняет свою осо­бую функцию в процессе миротворения. Свои функции здесь при­надлежат и науке как социокультурному явлению.

Проблема места и роли науки в культуре трактуется в филосо­фии науки обычно как проблема места и роли в культуре рациональ­ной, разумной деятельности рациональных, разумных форм отно­шения между людьми и людей — к миру. В эпоху Просвещения к ра­циональным компонентам культуры французские просветители причисляли наук)' и философию, которые противопоставлялись ми­стике, слепой религиозной вере. Позже немецкий классический идеализм, немецкий романтизм, немецкое просвещение акцент сместили на толкование культуры как показателя развития челове­ческой духовности — морального, эстетического, религиозного, фи­лософского, научного, правового и политического сознания, прини­маемого за основной критерий прогресса человечества.

149


Проблема соотношения рациональности, в особенности науч­ной рациональности (способности размышления, рассуждения, умозаключения, аргументации, оправдания доводами), с различ­ными формами иррациональности (непостижимости с помощью разума, познания, неподчиняющегося стандартам логики) образу­ет ведущую мировоззренческую проблему философского анализа культуры. Торжество рациональной положительной науки еще О. Конт оценил как высшую ступень социального развития. От­ступление от принципов рациональной положительной науки (ха­рактеризующейся в идеале строгостью, логичностью, точностью выводов, семантической определенностью языка, опорой на опыт) в этой связи некоторые философы рассматривали как пора­жение всей культуры. Разум, рациональный критицизм считался основой духовной, интеллектуальной свободы, свободы от догм и предрассудков.

Наиболее последовательно оценку научной рациональности как необходимого и существенного начала человеческой культуры в XX столетии защищал, как известно, сциентизм, в основе которо­го лежит представление о научном знании как наивысшей культур­ной ценности и достаточном условии ориентации человека в мире. Сциентисты утверждали рациональность мысли и действия, нахо­дящую свое воплощение в науке, в качестве основной духовной ценности человечества. В основе сциентизма лежит философский тезис, гласящий, что человеческое бытие в высшей степени про­низано рациональностью. Философское содержание сциентизма включает в себя также положения о научном познании как един­ственной форме адекватного воспроизведения объекта познания, о науке как безусловном средстве социального прогресса, о науке как единственной основе решения всех практических, социаль­но-политических и духовно-мировоззренческих проблем челове­чества.

Любые попытки лишить науку статуса высшей ценности куль­туры сциентисты расценивают как проявление контркультурного иррационализма. Согласно сциентизму все виды деятельности и типы знания приемлемы постольку, поскольку они копируют на­уку. Наука— высшая ступень развития человеческого разума, кото­рую следует тщательно оберегать от вненаучных влияний и рас­пространять на все виды деятельности и общения людей. При этом сциентисты склоняются к чисто инструментальной трактов­ке науки как простого средства решения познавательных и при­кладных проблем. При такой трактовке научного познания откры­вается путь к провозглашению абсолютно свободного выбор; »

150


объектов познания и преобразования, к игнорированию нрав­ственного аспекта выбора цели под прикрытием принципа объек­тивности научного познания (познания объекта «как он есть»). И абсолютно свободный выбор объекта научного познания, и под­чинение науки всякий раз только требованию познания объекта «как он есть» провоцируют идею нравственной беспредпосылоч-ности научного познания, нравственной нейтральности науки.

Сциентизм аксиологического типа придает науке статус выс­шей культурной ценности, единственно надежной опоры челове­ческой деятельности, необходимого условия социального прогресса. Сциентизм методологического типа методы точных и естествен­ных наук преподносит в качестве универсальных, подлежащих рас­пространению на все остальные науки. Основу этого тезиса состав­ляют признание качественной однородности социальных и природ­ных явлений, наличия в обществе неизменных законов, подобных законам природы, трактовка социологии как естественно-научной дисциплины, описывающей социальную реальность «как она есть», абсолютизация математических и кибернетических моделей соци­альных явлений.

Со сциентизмом обычно связывают отождествление специ­ально-научного познания с единственно подлинной формой позна­ния, элиминацию из научного познания философской и социаль­но-этической проблематики. Основными критериями научной деятельности представители сциентизма считают профессио­нальную компетентность и эффективность. Сциентистская фило­софская концепция смыкается с технократизмом, сводящим управление социальными процессами к организационно-манипу-лятивной деятельности.

Со второй половины XX века ситуация в философии науки изменилась. Если на первой стадии существования философии на­уки основной ее задачей считалась защита разума, спасение культу­ры путем проведения строгой границы между наукой и не-наукой, в частном случае — между наукой и спекулятивной философской метафизикой (проблема демаркации науки и метафизики), то се­годня уже разуму предъявляются обвинения в антикультурной роли. Одним из оснований для таких обвинений явилась обнару­женная неспособность научного сообщества противостоять прак­тике повышения уровня жизни людей за счет технологий, пред­ставляющих угрозу самому существованию человека и человече­ства. Кроме того, рациональная наука так и не смогла освободить людей от власти стихий, голода, болезней. Сила научного знания широко используется для насилия, для механизации, машиниза-

151


ции жизни самого человека путем широчайшего внедрения техни­ки и сверхиндустрии. В европейской по своему генезису культуре (а речь идет именно об этой культуре) наука используется как ору­дие уничтожения, подавления и нивелирования людей. Науке ад­ресуется и тот упрек, что научная рационализация жизни обще­ства (производство, социальные отношения) обедняет духовную жизнь человека и общества. Культура разума неминуемо «сверты­вается» в цивилизацию как материально-техническую систему об­щества. Тотальное врастание человечества в цивилизационные формы комфорта в конечном итоге оценивается в качестве серь­езной причины снижения внутренней потребности людей в ак­тивном развитии духовной культуры (Шпенглер, Бердяев). В этой связи укрепилось мнение, что если ценность науки измерять толь­ко ее практической (технической) реализацией, то одного суще­ствования ядерного или космического оружия достаточно, чтобы поставить эту ценность под сомнение. В результате подобных об­винений научный прогресс перестал восприниматься как бесспор­ное доказательство культурного развития.

В «иссушении» духовности человека под влиянием науки мно­гие мыслители видят корни внутренних противоречий современ­ной культуры. Конечно, как писал Л. Толстой, наука в смысле зна­ния, приобретенного человечеством, всегда была и есть, и без нее немыслима жизнь. Вопрос, однако, в том, способствует ли научная рациональность духовному возвышению современного человека. Тенденция отодвинуть науку на периферию культуры говорит о том, что на поставленный вопрос скорее подразумевается отрица­тельный, а не положительный ответ, История XX столетия пока­зывает, что варварство, жестокость, ненависть и алчность вполне уживаются и с наукой, и с техникой.

Философы и социологи науки предпосылали науке идеальные образцы морального поведения — коллективизм, солидарность, бескорыстное служение идеалам, укрощение темных инстинктов, предрассудков, суеверий и т. п. Однако практическая, реализовав­шая себя наука XX столетия оказалась не способной воплотить в жизнь идеальные нравственные нормы научной деятельности. Сегодня имеет место расщепление поведенческих ориентировок представителей науки. Сознание многих ученых, даже тех, кто внес существенный вклад в развитие науки, «мечется» между дол­гом ученого и долгом гражданина государства, между «этосом на­уки» и стереотипами социального успеха и материального благосо­стояния, между служением истине и прагматическим, далеким от норм рациональности служением тем, кто платит. Такая ситуация

1пЯ


объясняется или оправдывается обычно тем, что точно так поступа­ют люди во всех иных сферах своей деятельности. К. Ясперс, одна­ко, указывает на более глубокие корни сложившейся в науке ситуа­ции. Эти корни он связывает с утратой учеными подлинного безус­ловного желания знать. Безусловное желание знать затмевается идолом превратно понятой личной или узкосоциальной выгоды.

Корни обрисованной пессимистической оценки роли науки
в развитии культуры вряд ли справедливо искать в фактах утери
наукой «нравственного облика». Вряд ли обосновано и абстрактное
требование подчинить науку абсолютному авторитет)' морали. Дело
в том, что и мораль далеко не всегда оказывается правой и справед­
ливой в оценке развития человека и человечества. Достаточно
вспомнить, что совсем недавно пересадка человеческих органов от
живого или мертвого донора для спасения жизни или исцеления
пациента считалась аморальной. Мораль в свое время осуждала
вивисекцию, что сдерживало развитие знаний о системе кровооб­
ращения у высших животных. Аморальными до сих пор многие счи­
тают эксперименты, связанные с так называемым клонированием
человеческих существ. Эти и другие примеры показывают, что
мораль (точнее, ее частные толкования) не может всегда и везде
выступать безапелляционным судьей развития науки, поскольку мо­
ральные оценки ориентированы на традиции. Безусловно, чтобы
мощь и свобода не уничтожали человека, желательно подчинить па­
уку высшим идеалам и ценностям. Однако не всякая форма морали
содержит такие идеалы и ценности. Рациональное обоснование
применения пересадки органов оказалось, например, благотвор­
нее для сохранения человеческой жизни, чем моральный запрет
пересадки. Противопоставление морали рациональной науке по
принципу «добро — зло», таким образом, лишено универсальности.
Ограничивая ницшевское «всегда» на «иногда», можно сказать, что
разум и мораль могут в равной мере отвергнуть человека, оставить
его один на один с безжалостной конечностью жизни, с осознанием
тщетности своих надежд. В этой ситуации призыв председателя
Римского клуба А. Печчеи привлечь самих ученых к установлению
морального кодекса, регулирующего границы и ответственность за
научное и техническое развитие и внедрение научных результатов
малоутешителен. Мировое научное сообщество совсем не однород­
но и состоит вовсе не из одних только интеллектуалов-гуманистов,
озабоченных судьбами культуры. Вполне возможен разлад между
«внутренними» интересами ученых и всеобщим интересом челове­
чества. Но это значит, что критика науки перерастает в критику
несовершенного общественного устройства.                                                 ., '

153


Ситуация с критикой науки невольно наталкивает на вопрос: действительно ли культура современного человечества неразрыв­но связана с наукой? Оптимистическое утверждение, что у челове­чества просто нет иного выбора — либо с помощью рациональной науки разрешать противоречия своего бытия, либо двигаться к апо­калипсису, — поражает своей нерациональностью; угрозу апокалип­сиса сегодня усматривают как раз в самом развитии научной ра­циональности. Можно ли в таких условиях по-прежиему ждать от рациональной науки самой по себе гарантий будущего человече­ства на путях дальнейшего овладения принципиально новыми ис­точниками энергии, создания принципиально новых технологий, способных обеспечить жизнь быстро растущих человеческих масс, защиты от глобальных катастроф, социальных катаклизмов и войн? Косвенно и сами ученые в принципе проявляют осторожность в своих ответах, утверждая, что никогда нельзя заранее знать, к ка­кой практической пользе или вреду могут вести результаты отвле­ченных научных исследований.

Приведенные критические положения в адрес реальной на­уки порождают сомнения в культурном значении науки. Разум, в том числе в лице науки, в XX столетии объявляется главной опас­ностью для гуманистической культуры. Сформировалось убежде­ние, что даже в науке разум не должен быть всевластным. Реальная паука, отметил П. Фейерабенд, гораздо более «расплывчата» и «ир­рациональна», чем ее идеальные методологические изображения. Современным ученым советуют более свободно впитывать «эври­стические импульсы» из громадного резервуара духовной и мыс­лительной жизни человечества, более обширного пространства творческой свободы. Культуротворческая функция науки подвер­гается сомнению, науке стремятся оставить утилитарные функ­ции обеспечения технического развития и решения практических проблем. Паука перемещается на периферию культуры.

С критическим анализом научной рациональности в середине XX века выступили М. Хоркхаймер и Т. Адорно в книге «Диалектика просвещения» [108], содержащей размышления об истоках репрес­сивных тенденций цивилизации. Проблема обсуждается в плане соотнесения результатов и тенденций современного прогресса с общечеловеческими ценностями. Необходимость преодоления зависимости человека от природы соавторы считают движущей силой общественного развития, а «оперативный (инструменталь­ный) разум», критерием результативности которого является «ра­циональность», — специфическим средством такого преодоления. Подчеркивая прогрессивность рациональности на начальных

154


стадиях развития общества, соавторы полагают, что позже в рам­ках отношений господства как над природой, так и над природным началом в самом человеке она превратилась в репрессивную силу. Рациональность была направлена по ложному пути формирования цивилизации, основанной на принципе «господства» (в том числе человека над человеком), отношения противоречия природе. В этой цивилизации установилось слепое господство научно-тех­нического рецептурного разума, включающее формализацию ра­нее неподвластных рациональности сфер культуры языка, рели­гии, философии. В экспансии «рецептурного разума» в различные области культуры и духа авторы усматривают тенденцию к само­разрушению рациональности, превращению ее в «массовый об­ман», мифологическое восприятие мира. Экспансия «рецептурно­го разума», согласно Хоркхаймеру и Адорно, привела в конечном итоге к упадку ценностного, морального сознания, отмиранию рефлексии и замене ее мысленными клише, тотальному управле­нию человеком и его сознанием. В этой связи теорию и практику господства авторы оценивают как деструктивное явление челове­ческой истории. В свете изложенных идей науку авторы критику­ют за то. что она отворачивается от наиболее важных для человека проблем смысла и ценности его жизни, выбора культурных ориен­тации, самоопределения личности в пространстве свободы.

После Хоркхаймера и Адорно философская мысль пошла по пути сомнения в превосходстве достижений современного науч­но-технического прогресса над донаучными формами челове­ческой активности. Основанием для этого послужило (например, П. Фейерабенду) то, что еще изобретатели мифов овладели огнем и нашли способ его сохранения, приручили животных, вывели но­вые виды растений, создали морские суда, подчас обладавшие луч­шими мореходными качествами, чем современные суда таких же размеров, овладели знанием навигации и свойств материалов. Все это мы называем преднаукой.

Концентрированным выражением критического отношения к науке и ее культурной ценности является антисциентизм, сфор­мировавшийся в 1960-е годы и противоположный сциентизму в оценке познавательных возможностей науки и ее роли в жизни общества. Истоки антисциентистских идей, несомненно, обнару­живаются в таком философском направлении конца XIX — начала XX столетия, как «философия жизни» (Ф. Ницше, В. Дильтей, Г. Зиммель, А. Бергсон, О. Шпенглер и др.), враждебной класси­ческому рационализму [14. С. 327—329; 34. Разд. III]. Адепты фило­софии жизни рассматривали жизнь, целостный органический

155


процесс в биологической, космологической, культурно-истори­ческой форме в качестве первичной творчески становящейся ре­альности, предшествующей разделению материи и духа, бытия и сознания. Основанному на разуме и рассудке научному познанию философы жизни противопоставляли интуицию, понимание, «вчуствование», вживание как формы постижения жизни, прин­ципиально не выразимой в рациональных категориях. Примеча­тельна в этом отношении концепция А. Бергсона. Интеллект, со­гласно Бергсону, характеризуется «естественным непониманием жизни», он и базирующаяся на нем наука своим предметом имеют застывшие материальные формы, существенные для организации человеческой практики. Интеллект познает не сути вещей, но лишь отношения между вещами, внешнюю сторону реальности. В любых своих проявлениях жизнь может постигаться только не­посредственной интуицией — родом интеллектуальной симпа­тии, путем которой субъект переносится внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть в нем единственного и, следовательно, не­выразимого. Родственны антирационалистическим идеям «филосо­фии жизни» положения такого философского направления XX сто­летия, как экзистенциализм (К. Ясперс, Г. Марсель, Н. Бердяев. М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр и др.) с его исходным тезисом о невыра­зимости в понятиях абсолютно уникального человеческого бытия.

Так называемый радикальный антисциентизм акцентирует внимание на познавательных ограниченностях науки и неизбеж­ных отрицательных последствиях использования ее результатов (создание средств массового уничтожения с непредсказуемыми последствиями для самого существования человеческого рода, техногенные катастрофы, непомерно возросшее экологическое давление на природу как неизбежное следствие технического и технологического прогресса и др.). В антисциентизме рассмат­риваемого типа подчеркивается также тяготение разного рода то­талитарных режимов к различным научным по форме, но антигу­манным по сути программам социального переустройства мира (национализм, расизм, моноглобализм и т. п.). Радикальный анти­сциентизм, защищающий иррационализм, идет по пути отрицания науки и связанной с ней техники под флагом возврата к традицион­ным ценностям и способам деятельности. Эта форма антисциентиз­ма трактует науку как силу, чуждую и враждебную подлинной сущно­сти человека.

Умеренный антисциентизм, содержащий критику абсолюти­зации познавательных, социальных и практических возможно­стей науки, подчеркивает вместе с тем необходимую роль науки


в обеспечении социального прогресса, развивает идею «альтерна­тивной» науки, включающей этические измерения. Вместо ценно­стной нейтральности защищается тезис включенности ученого в жизнь общества, его влияния на изучаемую ситуацию и результа­ты ее познания. Ценностные и нормативные суждения приравни­ваются к другим научным высказываниям. Защищается положение о специфичности методов исследования социальных наук. Уме­ренным проявлением антисциентизма выглядит требование уравнять науку с другими формами общественного сознания — ре­лигией, мифом, искусством.

Тенденция подчеркивать ограниченность науки, ее неодноз­начную связь с культурой является следствием разочарования в ев­ропейской по своему генезису культуре, которая не смогла защитить человечество от мировых войн, применения оружия массового по­ражения, тоталитарных режимов, угрозы экологической катастро­фы, поставившей иод вопрос само существование человечества. К этому разочарованию добавляется заметно возросшее влияние на западный менталитет современного восточного эзотеризма с его проповедью иррационализма (краткие сведения о таком влиянии см., в частности, в очерках К. II. Суханова, посвященных Ауробиндо, Кришнамурти, Раджниш Чандра Махам (Ошо), Судзуки в [94], [95]).

Современная восточная эзотерика накопила большой опыт критики научного рационализма, рационалистического подавле­ния разнообразных форм духовных практик. Японский философ Судзуки, известный своими связями с американскими и британски­ми университетами, проповедовал спонтанное и внеинтеллекту-альное постижение высшей истины посредством интуитивного оза­рения. Только в интуитивном проникновении в природу вещей в результате «просветления человека» Судзуки видел средство яс­ного и полного понимания вещей. Индийский философ Гхош Ауро-биндо, учившийся в Англии, считал интуитивный разум высшим уровнем «нормального» человеческого интеллекта. Индийский мыслитель Кришнамурти Джидду, долгое время живший в Англии и разъезжавший с лекциями по Европе и Америке, утверждал, что подлинное понимание истины связано с прекращением деятельно­сти ума. Использование каких-либо средств достижения цели разви­вает у человека «механическое отношение к жизни» и формирует «эффективный ум». Но в сфере духа эффективный ум — это тиран, который удушает людей и делает их рабами. Следует просто жить, чувствовать и понимать, а не рассчитывать с помощью эффективно­го рассудка, не подчинять свою жизнь рассчитанному идеалу. Не­безызвестный Ошо, долгое время подвизавшийся в США, утверж-

157


дал, что достижение истины возможно только через безмолвие, ти­шину, при отсутствии мысли. Истина — это просто переживание. В самой Европе философ-мистик Р. Штайнер пропагандировал ме­дитацию как путь созерцания вечного, неразрушимого ядра суще­ства человека. Он считал, что человек может научиться понимать и ценить чувственно-видимую природу в ее истинном значении только благодаря прозрению, прорыву в некий «высший» сверхчув­ственный мир. Сложившуюся ситуацию достаточно ясно подыто­жил К. Ясперс: как только суеверное преклонение перед наукой сменяется разочарованием, мгновенно следует реакция — презре­ние к науке, обращение к чувству, инстинкту, влечениям. Поиски «новой рациональности» движутся в этом русле.

ЦЕННОСТЬ НАУКИ

КАК СОЦИАЛЬНОГО ИНСТИТУТА

При оценке полемики между сциентизмом и антисциентиз­мом полезно вспомнить положения, высказанные итальянским фи­лософом и логиком Эвандро Агацци. Во-первых, Агацци утвержда­ет, что «сциентизм и наука — не одно и то же», сциентизм «пред­ставляет собой, в сущности, обобщающую деформацию науки» [ 3. С. 79—80], которая характеризует науку в качестве абсолютно­го и безусловного блага [Там же. С. 5J. Лгацци высказывает положение о том, что антисциентистская полемика против науки как таковой «есть в конечном счете иррационализм» [Там же. С. 80], считающий науку в корне противоположной благу [Там же. С. 5]. В действительности, подчеркивает Агацци, наука и сегодня продолжает оставаться высшей ценностью цивилизации и высшим выражением человеческой рациональности, дающим человеку власть, особенно власть над природой [Там же. С. 138]. Наука увели­чивает силу человека и тем самым может многократно умножать его способность как к злу, так и к добру [Там же. С. 44]. Но наука как система знаний лишена морального измерения. Моральным изме­рением обладает деятельность человека по использованию научно­го знания. Поэтому проблема не в отрицании науки как системы знаний, но в правильном приложении способностей человека. На­ука, несмотря на элементы зла, появившиеся в ходе ее современ­ного практического использования, не отвергнута ни одним со­временным обществом, способным материально содержать науку.

Наука не только не отвергнута современным обществом, но реализует себя в этом обществе в качестве особого социального

158


института, социальной системы, в которой представители науки объединяются на основе устойчивого комплекса формальных и не­формальных правил, принципов, норм, установок, регулирующих деятельность ученых, организующих ученых в систему их соци­альных ролей и статусов (общую характеристику социального ин­ститута см. в [83. С. 116—118]). Наука как социальный институт формируется на основе особенных ценностей, особенных форм мотивации действий. Единство этого института, как и любого дру­гого, относительно, поскольку объединяемые в нем личности спо­собны выходить за рамки нормативно определяемого поведения (аномия). Закрепление допустимых рамок такого выхода во имя сугубо личных целей, а также санкции за отход от допустимых от­клонений — отличительная черта так называемых регулятивных социальных институтов. Наука и высшее образование, реализую­щие ценности компетентности, независимости, личной ответ­ственности и рациональности, в современном обществе относят­ся к социальным институтам достиженческого характера.

Наука как род деятельности распадается на личностную и коллективную формы. Со своими коллегами ученые объединя­ются в научные сообщества на основе совместного исследования общих объектов познания, решения общих проблем и задач, дости­жения единых целей познания, использования общих средств до­стижения целей. В социальный институт науку превращает кол­лективная научная деятельность в составе локальных и междуна­родных отраслевых и межотраслевых научных сообществ. Наука как социальный институт характеризуется относительно устойчи­вым комплексом правил, принципов, норм, установок, ценностей, определяющих статус, роли, мотивы, характер деятельности и вза­имодействия ученых. Общим признаком науки как социального института является объединение ученых и обслуживающего науч­ную работу персонала в рамках профессионально организованных структур, учреждений (кафедра, лаборатория, конструкторское бюро, научно-исследовательский институт, академия и др.) и меж­учрежденческих структур (научных школ). Другими признаками науки как социального института являются кооперация труда в процессе научного познания, система коллективного контроля результатов научной деятельности (конференции, критика, дис­куссии), система поощрений и санкций по результатам деятельно­сти. Как социальный институт наука выполняет «социальный заказ», который в обобщенном виде можно обозначить как обеспе­чение технического развития общества, образования людей и др. Социальный заказ заставляет ученых сосредоточиваться на узло-

159


вых проблемах текущей практики. Примером проявления такой социальной ориентации является поиск антибиотиков в XX веке.

Ученый имеет мало шансов реализовать свои проекты, если не может рассчитывать хотя бы на молчаливую поддержку своих коллег-ученых через различные институты и общества, к которым они относятся. Эти организации призваны поддерживать интел­лектуальный уровень науки. Профессиональная солидарность — один из существенных моментов науки как социального институ­та. Другой важной характеристикой науки как социального инсти­тута является использование специального языка. Все ученые пользуются, как правило, специальным языком, создание которо­го объясняется потребностью обозначения новых открытых уче­ными объектов, свойств и отношений.

Общей, конечной, генеральной целью науки как социального института считается методологически организованное познание законов природы и общества, а также разработка технологий технического и социального использования научных знаний. Вы­полнение этих функций обеспечивает ориентацию социума в окру­жающем мире, управление протекающими в мире процессами, преобразование природы и социума с целью их приспособления к потребностям социума и принадлежащих ему людей. К целям науки относится также «самовоспроизводство» науки в форме под­готовки научных кадров. При помощи науки человечество разви­вает материальное производство, преобразует общественные от­ношения, формирует научное мировоззрение, совершенствует умственные способности людей. Через эти функции наука реали­зует свое участие в коллективном творческом миротворении.

Как члены научного социального института ученые несут уз­копрофессиональную ответственность перед научным сообще­ством за качество своей исследовательской работы, объектив­ность ее результатов, за использование эффективных средств ре­шения научных проблем. Узкопрофессиональный род ответствен­ности диктуется такими познавательными ценностями и нормами науки, как объективность, рациональность, логическая последова­тельность, адекватность эмпирическому материалу, доказатель­ность, обоснованность, объяснительная и предсказательная плодо­творность результатов и др. Эти ценности призваны обеспечивать независимость, беспристрастность ученого, автономность отдель­ного исследователя от внешних факторов (идеология, власть, ре­лигия, военная сила, «воля большинства» и др.) в ходе поиска отве­тов на проблемные вопросы. Указанные нормы делают работу уче­ного в рамках фундаментальной науки, занимающейся открытием

160


новых явлений и законов, в определенной мере целерациональ-ной деятельностью, в рамках которой исследователь в идеале за­нят поиском решения поставленных проблем на путях приближе­ния своих знаний к содержанию объектов познания. В ходе своей работы по овладению предметным содержанием объектов позна­ния ему, конечно, не удается полностью освободиться и от влияния социокультурных контекстов.

Работа на уровне фундаментальной науки в идеале предполага­ет соблюдение ученым определенных нравственных норм, по­скольку его деятельность является одним из аспектов коллективной общечеловеческой деятельности миротворения. Действующие внутри науки нормы получили название «этос науки». Его наиболее существенными элементами являются: объективность в смысле способности прислушиваться к хорошо обоснованным аргументам и фактам, даже если они противоречат сложившимся личным убеждениям; систематический критицизм, самокритичность и ра­циональная критика научных достижений; эмоциональная ней­тральность и др. Представляется, что в случаях, когда невозмож­но предусмотреть отрицательные, нежелательные для социума последствия практического использования результатов фундамен­тального исследования, ученый не должен нести юридическую и нравственную ответственность за эти последствия. Если же от­рицательные последствия результатов фундаментальных исследо­ваний в принципе можно предусмотреть, ученый должен подчи­нить свою исследовательскую деятельность установленным требо­ваниям морали (и права). Практика показывает, однако, что в силу действия вненаучных факторов (конкурентная борьба, граждан­ский долг укрепления национальной безопасности, узкокорыст­ные интересы различных социальных групп и др.) ученый может отступать от норм этоса науки, так что, подчеркиваем, лишь в иде­але весь комплекс этоса науки регулирует отношения ученых внут­ри и вне научного сообщества.

Иная ситуация с социальной ответственностью ученого в прикладных областях науки. Прикладная наука, которая пред­ставляет собой в основном область изобретений, должна ориенти­роваться на особый набор ценностей: адекватность социальному заказу (борьба с голодом, поддержание экономического роста, под­держание равновесия с окружающей средой, создание вооруже­ний и др.) и общественным интересам, эффективность решения социально значимых проблем, безопасность для пользователя и на­селения, экономичность, ответственность за будущее и др. В на­званной области науки социальная ответственность — это ответ-

161


ственность за биологические, экологические, социальные послед­ствия практического использования научных знаний. Такая ответ­ственность для проектировщиков новой техники и технологий в основном может быть, по нашему мнению, лишь моральной и только в некоторых случаях — юридической. Для эксплуатацион­ников технических систем ответственность за результаты своей работы в основном, за исключением форс-мажорных случаев, име­ет юридический характер. В качестве примера можно сослаться на чернобыльскую катастрофу. По окончании расследования причин этой катастрофы директор атомной станции предстал перед су­дом, а проектировщик из-за морального давления, как говорят, по­кончил с собой.

Научная деятельность в прикладной области является цен­ностно-рациональной: ценности кладутся в основу выбора направ­лений и средств практического использования соответствующих научных знаний («моральная приоритетность»). Вместе с тем, как в фундаментальной, так и в прикладной области науки не должен применяться принцип «для достижения благой цели допустимы любые средства». Благими в равной мере должны быть и цель, и средства. При этом, конечно, следует иметь в виду относитель­ный характер понимания блага людьми, делающий дискуссион­ными многие примеры использования конкретных средств ради достижения цели.


Гл а в а 7 ДИНАМИКА НАУКИ

ДИНАМИКА НАУКИ


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-05-17; Просмотров: 360; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.051 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь