Глава 16. ВЕРСИЯ ДЛЯ МАЛЯНОВА

Вообще-то эта интереснейшая, хорошо известная в кругах читателей фантастики повесть братьев Стругацких называется иначе. Миллионы читателей знают её под названием “За миллиард лет до конца света”.

В авторской версии она имеет подзаголовок — “Рукопись, обнаруженная при странных обстоятельствах”. Увидевшее впервые свет в самые что ни на есть застойные годы, это произведение стало одним из тех, которые читают, о которых спорят, над которыми задумываются...

Напомним вкратце его фабулу. В раскалённые июльские дни, когда половина Ленинграда (дело происходит в конце 70-х годов) отправляется куда-нибудь на природу, а другая половина вынуждена изнывать от жары на работе в ожидании отпуска, некто Д.Малянов (интеллигент, астроном и кандидат наук), пребывая в полнейшем одиночестве в собственной пропитанной зноем квартире, творит большую науку.

То, что он делает, напрямую связано с некими частными вопросами космологии. И вот когда, можно сказать, он свершает подвиг мысли, его начинают отвлекать от дела различные обстоятельства. Телефонные звонки, приезд незнакомой красотки, желательные, а больше нежелательные визитёры и т.д. Постепенно даже самый неискушённый читатель начинает понимать, что здесь что-то нечисто...

И верно! Поскольку в скором времени двухкомнатная стандартная квартира Д.Малянова превращается в некое подобие мозгового треста, где уже не только интеллигентный астроном Дима Малянов, но и его друзья и знакомые, которых тоже коснулись происходящие события, начинают “качать варианты” ситуации, в которую они все попали.

Постепенно читатель понимает, что главный герой произведения вовсе не Д.Малянов, а его, так сказать, старший товарищ, который живёт в этом же доме, в этом же подъезде, но несколькими этажами выше — Филипп Вечеровский. Это очень разумный, образованный, хотя и одинокий человек. Доктор и даже член-корреспондент. Талантливый математик, он, наряду с прочими персонажами, принимает участие в анализе происходящего.

А суть ситуации в следующем. Некоей группе людей, которые занимаются пограничными областями науки (причём каждый в своём направлении), начиная с какого-то момента, не дают работать в данной области. Причём запрет исходит вовсе не от начальства и даже не от партийных органов. Мы уже упоминали, что самого Д.Малянова отвлекают несносные визитёры. Его закадычному приятелю, чудо-биологу Вайнгартену, запрет на исследования в определённом направлении объявил некий рыжий карлик, невесть откуда возникший и бог весть куда сгинувший. Талантливый электронщик и отчаянный любитель женщин Захар Губарь, которого Малянов до этих страшных дней вообще не знал, вдруг подвергся массированной психической атаке представительниц прекрасного пола. А сосед Малянова по лестничной площадке, полковник-ракетчик Снеговой, вообще застрелился...

Так вот, Захар Губарь на совете, который круглосуточно продолжался на квартире Малянова, поведал историю, ради которой мы и стали анализировать здесь повесть Стругацких.

“Она... шёпотом принялась рассказывать на ухо Захару какие-то совершенно невероятные вещи.

По её словам... получалось, что с древнейших времён существует на Земле некий тайный полумистический Союз девяти. Это какие-то чудовищно засекреченные мудрецы, то ли чрезвычайно долгоживущие, то ли вообще бессмертные, и занимаются они двумя вещами: во-первых, копят и осваивают все достижения всех без исключения наук на нашей планете, а во-вторых, следят за тем, чтобы те или иные научно-технические новинки не превратились у людей в орудие самоистребления... И этот Союз девяти взялся сейчас за Захара Губаря...” Правда, на работу Вайнгартена, например, запрет был наложен от имени некой сверхцивилизации... И, конечно, по ходу дела выясняется, что и на работы Фила Вечеровского тоже наложен запрет, но в произведении нет и намёка на то, кем именно.

Но об этом мы узнаём потом. А перед этим Вечеровский, ненавязчиво демонстрируя полное интеллектуальное превосходство над собравшимися (в том числе и над Маляновым), надо сказать, исключительно неглупыми людьми, выдвигает следующий подход к проблеме:

“Я рад констатировать, что гипотеза товарища Вайнгартена заводит нас в тупик, видимый невооружённым глазом. Легко видеть, что в точно такой же тупик заводят нас гипотезы легендарного Союза девяти, таинственного разума, скрывающегося в безднах мирового океана, и вообще любой разумно действующей силы... Что мне оставалось делать? Доказывать, что вообще бессмысленно ставить вопрос так, как вы его ставите? “Союз девяти или тау-китяне...” Да какая вам разница? О чём здесь спорить? Какой бы ответ вы ни дали, никакой практической программы действий вы из этого ответа не извлечёте...”

Постепенно Вечеровский. внедряет в сознание всех собравшихся мысль о том, что все они находятся под давлением какой-то силы, в сущности которой разбираться бессмысленно.

И самое удивительное, что все собравшиеся это утверждение Фила... приняли! Д.Малянов, правда, попытался ещё порассуждать на эту тему, но не слишком долго. Где-то в глубине души ему польстило то, что запрет на его исследования наложила сама “Гомеостатическая Вселенная”.

Кстати, Фил Вечеровский “пояснил” сие так:

“Вечеровский вводил понятие гомеостатического мироздания (он употреблял именно это архаическое и поэтическое слово). Мироздание сохраняет свою структуру — это была его основная аксиома... Если бы существовал только закон неубывания энтропии, структурность мироздания исчезла бы, воцарился бы хаос. Но, с другой стороны, если бы существовал... непрерывно совершенствующийся и всемогущий разум, заданная гомеостазисом структура мироздания тоже нарушилась бы... Оно (мироздание) бы просто стало другим — вопреки принципу гомеостатичности, ибо у непрерывно развивающегося разума может быть только одна цель: изменение природы Природы...”

Из чего следовало, а перипетии повести, казалось бы, просто в занимательно-художественной форме иллюстрировали это, что таким образом мироздание защищается. И когда Малянов возвращается в свою квартиру от Вечеровского, там уже встречает его примчавшаяся из Одессы жена Ирина. Показав, между прочим, весьма инфернального свойства телеграмму, которая и призвала её вернуться в град Петра. Малянов при этом обратил внимание, что отправлена она была именно Снеговым, причём уже тогда, когда его давно не было в живых...

А дальше (я пока всё это рассказываю для тех, кто или вообще не читал повесть, или основательно забыл её) наступает логическая развязка. Все герои произведения, поняв, что “плетью обуха не перешибёшь”, собирают свои работы, должным образом документально оформленные, кладут их в аккуратные пухлые папки и... относят Вечеровскому. Он, оригинал этакий, берёт их на хранение...

И когда Малянов начинает буквально впадать в истерику по поводу того, зачем Фил берёт на себя чужие проблемы, тот достаточно спокойно даёт понять, что он тоже “под колпаком” у иных сил (или силы, если угодно). На такой вот ноте заканчивается повесть “За миллиард лет до конца света”.

Ну ладно, вправе спросить читатель, а почему автор “Тропы Розенкрейцеров” вообще остановился на этом произведении? Ведь это всего лишь фантастика...

Вот теперь, наконец, настало время прояснить этот вопрос. “За миллиард лет до конца света”, пожалуй, одно из самых глубоких и неординарных произведений не только в мировой фантастике, но и в философии. И невозможно, говоря на тему Розы и Креста, обойти его молчанием. Прежде всего потому, что повесть написана на более высоком уровне рефлексии, чем это может показаться вначале. У этого произведения несколько уровней понимания!

Анализ повести вынудил меня принять за основу версию, что Фил Вечеровский, выдвигая идею гомеостатического мироздания, а также отстаивая ту точку зрения, что нет никакой разницы в том, какова же истинная природа этой таинственной силы, просто намеренно вводил в заблуждение и Вайнгартена, и Глухаря, и Губаря. Да и самого Малянова тоже... Сам же он при этом думал совершенно иначе! Но уровень учёных его друзей (имеется в виду философско-логический уровень) был таков, что они “проглотили” его отвлекающую версию и не поперхнулись!

А он ведь (Вечеровский) великодушно оставил им ключи к пониманию действительной ситуации. Но я совершенно убеждён, что истинная позиция Вечеровского и есть позиция самих Стругацких в этом интереснейшем вопросе. И поскольку всё это очень важно для дальнейшего повествования, давайте, выясним действительную идею повести.

Когда же и где начинается несоответствие между поверхностным и глубинным смыслом повествования? Приведём несколько фрагментов:

“Вечеровский сидел, уставясь в свой одинокий листок, и тихонько постукивал по нему благороднейшим паркером. Листок был наполовину исписан символами, которых Малянов не понимал...”

Как это возможно? Малянов достаточно сведущ в области высшей математики. Конечно, Фил Вечеровский — математик более высокого класса, поэтому не выглядело бы нелепым предположение, что он, допустим, способен написать уравнение, решить которое Малянов не в состоянии. Но... они знают друг друга не один год. Малянов учится у Фила...

Поэтому невозможно себе представить, что существуют символы в области математики, значения которых он бы не понимал. В конечном счёте, математических символов не так уж и много. А здесь ими заполнено пол-листа. И они непонятны Малянову... Отсюда я делаю вывод первый: символы Вечеровского не являются математическими.

Далее. Математик Вечеровский несколько раз на протяжении повести принимается цитировать... Апокалипсис. Почему-то многие читатели в это верят. Но я специально сравнивал: ничего подобного в Апокалипсисе нет. Похожие (до какой-то степени) мысли есть, а вот приведённые цитаты отсутствуют.

Отсюда и вывод второй: Вечеровский намекает на область духовных знаний, в чём-то подобных Библии, но не на Библию.

Сидят они оба у Фила и пьют чай. Попивают себе чаёк и беседуют. Малянов, конечно, хотя при этом разговоре сверхинтеллектом и не блещет, но в общем остаётся вполне на уровне. Но Вечеровский недоволен: “Воображение у тебя, Дима, всё-таки убогое. Даже странно, как ты до своих пузырей додумался...”

И математик Вечеровский предлагает астроному Малянову версию о гомеостатическом мироздании. Ведь это же просто проверка! Астроном Малянов не мог не знать того факта, что ни о каком постоянстве структуры мироздания и речи быть не может! Внегалактическая астрономия знает об этом достаточно давно. Таким образом, предлагаемый вниманию Малянова вариант неизменной во времени Вселенной — это заведомая утка. Это, без сомнения, понимает Фил (астроном Стругацкий знает это великолепно). Должен немедленно заметить это и Малянов. Заметить и возразить Вечеровскому. Но Малянов не замечает и не возражает. Он проглатывает версию, то есть не выдерживает проверки на интеллект. И Вечеровский понимает, что единственный, на кого он мог рассчитывать, его друг Дима Малянов, не в состоянии анализировать ситуацию. Действительно, вот слова Димы:

“Я даже спорить с ним не стал. И без того дело было дрянь... Господи! Малянов Д.А. версус (побеждает)[1] гомеостатическое мироздание! Это даже не тля под кирпичом...”

Тогда Фил произносит своё знаменитое:

“Сказали мне, что эта дорога меня приведёт к океану смерти, и я с полпути повернул обратно. С тех пор всё тянутся передо мной кривые, глухие, окольные тропы...” Очень тонкий, интеллигентный, понимающий человек, Фил Вечеровский. Он не станет призывать, клеймить, пригвождать к позорному столбу. Его принцип: человек делает свой выбор сам. Только сам!..

Вот домой к насмерть перепуганному Малянову приходит его друг Вайнгартен. Он (и это самое умильное) вовсю пытается философствовать. Подводит, так сказать, идеологическую базу:

“Двадцатый век, старик, — это расчёт и никаких эмоций!... Гордость, честь, потомки — всё это дворянский лепет. Атос, Портос и Арамис... Драться? Ради бога. За себя. За семью, за друзей. До последнего, без пощады. Но за человечество? За достоинство землянина? К чёртовой матери! Я не дерусь за слова!..”

О чём с ним говорить Вечеровскому? Они не поймут друг друга. Вечеровский для Вайнгартена робот и идеалист... Но работу свою заветную Вайнгартен несёт на хранение именно “идеалисту”. Здесь ему без Фила не обойтись.

Я говорю, не обойтись “реалистам” без “идеалистов”!..

Да, парадоксальность ситуации в повести (да только ли в одной этой повести) заключается в том, что единственным, кто не согнулся под давлением обстоятельств, оказался интеллигент Филипп Вечеровский. Полтергейст или, вернее, то, что приняло вид полтергейста, обработал квартиру Фила по первому разряду. А он в этой ситуации спокоен, подтянут, собран. И готов отвечать на вопросы Малянова.

Но Дима пасует перед обстоятельствами. И вдруг чётко осознаёт:

“Именно с этого мгновения между мною и Вечеровским навсегда пролегла дымно-огненная непереходимая черта, у которой я остановился на всю жизнь, а Вечеровский пошёл дальше, и теперь он пойдёт сквозь разрывы, пыль и грязь неведомых мне боёв, скроется в ядовито-алом зареве...”

И здесь начинается удивительное... Вечеровский говорит о том, что покидает Северную Пальмиру и уезжает на Памир. Математик с мировым именем будет работать на Памире... метеорологом.

Самое любопытное, что уж здесь-то Малянов должен был начать “просекать ситуацию”. Но увы! В самом деле, переезжая вместе с целым набором папок, каждая из которых содержит в себе неугодную некой силе работу, Вечеровский, казалось бы, только значительно усиливает опасность для себя. Кроме того, ведь переезжает он именно в горы. И не просто в горы, а на Памир! Хорошо, а почему именно на Памир, а не на Таймыр или на Кавказ, скажем? Не в Сахару и не на Урал? Вот здесь-то Вечеровский произносит последнюю фразу-ключ:

“Угробят они тебя там, — сказал я безнадёжно.

— Не обязательно, — сказал он. — И потом, ведь я там буду не один... и не только там... и не только я...”

Итак, что отсюда может следовать? Что, какая-то сила, какое-то знание придают Вечеровскому спокойствие, бодрость и уверенность в жутковатой этой ситуации? Он ведь, фактически, открыто говорит Малянову, что таких, не согнувшихся, достаточно много. Что он будет не один.

Проанализируем всё это. Что же у нас получается? А то, что если принять “Версию для Малянова” о гомеостатическом мироздании, то в таком случае перемещение Фила из Питера на Памир лишено вообще какого-либо смысла. Слишком мало и непринципиально это перемещение по отношению к масштабам мироздания.

Если принять версию вмешательства сверхцивилизации, приходим к такому же выводу: перемещение на Памир бессмысленно! Всё равно достанут...

Ну а теперь подумаем о версии насчёт Союза девяти? Ведь в этом случае Памир (по сравнению с Питером) расположен значительно ближе к Тибету. Иными словами... к Шамбале!

И в этом случае имеет смысл и упоминание о непонятных Малянову символах. Поскольку оккультными познаниями, что следует из повести, Дима Малянов никогда не блистал, следовательно и эзотерические символы для него — это совершеннейшая абракадабра.

Заметим также, что Фил мельком касается вопроса о сверхцивилизациях, о разумном гомеостатическом мироздании, но полностью обходит вниманием версию о Союзе девяти!

С моей точки зрения, Филипп Вечеровский — посвящённый некоего ордена, либо человек, очень близкий к посвящённым. Только тогда возникает непротиворечивый образ. Брат Розы и Креста в подобной ситуации вёл бы себя именно так и только так, как он, Фил Вечеровский.

Поэтому я рассматриваю повесть “За миллиард лет до конца света” как своего рода проверку. Проверку на уровень рефлексии. Решись Малянов идти до конца, разговор с Вечеровским, очевидно, завершился бы совсем иначе. Но в конце концов Вайнгартен, Губарь и Глухов оказались далеко не на высоте. Они не прошли испытания. Вайнгартен не смог преодолеть искушения, Губарь морального давления, Глухов — скорее давления физического.

Ну а Малянов сломался на сыне. Всё это по-человечески вполне понятно...

Братья Розы и Креста тогда, сотни лет назад, испытали всё это в полной мере. Искушения, давление, одиночество... Но они боролись не только за себя. А именно за достоинство человечества. За будущее могущество и достоинство землян. За прекрасную голубую планету — нашу Землю.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: