Ватикан и реанимация «византийского проекта»

 

После Гаванской встречи подготовка к Собору продолжалась, но поскольку все документы были утверждены, главное внимание сконцентрировалось на организационных вопросах. И стало всё более выявляться, что главная цель Собора – стать органом для обеспечения единства всех поместных церквей. Это подтвердила энциклика патриарха Варфоломея от 18 марта 2016 года, в которой говорилось, что первейшим стремлением Собора будет продемонстрировать, что Православная церковь является «Единой Святой, Соборной и Апостольской церковью» и что Собор готовился в течение долгого времени, «чтобы тексты его решений носили печать единодушия и слово его выражалось едиными устами и единым сердцем». Было сказано, что «Православной церкви необходимо вначале решить свои внутренние проблемы, а затем обращаться со своим словом к миру» и что такое выражение соборности Православия «представляет собой первый и решающий шаг, за которым, как мы надеемся, в скором времени последуют и другие шаги в виде созыва… и других православных соборов» [1101].

При этом организаторы Собора подстраховались от критики, внеся в документ «Отношения Православной церкви с остальным христианским миром» такое положение: «Православная церковь считает, что любые попытки разделить единство Церкви, предпринимаемые отдельными лицами и группами под предлогом якобы охранения или защиты истинного Православия, подлежат осуждению». Как откровенно указал диакон Американской православной церкви Павел Гаврилюк, в документе «содержится беспрецедентное осуждение сектантского фундаментализма», и принятие его «помогло бы в будущем нейтрализовать лоббистские устремления маргинальных традиционалистских группировок»[1102].

О том, что речь идёт о какой‑ то особой структуре, говорилось и на богословской конференции в Москве, прошедшей 19 апреля 2016 года в известном своей проэкуменической направленностью Православном Свято‑ Тихоновском богословском государственном университете (ПСТГУ). Так, митрополит Иларион заявил, что речь идёт о создании совершенно нового органа православной жизни, подобного которому не было в ранней истории[1103]. То же сказал и заместитель декана Богословского факультета ПСТГУ по научной работе диакон Павел Ермилов: «Это не Вселенский собор, а вообще ранее не существовавший соборный институт, его не нужно соотносить с уже известными соборными институтами»[1104].

Митрополит Иларион рассказал тут и о других немаловажных деталях, связанных с созданием единой системы управления и вертикали власти. С 2009 года существует институт Епископских собраний в регионах православной диаспоры, задача которых – координировать усилия архипастырей, представленных в диаспоре православных юрисдикций в широкой сфере деятельности[1105]. А на совещании в Шамбези (по настоянию Константинопольской церкви) был принят уже и Регламент епископских собраний, в соответствии с которым их председателем по должности (ex officio) является первый по диптиху из архиереев в данном регионе, то есть архиерей Константинопольской патриархии.

Интересно было и положение о регламенте проведения Собора, разработанное на последнем Синаксисе в Шамбези. Митрополит Иларион признал, что характер представительства на предстоящем Соборе, предполагающий участие не всех архиереев поместных церквей, а лишь ограниченного по числу участников делегаций, не соответствует процедуре известных всем из истории Церкви древних соборов. Не соответствует этой процедуре и способ принятия решений методом консенсуса автокефальных церквей в отдельности (один голос). Однако митрополит даже не стал скрывать, что все участники предсоборного процесса прекрасно осознавали этот факт, но оправдывались тем, что «только такой порядок работы Собора может гарантировать сохранение единомыслия его членов в нынешних условиях»[1106].

Очевидно, что создаваемая структура управления подстраивается под католическую модель с её национальными конференциями епископов и Синодом епископов, закладывая основы для некой единой церковной конструкции. Так же как вольное обращение с такими понятиями, как «Единая Церковь», «единство церквей», «христианское единство», дезориентирующее и путающее народ, призвано сформировать мировоззренческое единство с католиками. Отсюда такая запутанность в формулировках, касающихся Церкви. На такой иезуитской игре словами и подмене понятий и строится всё экуменическое движение, цель которого – соединить всех во «всемирную церковь» под началом духовного лидера.

Так, митрополит Иларион утверждает, что «Церковь сохраняется в Православной церкви». Но значение этой формулировки лучше понимается в сравнении её с католическими документами. В них написано, что «Единая Церковь» «пребывает» в Католической церкви, а в других церквях и церковных общинах она только «присутствует и действует», поскольку они не находятся в полном общении с Католической церковью во главе с папой римским. Таким образом, подмена понятия «едина Церковь» экуменическим понятием «Единая Церковь» даёт возможность представить её как состоящую из «разделённых христиан» и разных церквей, благодатность которых определяется близостью к понтифику.

Поэтому Иларион и заменил в новом переводе «Символа веры» в своей книжице «Божественная Литургия святителя Иоанна Златоуста» понятие «едина, соборная» Церковь на «единая, вселенская» Церковь, что воспроизводит католический термин «кафолическая»[1107]. Поэтому и в упомянутой нами Экуменической хартии 2001 года (подписанной митрополитом Константинопольского патриархата и католическим архиепископом) говорится, что они исповедуют «единую Церковь» и трудятся ради «зримого единства Церкви Иисуса Христа». По этой причине и готовящийся Собор стали называть «Всеправославным», а не «Вселенским», разделив эти понятия, чтобы «зарезервировать» почётное место для Католической церкви, без которой православные экуменисты не мыслят вселенскости[1108]. Надо только дождаться, когда иезуит Франциск торжественно трансформирует своё первенство власти в первенство чести.

Между тем, в результате Гаванской встречи произошли изменения не только внутри РПЦ, но и в отношениях между главами ведущих поместных церквей. Дело в том, что в результате открытого «единения» с католиками встраивание руководства РПЦ в наднациональный центр управления, создаваемый Ватиканом, стало возможно напрямую, что сделало ненужным посредничество в лице Варфоломея. И постепенно риторика православных СМИ стала меняться. Поскольку критика проэкуменического курса руководства Московской патриархии со стороны верующих продолжала нарастать, их внимание стали переориентировать с Ватикана на Константинопольский патриархат.

Уже 28 мая в ходе телемарафона «Русский Афон» на телеканале «Царьград» его генеральный продюсер Константин Малофеев предупредил, что Русская церковь испытывает «фантастическое давление», а «Всеправославный собор» «находится под очень большим давлением со стороны Запада» и его будет охранять огромный десант американских спецслужб от ФБР до ЦРУ[1109]. Такое сенсационное заявление, раскрывающее связь Константинопольского патриархата с американским руководством, о котором неоднократно писали критики экуменического курса Варфоломея, явно было рассчитано на подготовку определённого дистанцирования от него.

Главное началось после объявления 1 июня решения Священного Синода Болгарской православной церкви о необходимости отложить назначенный Собор и о неучастии Болгарской церкви, если он не будет отложен. В ответ Священный Синод РПЦ отметил, что неучастие хотя бы одной из поместных церквей в Соборе составляет непреодолимое препятствие для проведения Собора и предложил патриарху Варфоломею созвать экстренное предсоборное совещание для рассмотрения ситуации. После отказа Константинополя от проведения такой встречи и вслед за последовавшим отказом Грузинской и Антиохийской православными церквями участвовать в Соборе, наконец, и само руководство РПЦ заявило «с глубоким сожалением» о невозможности приехать на Крит.

Данное решение стало сигналом к активной и дружной атаке на Константинопольского патриарха. При этом сам ОВЦС хранил молчание, предоставив это дело тем СМИ, которые полностью поддержали проватиканский курс Московской патриархии. Перевернувшись на 180 градусов, они, как по команде, обрушились с гневными и обличительными речами на патриарха Варфоломея и его притязания на верховную власть в Православной церкви, фактически повторяя слово в слово те доводы и положения, которые содержались в уже указанных нами обращениях православных активистов. За исключением одного, самого главного, – что Собор призван утвердить во всём православном мире ересь экуменизма и новое учение о Христе, скопированные с документов II Ватиканского собора. Однако ни о Ватикане, стоящем за спиной Константинополя, ни о Гаванской встрече никто не упомянул; вся критика сконцентрировалась на личности и претензиях Варфоломея.

Так, в эфире на телеканале «Царьград» от 10 июня 2016 года византинист П.В. Кузьминов, до этого никак не проявивший себя в критике Собора, заявил, что встреча на Крите – это инициатива Константинопольского патриархата, который полвека играет роль орудия для борьбы с Россией: «Константинополь пытается навязать Православию некую форму папизма, то есть Константинополь во главе Православной церкви». Этот Собор собирается Константинопольским патриархом, он оповещает о Соборе своими письмами, и пытается подменить духовное единство формальными человеческими институтами. Вывод был сделан однозначный: Собор – «как ни крути, это политический институт».

В том же эфире выступал и профессор С.В. Перевезенцев, заявивший, что на Соборе особо не поднимаются богословские темы (это после убедительной богословской критики документов! ) и повторивший мысль, что проблема в том, что «некоторые патриархаты и прежде всего представитель Константинопольского патриархата… стремятся встать во главе, заявить о себе не просто как первом среди равных, но возглавить всех церковно‑ политически и подчинить всех себе». Вспомнил он и о геополитике и связи патриарха Варфоломея с американскими спецслужбами: «Истоки деятельности Константинопольского патриархата лежат далеко не в Фанаре, а где‑ то ближе к Лэнгли…, наверняка эти ребята также используют церковные каналы, как они их использовали во все времена», но здесь не только геополитика, здесь ещё и попытка изменения внутрицерковной жизни[1110].

Ещё один комментатор, известный религиовед, профессор МГЛУ Роман Силантьев, заявил, что это даже хорошо, что проамериканский Константинопольский патриархат так себя дискредитировал и что следующий Собор должна проводить Москва, а не Стамбул, причём на нормальных, недиктаторских условиях. Он также пояснил, что когда в Константинополе сидел глава православной империи, приоритет патриарха этого города был оправдан, но когда вместо императора «мы наблюдаем там симпатизанта ИГИЛ Эрдогана, сразу возникает вопрос – стоит ли доверять Константинопольскому патриарху деликатное дело консолидации православных? Я бы лично поостерёгся»[1111].

 

Критский собор

 

Всё это было до Критского собора, который в итоге собрался и проходил с 19 по 27 июня при участии 10 из заявленных 14 поместных церквей. Несмотря на неполный состав, собрание прошло полностью в соответствии с планами Варфоломея.

Во‑ первых, подтвердилось, что Собор рассматривается как зародыш наднационального органа, решения которого будут обязательны для всех поместных церквей. Об этом заявил представитель Константинопольского патриархата архиепископ Иов (Геча) Телмисский, подводя итоги открытия Собора: «Предстоятели православных церквей выразили надежду, что Собор станет новым органом православной Церкви, который будет созываться на регулярной основе для решения проблем, которые православные переживают в XXI веке», и что он «станет новым постоянно действующим институтом для разрешения межцерковных разногласий»[1112]. Ту же мысль подтвердил и Варфоломей, заявивший в своей проповеди, что «настал радостный день, когда мы празднуем историческое появление института Церкви», что они собрались, чтобы провозгласить церкви наши как институт и себя как личности, будучи сосудом честным»[1113]. Он также подчеркнул, что «мы являемся одной Церковью» и призвал «не вести себя, как федерация церквей».

Во‑ вторых, Собор утвердил с незначительными поправками документы, отменяющие основы христианского учения о Христе и Его Церкви. И закономерно, что первым на заседании был одобрен документ «Миссия Православной церкви в современном мире».

В‑ третьих, здесь было подчеркнуто, что Собор состоялся как «Всеправославный» в соответствии с решением, принятым на Синаксисе предстоятелей в январе 2016 года и что «никакая другая институция не имеет права менять всеправославное решение». Как указал Варфоломей, «сегодня на Крите представлена наша Святая Православная церковь целиком» [1114]. Так что, что бы ни говорили отсутствующие, патриарх Варфоломей по факту именно в таком качестве и стал его представлять. Что касается консенсуса, без которого невозможно утверждение документов, то, как выяснилось из заявления секретаря, он исходил из расчёта на 10 голосов без учёта отсутствующих. Это ещё раньше отметил советник патриарха архидиакон Иоанн Хрисавгис в интервью католическому сайту Crux, в котором он на вопрос, изменится ли «богословский или экклезиологический статус» Собора ответил: «Нет. Если одна или несколько церквей не будет присутствовать, или откажется от участия, или не будет голосовать – все принятые решения будут всё равно иметь силу и будут обязательны для всех православных церквей. Великий собор – превыше Собора или Синода каждой отдельной Церкви…, и он останется таковым даже в отсутствии одной или нескольких церквей»[1115].

Эту мысль уточнил Кипрский архиепископ Хризостом, напомнивший, что тексты уже были одобрены до Собора официальными представителями всех поместных церквей и их предстоятелями и что отсутствие некоторых не имеет отношения к поставленным на повестку дня вопросам и к сути обсуждений, но связано с проблемами взаимообщения между церквями.

Подводя итог, можно констатировать свершившийся факт создания принципиально нового для Церкви единого наднационального органа и приведения системы администрирования мирового церковного механизма в соответствие со структурой ООН. Попирая заложенные апостолами и утверждённые вселенскими соборами принципы территориальности, независимости и автономии поместных церквей, вводится чуждое и неприемлемое Православием единое управление Церковью, призванное уже в недалёком будущем стереть сами межконфессиональные границы для соединения в одну «Новую мировую религию». Руководимые Ватиканом лидеры мирового Православия сознательно десакрализуют Церковь, избегая называть её Телом Христовым и оперируя исключительно термином «институт», призванный заниматься благотворительной деятельностью и мирским спасением человечества. За всем этим просматривается совершенно определённая цель: ниспровергнуть Христа и проложить дорогу мировому президенту, обладающему духовной властью. Подтверждением чему служит изменение православного учения о Христе и Его Церкви.

Что касается руководства РПЦ, то оно заняло двусмысленную позицию. Отказ от участия в Соборе не стал результатом несогласия с содержанием документов или с попыткой создания общего органа управления, так как об этом было всем хорошо известно и никакой оценки в отношении этого высказано не было. Напротив, о Соборе как о некоем новом органе говорил сам митрополит Иларион. Так что, давая оценку встрече на заседании Синода РПЦ, церковное руководство констатировало, что она явилось важным событием в истории соборного процесса, отказавшись признать его «Всеправославным» только из‑ за нарушения принципа консенсуса и отсутствия на нём ряда поместных церквей. Относительно документов было сказано, что они не могут рассматриваться «как выражающие общеправославный консенсус», но их было решено передать для изучения Синодальной библейско‑ богословской комиссии, по итогам которого Синоду будут представлены выводы[1116].

То есть руководство РПЦ промолчало по поводу характера решений Собора, что выглядит как некий манёвр, который позволил, с одной стороны, избежать обвинений верующих в следовании в фарватере политики открыто прозападного Константинопольского патриархата, а с другой – продолжать втихую проводить всё тот же проэкуменический курс, проявляя полную солидарность с решениями Критского собора. Лукаво направив праведный гнев православных против Варфоломея (претензии на единоличное руководство, связь с американскими спецслужбами и пр.), Московская патриархия не поставила под сомнение дух «единства», что позволило ей и дальше осуществлять по принципу «окна Овертона» психологическую подготовку русских людей к принятию новой экуменической реальности под бдительным контролем Ватикана.

Такая двусмысленность поведения Московской патриархии с головой выдаёт очевидный сговор как с Константинополем, так и с Ватиканом. Неучастие в Критском соборе – это лишь отсрочка в целях «умыть руки» и избежать заведомо личной ответственности за принятие «неудобных» решений. Но рано или поздно, исходя из духа и буквы принятых ещё на стадии предсоборной подготовки документов, все решения будут приняты и подписаны руководством РПЦ. Вместе с тем, манипулируя святыми чувствами верующих и учитывая поднявшийся с февраля 2016 года протест против сближения РПЦ с Римом, церковное руководство умело направило народное недовольство против Константинополя, оставив в тени главное – укрепление союза с Ватиканом.

Более того, в позиции идеологов сближения с Ватиканом стали появляться новые моменты. Они отразили идею вытеснения Варфоломея и Константинополя и выдвижения Русской православной церкви на лидирующие позиции не только в соборном движении, но и в воссоздании византийской цивилизации. В рамках изложенной А. Дугиным концепции «двух христианских цивилизаций» именно РПЦ воплощает силу Православия, в котором нуждаются католики «в битве против общего врага».

Эта идея стала одной из основных в работе созданного ещё в декабре 2015 года «Византийского клуба», учредительное собрание которого прошло в пресс‑ центре МИД России. Он представляет собой новый общественно‑ политический проект, миссия которого – формирование новой (а по сути, забытой и утраченной) идеологической повестки по возрождению цивилизационной идентичности России как продолжательницы восточно‑ христианской, византийской цивилизации. Главными задачами Клуба являются формирование новой повестки дня, содействие формированию мощной политико‑ идеологической коалиции за возрождение восточно‑ христианской цивилизации как в России, так и за её пределами, особенно на Балканах, среди потенциальных союзников «евразийского проекта», объединённых общим византийским прошлым (Украина, Белоруссия, Греция, Болгария, Сербия, Черногория, Босния и Герцеговина, Румыния, Молдавия, Македония, Грузия, Армения, Абхазия, Кипр). Наконец, «Византийский клуб» устремлён на «диалог» с общественно‑ политическими и интеллектуальными кругами также исторически связанных с византийским наследием стран регионов (Турция, Сирия, Израиль, Иордания, Италия, Египет и др.)[1117].

Тема византизма настолько чётко очерчена в деятельности «Византийского клуба», что проект его очень напоминает идею патриарха Никона и царя Алексея Михайловича по воссозданию «неовизантийской империи» под своим началом, и в этом плане его можно назвать «византийским проектом‑ 2». Почти через три с половиной века «византийская прелесть» (как назвал эту идею исследователь Б. Кутузов) возродилась в новой реальности и в новой форме, будучи тесно увязана с геополитическим евразийским проектом. Но вновь она явилась как подмена национальной концепции «Москва – Третий Рим». Последняя имела эсхатологический смысл и представляла Москву как последнюю хранительницу чистоты Вселенского Православия, как «Святую Русь», верную её духовному призванию. В «византийском проекте‑ 2» она опять же подменяется политической идеей, представляющей Россию как центр мировой возрождённой восточно‑ христианской империи, ради которой чистота Православия принесена в жертву всеереси экуменизма. Гаванская уния и стала той ценой, которую заплатили за то, чтобы Ватикан милостиво согласился поделиться своей властью с «православным востоком». Ведь власть эта всё равно остаётся у главы «Вселенской Церкви».

Именно член «Византийского клуба» К. Фролов выступил с предложением в целях спасения единства православного мира провести в противовес Кипрскому собору «настоящий Всеправославный собор» в Москве, причём в том самом Новоиерусалимском монастыре, который был основан патриархом Никоном для проведения всеправославных мероприятий[1118]. И тот же «Византийский клуб» оценил посещение Святого Афона президентом В. Путиным и патриархом Кириллом как событие, которое «вписывает новую страницу в российскую и мировую историю» и кладёт начало пути современной России к «симфонии власти и Церкви», демонстрируя преемственность этой византийской идеи. Тем же византизмом проникнута и оценка, данная руководителем канала «Царьград» К. Малофеевым этому посещению. Рассказав, что афониты говорят о Путине как о Божьем избраннике, лидере христианского мира и приветствуют как арамейского императора, он назвал встречу президента и патриарха Кирилла на Святой горе «метафизикой геополитики», а нахождение В.В. Путина у Византийского трона – «интронизацией»[1119].

В общеевропейском контексте рассматривает византийство и президент «Византийского клуба», член Общественной палаты С. Марков. В одном из своих выступлений он заявил: «Задача “Византийского клуба” – утверждение России как продолжателя великой Восточно‑ римской цивилизации, которая сейчас известна как Византия и которая сама вытекает из Древнего Рима и Древней Греции. Мы, Россия, не неполноценная Европа, мы просто другая Европа; для нас важны не только законы и экономика, но и духовность. Не процедура, а смысл жизни»[1120]. В другом выступлении он уточнил: «В нынешних условиях Россия должна претендовать на то, чтобы стать одним из лидеров консервативного большинства в мире, причём в этом нашим союзником является Римская католическая церковь. Россия должна продвигать свою модель общественного устройства: в частности, способ построения межрелигиозных отношений у нас лучший в мире, он должен продвигаться в Европе, которой так не хватает такой эффективной модели»[1121].

В июне 2016 года «Византийский клуб» создал своё представительство в Греции, положив начало международной сети, целью которой является формирование «византийского содружества наций». А в декабре состоялась презентация Международного Византийского клуба, управляющим директором которого стал С.Лаковский (С.Марков также вошёл в совет директоров клуба).

Однако проект «Византийского клуба» намного шире, и не случайно, что одним из соучредителей и членов правления клуба стал Юрий Кофнер[1122] – председатель Евразийского движения России, что должно символизировать синтез византизма и евразийства. В ноябре 2016 года «Византийский клуб» организовал совместно с Институтом стран СНГ и Евразийским союзом молодёжи круглый стол «Евразийство как форма православного имперостроительства», сам язык участников которого выявляет прагматический характер их целей и задач. Здесь говорилось о том, что Церковь надо рассматривать как «контр‑ партнёра» государства, как «субъектную величину, смягчающую репрессивное бюрократическое начало»; что «православное евразийство» поможет в выстраивании диалога между Россией и её континентальными соседями и что оно представляет собой «технологию православного катехонического строительства, а не некий “синкретический проект”»[1123].

Евразийская тема громко прозвучала на международной видеоконференции на тему: «Патриарх Никон и глобальное евразийство», прошедшей 26 апреля 2017 года на Патриаршем подворье Храма Рождества Иоанна Предтечи в Сокольниках. Организаторами её, кроме «Византийского клуба», выступили Союз православных граждан, Общероссийское общественное движение «Народный Собор», Отдел по связям с Русской православной церковью и православным сообществом за рубежом Института Стран СНГ и Фонд поддержки христианских церквей «Международный фонд Христианская Солидарность».

 

Православные священники‑ экуменисты на торжественной мессе в католическом соборе в Москве, 22 марта 2016 г.

 

Здесь было отмечено, что в изучении жизненного пути и духовно‑ творческого наследия патриарха Никона за последние годы был совершён «стратегический прорыв», позволяющий оценивать его «подвижничество» как «органически продолжающее святоотеческие духовные традиции, традиции византийской патристики, русской святости, греческого и русского интеллектуализма». Особо же было подчёркнуто значение его деятельности для современного евразийства. Так, было указано, что патриарх Никон и царь Алексей Михайлович видели страну «современным государством», что это был не только русский, но и евразийский проект, «проект модернизационного движения в интересах многих народов Евразии», который «был призван улучшить жизнь всего евразийского пространства». Никон был назван «стратегом глобального евразийства – евразийства как глобального миростроительного проекта», который «осуществляется при участии России, служащей всему человечеству». В свете евразийской интеграции и «Русский мир» теперь понимается как «многонародное и многогосударственное цивилизационное пространство»[1124]. Как было указано в одной из публикаций эксперта клуба А. Посадского, «русский мир предстаёт как трансконтинентальное пространство и наднациональная общность. Он поликонфессионален и многонационален»[1125].

Таким образом, Россию вновь собираются принести в жертву очередному глобальному проекту «на основе парадигмы патриарха Никона», то есть на основе «духовно‑ ценностной российской модели глобализации как единства мира в многообразии», под видом которой в реальности утверждается всё тот же экуменический межрелигиозный «диалог». Для его продвижения в апреле месяце МВК подписал соглашение о сотрудничестве с Экспертным центром Всемирного русского народного собора (ВРНС) в целях создания международной площадки для диалога с незападными интеллектуальными общественными структурами (Китай, Индия, страны арабского и тюркского мира).

Пока «византийцы» возрождают «цивилизационную идентичность» России, руководство Московского патриархата гармонизирует отношения с католицизмом, внедряя католические стандарты во все сферы жизни нашей Церкви. После Гаваны это стали делать совершенно открыто. Недаром, выступая на мероприятиях, посвящённых годовщине «встречи тысячелетия», прошедших 12 февраля 2017 года в Университете Фрибурга, митрополит Иларион отметил, что она не только задала «вектор развития», но стала «настоящей хартией, на которую мы должны ориентироваться и с которой поверять все наши дальнейшие действия на годы вперёд».

Новый импульс получило сотрудничество в области образования и совместных богословских исследований. Под влиянием и по примеру католиков начали вводить новшества в богослужения и миссионерскую деятельность, превращая храмы и монастыри в концертные площадки. Нормой стали проведение «молитв о единении христиан», посещение католическими священниками и их выступления в православных храмах и присутствие на богослужении. Поскольку эти процессы вызывают растущее неприятие и чувство глубокой обеспокоенности среди всё более широких слоёв священства и мирян, Синод РПЦ, опасаясь открытой критики и противостояния своему экуменическому курсу, принял решение о прохождении каждые семь лет всеми священнослужителями (в возрасте до 65 лет) обязательных Курсов повышения квалификации, которое можно рассматривать как новую реформу, но не столько образования, сколько пастырского служения и духовного уклада Церкви. Положение о Курсах предусматривает в случае непрохождения итоговой аттестации отстранение священнослужителя от исполнения богослужебно‑ пастырских обязанностей, почисление за штат и даже запрет в священнослужении. Это должно позволить руководству РПЦ избавиться от опытых священнослужителей и духовников, неприемлющих политику экуменизма и твёрдо отстаивающих чистоту веры.

Одним из новых и перспективных «проектов», как выразился кардинал Кох, стало паломничество к общим святыням и обмен святыми мощями. Особое внимание уделяется сотрудничеству в сфере культуры – в целях его развития была создана совместная рабочая группа по культурному сотрудничеству; со стороны Католической церкви в ней участвуют представители Папского совета по содействию христианскому единству, Папский совет по культуре и Декастерий по целостному развитию человека, а со стороны РПЦ – ОВЦС, Патриарший совет по культуре и Управление по зарубежным учреждениям.

Укрепление «уз братства» между экуменистами РПЦ и Ватикана позволило, наконец, продвинуться в главном – в православно‑ католическом «диалоге» о первенстве и соборности в Церкви, что было отмечено в первую очередь митрополитом Иларионом во время его выступления 12 февраля 2017 года на торжественных мероприятиях в Университете Фрибурга, посвящённым годовщине Гаванской встречи. Он заявил, что именно в год встречи в этой сфере удалось достичь положительной динамики: «После предшествовавших долгих дискуссий в сентябре прошлого года в ходе XIV пленарной сессии Смешанной комиссии по богословскому диалогу между Православной церковью и Римско‑ Католической церковью в городе Кьети (Италия) был принят важный документ – ^С£ Соборность и первенство в первом тысячелетии: на пути к общему пониманию в служении единству Церкви”. Это создало предпосылки для дальнейшего продвижения в «диалоге» между двумя древними христианскими традициями. Надеюсь, что в ближайшее время мы сможем приступить к рассмотрению ключевого вопроса, составляющего предмет нашего разделения – темы соборности и примата в церквях Востока и Запада во втором тысячелетии» [1126].

Действительно, встреча в Кьети, мало освещаемая в СМИ, имела значение «прорыва» в православно‑ католических отношениях. Она прошла с 15 по 22 сентября по приглашению архиепископа Кьети‑ Васто и при поддержке Конференции итальянских епископов и собрала представителей 14 автокефальных православных церквей, за исключением отсутствующего патриарха Болгарии, и 26 католических представителей из разных стран. С согласия всех участников (только грузинские представители выразили несоласие по некоторым вопросам) был опубликован Документ Кьети, который стал итогом длившихся 10 лет обсуждений на тему первенства во Вселенской Церкви[1127].

Начало им было положено Равеннским документом 2007 года, который, утвердив первенство римского епископа, оставил открытым вопрос, касающийся способа осуществления этого первенства, а также его библейских оснований и исторических толкований. Новый документ не только поднял заново основные темы, но и предложил аналогичную структуру текста, рассмотрев взаимосвязь между соборностью и первенством на трёх уровнях: в Поместной церкви, в региональном общении церквей и во Вселенской Церкви. Заявив, что различное понимание соотношения соборности и первенства сыграли важную роль в разделении, документ Кьети выделил в качестве основного необходимость достижения общего понимания фактов. И главным новшеством его стало то, что он рассматривает, как соборность и первенство в структурах Церкви первого тысячелетия осуществлялась на практике, то есть, он основывается на исторических свидетельствах, без добавления каких‑ либо догматических толкований, которые как раз и разъединяют католиков и православных. Поэтому здесь не используются такие термины, как «первенство юрисдикции», «автокефалии» и пр.

Вместе с тем, в силу невозможности игнорирования и богословского подхода, документ говорит, что необходимо определить некоторые нормативные элементы, приемлемые и для католиков, и для православных, которые связаны со способом осуществления вселенского первенства. То есть речь идёт о ключевом вопросе, находящемся в самом центре исторического «спора». И в Документе Кьети найдена форма решения этого вопроса.

В тексте констатируется, что между IV и VII веками был признан и установлен порядок между пятью патриаршими престолами, среди которых римский осуществлял «первенство чести». В то же время признаётся, что начиная с IV века «первенство епископа Рима среди епископов стало постепенно интерпретироваться как прерогатива, принадлежащая ему как преемнику св. Петра, первого из всех апостолов» и что такая интерпретация не была признана восточными Церквами, имевшими по этому пункту иное прочтение Священного Писания и святых отцов Востока и Запада[1128]. Но о том, что у католиков при этом произошло изменение понимания самого содержания прерогатив, в тексте не говорится.

Вот это признание в документе факта сосуществования в первом тысячелетии двух различных традиций, которые по‑ разному оправдывали первенство римской кафедры, но не препятствовали полному общению, и стало главным «прорывом». Выделяя только различное понимание источника первенства, документ умалчивает о главном – о том, что папа уже тогда понимал своё главенство не только как «первенство чести», но как «первенство власти» во Вселенской Церкви. В этом и заключается лукавство. Православным и сейчас предлагается абстрагироваться от наличия ереси папизма и вернуться к модели отношений первого тысячелетия: раз тогда разные традиции сосуществовали, это возможно и сегодня.

В заключение документа говорится, что «это общее наследие богословских принципов, канонических положений и литургических практик первого тысячелетия представляют собой необходимую точку отсчёта и мощный источник вдохновения как для католиков, так и для православных, стремящихся в начале третьего тысячелетия залечить раны раскола. Это общее наследие должно стать основой понимания того, как сегодня и в будущем должны осуществляться первенство, соборность в их взаимосвязи».

Таким образом, обойдя главный вопрос – о юридическом примате папы римского, присвоившего себе полноту власти в Церкви, Документ Къети открыл путь для восстановления «полного общения», над которым так активно работает папа Франциск, создавая на скорую руку свою «соборную церковь». Что же касается «богословских принципов, канонических положений и литургических практик» Православия, то они уже давно подвергаются такому незаметному, постепенному и глубокому размыванию, при котором православные верующие должны воспринять еретическое католическое наследие как своё собственное.

После встречи в Кьети всё пошло ещё быстрее. С 5 по 9 сентября 2017 года на острове Лерое (Греция) состоялось заседание Координационного комитета Смешанной комиссии по богословскому диалогу между Православной церковью и Римско‑ Католической церковью, в котором приняли участие 18 экспертов (присутствововал, естественно, и митрополит Иларион). Здесь было принято решение о создании двух подкомиссий, которые в течение года будут работать над документом, посвящённым двум темам: «На пути к единству в вере: богословские и канонические вопросы» и «Первенство и соборность во втором тысячелетии и в наше время».

Как показала Гаванская встреча, реформаторы в РПЦ точно рассчитывают такие моменты для своих революционных решений, когда они не встретят сопротивления православной общественности. Именно так, видимо, планируется признать и примат папы. Сделать это надо внезапно, без особого шума и, главное, как нечто естественное и обыденное и представить в виде признания его прерогатив как «первого среди равных» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Но это замыслы, а во что они выльются и каковы будут их последствия – готовящим это преступление неведомо.

 

Глава 46

⇐ Предыдущая19202122232425262728Следующая ⇒

Поделиться: