Влияние нравственного элемента на успех боя

(Военная психология)

 

22. Общие соображения о необходимости изучать нравственный элемент. Мы не без некоторого колебания принимаемся за эту главу. Если предмет этот многие военные писатели обходят, то не потому, что не придают ему должного значения, а потому, что военная психология действительно составляет область, весьма мало разработанную и {134} не систематизированную. Там и тут встречаются меткие замечания по этому предмету, но общего свода мнений нет.

Более всех по этому делу писал генерал Драгомиров, который не боится анатомировать самые деликатные части этого дела. Предмет этот труден, но его однако же нельзя обходить молчанием, ибо тогда он никогда не будет разъяснен и останется вечно в своем первобытном несистематизированном виде.

Петр Великий сказал: «Храброе сердце и исправное оружие — лучшая защита государства».

Наполеон сказал, что «на войне три четверти успеха зависят от нравственного элемента и лишь одна четверть — от материальных условий».

Нельзя не поверить такому выдающемуся авторитету, как Наполеон. Мы знаем, что он не щадил никаких средств, чтобы поддержать бодрость и военную энергию своих войск. Дело духовной жизни корабля есть дело самой первостепенной важности, и каждый из служащих, начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия. Принятие того или другого оружия, того или другого боевого материального средства зависит от, высшего начальства, но бодрость духа на кораблях по преимуществу находится в руках строевых чинов, а потому изучение способов, как достигнуть успеха в этом направлении, составляет их прямую обязанность.

Лейтенант Кладо в своих лекциях совершенно справедливо замечает: «Говорят же, что по окончании боя единственная разница между победителем и побежденным заключается в различном состоянии их духа. У побежденного он убит, у победителя же он достигает высшей степени своего подъема. Материальные же потери большей частью разнятся очень мало».

Замечание это весьма метко. Если победитель после своей победы скажет, что он так изнурен материально и нравственно, что воевать более не может, то его победа даст самые ничтожные результаты.

23. Мнение генерала Леера. Приведем теперь мнения некоторых авторитетных лиц относительно влияния нравственного элемента на успех боя.

Леер (Полoжительная стратегия, стр. 25) пишет следующее: «Нравственному элементу принадлежит обширное место на войне. Он, не подлежа весу и измерению, {135} с трудом подчиняется теоретическому исследованию, и тем не менее крайне ошибочно было бы, хотя в далеком будущем, отрицать возможность раскрытия законов, на основании которых совершается работа ума и сердца при военной обстановке, короче — возможность военной психологии. Что кажется иллюзией, утопия сегодня может обратиться в факт завтра; справедливость этого подтверждается как нельзя лучше историей».

В другом месте той же книги Леер говорит: «Военное искусство труднее и сложнее других, потому что во всех искусствах (живописи, скульптуре и пр.) мастера имеют дело с элементами мертвыми, которые могут быть измерены, взвешены и которые пассивно поддаются всем впечатлениям извне. В военное искусство, кроме прочих элементов, входит еще человек как главное орудие войны, а с ним вместе и весь мир».

24. Мнение генерала Драгомирова. По поводу влияния нравственной энергии человека на войне Драгомиров в предисловии к своей тактике ставит следующее задание: «Если теория военного искусства должна иметь целью исследование свойства военных элементов, если важнейшее из этих свойств есть нравственная энергия человека, то как нужно поступать, чтобы эту энергию не только не подорвать, но, напротив, развить и укрепить? »

В другом месте генерал Драгомиров говорит:

«Если такую главную роль играет нравственная упругость в военном человеке, то само собой разумеется, что все внимание при мирном образовании войск должно быть устремлено на развитие ее».

Под нравственной упругостью в военном смысле должно подразумевать: 1) находчивость, доведенную до того, что человек не теряется ни от какой неожиданности; 2) решимость и упорство; 3) способность обсудить хладнокровно свое положение в самые критические минуты.

В морском бою нравственный элемент имеет еще большее значение, чем в армии. Там обыкновенно дело начинается исподволь, люди успевают осмотреться; тут же, при современных огромных скоростях, счет времени надо делать не часами, а секундами: 5 секунд раньше положили руль на борт — вы тараните, 5 секунд позже — вас таранят.

Состояние духа экипажа военных кораблей много зависит от взаимных отношений всех лиц, сфера действий {136} которых касается морского дела. Если мы возьмем два совершенно одинаковых корабля, с одинаковыми командирами, но дух одного из них поднимем несколькими успехами, даже в каких-нибудь неважных и небоевых делах, а дух другого удручим выговорами, замечаниями и неудовольствиями, не оставив при этом луча надежды на исправление в мнении начальства, то первому из них все будет удаваться, а от второго нельзя ожидать инициативы и смелых решений, а скорее робости и неуверенности в действиях. Это различие может проявиться и в военное время с той разницей, что неудачи мирного времени неважны, а от удачи или неудачи на войне зависит все. Наставление о том, как поддерживать нравственную энергию и поднимать дух в экипажах военных кораблей, заключалось бы во множестве советов, а между тем люди так различны по складу своего ума, и характера, что один и тот же совет не годится для двух различных лиц. Одного следует удерживать, другого надо поощрить и лишь обоим следует не мешать.

В разное время морская администрация применяла для подъема духа то строгость, то милость. Мы приведем два примера, из которых будет видно, что строгостью достичь хороших результатов не удалось, а что, напротив, доверие к командующим начальникам давало хорошие результаты.

25. Меры строгости по отношению к начальникам эскадр. Тулонское, или Гиерское, сражение (в 1744 г.) замечательно тем, что как английские, так и французские флагманы были отданы под суд. Английский вице-адмирал Лесток, командовавший арьергардом, обвинялся в том, что он не принял участия в сражении, но суд, выслушав его объяснения, признал, что, находясь в ордере, вице-адмирал Лесток имел основание не выходить из линии, пока не сделают ему сигнала «вступить в бой». Адмирал Матьюс, главный начальник эскадры, был обвинен за расстройство линии своим выходом из нее, хотя он это сделал только для того, чтобы сблизиться с неприятелем и вступить в бой. Суд признал Матьюса неспособным к командованию и лишил его чинов. Поведение вице-адмирала Лестока в Тулонском сражении было безусловно вредным и гибельным, а между тем он был оправдан судом, потому что не позволил себе отступить от буквы правил.

Французский адмирал де-Курт был также отрешен от {137} командования. Клерк говорит, что сентенция суда, по которой адмирал Матьюс лишен чинов, была источником всех последующих несчастий английского флота. Автор Сражений английского флота Экинс говорит, что участь адмирала Матьюса была чрезвычайно несправедлива и произвела большое впечатление на несчастного адмирала Бинга, который в сражении при Минорке в 1756 г., памятуя приговор суда над Матьюсом, не смел быстро исполнить свой собственный сигнал об атаке неприятеля, чтобы не расстроить линию. Адмирал Бинг был также предан суду, который приговорил его к расстрелянию, что и было исполнено.

26. Пример доверия к начальнику эскадры. К счастью для английского флота, администрация, убедившись, что путем застращивания нельзя создать боевой эскадры, поняла, что лишь полное доверие к адмиралу, командующему флотом, в состоянии поднять его на должный уровень.

Мы можем привести пример эскадры Джервиса перед С.-Винцентским сражением. 1 декабря 1796 г. Джервис собрал на Гибралтарском рейде 15 кораблей, но три корабля штормом 6 декабря были вынесены в море и один из них разбился, а другой потерял все мачты. Далее, на переходе в Лиссабон, Джервис потерял еще два корабля, разбившихся один у Танжера, другой при входе в р. Таго. При выходе из р. Таго Джервис теряет еще один корабль. Английское адмиралтейство, вместо того, чтобы обрушиться на Джервиса за потерю одной трети эскадры менее чем в два месяца, выслало ему тотчас же из Англии еще 6 кораблей, и 14 февраля того же года Джервис одержал при С.-Винценте полную победу над испанским флотом. Адмиралтейство было щедро награждено за его чисто морской взгляд, что кораблекрушения составляют неизбежную в море случайность.

Бодрость духа, энергия, спокойствие в бою много зависят от старшего начальника. Известен факт, что закаленные в боях маршалы Наполеона лучше дрались и проявляли «больше энергии в сражениях, в которых был сам Наполеон. Мы можем дать один пример, который красноречиво говорит о благородном спокойствии адмирала Нахимова перед Синопским боем. Эскадра подходила к неприятелю, и незадолго до полудня все с нетерпением ждали подъема красного флага, означающего сигнал «открыть огонь». Наконец, {138} давно жданный флаг быстро взлетел на грот-брам-стеньге, но когда флаг разобрали, то оказалось, что это был полуденный флаг — адмирал показывал полдень. Мое перо чересчур слабо, чтобы передать весь глубокий смысл и нравственное значение этого простого, но красноречивого сигнала.

27. Выбор исторических примеров. Чтобы осветить вопрос о влиянии нравственного элемента на успех боя, возьмем трех военноначальников, умевших поднять дух в своих войсках. Выбор наш останавливается на лицах одной и той же эпохи великих войн. Мы берем Суворова, Нельсона и Наполеона. Суворов близок к нам потому, что он понял дух русского человека и умел из этой цельной и богатой натуры создать армию богатырей, удивлявших всю Европу. Наполеона мы берем как высшую гениальную личность в военном деле, а Нельсона — в морском. Суворов и Наполеон — полководцы сухопутные, а потому мы должны будем, на изучение Нельсона обратить большее внимание, чем на них.

28. Примеры из русской истории. Не один однако же Нельсон умел поднимать дух на военных судах; мы имеем у себя пример, еще более выдающийся, в великом основателе русского флота императоре Петре I. Ему пришлось самому научиться, как корабли строить, и научить тому же своих подданных. Потом надо было вдохнуть душу в это еще безжизненное тело и с ним вырвать победу у столь опытных мореходцев, как шведы. Лучший пример найти трудно, но случай этот был исключительный и беспримерный. Тут император создал флот и своим присутствием и участием в нем поднял его дух. Тактике приходится брать случаи, стоящие ближе к обыкновенной обстановке.

Мы точно так же могли бы взять пример поднятия духа на русском флоте и даже в самую недавнюю пору, а именно перед Крымской войной. Это поднятие духа выразилось Синопским сражением и доблестной защитой Севастополя. Мы знаем, что состояние духа моряков Черноморского флота было в то время выше всяких похвал. Лица, создавшие Черноморский флот, сделались уже достоянием истории, но история еще недостаточно охарактеризовала главные причины Подъема духа, а это заставило нас взять пример в иностранных флотах, которые имели больше морских войн, чем мы. {139}

29. Суворов и некоторые из его взглядов. Личность Суворова достаточно известна, чтобы мне надо было очерчивать ее; нескольких слов недостаточно, исписаны целые томы, и того еще мало. Одно из главных правил Суворова — была быстрота, и он как-то выразился: «Деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, а время дороже всего» (Фукс, II, 218). Не книги, а боевой опыт научил Суворова так относиться к цене, которую имеет время.

Берем из книги полковника Орлова (Суворов, изд. 1892 г., стр. 346) следующее:

«В походных движениях наибольшее значение Суворов придавал быстроте, которая родит внезапность — лучший способ подготовки атак, что превосходно выражено в словах: «штыки, быстрота, внезапность!.. неприятель думает, что ты за сто, за двести верст, а ты, удвоив шаг богатырский, нагрянь быстро, внезапно. Неприятель поет, гуляет, ждет тебя с чистого поля, а ты из-за гор крутых, из-за лесов дремучих налети на него, как снег на голову; рази, тесни, опрокинь, бей, гони, не давай опомниться; кто испуган, тот побежден в половину; у страха глаза большие; один за десятерых покажется. Будь прозорлив, осторожен, имей цель определенную»¹.

При Требии Багратион подошел к Суворову и вполголоса просил повременить нападением, пока подтянется хотя часть отсталых, потому что в ротах не насчитывается и по 40 человек. Суворов отвечал ему на, ухо: «а у Макдональда нет и по 20, атакуй с богом, ура! »

Когда до Суворова дошел слух, что его успехи на войне объясняют только счастьем, он воскликнул: «Сегодня счастье, завтра счастье. Помилуй бог! Надобно же когда-нибудь и уменье».

30. Отзыв Драгомирова о суворовской «Науке побеждать». Драгомиров в своей тактике довольно подробно касается этой науки. Часть суворовских правил относится собственно к способу обучения, и их следовало бы поместить в другой главе настоящего труда, но так как у Суворова обучение и война были одно и то же, то мы признали более удобным поместить и учебные правила и военные вместе, тем более что учебные правила, обращенные {140} Суворовым к солдатам, поучительны для нас по преимуществу как образцы наставлений нижним чинам.

Драгомиров говорит, что: «Наука или уменье побеждать» не была издана при жизни ее великого автора и не вызвала также комментариев со стороны тех, которые обучали или обучались ей под наблюдением самого Суворова. Поэтому в настоящее время она почти была бы непонятна, если бы благодаря итальянской кампании 1799 г. Суворов не счел за необходимое преподать ее и австрийцам. В приказах, обыкновенно весьма коротеньких, он сообщал основные положения своей «науки», и эти-то приказы служат к ней превосходным комментарием. Но и в них, верный своей системе, Суворов говорит, что нужно делать, весьма редко вдаваясь в объяснения того, почему нужно, предоставляя самому делу, оправдать разумность требований».

«Наука побеждать», — говорит далее Драгомиров, — состоит вся из отрывочных фраз; это, по нашему мнению, было также причиной, почему она пришлась так по сердцу солдатам и не возбудила никакого интереса в современных Суворову образованных или имевших на то претензии военных людях. «Наука» Суворова на первый взгляд кажется странной, но именно благодаря этой странности «наука» глубоко западала в душу простого человека, так что некоторые афоризмы ее обратились в военные поговорки, не только у нас, но даже у других, несмотря на то, что «наука», непонятая, была доныне забыта и заброшена».

Современники считали Суворова гораздо больше счастливым чудаком, нежели человеком, действительно имевшим божественную искру военного гения; с этой точки зрения они смотрели и на его науку, и на его победы. Последние так резко вырывались из современной рутины, основаны были на таком простом начале, что тогдашним ученым, искавшим во всем хитрости, не могли показаться не чем иным, кроме счастливых случайностей.

«В чем заключалось это простое начало? Заключалось оно в том, что, если в армии нравственная упругость не только не подорвана, а, напротив, по возможности развита, можно решаться на самые отчаянные предприятия, не рискуя потерпеть неудачу; можно решаться даже и не при возможно лучшем плане исполнения. То же начало составляет основание и «науки». Суворов превосходно понимал ту простую вещь, что на быструю решимость может быть {141} способен почти всякий человек; на решимость же лучшую в данных обстоятельствах и в то же время быструю может быть способен только человек, обладающий от природы военными дарованиями. Поэтому он и стремился прежде всего к развитию способности решаться быстро, т. е. к тому, что может быть выработано в самых обыкновенных натурах. Гениальные военные люди родятся веками, а войны случаются чуть не каждое десятилетие. Суворов воспитывал армию так, чтобы она достигла цели даже и в не совсем ловких, лишь бы только решительных руках.

«Этих гениальных воззрений, этой логики, выработанной в боях, современники не могли оценить, ибо. они были увлечены внешними приемами фридриховского воспитания армии, мертвящее влияние которых, — по словам Драгомирова, — известно всякому. B системе Фридриха, — говорит далее Драгомиров, — все размерено на вершки и дюймы — от подъема носка и до длины косы; система эта не только не требует от военного человека нравственной самостоятельности, а напротив считает ее вещью совершенно излишней, если не вредной в его ремесле; система, наконец, которая освящена блестящими победами полководца, действительно великого, должна была победить.

«Замечательно, что, несмотря на очевидную великую способность Суворова воспитать армию для боя, несмотря на всеобщую известность его «Науки побеждать», никому в голову не пришло потребовать от Суворова изложения его системы в виде, более доступном для понимания большинства: так мало было к нему доверия, да и понимания тоже. И только теперь, через 70 с лишком лет, начинают понимать — до какой степени много в его манере воспитания, глубоко верного в военном отношении, глубоко отвечающего инстинктам масс.

«Наука побеждать» принадлежит к числу тех произведений, в которых может стареть форма, но дух остается вечно юным и неизменным, как неизменна нравственная природа человека.

«Может меняться оружие, а вместе с ним и формы действий, но руки, которые действуют оружием, но сердце, которое приводит эти руки в движение, вечно останутся одни и те же».

31. Дюбокаж о суворовской «Науке побеждать.» Драгомиров {142} приводит выдержку из сочинений Дюбокажа: Рre-is historique sur le marechal Souworow, в вторых автор описывает систему обучения Суворова и его знаменитые сквозные атаки. Мы берем лишь самое типичное:

«Военное искусство, — пишет Дюбокаж, — для одиночного солдата или офицера заключалось, по мнению Суворова, в быстроте исполнения и в неустрашимости, не останавливаемой никакими препятствиями, — военные добродетели, которые должны венчать слепое повиновение.

«Для достижения быстроты и неустрашимости нужно было, по его убеждению, освоить войска с явлениями войны посредством маневров, до того близких к действительности, чтобы солдат смотрел на настоящую атаку, как на маневр.

«Вследствие этого и верный своей любимой тактике — не ждать атаку, но всегда атаковать самому, Суворов все. маневры оканчивал свалкой. Части, какой бы они ни были. силы, делились для этого на две стороны.

«Эти стороны, поставленные на некоторой дистанции друг от друга, строились развернутым строем или в колонны, более или менее глубокие, затем они одновременно, начинали движение. По сближению шагов на сто, каждый начальник командовал, что нужно для атаки, которую пехота исполняла бегом, а кавалерия в галоп. Иногда пехота атаковала кавалерию, ружья на руку, между тем как эта последняя скакала ей навстречу. Иногда, пехота ожидала кавалерию на месте, не открывая огня ранее, как по сближении с последней шагов на двадцать.

«Этот маневр был небезопасен, если кавалерия шла на кавалерию или на пехоту. Мне часто случалось видеть выбитых из седла и до того ушибленные колена, что люди не могли ходить по нескольку дней, а иногда и недель.

«Понятно, что для войск, выдержанных на суворовских маневрах, бой не представлял ничего нового. Действительно, кавалерия получала навык атаковать дерзко и неустрашимо, пехота — встречать атаку спокойно и хладнокровно. Подобные солдаты атаковали холодным оружием в деле, как на маневре; при таком способе образования рекруты стоили старых выдержанных солдат.

«От времени до времени он производил свои учения в самую темную ночь, всегда оканчивая их атакой холодным {143} оружием. Еще в первые свои кампании он убедился в пользе приучения войск к ночным маневрам, дабы случайности ночного боя не были им в диковину. С тех пор он никогда не отступал от этого приема обучения, которому был обязан многими успехами.

«Наконец, для приучения войск к атаке укреплений открытой силой, он приказывал строить укрепление, усиленное рогатками и палисадом, с глубокими рвами и, сверх того, окруженное засеками, волчьими ямами и пр. Заняв это укрепление артиллерией и пехотой, он упражнял войска в его атаке как днем, так и ночью. На каждую часть, по очереди, была возлагаема и атака и оборона укрепления.

«В заключение скажем, что фельдмаршал Суворов имел обычай говорить с войсками. Каждый свой смотр, парад он оканчивал всегда длинной речью, в которой подробно разъяснял, что нужно для того, чтобы быть хорошим солдатом, хорошим офицером. Он указывал на ошибки, сделанные войсками в одном случае, хвалил за то, как они вели себя в другом. Наконец, он передавал им в своих речах общие основания военного искусства».

Из суворовской системы обучения и его сквозных атак моряки могли бы почерпнуть для себя кое-что поучительное. Суворов хорошо понимал, что маршировкой на плацу нельзя приучить людей к войне, что надо в мирное время делать маневры, которые сколько можно ближе напоминали бы собой войну. С этой целью он строил укрепления и придумывал другие задачи. Слов нет, для начальника гораздо спокойнее не обременять свою голову никакими измышлениями и делать все по установленному шаблону, но шаблонное обучение, приучая к стройности маневров, отучает помнить о случайностях, которыми так полно военное время. Чем менее люди видят эти случайности во время мирных упражнений, тем труднее им будет на войне. Суворов говорил: тяжело в учении — легко в походе (т. е. на войне); легко в учении — тяжело в походе.

Приведем еще из труда полковника Орлова Суворов (стр. 61) общие правила, предложенные Суворовым перед Итальянским походом. Сделав замечание относительно положения и задач европейских держав, Суворов говорит, что австрийцы и русские будут действовать против Франции, имея по 100 тыс., а правила для победы таковы: {144}

1) Ничего, кроме наступательного.

2) В походах — быстрота, в атаках — стремительность, холодное оружие.

3) Не нужно методизма — хороший глазомер.

4) Полная мочь главнокомандующему.

5) Неприятеля атаковать и бить в поле.

6) Не терять времени в осадах, разве какой-нибудь Майнц, как пункт для депо. Иногда обсервационным корпусом предпринять блокаду; чаще брать крепости штурмом или врываться открытой силой. Тут меньше потери.

7) Никогда не разделять сил для охранения разных пунктов. Если неприятель их обошел, тем лучше; он сам идет на поражение.

8) Таким образом нужен только один обсервационный корпус у Страсбурга и один летучий к Люксембургу; не затруднять себя пустыми маневрами, контрмаршами или так называемыми военными хитростями, которые годятся только для бедных академиков.

9) Не мешкать. Ложная осторожность и зависть, головы Медеи в кабинете и министерстве¹.

Суворов говорит иронически об академиках потому, что стеснения, которые налагал на него Венский гофкригсрат, испортили ему много крови и значительно ослабили результаты Итальянского похода.

32. Выдержка из суворовской инструкции австрийским войскам. В тактике Драгомирова приводятся приказы и инструкции Суворова австрийской армии; инструкции крайне поучительны, но мы из них возьмем лишь несколько отрывочных фраз, показывающих общие взгляды Суворова.

Так, говоря об атаке, Суворов в конце прибавляет: «Неприятельская картечь летит поверх головы». Это изречение следует запомнить идущим на миноносках в атаку, ибо неприятельские снаряды мелких орудий полетят так же, как картечь. Не худо также запомнить слова Нахимова на Севастопольских бастионах: «не всякая пуля в лоб».

Относительно штыка и роли казаков в инструкции говорится: «штыком может один человек заколоть троих, где четверых, а сотня пуль летит на воздух. Казаки должны всегда держаться за кавалерией; их быстрота довершает {145} победу... и как только неприятель обит, то ни один человек не спасется.

«Быстрота и натиск — душа настоящей войны: Бегущего неприятеля истребляет одно преследование.

«Когда неприятель бежит, то его провожают ружейным огнем. Он не стреляет, не прикладывается, не заряжает. Много неудобств спасаться бегством».

Суворов требовал, чтобы под огнем люди шли в ногу. По этому поводу в инструкции говорится:

«В расстоянии около часа от неприятеля выстраиваются взводы, а лишь только подойдут под пушечный выстрел, берут ружье под приклад и идут в ногу, потому что это единственное средство наступать скоро».

Из этого правила можно вывести другое, весьма полезное, а именно: миноноски при атаке судов сохраняют равнение, ибо это есть единственный способ, чтобы атака была быстрая, дружная и, следовательно, неотразимая.

33. Выдержки из «Науки побеждать». После инструкции австрийским войскам в книге Драгомирова приведены сведения о самой Науке побеждать, из которой мы тоже возьмем лишь то, что указывает на главнейшие суворовские приемы и способы.

Вот пример словесного поучения, с которым офицеры должны обращаться к нижним чинам:

«Каблуки сомкнуты, подколенки стянуты! Солдат стоит стрелкой. Четвертого вижу, пятого не вижу».

Это значит, что при равнении каждый должен видеть от себя четвертого человека, но пятого не видеть.

«Береги пулю на 3 дня, а иногда и на целую кампанию, когда негде взять. Стреляй редко, да метко, штыком коли крепко; пуля обмишулится, а штык не обмишулится; пуля дура, а штык молодец! »

По отношению к атаке даются следующие правила: «В атаке не задерживай! Для пальбы стреляй сильно в мишень! На человека пуль 20 свинцу, из экономии немного стоит. Мы стреляем цельно! У нас пропадает тридцатая пуля, а в полевой и полковой артиллерии разве меньше десятого заряда! Фитиль на картечь, бросься на картечь, летит сверх головы! Пушки твои, люди твои! Вали на месте, гони, коли, а остальным давай пощаду, грех напрасно убивать, они такие же люди! Умирай за Дом Богородицы, {146} за Матушку, за Пресветлейший дом! Церковь бога молит. Кто остался жив, тому честь и слава! »

«Фитиль на картечь, бросься на картечь» — значит бросайся на пушку, заряженную картечью даже тогда, когда неприятель прикладывает фитиль, чтобы сделать выстрел. В конце Суворов говорит, как должен воин умирать, и словом Матушка называет царствовавшую тогда императрицу Екатерину II.

Во всех вышеприведенных словах Суворова видна замечательная краткость изложения и умение одним словом сказать то, на что другому надо несколько фраз. Приводим ниже его инструкцию для штурма; никто не умел так метко очертить дело в немногих словах, как Суворов: «Ломи через засек, бросай плетни через волчьи ямы, быстро беги! Прыгай через палисады, бросай фашины, спускайся в ров, ставь лестницы! Стрелки, очищай колонны, стреляй по головам колонны, лети через стены на вал, скалывай на валу, вытягивай линию! Караул к пороховым погребам! Отворяй ворота коннице! Неприятель бежит в город, его пушки обороти по нем. Стреляй сильно в улицы, бомбардируй живо, недосуг за этим ходить! Приказ: спускайся в город, режь неприятеля на улицах, конница, руби, в дома не ходи, бей на площадях, штурмуй, где неприятель засел; занимай площадь, ставь гауптвахты, расставляй в миг пикеты к воротам, к погребам, к магазинам! Неприятель сдался — пощада! »

Тут в нескольких словах обрисована вся картина штурма.

Суворов признает «три воинские искусства»: 1) глазомер; 2) быстрота; 3) натиск. Все эти три «искусства» неоценимы именно для моряков, а теперь может быть больше чем когда-нибудь. Под словом глазомер моряки понимают вообще хороший морской глаз, т. е. умение ориентироваться относительно других судов и берега. Суворовский глазомер обозначает умение на войне по отрывочным и часто неточным данным ясно представить себе всю обстановку, чтобы, так сказать, на-глаз или в силу военного чутья быстро выбрать правильное решение.

Суворов советовал солдату бояться богадельни, т. е. госпиталя. «Богадельня — первый день мягкая постель, второй день французская похлебка, третий день ее братец {147} домовище к себе и тащит. Один умирает, а десять товарищей хлебают его смертный дых».

Суворов, любивший всей своей душой русского солдата и работящих офицеров, терпеть не мог того типа малогодных для дела людей, которые почтительным выражением: как прикажете, замаскировывают свою нерешительность и страх ответственности. Сказав солдатам несколько слов о том, что люди должны бояться богадельни, т. е. госпиталей, он заключил свои слова следующим: «Богатыри! неприятель от вас дрожит, да есть неприятели больше и богадельни! проклятая «немогузнайка», намёка, догадка, лживка, лукавка, краснословка, кроткомолвка, двуличка, вежливка, бестолковка, кличка, чтоб бестолково выговаривать: край прикак, а фок вайрфак, рок, ад и пр. Стыдно сказать: от немогузнайки — много, много беды! »

Край прикак, вероятно, составляет пародию на «как прикажете», а остальные непонятные слова, вероятно, представляют насмешку над бестолковыми ответами немогузнаек. Надо думать, что этим немогузнайкам худо жилось в армии фельдмаршала Суворова; также вероятно любители говорить «край прикак» в глазах Суворова стояли не высоко. Суворов любил людей быстрых и находчивых, которые не ждали на каждом шагу, как им прикажут, и, разумеется, с одними немогузнайками и любителями говорить «край прикак» Суворов не мог бы совершить своих замечательных походов.

Примером того, как Суворов ревниво наблюдал, чтобы у людей было веселое настроение духа и они имели бы время отдохнуть, может служить его наставление, как колонна должна итти и сниматься с привала:

«Не останавливайся, гуляй, играй, пой песни, бей барабан, музыка греми, десяток отломал! первый взвод снимай ветры¹, ложись! за ним второй взвод, и так взвод за взводом, первая задних не жди! линия в колонне на походе растянется, коли по четыре, то в полтора, а порядком, в двое. Стояла на шагу, идет на двух, стояла на одной версте, растянется на две, стояла на двух, растянется на четырех! то досталось бы первым взводам ждать последних полчаса попустому. На первом десятке отдых час. Первый взвод вспрыгнул, надел ветры, бежит вперед десять, {148} пятнадцать шагов, а на походе, прошел узкое место на гору, или под гору, от пятнадцати и до пятидесяти шагов. И так взвод за взводом, чтоб задние меж тем отдыхали! »

Этот совет не худо запомнить и иметь его в виду; его можно перефразировать так: когда человек не в работе, то не мори его без дела, а дай ему отдохнуть. Также великая мысль заключается в первой части наставления о веселье.

Говоря по поводу учений, Суворов вместе с тем переходит со свойственным ему даром и говорит солдату о подвигах:

«Ученье свет! Неученье тьма! Дело мастера боится. И крестьянин не умеет сохой владеть, хлеб не родится! За ученого трех неученых дают. Нам мало трех! Давай нам шесть, давай нам десять на одного». «Всех побьем, повалим, в полон возьмем. Последнюю кампанию неприятель потерял счетных семьдесят пять тысяч, только что не сто, а мы и одной полной тысячи не потеряли! Вот, братцы, воинское обучение! Господа офицеры, какой восторг! »

Во многих речах Суворов, обращаясь к солдатам, вдается в преувеличения. Мы умышленно воздерживались указывать на это и предоставляем слово генералу Драгомирову, который, после вышеприведенных суворовских наставлений, говорит: «Это преувеличение нельзя судить с точки зрения пошлого благоразумия и обыденной правдивости; не должно забывать, что Суворов обращался с этими словами к людям со складом эпическим, т. е. с тем, при котором ничего невероятного нет, если один богатырь уложит и десятки тысяч. А тут ведь дело идет не об одном богатыре, о целой армии богатырей».

Слова Драгомирова имеют огромное значение. Надо не забывать, что русский человек со времени Суворова не переменился и что одет ли он в солдатскую шинель или в матросскую рубашку, он в умелых руках будет все тот же суворовский богатырь, готовый на всякие подвиги!

34. Нельсон. Перейдем теперь к рассмотрению вопроса о том, кто был Нельсон и почему он победил.

Мы остановились на Нельсоне, ибо в нем мы видим соединение энергии с бесстрашием воина и необыкновенной смелостью моряка. Нельсон с 21 года был уже командиром, {149} следовательно, исполнял ответственную должность. Всю активную часть своей службы он провел в море. Война в это время почти не прекращалась, так что все взгляды и убеждения Нельсона выработались в море и на войне. Другой более подходящий пример найти трудно.

Разбирая Нельсона, мы постараемся очертить те средства, которыми он учил свою эскадру и поднимал дух ее экипажей. Вместе с тем мы постараемся доказать, что Нельсон не только умел выучить эскадру и воодушевить ее, но также умел поставить свои корабли в выгодные для одержания победы условия, т. е. Нельсон действовал по правилам морской тактики, а не вопреки ее, как многие думают.

35. Нельсон может служить прекрасным примером того, что истинную энергию убить трудно. Хотя во главе английской морской администрации всегда находилось несколько адмиралов, которые всю службу проводили в море и были вполне компетентны в оценке действий моряков, тем не менее занятие административных мест как бы накидывало вуаль на их воззрения, и они переставали видеть и различать людей талантливых от людей средних дарований.

Нельсон с первых дней командования судном заявил себя с прекрасной стороны в нескольких боевых делах в Антильском море. Когда наступил мир, то его энергия и решительность действий подняли престиж Англии в этих водах и доставили ему известность. Нельсону в то время было всего 26 лет, и действия его вполне показывали все качества, необходимые для будущего флотоводца. «Тем не менее, — пишет Жюрьен де-ла-Гравьер, — в Нельсоне видели один из тех беспокойных умов, тех выскочек, подозрительных администрациям, спокойствие которых они тревожат. Вот почему предположено было не давать пищи этой тревожной деятельности, этому пылкому усердию. Когда в 1788 г. Нельсон, выведенный из терпения тягостным для него бездействием, настоятельно просил, чтобы его снова послали в море, то даже покровительство принца Виллиама не помогло; секретарь адмиралтейства Герберт, как и граф Чатам в 1790 г., воспротивился этому ходатайству. Потеряв надежду, Нельсон готов был выйти в отставку и перейти на материк. «А между тем, — говорил он, — я убежден, что я был всегда верным и ревностным офицером». {150}

Администрация хорошо понимала, что для флота нужны люди энергичные, а между тем она находила, что Нельсон беспокоен: точно как будто в самом деле можно быть энергичным, не беспокоя никого из окружающих. Прямые начальники Нельсона всегда высоко ценили его дарования; так, после принятия эскадры Джервисом, смотревшим на Нельсона скорее как на сотрудника, нежели как на капитана, служащего под его начальством, прочие капитаны говорили ему: «При лорде Гуде и при Чатаме вы поступали, как вам вздумается, и вы продолжаете делать то же при Джервисе. Вам, кажется, все равно, кто бы ни был главнокомандующим».

Жюрьен де-ла-Гравьер несколько раз возвращается к тому же заявлению, что администрация не умела ценить Нельсона. Упоминая о награде, полученной Нельсоном после Абукирского сражения, он говорит: «Нельсону суждено было всю жизнь свою сносить оскорбительные испытания».

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: