Новое знание» как предмет философии науки

Концепт «новое знание» приобрел определенный философско-методологический смысл в Новое время. Именно с той поры в размышлениях о науке зазвучали мотивы, которые можно представить как тему ее «динамики». Но, чтобы уяснить сегодняшний смысл этих концептов, необходимо проследить, как исторически менялось их содержание на фоне изменений, происходивших в эпистемологических параметрах самой науки.

Дело в том, что суть научного познания отнюдь не раскрывается в полной мере в его «сквозных» характеристиках, одинаково присущих всеми периодам истории науки. Конечно, «античная наука», «средневековая наука», «новоевропейская наука», при всех их различиях, по сути своей не являются принципиально разными типами познавательной деятельности. И общее определение знания, которое некогда предложил Платон, в принципе, до сего дня очерчивает общие контуры и цели научно-познавательной деятельности. Но сущность науки как важнейшего элемента европейской культуры можно уяснить, лишь приняв во внимание еще и те ее особенности, которые в различных исторических контекстах по-разному удерживали, сохраняли и развивали науку как особый культурно-исторический феномен. А особенности эти в научной деятельности менялись, и притом, весьма существенно. Античная наука (VI в. до н.э. – VI в.н.э.) стремилась к всеохватывающему рациональному объяснению действительности из единого основания, поэтому в ней допускались умозрительные конструкции. Средневековая наука несколько отошла от попыток рационального объяснения мира, фактически заменив его различного рода классификациями; но зато в ней возросло внимание к непосредственно данному человеку опыту. В новоевропейской науке важную роль стали играть эксперимент и теоретическое конструирование реальности. И для того, чтобы уяснить особенности сегодняшней науки, необходимо учитывать все эти различия в их преемственной исторической связи. В частности, акцент на исторической преемственности научной деятельности позволяет адекватно понять современный философско-методологический смысл концептов «новое знание» и «динамика науки».

Выражение «новое знание» приобрело методологический смысл в XIV–XVI вв., в период общего системного кризиса Средневековья. Менялась историческая ситуация. И в ходе этих изменений складывалась наука нового типа, в рамках которой знание представало как результат активности познающего человека, как продукт мысленных и реальных трансформаций субъектом объекта познания. В античной и средневековой науке эта «трансформационная» сторона познания присутствовала на периферии созерцательного отношения к объекту. В науке Нового времени активность субъекта познания нарастает, прежде всего, в математическом и теоретическом познании, а затем, в материальном экспериментировании, где, в результате преобразований непосредственно данного объекта, из него, так сказать, извлекается знание – знание, которого прежде не было и не могло быть без активности познающего субъекта, т.е. «новое». Соответственно, благодаря активности субъекта познания наука становится «динамичной», непрерывно расширяющей сферу знания.

В эксперименте объект, с помощью материальных технических средств, приводится в соответствие с теорией и, в случае успеха этой операции, подтверждает ее. Так, например, чтобы сформулировать принципы движения (скажем, падения) тела, ученый удаляет реальную среду, в которой движется объект, причем делаем это сначала мысленно (выдвигая гипотезу на этот счет), а затем – реально в предметном эксперименте. И, в результате, исследователь получает опытное подтверждение данной гипотезы. Есть основания полагать, что впервые это сделал Галилей.

Атмосферу новой науки в значительной мере выражали «номиналисты» – сторонники философского направления, полагавшие, что общие имена («планета», «континент», (физическое) тело и т.д.) обозначают не класс как самостоятельный объект, а совокупность отдельных объектов, образующих этот класс. Кроме того в этом учении содержался и еще один важный пункт, имеющий прямое отношение к нашей теме. Его сформулировал Уильям Оккам (ок. 1285 – ок. 1350). В противоположность Аристотелю и его последователям (среди которых был, между прочим, Фома Аквинский), утверждавших, что Бог творит мир по заранее задуманному плану, Оккам настаивал на абсолютной свободе божественной воли, в том числе, и свободе от планов, придающих миру смысл. Этот весьма абстрактный тезис предполагал, однако, вполне конкретные выводы в области теории познания. Если мир сотворен по плану (подобно тому, как по плану строится дом), то цель познания – созерцая мир, постигнуть этот план. Но если «прообразы» вещей не «предсуществуют» в Боге, если, напротив, как утверждал Оккам, сначала Бог своим волевым усилием сотворил вещи, и, лишь затем, в результате созерцания сотворенного, постиг смысл содеянного, то и человек, как подобие Бога, познает мир таким же образом. Но, полагал Оккам, в отличие от Бога, человек, строя мысленные системы, не в состоянии постигнуть их подлинный смысл. Ему доступны лишь репрезентации отдельных вещей, т.е. их знаки, а не образы-копии, не презентации. Его умственные построения, образующие знание о мире – это своевольные человеческие гипотезы-конструкции из знаков, ценные лишь тем, что в ходе их создания познающий человек уподобляется волевому усилию творящего мир Богу. Стремлением к такого рода творческому уподоблению и мотивировалась деятельность ученого в новоевропейской науке.

Таким образом, источник собственно знания о вещах номиналисты переносят из внешнего, доступного человеку мира в его внутренний мир. В своем субъективном мире он из знаков активно строит конструкции, пытаясь творчески воспроизвести смысл сотворенного Богом внешнего мира. И применительно именно к этому сконструированному знанию обретает значение особая характеристика – его новизна. «Новое знание» – это знание созданное ученым в результате творческого субъективного усилия. И в той мере, в какой мотив творчества внятно звучит в самосознании отдельного ученого, в центре самосознания науки (и, соответственно, размышлениях о ней) оказывается динамика научного знания – «динамика науки», постоянно порождающей «новое знание».

Если сегодня внимательно присмотреться к номиналистической трактовке научной деятельности, то можно различить в ней все те линии методологического осмысления науки, которые реализовались позднее – от XVII столетия до середины ХХ в. В основании этой трактовки – представление о знании как условной, гипотетической конструкции, связывающей непосредственно доступные человеку разрозненные опытные данные о мире в целостную осмысленную систему. Знание, таким образом, лишь условно репрезентирует внешний мир, но, при этом, благодаря удачным гипотезам, может быть вполне пригодным для практических нужд. Последнее обстоятельство ученые отмечали еще до Оккама. И, что важно для понимания дальнейшей эволюции и науки и рефлексии над ней, установка на практическую эффективность знания в сфере мотивации научно-познавательной деятельности начинает постепенно оттеснять желание ученого уподобится Богу творящему. С таким постепенным сдвигом в мотивации связана методологическая специфика указанного периода в истории науки.

В той мере, в какой в самосознании ученых утверждается мысль, что творчество должно порождать практически полезное знание, а не фантазии, в науке возникает настоятельная потребность в строгом контроле над результатами творческой активности ученого, потребность в методичности и стандартизации действий ученого, позволяющей контролировать результаты его познавательной активности. И в деятельности ученых все более заметное место начинает занимать метод – метод познания, открывающий, помимо всего прочего, возможность для коллективной оценки результатов научного творчества. Причем выполнение функций метода как критерия научности знания должна обеспечить логическая стандартизация, позволяющая контролировать соотнесение знаковых конструкций с эмпирическими данными. Предполагалось, что именно таким путем в науке осуществляется оценка и приращение нового знания, т.е. динамика науки предстает как рост методологически корректного знания. И все учения о методе XVII столетия, а, позднее, и собственно методология строились на этих идейных основаниях.

 

Модели динамики науки

Модель научно-познавательной деятельности, предложенная Ф. Бэконом (1561–1626) еще достаточно проста, но она вполне соответствует указанным потребностям работающего ученого. Научное познание у него предстает как процесс открытия все более общих закономерных связей между опытными данными с помощью процедур индукции. Соответственно, динамика знания – это последовательный рост массива законособразно связанных между собой эмпирических данных. Значительно более основательная и детально разработанная кумулятивистская (накопительная) модель динамики науки была предложена в начале XX века в рамках позитивистской философии науки. Вопрос о действиях ученого, благодаря которым у него возникают теории, позволяющие осмыслить зависимости между эмпирическими данными, т.е. вопрос о процессе собственно научного открытия (о творчестве) был в ее рамках вытеснен из методологии в область психологии творчества. Но зато строгость процедур, обеспечивающих соотнесение теоретико-гипотетических конструкций с эмпирическими данными (т.е. обеспечивающих строгую оценку научности и, соответственно, отбор результатов творчества), гарантировал аппарат математической логики. При этом о росте знания следовало судить по расширению области эмпирических данных, охватываемых эффективными гипотезами. Но сами гипотезы, с этой точки зрения, оценивались лишь как вариативный инструмент расширения области эмпирических данных, и в качестве таковых сами по себе лишались статуса знания.

Формированию позитивистской модели динамики науки способствовали процессы, серьезно изменившие к тому времени структуру самой научно-познавательной деятельности. Уже к концу XIX столетия завершилось становление дисциплинарной структуры науки. Интенсивно шел процесс превращение науки в социальный институт (в котором «призвание» ученого, связанное с творчеством, и «профессия», предполагающая стандартизацию научной работы, фактически, перестают совпадать). И, наконец, на рубеже XIX–ХХ веков, науку (прежде всего фундамент физики) потрясла революция, которая резко усилила инструменталистскую трактовку теоретико-гипотетической составляющей научной деятельности и ее результатов. Произошедшие в науке изменения стимулировали еще более строгую логическую стандартизацию оценки гипотетических результатов научного творчества. И позитивистская философия науки (прежде всего, логический позитивизм) попыталась удовлетворить это требование. Однако итоговым результатом усилий позитивистов было ясное осознание невозможности разработать универсальную стандартизированную модель динамики науки, позволяющую гарантировать научность нового, порождаемого учеными знания, а стало быть, и его непрерывный рост. И на смену кумулятивистским моделям динамики науки пришли некумулятивистские, на смену позитивизму в середине XX столетия пришел постпозитивизм. В его моделях динамики науки новизна получаемого знания, а стало быть, и его динамика обрели новый смысловой оттенок.

Постпозитивистская философия науки сохранила представление о знании как совокупности эмпирических данных, связанных между собой с помощью мысленных гипотетических конструкций. Однако постпозитивисты отказались от трактовки этих данных как объективной инстанции, в строгом методическом соотнесении с которой отбираются мысленные конструкции. Обратившись к реальной истории науки, они убедительно показали, что отнюдь не все релевантные эмпирические данные принимаются во внимание при отборе гипотетических конструкций, что среди этих данных есть прямо противоречащие выбранным конструкциям, но что, тем не менее, ученые выбирают те или иные гипотезы в качестве знаниеобразующих, вопреки, даже, контрпримерам. Более того, обращение к реальной истории науки показало, что в разных сообществах ученых (в разных научных школах или направлениях, исследующих практически одну и ту же эмпирическую область) принимаются весьма разные, зачастую, взаимоисключающие гипотезы, структурирующие далеко не совпадающие совокупности данных. И то, что для одного сообщества является контрпримером, в другом сообществе может рассматриваться как эмпирическое основание для принятия выдвинутой его членами гипотезы, а стало быть, для принятия основанного на ней знания. Эмпирические данные всегда теоретически нагружены, иными словами, гипотезы, так сказать, сами выбирают свою фактуальную эмпирическую основу. Причем эмпирические данные, входящие в принятые разными сообществами варианты «нового знания», приобретают в совершенно разный смысл и, соответственно, предполагают разные способы дальнейшего исследования. А в результате, наука, взятая как историческое целое, предстает в концепциях постпозитивистов, как набор разных, но претендующих на научность, знаний, сталкивающихся, вытесняющих и заменяющих друг друга.

Пример различающихся знаний о природе света приводит один из самых известных постпозитивистов Томас Кун (1922–1996) в своей книге «Структура научных революций»: «Современные учебники физики рассказывают студентам, что свет представляет собой поток фотонов… которые обнаруживают некоторые волновые свойства и в то же время, некоторые свойства частиц. Исследование протекает соответственно этим представлениям или скорее в соответствии с более разработанным и математизированным описанием, из которого выводится это обычное словесное описание. Данное понимание света имеет, однако, не более чем полувековую историю. До того… в учебниках по физике говорилось, что свет представляет собой распространение поперечных волн... В то же время и волновая теория была не первой, которую приняли почти все исследователи оптики. В течение XVIII века парадигма в этой области основывалась на «Оптике» Ньютона, который утверждал, что свет представляет собой поток материальных частиц. В то время физики искали доказательства давления световых частиц, ударяющихся о твердые тела; ранние же приверженцы волновой теории вовсе не стремились к этому». В социально-гуманитарных науках такого рода ситуации проявляются еще чаще и ярче.

Естественно, что все эти исторические изыскания подводили к вопросу: какие факторы определяют выбор учеными того или иного варианта конструирования знания? Под влиянием каких соображений выбирается тип связей между эмпирическими данными в качестве удобного и успешного варианта видения мира?

Постпозитивистские ответы на эти вопросы отчасти содержится в приведенной выше цитате. Научное сообщество выбирает тот или иной тип теоретической организации эмпирических данных (ту или иную гипотезу) исходя, с одной стороны, из оценки перспективности принятого в рамках этой гипотезы способа видения объекта для расширения сферы исследований – гипотеза при этом оценивается как образец, т.е. буквально как «парадигма». А с другой стороны, в постпозитивистских моделях научно-познавательной деятельности демонстрируется, что выбор ученых опирается далеко не только на когнитивные соображения, но еще и на социокультурные (идейные и вполне материальные) обстоятельств, в контексте которых развертывается собственно научно-познавательная деятельность. Эти факторы обеспечивают единство мнений членов научного сообщества по поводу выбора того иди иного варианта гипотезы в качестве парадигмы. И если при этом не все доступные эмпирические данные укладываются в связывающую их гипотетическую систему, то это отнюдь не ведет к отбрасыванию гипотезы, но, обычно, рассматривается просто как проблема, стимулирующая дальнейшую динамику принятых сообществом представлений о природе объекта. Другое сообщество ученых может выбрать для тех же целей другую гипотезу и рассматривать как стимул к развитию как раз те данные, которые принимались как основополагающие при выборе иной парадигмы.

Таким образом, постпозитивизм предложил своего рода философско-методологическую инверсию – не ученые подчиняются стандартам научности, а приложение таких стандартов определяется решением научного сообщества. Решение же это, в свою очередь, определяется при активном участии внешних для когнитивных параметров знания факторов – историко-культурных и социально-психологических. Но при этом важно иметь в виду, что сама апелляция к этим факторам превращает когнитивные факторы в условные. В методологической литературе эти внешние факторы обычно называются «социокультурными детерминантами познания». Результат их воздействия делает науку столь же исторически изменчивой (вплоть до конъюнктурной вариативности) как и все прочие человеческие предприятия, а вырабатываемое в ней знание – релятивным, т.е. зависимым от внешних для собственно познавательной деятельности обстоятельств.

Томасу Куну, в его модели динамики науки действительно удалось представить социальные и когнитивные аспекты деятельности ученого в их единстве. Однако результат этот он получил ценой подчинения когнитивного социальному. Подобные идеи легла в основу известных концепций динамики науки Имре Лакатоша (1922–1974) и Пола Фейерабенда (1924–1994). Между этими концепциями есть весьма серьезные различия, но они не выходят за рамки общей установки постпозитивизма. Т. Кун, пожалуй, наиболее ярко реализовал эту установку в своей модели динамики науки: осознанная социально-психологическая ориентация на единство мнений членов научного сообщества позволяет ученому приобщиться к принятому сообществом способу видения мира и профессионально заниматься приращением знания внутри «нормальной науки». Но та же ориентация не позволяет ученому подвергать критике образцы знания, задающие единство мнений в этом сообществе. Такая критика (сегодня, например, критика квантово-механической концепции света в приведенном примере) является аномальной, противозаконной, поскольку ведет к разрушению единства мнений научного сообщества и всячески подавляется данным сообществом. Но она может привести и к «научной революции», в результате которой может возникнуть иная парадигма, несоизмеримая с прежней - иные образцы знания и, как итог, новая «нормальная наука». Вот внутри этой новой науки, до следующей научной революции, и будет происходить кумуляция знания. 

Таким образом, в постпозитивитских моделях науки оба концепта - «динамика науки» и «новое знание» – несут в себе по два расходящихся смысла. История науки в целом предстает в этих моделях как непрерывная конкурентная борьба между сообществами, ориентированными на разные образцы знания, на разные идеи, теории, методы, подходы, не связанные содержательной преемственностью – логически и содержательно они «несоизмеримы». Соответственно, «динамика науки» в целом предстает и во времени и, так сказать, в пространстве как совокупность разных типов научной деятельности, осуществляющейся по разным образцам. И коль скоро образцы, по которым работают ученые, практически не соотносимы между собой, то «новое знание» здесь – это знание, возникающее в очередном новом варианте науки. Но, поскольку сообщества ученых, работающие внутри разных типов наук, руководствуются все же вполне традиционными рациональными научными стандартами, внутри парадигм термин «динамика науки» сохраняет смысл деятельности, обеспечивающей рост знания. Правда, в контексте постпозитивистской трактовки «динамики науки», рост знания оказывается локальным феноменом, и потому, с точки зрения постпозитивистской трактовки истории науки в целом, указание на «новизну знания» означает, прежде всего, радикальный разрыв со старым образцом. Так что, в итоге, постпозитивистские модели динамики науки характеризуются как антикумулятивистские.

 

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: