Модернизация и постмодерн : соотношение социокультурных изменений и смены познавательных ориентации в антропологии

Как известно, после Второй мировой войны общая ситуация прак­тически во всех странах — развитых и развивающихся — характеризу­ется нарастающей изменчивостью, что в массовом масштабе воспри­нимается как усложнение жизненных условий и процессов. Такое положение дел принято связывать с глобальным распространением комплекса изменений, называемых модернизационными. А с середи­ны 1960-х гг. вначале в Европе, а затем в США формируется особое интеллектуальное движение, обозначенное как постмодерн.

Модернизация и постмодерн имеют общий лингвистический корень. Но сегодня они обсуждаются в разных культурных дискурсах. Модер­низация трактуется в основном в терминах практической политики, не имеющей серьезной теоретической базы. Постмодерн ассоциируется с теми направлениями в философии и искусстве, где внимание уделяется более принципам культурного формообразования, нежели обществен­ной жизни. В конце XX в. между этими позициями появились точки соприкосновения. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что вни­мание уделяется одним и тем же аспектам реальности. Исследователь­ский приоритет отдается социокультурной динамике, а не статике; процессам, специфичным для последнего столетия, а не историко-куль­турным универсалиям; соотнесению глобальных и локальных явлений, а не рассмотрению их по отдельности. Обосновывается диагноз совре­менной социокультурной ситуации как неопределенной. Наконец, осу­ществляются попытки выявить основные причины социальных напря­жений и конфликтов в самых разных обществах и сообществах и возможности их преодоления.

Проблема заключается в том, что пока сходства не обобщаются, а различия преувеличиваются. Теоретические модели модернизации принято критиковать за отсутствие философской обоснованности. Метафизику постмодерна — за невнимание к социальной практике. В то же время вполне резонно предположить, что сопоставление спо­собов трактовки современности, характерных для обоих дискурсов,

позволит показать их взаимодополняемость в установлении концеп­туальных связей между феноменами социального взаимодействия и их символизацией.

Решение этой проблемы предполагает построение промежуточной теоретической модели, позволяющей осуществлять логический переход от одной позиции к другой. Соответственно появляется возможность сформулировть те эпистемологические основания, с помощью которых интерпретируются новые социокультурные явления, не имеющие объяснения в общепринятых категориях. Предлагаемый здесь вариант такой модели позволяет выделить самые заметные глобальные социо­культурные тенденции, общие для обеих концептуальных позиций, и логически упорядочить их¹. Речь идет об определенном строении со­циокультурного пространства, с выделением параметров, ключевых для поддержания совместной жизни и деятельности людей.

Во-первых, проводится различие между специализированным и обы­денным уровнями культуры на основании способов освоения социаль­но значимых знаний и навыков, необходимых для поддержания совме­стного существования людей, путем профессиональной подготовки — в первом случае; с помощью общего образования и традиции — во вто­ром. Во-вторых, выделяются существенные сферы организации социо­культурной жизни: социального взаимодействия, социально значимо­го знания, трансляции социально значимого опыта. Институциональная упорядоченность социального взаимодействия представлена хозяйствен­ной, политической и правовой областями, характеризующими соот­ветственно организацию жизнеобеспечения, отношений между груп­пами интересов и нормативного контроля.

В сфере социально значимого знания выделены наука, философия, искусство и религия. Наука и искусство обеспечивают символизиро­ванные формы конструирования отношений людей с окружением в значимых ситуациях человеческого существования. Философия и ре­лигия определяют нормативные рамки для такого конструирования. Трансляция социокультурного опыта осуществляется с помощью та­ких институтов, как образование, просвещение и средства массовой информации. В области образования от старших поколений младшим передаются знания, навыки, которые в текущий период времени при­нято считать социально необходимыми; просвещение связано с созда­нием условий для добровольного приобщения людей к высшим куль­турным ценностям; средства массовой информации обеспечивают им каждодневную упорядоченность общедоступной информации о том, «что происходит». В-третьих, подчеркивается аналитическое разведе­ние социальной практики и символической реальности. Первой в це­лом соответствует сфера социальной организации; второй — сфера со­циально значимого знания. Такая модель обеспечивает аналитический дискурс для дифференциального соотнесения уровней социального взаимодействия и культурной коммуникации и построения гипотез о генетической связи модернизационных процессов и идеологии пост­модерна.

¹ Морфология культуры. Структура и динамика // Под ред. Э.А.Орловой. М., 1994.

  Модернизационные тенденции на уровне социальной организации общества

В любом социально-научном определении понятие модернизации ука­зывает на целый ряд социальных и культурных изменений, которые мо­гут быть квалифицированы следующим образом. Во-первых, речь идет о совокупности процессов, имеющих конкретный историко-культурный контекст. Ретроспективно ее становление как целостности принято отно­сить ко второй половине XIX в., а результирующая социокультурная форма носит название первичной модернизации. С тех пор соответствующие процессы распространились в глобальном масштабе и особенно активно — после Второй мировой войны в связи с деколонизацией и появлением новых государств, отнесенных к так называемому третьему миру. Во-вто­рых, модернизация достаточно четко локализована в социокультурном пространстве. Характерные для нее изменения формируются и закрепля­ются в урбанистической культуре, в первую очередь в мегаполисах. Имен­но они становятся центрами, из которых такие изменения диффузи­онными путями распространяются на другие типы поселений. В-третьих, определены движущие социальные силы соответствующих изменений. Речь идет о среднем классе, для которого их осуществление обеспечило специфичное социокультурное пространство существования и роста: вы­сокое общественное положение, связанное с правом принятия социально значимых решений; символы культурной идентификации, такие как ин­дивидуализм, рационализм, прагматизм; ориентация на разработку и ре­ализацию нововведений, обеспечивающая высокое качество жизни, с од­ной стороны, и свободу социально приемлемых форм самореализации — с другой. Наконец, в-четвертых, такого рода изменения принято относить к социально-структурным. Они зарождались в контексте существующих хозяйственных, политических, правовых институтов и были направлены на их либерализацию. Динамику повседневной реальности можно считать обусловленной этими изменениями лишь в определенной мере.

Основные модернизационные тенденции можно обобщить соглас­но представленной модели. В организации социального взаимодействия каждое из измерений выглядит следующим образом. В хозяйственной области осуществляется переход от традиционных ремесленнических технологий к индустриальным и далее — к постиндустриальным; мас­совая замена неквалифицированного труда квалифицированным; фор­мирование динамичных структур массового производства/потребления; смена экстенсивной модели смены технологий интенсивной; рациона­лизация экономической политики. Политическая область характеризу­ется переходом от традиционного диктата авторитета к демократическим формам гражданского общества; от наследуемой к выборной власти; от сословной предписанности к личностному достижению социальных позиций. Для правовой области социально значимым становится пере­ход от обычного к юридическому праву; от произвольной трактовки справедливости — к примату закона; от сословных привилегий — к пра­вам человека и гражданина.

В сфере социально значимого знания и мировоззрения модерниза­ционные изменения могут быть сведены к нескольким генеральным тенденциям. Они характеризуют переход от сакральных принципов

обоснования мирового и социального порядка к светским; от априор­ных верований к рационализму и рефлексии; от классического дуализма материи и духа к признанию многомерности реальности; от объекти­визма к антропности; от онтологизма к позитивизму; от стилистическо­го ригоризма к полистилистике.

Институты массового приобщения к культуре также претерпели функциональные изменения. Здесь заметен переход от заучивания тра­диционных культурных стереотипов к практическому освоению техно­логий построения отношений с окружением; от априорно оценочного к рациональному использованию культурной информации; от монистиче­ского к плюралистическому образу социокультурной реальности.

Распространение таких тенденций в глобальном масштабе с развити­ем межкультурных коммуникаций осуществлялось в разных конфигу­рациях, неравномерно, с разной скоростью. Результатом стало состоя­ние социокультурной жизни, характеризующейся следующими чертами. Во-первых, следует отметить количественное приращение разнокаче­ственных форм социального взаимодействия. На символическом уровне переходные тенденции связаны с признанием неадекватности и декон­струкцией классических нормативов и ценностных критериев, утверж­дающих единство и предустановленную гармонию миропорядка, что сопровождается разнообразными направлениями поиска новых. Во-вто­рых, заметным стало ускорение смены социальных событий в соотнесе­нии со временем индивидуального жизненного цикла из-за чередования проб и ошибок, возникновения и разрушения неустойчивых форм со­циальных отношений. В культурно-символической сфере это сопровож­дается быстрой сменой образов реальности, вариациями выходов за пределы культурного стиля. В-третьих, в социальной жизни усиливают­ся общие динамические тенденции, связанные с тем, что людям прихо­дится активизировать силы для решения жизненных проблем. В области познания это сопровождается констатацией неупорядоченности, разно­родности, многообразия и изменчивости окружения. В этих условиях попытка людей организовать свой жизненный мир порождает множе­ственность локальных социокультурных пространств, поддержание ко­торых требует постоянной затраты усилий. А необходимость смены культурных идентичностей предполагает повышенное внимание и кон­троль, направленные на отыскание личностной позиции в контексте повседневных событий. Иными словами, модернизационные тенденции порождают неопределенность социокультурной ситуации. Причем там, где они принимают вторичные или догоняющие формы, степень такой неопределенности выше, чем в модернизированных странах. Но и здесь она сохраняется, несмотря на декларативные заявления социальных философов и ученых о завершенности соответствующих процессов в таких обществах и об их новом качестве— «модернити».

Следует подчеркнуть, что обозначенные процессы отнюдь не трак­туются как относящиеся «к обществу и культуре в целом». Речь идет об определенных, хотя и обширных, зонах социокультурного пространст­ва, в пределах которых люди затрачивают усилия на разработку и ре­ализацию инноваций, на попытки объединить их с жизнеспособными элементами предыдущей культурной парадигмы. И здесь основное вни-

мание уделяется именно этим зонам без специального анализа тех процессов, благодаря которым их влияние на более широкий культур­ный контекст распространяется или сдерживается. Тем более не рас­сматриваются области социокультурной жизни, прямо не затронутые модернизацией.

 Постмодерн как интеллектуальная реакция на процессы модернизации

Идеология постмодерна складывалась исторически одновременно с условным завершением первичной модернизации в развитых странах и интенсификацией вторичных ее форм в «третьем мире». Она стала реакцией на разнокачественность, неритмичность, многомерность социокультурных процессов в мире, не поддающихся описанию и тем более объяснению ни одной из существующих философских и соци­ально-научных теорий, религиозных доктрин, мифологических систем. Происходящие события и процессы не поддавались интерпретации в рамках эстетики модерна и его производных — конструктивизма, мо­дернизма, функционализма. В то же время завершающая фаза модерна как «большого стиля» XX в. допускала все более остраненное отноше­ние к его нормативам и принципам формообразования. Нарастающая неопределенность в социальной реальности побудила к рефлексии ин­теллектуалов именно в развитых странах, где «конец эпохи» был осо­бенно очевиден благодаря все более оформляющимся новым элементам социальной жизни, с одной стороны, и наличию многочисленных спо­собов их символизации — с другой.

К середине 1970-х годов постмодерн как культурное течение широко распространился в Европе и Америке. А в 1980-х годах категория «пост­модернизм» приобрела ведущее место в философии и социальных на­уках. По прошествии двух с лишним десятилетий можно с увереннос­тью утверждать, что это течение отнюдь не следует отождествлять только с культурой постиндустриального общества. Оно стало реакцией на совокупность глобальных изменений модернизационного порядка. Стало очевидным, что динамика на уровне не только социальных вза­имодействий, но и познания во всем мире становится неподконтроль­ной культурной парадигме, породившей модернизацию.

Идеологию постмодерна можно рассматривать в свете выделенных выше проявлений неопределенности в социальной жизни, связанных с процессами модернизационных трансформаций.

Количественный рост разнокачественных элементов социокультур­ной жизни в рамках постмодернизма ознаменовался переходом от идей целостности и единства человеческого мира к представлению о много­мерности несводимых друг к другу реальностей. Такое видение стано­вится возможным, если в качестве исходной принимается идея неоп­ределенной изменчивости реальности, а не онтология априорного миропорядка. Соответственно утверждается множественность принци­пов и ритмов самоорганизации социокультурной жизни. Отсюда пред­ставления о субстанциональном многообразии, присущем культуре и обнаруживающемся во всех ее событиях и фактах.

Плюрализм постмодерна не дуалистичен. Он не сводится к про­тивопоставлению материи и духа, земного и небесного порядков, субъективного и объективного начал. Здесь не только предполагается, но и обосновывается существование различных нередуцируемых друг к другу социокультурных пространств, которые могут либо существо­вать параллельно, либо вступать в отношения друг с другом. Следова­тельно, социокультурная реальность трактуется как сегментированное и фрагментированное динамическое образование, а не единая целост­ность и не система функционально связанных элементов.

В отличие от классического утверждения об онтологичности иерар­хической упорядоченности социального мира постмодернистский по­стулат о свойственной ему неопределенности предполагает децентри-рованность социокультурного пространства, его «детерриториальность». Такое представление обосновано двумя исходными допущениями. Во-первых, считается, что для человека первично не разграниченное и упорядоченное пространство, а не имеющее фиксируемых границ поле. Во-вторых, желания и их символизация позволяют человеку соотносить такую реальность с собой, что и обусловливает формирование его по­лицентр ичности.

Из этих постулатов выводятся два важных следствия, связанные с множественностью, неоднородностью, динамизмом событий, ставшими уже неподконтрольными существующим культурным паттернам и ко­дам. На личностном уровне происходит маргинализация людей, теряю­щих прямую связь с существующей иерархией социальных институтов и, соответственно, ослабляющих ее. На социальном уровне ставится под сомнение классическое допущение о доминировании государства и ав­торитета в обществе. Акцент в организации социокультурной жизни людей перемещается на сообщество, группу. Сосуществование, сопри­сутствие порождают такое пространство совместной жизни и деятель­ности людей, где синхронизация их активности и соподчиненность оказываются необязательными, поскольку не постулируется единая система общественного разделения функций. При этих условиях сни­жение значимости распорядительных и контрольных функций госу­дарственной власти становится неизбежным. Расширение сферы рас­пространения подобного рода процессов рассматривается как источник напряженности между институтами и маргинализированной «массой» индивидов.

Такая трактовка социокультурной реальности, порожденной мо-дернизационными процессами, связана с определенным эпистемологи­ческим сдвигом, характерным для постмодерна и отличающим его от предыдущей познавательной парадигмы. Постмодернисты видели свою задачу в осмыслении многообразия различных форм человеческих отношений, познания, оценочных суждений. Результатом стало при­знание плюральной реальности в качестве необходимого условия для понимания событий и процессов, происходящих в обществе и культу­ре. Далее, важным принципом построения постмодернистского дискурса является радикальное сомнение, зафиксированное в понятиях «неопре­деленность», «децентрирование», «деконструкция». Этим не только обосновывается правомерность множественности сосуществующих и

несводимых друг к другу культурных идентичностей и самоидентифи­каций людей. В свете подобных оснований ни одна интеллектуальная или моральная система, ни один способ восприятия реальности не могут считаться окончательными, претендовать на статус единственной он-тологичности и эпистемологическое превосходство. Соответственно представления о реальности в рамках постмодерна определяются прин­ципом «все возможно», предполагающим утверждение эклектизма в качестве ведущего современного познавательного стиля.

Итак, многообразие и разнокачественность социокультурной реаль­ности, обусловленные модернизационными изменениями, все менее поддавались упорядочению и интерпретации в рамках предыдущей культурной парадигмы. В постмодерне это было не просто зафиксиро­вано, но и осмыслено как эпистемологическая проблема. Идеи деконст­рукции, маргинализации, децентрирования дали возможность отказать­ся от онтологизации «больших порядков», таких, как Единство мира, История, Целостность общества и культуры. А признание человеческого опыта существования как фактора формирования жизненного мира позволило обратиться к изучению социокультурных микропорядков, подконтрольных людям.

Ускорение смены событий в социокультурной жизни, вызванное модернизационными процессами, побудило постмодернистов обратить­ся к самому феномену подвижности и обусловливающих ее факторов. Переход от рассмотрения общества как априорно постулированного целого к антропологическим основаниям существования социокультур­ных микропорядков привлекает внимание к изменчивости последних. Основанием для типологии и классификации ее форм становится идея интеракции и интерсубъективности как фундаментальных условий для реализации людьми их разнонаправленных желаний, различных обмен­ных операций, совместного целедостижения.

Деонтологизация истории привела к постановке вопроса о социаль­ном и культурном времени как соотношении настоящего и прошлого. В отношении культурного времени показательной является концепция контекста, которая связывает человека с отличным от него окружени­ем. Во временном отношении она никак не связана с идеями антропо­генеза и эволюции. Акцент здесь иной — указать на культурный источ­ник представлений о времени. Категория «контекст» фиксирует вокруг человека следы прошлого опыта. Из этих следов люди строят образы того, что было раньше; конструируют модели прошлого; делают выво­ды об эпохах на основании суждений об устойчивости артефактов при их передаче от одного поколения к другому.

Другой аспект временного измерения человеческого существования в рамках постмодерна связан с различением социальной и культурной реальностей. Культура трактуется как ансамбль символических целост-ностей, несоизмеримых друг с другом, по которым скользит социальная структура. Ее прохождение сквозь череду таких целостностей фикси­руется как смена состояний общества. На этом базируется представле­ние о социальном времени.

В обоих случаях предполагается, что отношения между рассматрива­емыми событиями нелинейны. Они составляют сети взаимных детер-

минаций, где необратимость установления одних связей порождает об­ратимость других. Это движение без предустановленной цели и предна­меренности. Люди существуют во множественности актуальных и воз­можных отношений, динамичных в силу активности человеческой природы. При деонтологизации таких априорных порядков, как «обще­ство (культура) в целом», единственной феноменальной реальностью человека остается считать смену ощущений. Она и становится исходным мерилом движения. Но в отличие от классического стремления привести ощущения к объективным нормам в постмодерне внимание привлекает­ся к способам человеческого существования между структурированной и неосвоенной модальностями отношений с окружением. Форма движе­ния становится нелинейной. Для ее обозначения вводится понятие «ри-зомы», предполагающее разнонаправленность векторов, появляющуюся в результате деконструкции ранее сложившихся структур и прорастания новообразований в неосвоенное пространство. Такая совокупность про­цессов не имеет превалирующего направления, регуляции и потому ведет к беспорядочному возникновению динамической множественности, к ко­торой неприменима дихотомия «центр —периферия». В этом подвижном поле появляются условные и относительно неустойчивые формы и гра­ницы, которые оказываются всегда промежуточными.

Такая трактовка социокультурной динамики означает отказ от ап­риорно заданных форм макропроцессов: прогресса, развития, циклич­ности. Фокус интереса сдвигается к микропроцессам, соизмеримым с жизненными ритмами человека.

Из этого следует иное по сравнению с классическим представление о девиациях. В настоящее время существует целый ряд их классификаций по разным основаниям: физическое или психическое состояния, паттер­ны поведения, культурная идентичность, социальная безопасность и т. п. Ранее отклонения такого рода трактовались как признаки социальной патологии; считалось, что их следует возвращать к норме, предупреждать как нечто недопустимое в обществе. В рамках постмодерна эти феноме­ны считаются неотъемлемой частью социокультурной жизни. Соответ­ственно предполагается.что тип поведения, которое в одних ситуациях и промежутках времени называется отклонениями и строго контролиру­ется, в иных условиях оказывается источником социально приемлемых изменений.

Таким образом, ускорение социальной жизни, вызванное модерниза-ционными процессами, обусловило постмодернистское переосмысление классических представлений о социокультурной динамике. Во-первых, внимание к ее неоднородности поставило под сомнение классическое представление о свойственном ей «осевом времени». Во-вторых, различия форм социального и культурного времени трактуются как производные от вариаций взаимодействий людей с окружением, соизмеримых с их жизненным циклом.

Актуализация динамических характеристик модернизации обостри­ла в рамках постмодерна интерес к движущим силам социокультурных процессов. Разумеется, в самом общем виде речь идет о людях и их взаимодействиях. Однако необходимость различения форм таких процес­сов и интерпретации различий обусловливает соответствующую концеп-

цию человека. «Субъект» культуры постмодерна живет в атмосфере по­стоянного столкновения с разрозненными событиями и разновременными последствиями прошлого. Символическую составляющую такого мира принято называть интертекстом. Из-за этого он сам становится плюра­листичным, не сводимым ни к одному объединяющему принципу. Для него характерны множество представлений, знаний, логик, ценностных критериев, не объединенных ни синхронно, ни диахронно. В условиях неопределенности, когда социальные и культурная формы находятся в состоянии трансформации или становления и культурная парадигма еще не сложилась, каждому приходится строить порядки самому, по­скольку заимствовать их неоткуда.

Множественность побудителей социокультурной динамики вытека­ет из такой плюральной концептуализации человека. Разнородность принципов организации опыта, отсутствие универсальных критериев истинности или ложности суждений, многозначность интерпретации одного и того же события — все это определяет реальный характер движения в плохо освоенном социокультурном «интертексте».

Другим важным источником представлений о движущих силах соци­окультурных процессов является допущение об относительной автоном­ности социальной и культурной модальностей человеческого бытия. Их концептуальное разведение позволяет понять, как люди продолжают существовать в условиях, когда разрушаются социальные структуры и порядки, созданные для решения общественно значимых проблем.

Когда социальные системы исчерпывают свой функциональный потенциал, люди имеют возможность переместиться в маргинальные пространства. Существование здесь может стать для них полезнее, чем поддержание уже неэффективных структур. Ведь и вне их люди сохра­няют освоенные элементы культуры — знания, принципы формооб­разования, оценочные критерии, навыки. Поэтому дезинтеграция со­циальных систем не уничтожает поисковую активность, но даже способствует ее интенсификации. В этом случае высвобождается спо­собность к комбинаторике, ранее связанная паттернами рутинных взаимодействий. Она становится ферментом культурных инноваций.

Наконец, особое место при рассмотрении динамики культуры пост­модернисты отводят природе символа. Многослойность символических единиц как искусственных образований приписывается отсутствию их прямой, непосредственной связи с реальностью как таковой. Поэтому знаки могут репрезентировать означаемое не только как воплощенное в вещах и связях, но и остающееся на уровне представлений. Здесь постмодернисты находят указание на целый ряд источников социокуль­турной изменчивости.

Так, указание на инобытие, обусловленное вниманием к концепции бессознательного, привлекает внимание к представлениям о немысли­мом, о невыразимом, предполагает иное, в принципе не осваиваемое человеком, созданное не им и не в нем, но существующее рядом и одновременно с ним в постоянной новизне и необратимой действенно­сти. Указание на несуществующее представлено категорией «воображе­ние» и символическим миром воображаемого. Означаемое в этом слу­чае не обнаруживается, поскольку модальность его существования —

это небытие. Тем не менее этот мир создает в культуре «силовое поле», влияющее на траекторию реальных процессов. Указание на невидимые порядки связано с понятием этнонауки. За ним стоит представление о скрытой систематичности обыденной жизни, порождающей и конт­ролирующей вариации повседневного взаимодействия.

Из сказанного следует, что актуализация динамических характе­ристик социокультурной жизни под влиянием процессов модерниза­ции также нашла отражение в философии постмодерна. В ее рамках акцентировались различные движущие силы изменчивости социокуль­турной реальности, обусловленной ее антропогенностью, — множе­ственность идентичностей, онтологии, символических порядков. Од­нако существуют достаточные основания для утверждения, что в философии постмодерна нет теоретического упорядочения и объяс­нения этих изменений; не выделена система оснований для их интер­претации. В то же время наряду с критикой предыдущей познаватель­ной и — шире — культурной парадигмы постмодерн обеспечивает некоторые направления движения в сторону построения новой.

  Формирование новой культурной парадигмы

В данном случае под культурной парадигмой понимается совокупность познавательных оснований и принципов формообразования, которые вырабатываются людьми в ситуациях социокультурного кризиса для его преодоления и установления последующих нормативов. Парадигма в таком определении служит людям инструментом для снятия неопреде­ленности в отношениях с окружением и осуществления социального взаимодействия на основах экономии усилий и эффективности резуль­татов. Люди, осуществляющие модернизацию, настолько изменили со­циокультурную ситуацию в мире, что пересмотр таких оснований и принципов стал необходимым. Ранее было отмечено, что в рамках пост­модерна критике подверглись базовые представления, свойственные модерну как «большому стилю» XX в. Но были также намечены неко­торые направления и основы иного упорядочения социокультурной реальности. Ниже речь пойдет прежде всего о познавательной парадигме. Во-первых, потому что ее компоненты становятся заметными тогда, когда уже наметились показательные образцы удовлетворяющих людей вза­имодействий с окружением. Во-вторых, потому что познавательные принципы являются наиболее отрефлексированными и, следовательно, поддающимися вербальному изложению.

Выделить новые составляющие парадигмы, связанной с познанием социокультурной реальности, можно только при сравнении ее с преды­дущей. В данном случае целесообразно сопоставлять не только исход­ные и изменившиеся положения, но и промежуточные, представлен­ные философией постмодерна. Именно они позволяют понять, почему происходят изменения. Сравнение следует осуществлять по тем осно­ваниям, которые имеют первостепенное значение для преодоления неопределенности в отношениях человека с окружением и организа­ции таких отношений.

Поскольку речь идет о социокультурной реальности, в качестве па­радигматических оснований выделяются базовые характеристики кон­структивного взаимодействия в проблемной ситуации. Это наиболее рациональный тип активности, порождающий исходные принципы ее наиболее эффективной организации. Соответственно выделяются сле­дующие измерения:

—позиция сторон в отношениях с окружением, определяющая харак­тер ситуации

—цель активности, задающая желаемый конечный выход в данной ситуации;

—среда активности, представляемая через характеристики окруже­ния, которые стороны принимают в качестве условий решения про­блемы, в частности, пространство и время;

—средства решения проблемы, включающие используемые сторона­ми формы и структуры активности;

—результаты активности в проблемной ситуации, фиксируемые как формы выходов взаимодействия и критерии их оценки;

—последствия активности в проблемной ситуации, рассматриваемые с точки зрения меры контроля участников над ее динамикой. Этот набор оснований можно считать необходимым и достаточным

для отслеживания того, как формируются элементы жизненной среды в проблемной ситуации. Его необходимость определяется фундаменталь­ностью выделенных характеристик взаимодействия. Ее достаточность связана с тем, что указаны все основные стадии решения проблемы: от определения проблемной ситуации до контроля над последствиями ее решения. С точки зрения выделенных измерений будут рассмотрены социокультурные основания познавательной парадигмы модерна, пост­модернистской философии и складывающейся эпистемы. Для парадиг­мы модерна характерны следующие познавательные основания:

—позиция человека по отношению к окружению: это активный ин­дивидуальный субъект — герой, демиург, — побеждающий сопро­тивление внешних сил в своем стремлении построить мир по соб­ственному произволу;

—цель активности — в свободном творчестве преобразовать и усовер­шенствовать окружение, привести его в соответствие с универсаль­ными объективными законами миропорядка;

—среда, в которой реализуется такая активность, изначально счита­ется системной, представляющей собой целостное единство;

—средства решения проблемы в такой среде предполагают возмож­ность осуществления полностью контролируемого изменения, пред­ставленного на эпистемологическом уровне экспериментальной ло­гикой, а на практическом — инженерной деятельностью:

—результаты активности представляют собой новые культурные це­лостности, являющиеся ступенями на пути объективного социо­культурного развития, априорно оцениваемого как благо;

—последствия активности следует оценивать по двойному стандарту: с одной стороны, в рамках парадигмы от кумуляции инноваций ожидается движение к истинности и полноте познания, совершен­ствованию человека и его жизненной среды во имя них самих; с дру-

гой — в социокультурной реальности такое расширение искусст­венной среды порождает все большую разнородность ее компонент, неопределенность в отношениях с ней, что противоречит исходно­му допущению о предустановленной гармонии мира. Следование такой социокультурной парадигме с ее системным ап­риоризмом, с одной стороны, и ценностью творчества — с другой, привело к накоплению антропогенных изменений, все более выходя­щих из-под контроля людей. Процессы модернизации в этом контексте активизировали изменения такого рода. В результате к 1960-м годам все более очевидным становится нарастание расхождений между множе­ственностью разнокачественных социокультурных изменений и низ­кой степенью их массовой освоенности.

Как уже отмечалось, реакцией на увеличивающуюся неопределен­ность жизненного мира людей стало формирование постмодернист­ского мировоззрения. Для него характерны следующие исходные допу­щения:

— позиция человека по отношению к окружению продолжает оста­ваться и активной, и индивидуалистичной; однако здесь все более заметно звучат ноты экзистенциальной «заброшенности» человека в мир;

— цель активности в окружении, продолжающем оставаться «иным» — проверка на прочность существующих порядков, созданных людь­ми, чтобы отгородиться от неблагоприятных внешних воздействий;

— средой активности считается неоднородное социокультурное про­странство, неопределенность интертекста;

— средства решения проблемы видятся в деконструкции ранее сло­жившихся нормативов; отказ от универсализации форм построе­ния отношений с окружением сопровождается признанием соци­окультурной значимости метода проб и ошибок;

— результатом активности становится формирование многомерной виртуальной реальности с ненаправленной, ризомной динамикой;

— последствия активности продолжают оставаться неподконтроль­ными людям; однако в рамках постмодерна такое положение дел признается, и все больше внимания уделяется разнокачественно-сти социокультурной реальности, способам существования в усло­виях неопределенности, интерпретациям нарастания аномических явлений.

Как уже говорилось, в мировоззрении постмодерна отразились представления о возможностях существования в быстро трансформи­рующемся мире, в условиях глобализации модернизационных процес­сов. Эпистемологической проблемой стало расхождение между сохране­нием приоритета активной субъектной позиции человека в объективном мире и невозможностью контролировать разрастающееся антропоген­ное окружение.

В ходе критической рефлексии к основаниям предыдущей познава­тельной парадигмы постмодернисты не только обнаружили целый ряд неразрешимых в ее рамках проблем, но и наметили некоторые новые направления и фокусы в освоении изменяющейся социокультурной реальности. С этой точки зрения можно говорить о формировании

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: