ФИЛОСОФСКИЕ МОДЕЛИ ДИНАМИКИ НАУКИ И ПРОБЛЕМА НАУЧНОЙ ИСТИНЫ

Философские модели в основном воспроизводят движение научного познания в соответствии с внутренней логикой, закона­ми движения научного познания (внутренний детерминизм). Исследование динамики сводится к вычленению из практики науч­ного познания механизмов развития научного познания и их описа­нию. На сегодняшний день не существует общепринятой универ­сальной философской модели динамики научного познания. Предлагаются модели движения научного познания на разных его стадиях и уровнях как без учета, так и с учетом влияния внешних по отношению к научной познавательной деятельности факторов.

С внешней стороны философские модели динамики науки воспринимаются в качестве поиска универсальных «механизмов» движения научного познания. Безусловно, механизмы, внутрен-

169

няя логика движения научного познания являются для философ­ских моделей предметом более или менее тщательной разработ­ки. Но за этой внешней стороной, по нашему мнению, скрывается решение более глубокой задачи — возможности движения науки к истинному знанию.

Термин «истина» несет два различных смысла. Первый смысл в развернутом виде можно выразить словами «внутренняя истина» или «логическая истина». Внутренняя истина — это высказывание, строго логически выводимое внутри относительно замкнутой, цельной системы высказываний — например, внутри аксиоматизи­рованной теории — из аксиом и ранее выведенных высказываний. Всякое высказывание, логически выведенное из уже принятых в теории высказываний, является внутренней или логической ис­тиной теории. Знание как внутренняя истина принимается не на основе его проверочного сопоставления с объектом познания, но на основе логической выводимости из другого знания. Внутренняя ис­тина выступает, таким образом, в логическом модусе строгой выво­димости, то есть согласованности и когерентности знаний. Именно в таком модусе характеризуются математические теоремы как логические следствия принятых аксиом и ранее выведенных по­ложений. Истинность теорем аксиоматизированной математики непосредственно является вопросом чистой логики (при условии общезначимости правил логики в смысле переноса значений ис­тинности с посылок на заключение). Вопросом чистой логики яв­ляется также истинность сложных высказываний, истинных в силу одной своей логической формы. Такие высказывания называются всегда-истинными, тождественно-истинными.

Второй смысл термина «истина» можно выразить словами «внешняя истина». Это знание, рассматриваемое по отношению к объекту внешнего мира. Термин «внешняя истина» сохраняет свой смысл и в случае отношения знания к идеализированным, ум­ственным объектам предметной области теории. Если первый смысл термина «истина» раскрывается в его логическом модусе, то второй — в эпистемологическом. От логического модуса рас­смотрения истины можно переходить к эпистемологическому мо­дусу, и наоборот. Так, формулы всегда-истинных сложных высказы­ваний могут переводиться на любой язык первого порядка (в соот­ветствующие предложения любой стандартной модели семантики первого порядка), на котором высказывания делаются об объектах познания.

Большинство авторов философских моделей динамики на­уки допускают существование внешней научной истины в смысле

170

соответствия научных представлений некоторой внешней реаль­ности — природе, социуму. Однако их скорее интересует не абст­рактный вопрос о внешней истине в науке, но конкретный вопрос: если допустить существование научных представлений, соответ­ствующих внешнему миру, то какими способами ученый может удо­стовериться в истинности этих представлений?

В основе указанного разделения двух модусов научной исти­ны лежит, в сущности, разделение двух понятий — общего понятия истины как соответствия объекту познания и понятия истины как доказанного, достоверно установленного знания. Суть проблемы, стоящей перед авторами философских моделей динамики науки, можно выразить вопросом: каким образом в науке возможен пере­вод предположительной внешней истины в достоверно доказан­ную внутреннюю истину? Сформулированный вопрос не тривиа­лен. Человек, вообще говоря, может отдавать себе отчет о содер­жании имеющихся у него представлений, он может оперировать этим содержанием и вместе с тем не знать, соответствуют ли эти представления объекту познания, являются ли они истинными. Типичным примером могут служить научные гипотезы. Не знать об истинности своих представлений означает не иметь до­казательства их истинности. После доказательства соответству­ющие представления приобретают статус доказанной, внутрен­ней истины.

Коренная задача философских моделей динамики науки со­стоит, как нам представляется, в анализе соотношения, взаимо­действия внешней и внутренней истины в научном познании.

В основе кумулятивистской модели динамики науки в конеч­ном итоге лежит убеждение в существовании окончательных ис­тин научного познания. Динамика науки в соответствии с указан­ным убеждением сводится к постепенному, последовательному и непрерывному накоплению окончательных истин науки. Заблуж­дение исключается из того, что называется процессом становле­ния научного знания, становления науки. Эмпирический вариант кумулятивизма сводит рост научного знания к увеличению его эм­пирического содержания.

Получаемые наукой новые истины относительно рассматри­ваемых объектов, согласно кумулятивистам, ничего не меняют в содержании старых научных представлений, поскольку очевид­но, что ни одна окончательная истина не может противоречить никакой другой окончательной истине. Теория, состоящая из окон­чательных истин, не может противоречить никакой другой тео­рии, также состоящей из окончательных истин.

171

Ясно, что кумулятивистская модель динамики науки несет с собой представление, согласно которому развитие научного по­знания исключает любой пересмотр, опровержение ранее полу­ченных научных результатов. Развитие научного познания может состоять лишь в открытии новых объектов, их новых свойств, их новых отношений (новых предметных областей). В таком ключе кумулятивисты рассматривают переход от классической физики, истины которой действительны в макромире, к современной мик­рофизике, истины которой действительны в мире элементарных частиц. Такой переход к новым научным истинам можно рассмат­ривать в качестве научной революции в том смысле, что новые истины в корне отличаются от истин, выполняющихся в ранее изученных предметных областях и не применимых к новым пред­метным областям. Научная революция не исключает внешней ин­теграции научных представлений, истин, касающихся качествен­но различных объектов и предметных областей.

В адрес кумулятивистской модели высказывается обвинение в чрезмерно упрощенном понимании развития научного позна­ния, в исключении качественного изменения научных представ­лений (об объектах одной и той же предметной области), в отрица­нии возможности отбрасывания ошибочных и устаревших науч­ных представлений [42. С. 146]. Основанием для такой критики является ссылка на реальную историю науки, демонстрирующую примеры пересмотра или даже отказа от старых научных пред­ставлений L49.C. 113-114].

Критика в адрес, кумулятивизма, безусловно, справедлива. Однако она должна быть конструктивной. В научном познании имеют место как отбрасывание заблуждений, так и накопление научных истин. Эти два процесса взаимодополняющи. Кумуляти-визм, защищающий принцип непрерывного пополнения научных истин, в своем отрицании скачков и перерывов (в виде отбрасыва­ния ошибочных представлений) в движении научного знания неправ. Однако в нем есть и доля истины, соответствующая прак­тике научного познания. В подтверждение сошлемся на принцип дополнительности Бора, согласно которому эмпирические выска­зывания о взаимно дополнительных величинах (в частности о ко­ординате и скорости частицы), характеризующих микрообъекты точными значениями величин, не могут быть интегрированы в едином описании состояния микрочастицы. Одно из этих выска­зываний характеризует микрочастицу в одной эксперименталь­ной ситуации, другое — в другой, и нет экспериментально фикси­руемых ситуаций, в которых оба высказывания фиксировали бы

172

одновременно точные значения дополнительных величин. Такие ситуации не относятся к физической реальности. Таким образом, соответствующие высказывания могут лишь дополнять друг друга, их можно принимать лишь в «накопительном» модусе.

Модель динамики науки критического рационализма, разрабо­тана Карлом Поппером [72]. В вышедшей в 1963 году книге «Предпо­ложения и опровержения. Рост научного знания» смысл своего кри­тического рационализма Поппер выразил формулой: научное по­знание заключается в решении проблем с помощью разума и опыта.

Модель динамики науки критического рационализма основана на ряде общих «метафизических» положений. Прежде всего, мы выделяем веру в существование взаимодействующих друг с другом физического мира и мира человеческого сознания [Там же. С. 440], веру в существование закономерностей и единообразия в мире, природе, поскольку без этой веры «нельзя было бы понять практи­ческую деятельность людей» [С. 194]. К «метафизическим» компо­нентам критического рационализма необходимо отнести и посту­лирование так называемого третьего мира объективного логически цельного и связного содержания элементов мышления (научных идей, поэтических мыслей, образов произведений искусства и т. п.). Существование третьего мира обеспечивается реализацией выс­ших функций человеческого языка — дескриптивной и аргумента-тивной. Научные понятия и теории, согласно Попперу, «черпают­ся» из третьего мира, открываются в третьем мире, в «простран­стве человеческого языка». Далее мы отмечаем условное признание структурности мира («если она вообще существует»), которая пре­восходит способность человеческого понимания [Там же. С. 371 ]. К этому примыкает признание реальности первичных и вторич­ных качеств (в традиционном смысле этих понятий), а также неко­торых положений вещей и фактов [Там же. С. 320, 354]. При этом реальность трактуется в смысле положения вещей, которое опи­сывается высказываниями [С. 320].

Важнейшим «метафизическим» элементом концепции крити­ческого рационализма является отказ от использования понятия истины в смысле соответствия знания действительности по причине безнадежности разъяснения такого соответствия [Там же. С. 220, прим. 28]. Критический рационализм не был бы рационализ­мом, если бы не отвергал сенсуалистическую трактовку познания, возводящую всякое знание в конечном итоге к чувственному опыту [Там же. С. 405]. Поппер отвергает существование «чистого опыта», поскольку дает свое рационалистическое толкование опыта, изна­чально нагруженного определенными ожиданиями и теориями.

173

Подлинный смысл трактовки критическим рационализмом проверки научного знания нельзя понять без учета упомянутой выше трактовки опыта, а также трактовки истины. Концепция истины критического рационализма распадается как бы на два уровня. Первый уровень — «метафизический», на котором Поп-пер, можно сказать, восторженно приветствует предложенное А. Тарским семантическое определение истины как соответствия знания действительности. По словам Поппера, определение Тар-ского реабилитирует теорию абсолютной, или объективной исти­ны (корреспондентскую концепцию истины). На этот восторжен­ный прием Поппера толкали, по-видимому, то обстоятельства, что идея объективной истины Тарского «с доверием принимается все­ми», а также нежелание выбиваться из общего строя.

А. Тарский писал, что ведет речь исключительно о трактовке интенций, содержащихся в «классическом» понимании истины как соответствия действительности применительно к формализо­ванным языкам, в которых имеет смысл различение высказыва­ний предметного языка и метаязыка [130. S. 450]. Свои интенции Тарский иллюстрирует известным примером: «" Снег бел" — ис­тинно, если только снег действительно бел». При этом Тарский однозначно утверждает, что его семантическое понятие истины на почве обыденного («естественного») языка не только не может иметь точного определения, но и совершенно не может последо­вательно применяться [129. S. 357]. Поппер последнее обстоятель­ство, в сущности, игнорирует.

Согласие Поппера с корреспондентской концепцией истины имеет, по нашему мнению, чисто абстрактный характер, посколь­ку в конечном итоге он фактически уклоняется от использования этой концепции применительно к научным высказываниям и тео­риям. Ревизия корреспондентской концепции истины и перевод проблемы истины в контекст логического вывода и обоснования высказываний образует второй уровень трактовки истины крити­ческим рационализмом. Формально отход от корреспондентской концепции истины мы усматриваем уже в трансформации Поп-пером указанной формулы Тарского: «" Снег бел" — истинно, если и только если снег действительно бел». Из этой формулы Поппер предлагает изъять слово «действительно». В результате формулу Тарского становится легко трактовать, например, в смысле обыч­ной логической эквиваленции двух высказываний: «" Снег бел" — истинно» и «Снег бел». Оба высказывания всегда принимают оди­наковые значения истинности. Отказ Поппера от использования се­мантического понятия истины Тарского вовсе не является уловкой.

174

Этому отказу дается обоснование: задача разъяснения соответ­ствия «начинает казаться безнадежной и... понятие истины стано­вится подозрительным, и мы предпочитаем не использовать его» [72. С. 320, прим. 28]. Безнадежной считает Поппер также попыт­ку ясно понять «весьма странную и неуловимую идею соответствия между высказыванием и фактом» [Там же. С. 336].

Наиболее значимым аргументом Поппера в пользу отказа от использования корреспондентской концепции истины является ссылка на «смутность» понимания связи высказываний с действи­тельностью и с чувственным опытом. Эта смутность демонстриру­ется Поппером в ходе критики «протокольных предложений» в смысле Р. Карнапа. Последний рассматривал «протокольные предложения» как высказывания о чувственных переживаниях, восприятиях субъекта (феноменалистская трактовка «протоколь­ных предложений»): «Вижу красное», «Ощущаю острую боль» и т. п. Такого рода высказывания оценивались Карнапом как абсолютно достоверные истины, образующие фундамент научного знания. В конечном итоге сводимость к «протокольным предложениям» принималась за критерий научности любого научного высказыва­ния. Более поздняя «либеральная» трактовка «протокольных предложений» неопозитивистами сводилась к их пониманию как высказываний, выражающих результаты наблюдения чувственно воспринимаемых объектов.

Поппер справедливо отмечал, что фиксируемые протоколь­ными предложениями субъективные восприятия не интерсубъек­тивны, поскольку в них нельзя непосредственно удостовериться другим людям (в этой связи странным представляется промельк­нувшее у Поппера положение об интерсенсуальности научных тео­рий). Во внутреннем опыте мы можем «видеть» свои явления субъективного мира, например, на основе некоторой интеллекту­альной интуиции. Однако эта интуиция зачастую сбивает нас с вер­ного пути [Там же. С. 408]. Кроме того, субъективные восприятия не обладают абсолютной адекватностью действительному миру. Из­вестный немецкий психолог Г. Гельмгольц приводил пример чело­века, который чувствовал боль в ампутированной ноге. Факт суще­ствования восприятия боли в ампутированной ноге для самого вос­принимающего не подлежит сомнению. Однако это восприятие не выражает объективную истину, поскольку соответствующая нога ампутирована. Содержание оборота «действительно воспринял то-то и то-то» по справедливой оценке Поппера определяется во мно­гом «сомнительной» психологической теорией «правильного виде­ния». В целом протокольные высказывания в смысле Карнапа

175

имеют психологический характер. Они являются гипотетичными как в субъективном, так и в объективном аспектах.

Поппер дает нетрадиционную рационалистическую трактов­ку понятия «опыт». Опыт, согласно Попперу, является сплетением обычно ошибочных догадок —предположений, ожиданий, гипотез и т. п. [72. С. 405], —их проверок и обучения на своих ошибках. Ни на одной стадии такой проверки не используются «данные чув­ственного опыта», трактуемые в смысле адекватного воспроизве­дения реальности. Высказывания обосновываются не «данными» чувственного опыта, но другими высказываниями, также подлежа­щими проверке. В соответствии с изложенным пониманием опыта любая реальность дается познающему человеку- только в высказыва­ниях, через высказывания как результаты дескриптивной и аргу-ментативной функций языка.

Понимание объективной истинности так называемых выска­зываний наблюдения, именуемых сингулярными, по мнению Поппера, также сталкивается с трудностями. К сингулярным выска­зываниям в критическом рационализме причисляются частные высказывания типа «отчетов» о наблюдениях и экспериментах, от­носящихся к определенным конечным областям пространства и времени: «Эта нить имеет структуру S»; «К этой нити подвешен груз весом в два фунта» и т. п. В класс сингулярных высказываний попадают также специфические предсказания («Эта нить оборвет­ся»). Сингулярные высказывания, согласно Попперу не следует рас­сматривать в качестве абсолютно достоверных истин, поскольку в ходе наблюдений часто совершаются ошибки, порождающие лож­ные сингулярные высказывания. Кроме того, не существует логи­ческих способов выведения истинности сингулярных (и других) научных высказываний из чувственного опыта (например восприя­тий). Сингулярные высказывания логически (и это существенно для рационализма! ) не выводимы из опыта.

Некоторые сингулярные высказывания Поппер именует ба­зисными. Система базисных высказываний включает все непроти­воречивые сингулярные высказывания определенной логической формы (логической формы всех мыслимых сингулярных высказы­ваний о единичных фактах). Явления, к которым относятся базис­ные высказывания, должны быть наблюдаемыми (понятие наблю­даемости относится к неопределяемым), то есть характеризовать­ся положением и движением некоторого макроскопического физического тела. Утверждаемое в базисном высказывании суще­ствование объекта в определенном месте должно быть регулярно повторяемым, интерсубъективно проверяемым наблюдателями.

176

Однако наблюдение, как уже говорилось, не оправдывает истин­ности ни одного высказывания. Два высказывания — «Я вижу, что стоящий здесь стол бел» и «Стоящий здесь стол бел» — в равной мере ненадежны. Разговор о явлении предлагается свести к разго­вору о классе сингулярных высказываний, претендующих на опи­сание явления. Явление как класс эквивалентных (взаимовыводи-мых) сингулярных высказываний, разумеется, не тождественен явлению в смысле «реалистического» модуса языка. Задача субъек­та познания в этих условиях должна состоять в рациональной кри­тике высказываний и теорий, в их проверке опытом в его рацио­налистической трактовке. В ходе рациональной критики, согласно Попперу, допускается в пробном порядке для нужд данного момен­та принимать за достоверные некоторые сингулярные высказыва­ния, описывающие заведомо сомнительные результаты чувствен­ного опыта. В такие высказывания верить следует только в предва­рительном порядке, всегда помня, что по самой нашей природе мы способны выносить и неверные суждения.

В еще большей мере рациональной критике и проверке под­лежат общие высказывания, играющие существенную роль в на­уке. Общее высказывание, относящееся к конечному классу объек­тов (конечной, отдельной пространственно-временной области), как известно, можно представить в виде конъюнкции конечного числа сингулярных высказываний. Объекты, о которых идет речь в таких сингулярных высказываниях, в принципе могут быть пересмотрены, пересчитаны. Истинность общего «конечного» высказывания сводится к истинности конъюнкции соответствую­щих сингулярных высказываний. Для таких высказываний теоре­тически, как известно, допустимо индуктивное обоснование их достоверной истинности (с помощью полной индукции). Однако в случае достаточно большого количества таких высказываний по­добное обоснование практически не достижимо. Всеобщие «стро­го универсальные» высказывания о неограниченном числе объек­тов (а они играют фундаментальную роль в научных теориях) не могут заменяться конечной конъюнкцией сингулярных высказы­ваний. Истинность такого высказывания нельзя свести к истинно­сти конъюнкции какого-либо конечного множества отдельных сингулярных высказываний и ее нельзя вывести из опыта. Строго логически такие высказывания могут лишь опровергаться, фальси­фицироваться путем приведения противоречащих примеров.

Итак, исследователь не имеет дела непосредственно с объек­тивной реальностью и не занимается сведением своих высказыва­ний к чувственному опыту. Он замкнут в круге логических отноше-

177

ний гипотетических высказываний и теорий. Для него понятия «истинно» и «ложно» трактуются лишь в контексте выводимости одних высказываний (выражающих следствия, предсказания) из других высказываний и теорий. Так, предсказание р считается истинным, если оно следует из непротиворечивой конъюнкции некоторой теории и некоторого принятого (формулировка выска­зывания может мотивироваться, в частности, и чувственным опы­том) базисного высказывания (выражающего начальные усло­вия). Высказывание р ложно, если оно противоречит множеству принятых базисных высказываний.

Таким образом, согласно критическому рационализму наука не начинается с наблюдений, она начинается с проблем, хотя иногда проблемы могут порождаться неожиданными наблюдениями. Зада­чей ученого является решение некоторой проблемы с помощью по­строения теории, решающей проблему, например, объясняющей неожиданные и необъясненные ранее результаты наблюдений. На­чиная с проблем, наука и заканчивает проблемами возрастающей глубины.

В русле своей концепции замены идеи истины идеей выводи­мости высказываний Поппер детализирует метод проверки зна­ния. Он вводит понятие «логического содержания» высказываний и теорий. Логическое содержание высказывания (или теории) — класс всех высказываний, логически следующих из него. Класс ис­тинных следствий высказывания (теории) образует его истинное содержание, класс ложных высказываний —ложное содержание. Это открывает путь количественной трактовке истинности выска­зываний.

Теория, как и отдельное высказывание, тем более истинна, чем больше имеет истинных следствий в своем содержании. Тео­рия может быть ближе к истине и вместе с тем быть ложной. Одна теория по сравнению с другой ближе к истине (правдоподобнее), если ее истинное (но не ложное) содержание больше истинного содержания другой или когда ложное (но не истинное) содержа­ние другой теории больше ложного содержания первой. Максиму­ма правдоподобности может достичь теория, которая «не просто истинна, но полностью и исчерпывающе истинна: если она соот­ветствует, так сказать, всем фактам и, конечно, только реальным фактам» [72. С. 354]. Но это недостижимый идеал по сравнению с соответствием некоторым фактам. Ложная теория может быть лучше другой ложной теории, если она выдержала проверки, кото­рые не выдержала вторая теория (ложное содержание второй пре­восходит ложное содержание первой). При том же самом условии

178

(ложное содержание второй превосходит ложное содержание пер­вой) первая теория более правдоподобна, когда более точна по срав­нению с первой. Окончательное обоснование или оправдание тео­рий находится вне сферы человеческих возможностей» [72. С. 394].

Существенное значение для понимания процедуры эмпири­ческой проверки высказываний и теорий имеет оригинальная трактовка Поппером эмпирического содержания высказываний и теорий. Эмпирическое содержание высказывания (теории) трактуется как класс всех базисных высказываний, противореча­щих заданному высказыванию (или теории). Такие базисные выска­зывания запрещают в предметной области рассмотрения те «по­ложения дел», которые разрешает проверяемое высказывание (теория). Такое понимание эмпирического содержания делает фальсификацию высказывания (теории) прозрачной: высказыва­ние (теория) запрещает «положения дел», выражаемые противо­речащими ему высказываниями, а наблюдение, эксперимент показывают, что запрещенные вещи существуют в соответствую­щей предметной области (противоречащие теории высказыва­ния истинны). Это является достаточным основанием для того, чтобы считать фальсифицированным исходное высказывание (теорию).

Источником знания, согласно критическому рационализму, могут быть традиция, разум, воображение, наблюдение и др. Ни один из этих источников не обладает абсолютным авторитегом [72. С. 391]. В философии науки Поппера действует «метафизический» принцип фаллибилизма: наука, как и всякое человеческое познание, погрешима и призвана делать лишь информативные догадки относи­тельно структуры мира [Там же. С. 371]. При этом высказывается убеждение в том, что человек в случаях фальсификации высказыва­ний (теорий) способен «видеть реальность» [Там же. С. 320].

В литературных источниках по философии науки довольно часто встречается положение о теоретической нагруженности высказываний наблюдения. В каждом высказывании используют­ся универсальные имена, что делает высказывание теорией или гипотезой: универсалии не могут быть соотнесены с каким-либо специфическим чувственным опытом, универсалии не могут быть сведены к классам восприятий. Высказывания наблюдения и о ре­зультатах эксперимента представляют собой интерпретации фак­тов в свете теории [Там же. С. 143, прим. 16]. Смутные чувствен­ные фиксации результатов наблюдения и эксперимента благодаря интерпретации замещаются более понятными и точными (сингу­лярными) высказываниями наблюдения.

179

Поппер идею теоретической нагруженности высказываний наблюдения достаточно часто сопровождает идеей нагруженно-сти этих высказываний ожиданиями. Поскольку Поппер лишь вскользь касается идеи ожидания, мы предлагаем следующий ана­лиз этого понятия. Адекватное рассмотрение ожидания реализу­ется, как нам представляется, в контексте умственной и практи­ческой деятельности человека. Если использовать термин «интен-циональность», выражающий включенность мыслящего человека в бытие, то интенциональным объектом (предметом) ожидания является будущий результат деятельности. Потенциальный ре­зультат акта деятельности в ожидании умственно предвосхищает­ся в форме его идеи или проекта. По своей гносеологической сущ­ности ожидание является мысленным выражением отношения между «наличной» реальностью и предметным будущим. Ожида­ние, таким образом, непосредственно ограничено деятельностью сознания, мышления. Ожидание является формой выхода созна­ния «из себя» (из знания «наличной» реальности) к «самому себе» (к знанию будущего). В этом смысле ожидание представляется ин­тенцией человеческого сознания на предметы будущего, в частно­сти на будущие результаты деятельности, представленные их иде­ями, проектами. Если ожидание увязывается со стремлением к реа­лизации идеи, проекта, то оно выражает надежду на достижение результата и становится руководящим началом деятельности по достижению результата. Успешная реализация демонстрирует со­ответствие результата его предварительной идее. Ожидание — это «technical lag», то есть выражение отставания реального дости­жения результата от умственного предвосхищения этого результа­та. Предвосхищение реального результата деятельности в форме идеи, проекта обычно формируется на основе уже имеющегося, «наличного» знания. В этом случае ожидание может выражать, в част­ности, надежду на то, что будущее будет таким же, как и настоящее. Чем теснее связано формирование ожидания с «наличным» знани­ем, тем больше ожидание выражает надежду на то, что будущий результат будет повторением прошлого. В этом коренится пони­мание ожидания как выражения уверенности, опирающейся на опыт или принятую теорию. Однако в определенном аспекте об­раз формируемого в ожидании будущего события может и проти­вополагаться чистой наличности настоящего положения вещей. В целом ожидание, повторяем, является выражением интенции, то есть направленности сознания на определенные результаты «технической» умственной и практической деятельности или спонтанного естественного процесса. Абстрактным моментом

180

интенции является желание как стремление к осуществлению чего-либо или обладанию чем-либо. Ожидание придает желанию конкретную окраску, поскольку конкретизирует образ желаемого.

Препятствием на пути осуществления ожиданий является неоднозначность механизмов реализации идей и планов, порожда­емая, в частности, пространственно-временной «растянутостью» связи причины и следствия. В этом смысле используется термин «отдаленные следствия». Подобная растянутость позволяет внеш­ним, в том числе случайным факторам воздействовать на процесс порождения результата причиной, что является источником неожиданных (неожидаемых) результатов. Если достигнутый ре­зультат познания (например эксперимента) в основном совпадает с предварительным, созданным на основе принятой теории его проектом, то можно говорить о теоретической нагруженности со­ответствующего результата познания. Интересно отметить, что, несмотря на подчеркивание своего рационального характера, кри­тический рационализм учитывает также влияние на научное по­знание бессознательных моментов, в частности врожденных бес­сознательных ожиданий [72. С. 262]. Однако в целом Поппер отда­ет предпочтение ожиданиям (высказываниям, выражающим ожи­дания), опирающимся на теории [Там же. С. 333].

Поппер рассматривал объективную, или абсолютную теорию истины (корреспондентскую концепцию истины) как теорию со­ответствия (безнадежного для ясного понимания) высказываний фактам [Там же. С. 400]. Определенная смутность понимания со­ответствия высказывания фактам действительно имеет место, что отмечалось выше при рассмотрении категории «понимание». Именно эта смутность была одним из оснований отказа Поппера от использования корреспондентской концепции истины. Видимо, поэтому он отказался и от детального анализа отношения высказы­ваний к фактам и определения того, что такое факт, а использовал прием контекстуального разъяснения этого понятия. О фактах Поппер говорит в смысле актов принятия или отбрасывания норм, создания норм [Там же. С. 400—401], симпатий и антипатий человека [Там же. С. 400], велений Бога или любого другого «ав­торитета» делать нечто [Там же. С. 401], принятия и проведения в жизнь сводов законов (социальные и политические факты) [Там же. С. 410], обучения на ошибках [Там же. С. 412] и т. п. Однако общего определения факта нет. Значимым моментом попперовской трак­товки отношения высказывания к факту является утверждение, что высказывание не создает факта, что в «мире фактов мы можем стремиться к абсолютно истинным предложениям или, по край-

181

ней мере, к предложениям, которые как можно ближе приближа­ются к истине» [72. С. 402]. В этом можно было бы усмотреть на­мек на онтологическую реальность фактов. Однако надо помнить, что согласно критическому рационализму всякая реальность пред­стает исследователю только в форме гипотетических дескриптив­ных высказываний. Именно поэтому «эмпирическая» проверка, например, теорий сводится к установлению меры соответствия выводимых из теории следствий базисным высказываниям, при­нимаемым на основе некоторого решения.

У ученого нет универсального критерия истины, однако это, по мнению Погшера, не в большей степени превращает понятие истины в бессмысленное, чем отсутствие критерия здоровья дела­ет бессмысленным понятие здоровья [Там же. С. 385]. Можно стремиться к истине, не заботясь особенно о значении этого тер­мина. Задачей науки является поиск научных теорий, но никогда нельзя узнать, что они истинны. Истина — не единственная цель науки. Цель науки — интересная, глубокая, новая картина приро­ды. Рост научного знания — не накопление истинных теорий и не движение к одной единственно истинной теории, но бесконеч­ный процесс перехода от одной проблемы к другой. Истины недо­статочно, ибо мы ищем, прежде всего, ответы на наши проблемы. Только если имеется решение некоторой трудной, плодотворной, глубокой проблемы, истина (или предположение об истине) при­обретает значение для науки. Только с помощью смелых предполо­жений мы можем обнаружить интересные и важные истины.

Наука не покоится на твердом фундаменте фактов. Наука не является системой достоверных или хорошо обоснованных выска­зываний; она не представляет собой и системы, постоянно развива­ющейся к некоторому конечному состоянию абсолютной истины [Там же. С. 226]. Наука никогда не может претендовать на дости­жение истины [Там же]: мы не знаем — мы можем только предпо­лагать [Там же]. Наши предположения направляются ненаучной, метафизической верой в существование законов и регулярностей [Там же]. Стремление к знанию и поиск истины — наиболее силь­ные мотивы научного исследования. Здесь следует заметить, что такое стремление совместимо и с отрицаемым Поппером дости­жением истины.

Концепция динамики науки критического рационализма пря­мо противоположна кумулятивистской концепции. Неопозитиви­сты полагали, что истинность научного знания, в частности науч­ной теории, можно доказать опытной (в смысле классической гносеологии) проверкой выведенных из знания высказываний (индуктивный по своей природе метод верификации). Поппер

182

справедливо подчеркивал, что индуктивный по своей природе опыт не может доказывать достоверную истинность теории, он может лишь опровергать, фальсифицировать ее. Вывод о ложно­сти теории при этом вполне рационален, поскольку осуществляет­ся в полном соответствии с общезначимой формой логического вывода по modus tollens. Отбрасывание фальсифицированных те­орий открывает путь для новых теорий, которые в свою очередь фальсифицируются. Нефальсифицируемых научных теорий, высказываний не существует. В той степени, в которой научное высказывание говорит о реальности, оно должно быть фальсифи­цируемо, а в той степени, в которой оно нефальсифицируемо, оно не говорит о реальности [72. С. 239]. Фальсифицируемость полага­ется признаком научности теорий и высказываний, что, однако, согласно критическому рационализму не лишает определенной значимости для науки философской «метафизики» и опытного подкрепления. Тезис критического рационализма о фальсифици-руемости любой научной теории глобально справедлив, поскольку в науке безнадежно ждать теорий, соответствующих всем извест­ным (и тем более будущим) фактам.

Парадоксальным образом Поппер считает, что ученый спосо­бен обнаруживать ис тину: «...я верю, что во многих случаях это нам удается» | Там же. С. 3881. Обнаружить ошибку—значит указать, где не следует искать истину. Идея роста знания — это идея приближения к истине. Ученый обречен в конечном итоге лишь верить в истин­ность теорий, не имея позитивных оснований для оправдания та­кой веры. В то же время имеется эффективный общий критерий ложности теорий — их противоречивость. Но доказательство про­тиворечивости — дело непростое. Поэтому ученый может иметь дело с: ложной теорией, упорно сопротивляющейся эмпирической критике, проверке. К таким теориям следует относиться серьез­но, с определенной мерой доверия. Наука не имеет ничего общего с поисками достоверности, цель науки — критика и проверка тео­рий. Идея истины позволяет разумно говорить об ошибках и раци­ональной критике. Устранение ошибок приближает к истине. Сама идея ошибки включает в себя идею объективной истины как стандарта, кото<

⇐ Предыдущая891011121314151617

Поделиться: