Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


ПАУКИ С ПРИСОСКАМИ И ЛОПНУВШАЯ ТРУБА



В теплой и влажной канализации Бела обитало неслыханное множество разнообразных животных и растений. Не только в подземном мире, но и во всей Цамонии не было такого разнообразия флоры и фауны.

Стенки тоннелей поросли дышащим мхом и светящимися грибами, их усеивали тысячи улиток-сосальщиков, в зловонной жиже хлюпали пиявки, ядовитый плющ разрастался прямо на глазах, кишели светящиеся муравьи, а с потолка сыпались дождевые клещи. Медузосветы, сбежавшие из стеклянных фонарей, расползлись по всей канализации и светились разноцветными огоньками. Румо то и дело приходилось стряхивать какого-нибудь кусачего или сосущего паразита.

— Без шлема я бы тут и трех дней не протянул, — заявил Рибезель, с гордостью постучав по воронке на голове. — А кое-кто из моих товарищей изошел гноем после укуса паука.

Укобах натянул ворот плаща на голову.

— Не мог предупредить до того, как мы сюда пришли? Я бы утопился в угольном водопаде.

— Не очень-то легкая смерть, — заверил его Рибезель. — Вода падает в кипящую лаву и испаряется. Сперва ошпаришься, потом поджаришься и, наконец, отравишься ядовитыми газами.

— Далеко до театра? — прервал их Румо.

— Рукой подать. Километра два-три.

— А где держат пленников?

— В самом Театре красивой смерти пленники содержатся в одиночных камерах, — ответил Укобах. — Но только молодые и сильные. А еще рядом с театром есть здание, где держат не слишком опасных пленников. Стариков обычно. Огромная общая тюрьма. В общем, чтобы освободить всех вольпертингеров, тебе предстоит взломать две тюрьмы.

По тоннелю прокатился гул. Стайка светящихся мошек взметнулась в воздух.

— Что это? — испугался Укобах.

— Труба лопнула, — пояснил Рибезель. — Если повезет, наш тоннель не затопит.

— А если не повезет? — поинтересовался Укобах.

Рибезель пожал плечами.

— Кто охраняет Театр красивой смерти? — продолжал расспросы Румо.

— О, всего-то пара сотен вооруженных до зубов солдат, — отвечал Укобах. — А еще — медные болваны. Для тебя — раз плюнуть. — И он истерично рассмеялся.

— На это можно взглянуть и по-другому, — возразил Рибезель. — Да, стражников много, но они охраняют вольпертингеров и короля. Нападения извне никто не ждет. Тем более теперь, когда театр стерегут медные болваны.

— Вот только не начинай! — огрызнулся Укобах. — Это безумие! Один в огромном городе! К тому же незнакомом.

— Он прав, — сказал Рибезель, глядя на Румо. — Никаких шансов. Еще не поздно повернуть назад.

— Пути назад нет, — тихо произнес Румо. — Я должен подарить шкатулку.

— Знаю, — вздохнул Рибезель. — Ты говорил.

ГИБНУЩИЙ МИР

В ту самую минуту, когда захватчики вторглись в тело Ралы, борьба превратилась в победоносную завоевательную войну, в бойню, в массовое убийство. Нечего было и надеяться защититься. Субкутанный эскадрон смерти пришел не воевать, а победить.

Где бы ни пытались укрыться Рала и Талон, в каждой вене они натыкались на мертвые или умирающие кровяные тельца. Щелканье вражеских воинов заглушало биение сердца. Каждую артерию патрулировал отряд бесформенных вирусов.

В конце концов Рала и Талон решили прикинуться мертвыми, затаившись среди гор умирающих кровяных телец. Из своего укрытия они беспомощно наблюдали за работой неутомимых захватчиков.

— Где нам спрятаться? — Голос Ралы зазвучал совсем слабо.

— Ума не приложу, — растерялся Талон. — Они повсюду. И их все больше.

Никто более не отваживался попадаться на пути всемогущих захватчиков. Те плодились, число их неуклонно росло. Из одного вируса получалось два, из двух — четыре, из четырех — восемь и так далее. Армия идеальных машин смерти постоянно росла, и никто не мог ее остановить.

Если субкутанный эскадрон смерти не был занят погоней или резней, он отравлял кровь, выделяя кислоту, резал нервные окончания клещами, прокалывал вены шипами или прогрызал в них дыры. Кровяные тельца гибли целыми легионами, и Рала чувствовала, что каждый из них, безжизненно падая на дно сосуда, уносил частичку ее сил и воли к жизни.

— Это конец, — прошептала Рала. — Нет смысла обороняться или бежать. Битва проиграна. Они убьют последний кусочек меня, и я умру.

— Ты знаешь, я стараюсь до последнего не терять оптимизма, — отозвался Талон. — Но, боюсь, на сей раз вынужден с тобой согласиться. Никогда не сталкивался со столь разрушительной силой.

— Что будет потом? — спросила Рала.

— Эге, — отвечал Талон, — разве ты хочешь сама себе испортить сюрприз?

— Мы будем вместе?

— Будем. Вот — одним сюрпризом меньше.

— Как бы я хотела сказать Румо, что люблю его!

— Для этого слишком много препятствий, крошка.

— Не могу больше, — прошептала Рала.

— Так не сдерживайся, — ответил Талон. — Там, куда ты попадешь, не может быть хуже, чем здесь.

Обоих, будто сухими листьями, осыпало мертвыми кровяными тельцами. По телу Ралы в последний раз прокатилась едва заметная дрожь, она тихонько вздохнула и затихла.

— Рала? — подал голос Талон. Ни звука, ни единого движения.

Рала умерла.

Талон должен идти, здесь он уже все потерял — потерял ее. Скоро, очень скоро этот мир разрушится — разрушение уже началось. Тело Ралы начнет распадаться клетка за клеткой, пока не обратится в пыль. И тогда дух Ралы обретет свободу.

Талон сделал все, чтобы это время пришло как можно позже, но теперь он столкнулся с силой, которая ему не по зубам. Он еще не встречал смерть в таком обличье; быть может, кто-то создал ее специально для Ралы. Талон был уверен: никто и никогда не оказывался один на один со столь могущественным и безжалостным противником. И никто не защищался так отчаянно, как Рала.

Талон покинул гибнущий мир. Он исчез. Ни стенки, ни затворы медной девы не могли ему помешать. Исчез, как исчезают лишь духи. Очень скоро он и Рала вместе полетят следом за кометами.

ШПИОН

Новый день в Беле отмечал отнюдь не восход солнца, затмевавшего блеск луны, и не щебетание птиц. И днем, и ночью подземный мир окутывал мрак. Лишь двенадцать гулких ударов колокола разносились над городом, вспугивая стаи летучих мышей. День в Беле длился вдвое дольше, чем в наземном мире, а тот, что начался теперь, обещал стать особенным. Фрифтар продумал все до мелочей.

Не случайно советник короля по пути в Театр красивой смерти повернул к башне генерала Тиктака. Фрифтар беспокоился. В пещерах фрауков кто-то напал и ранил одну из самых крупных тварей. «Кто мог суметь отрубить кусок хобота такому великану?» — спрашивал он себя. Фрифтар принял меры. К фраукам приставлена круглосуточная стража, охрана ворот усилена. Но больше всего сейчас беспокоил Фрифтара генерал Тиктак.

Советник набирался мужества передать генералу Тиктаку повеление короля: снова регулярно появляться в Театре и выполнять свои обязанности. Фрифтар задумал преподнести это не как приказ, но как милостивый дар. Он скажет, будто сегодняшний сенсационный бой — лучший бой с участием вольпертингеров — устраивается лично для предводителя медных болванов.

И все же сердце Фрифтара бешено колотилось — как и каждый раз, когда приходилось встречаться с генералом. Даже Гаунаб куда более предсказуем, чем эта безумная ходячая машина. При каждом разговоре с ним Фрифтар чувствовал себя улиткой, ползущей по лезвию бритвы.

Фрифтар хотел уже постучать в медную дверь башни, как вдруг заметил, что та приоткрыта. Странно. В Беле никто не оставлял двери открытыми. Фрифтар несколько раз громко окликнул генерала. Ответа нет. Может, спит? Нет, исключено: машине сон не нужен. Очевидно, генерала нет дома.

Фрифтар нервно хихикнул. Выдался исключительный случай пошпионить! Нельзя упускать такой шанс. Вдруг он найдет что-то, что позволит дискредитировать ненавистного врага в глазах короля.

Толкнув дверь, советник вошел в башню. Обычно такие вещи он поручал своим слугам. Щекотливое положение! Интересно, на что похоже жилище машины?

Башня Тиктака озарялась сумеречным светом, маленькие окна занавешены плотными шторами, в комнате коптило несколько свечей, пахло машинным маслом и полиролью для металла. Всюду полно оружия: всевозможные мечи, шпаги, сабли, обнаженные клинки всех размеров, топоры, копья, кинжалы, косы, алебарды, сюрикэны разбросаны на столах, на полу, развешаны по стенам. Ничего, кроме оружия, инструментов и мелких деталей. Колеса, шурупы, гайки, металлические болванки, гаечные ключи и щипцы. Ни стульев, ни кровати, ни кухни. Зато множество зеркал всех размеров. Разумеется, именно так и устроен быт машин: они не едят, не спят, не сидят. Оставаясь один, генерал закручивал гайки или разглядывал себя в зеркало. Фрифтар подавил смешок.

По широкой лестнице черного мрамора он стал подниматься на второй этаж.

— Генерал Тиктак! — окликнул он еще раз для верности. — Эй?

Еще одна медная дверь — и снова не заперта. Фрифтар вежливо постучал.

— Эй? Генерал Тиктак?

Никого. Вперед!

Фрифтар очутился в камере, где стояла медная дева. Пришлось зажать нос — такой резкий тут стоял запах. Именем Гаунаба, что это? Лаборатория? Камера пыток? Фрифтар догадывался, что интересы и пристрастия машины смерти могут показаться странными, но даже он удивился, увидев в квартире генерала Тиктака столь древнее орудие пыток. Как старомодно и мило! Однако, похоже, генерал Тиктак оснастил медную деву по последнему слову техники. Все эти трубки и вентили! Все клокочет, свистит, шипит и постукивает. Этим приспособлением совсем недавно пользовались. Но почему трубки оборваны? Откуда эти вмятины на боках машины? Кто-то бесновался здесь в гневе. А что в медных сосудах? И, самое главное: кто внутри медной девы? Какую страшную тайну открыл Фрифтар?

Делать нечего, Фрифтару придется без спроса заглянуть еще в одну дверь. Глубоко вздохнув, он стал медленно и осторожно открывать створки медной девы. Фрифтар дрожал от страха: мало ли что могло оказаться внутри.

ЗАВОЕВАТЕЛИ

Беспрекословно подчиняясь приказам Тифона Цифоса, солдаты субкутанного эскадрона смерти, покончив с кровотоком Ралы, принялись за тело. Они сожрут все до последней клетки, а потом поднимутся в воздух и отправятся на штурм новой крепости из плоти. Захватчики не знали, что заперты в металлическом корпусе медной девы.

Но судьба распорядилась так, что свинцовые ворота вдруг распахнулись настежь. За ними стояло еще одно тело, свежий, здоровый организм, а поскольку большая часть работы в теле Ралы окончена, субкутанный эскадрон жаждал приняться за новое дело.

Итак, крохотные воины Тифона устремились наружу. Пробравшись сквозь стенки артерий, плоть и кожу Ралы, они бросились на Фрифтара.

ХОЛОДНЫЙ ДУХ

Открывая медную деву, королевский советник был готов к самому ужасному. Тем больше он удивился, увидев там мирно лежавшую вольпертингершу. Она спит? Или мертва? Если бы не все эти тончайшие иглы — неужели это он выдернул их, открыв двери? — зрелище могло показаться вполне мирным. Какое прелестное создание!

Почему Фрифтар прежде не видел эту вольпертингершу? Судя по всему, она могла бы стать звездой Театра красивой смерти. Почему генерал Тиктак утаил ее от советника и короля?

Фрифтар пощупал пульс. Да, она мертва.

— Ох! — вдруг вырвалось у него.

Фрифтар почуял ледяное дуновение, исходившее от пленницы, отчего волосы у него встали дыбом. Казалось, будто холод проникает сквозь поры кожи и кровь стынет в жилах. Его бросало то в жар, то в озноб, кружилась голова, накатывала тошнота, колени подгибались, а на лбу выступил пот. Фрифтар задыхался, сердце бешено колотилось; чтобы не упасть, ему пришлось схватиться за одну из створок. Под кожей зудело, будто сотни муравьев бежали по венам.

— Ооох! — снова простонал Фрифтар.

Неожиданно недомогание прошло, силы вернулись к нему. Фрифтар отпустил дверь, глубоко вздохнул и смахнул пот со лба. Растерянно взглянул он на мертвую вольпертингершу. Что это было? Неужели даже после смерти эти создания обладают какой-то непонятной силой?

Выбежав из камеры пыток, Фрифтар стремглав бросился вниз по лестнице, выскочил из башни и помчался по улицам Бела, отряхиваясь на ходу. Остановился он лишь у ворот Театра красивой смерти. Фрифтар оглядел стену с замурованными в нее черными черепами. Театр! Сегодня здесь состоится лучший бой из тех, что он когда-либо устраивал.

Эта мысль его успокоила. Фрифтар чувствовал легкое недомогание, но предстоящее зрелище, несомненно, полностью его исцелит. Настало время одного за другим прикончить этих непредсказуемых вольпертингеров.

ИСТОРИЧЕСКОЕ МЕСТО

Румо и его спутники, увязая в иле, брели по канализации Бела. Похоже, самая грязная старая часть, населенная жуткими тварями и странными водорослями, осталась позади. Здесь каналы проложены вручную, а кирпичные стены регулярно чистят от грязи и паразитов.

— Сейчас мы, так сказать, в цивилизованной части канализации, прямо под центром города, — заявил Рибезель.

— А театр далеко? — спросил Румо.

— Совсем близко, — отвечал Рибезель. Голос его зазвучал торжественно. — Мы неподалеку от исторического места!

— Исторического? — удивился Укобах.

— Увидишь, Уко, — заверил его Рибезель. — За мной!

Рибезель зашлепал впереди. Он повел Румо и Укобаха по каналам, выложенным красным мрамором. Здесь текла чистая вода. Улучив возможность, все трое ополоснулись, прежде чем двинуться дальше. Вдруг Рибезель остановился.

— Вот то место! — Голос его задрожал. Вверх уходила труба с железной лестницей внутри.

— И что там? — спросил Укобах. — Ничего не вижу.

— Это та самая вентиляционная шахта, куда ты провалился в детстве, Уко. Тут я тебя и нашел, полумертвого, разогнав стаю чумных крыс, собиравшихся сожрать тебя заживо.

— Не может быть! — воскликнул Укобах. — Серьезно? — Он всхлипнул.

— Ну да. Тут и решилась наша судьба. Она же и привела нас обратно. Шахта ведет прямиком во дворец твоей семьи.

Рибезель обернулся к Румо:

— Тут ты можешь подняться. Попадешь в дворцовое водохранилище. Увидишь большую черную дверь — она ведет на улицу. Иди налево до первого перекрестка. Там повернешь направо и выйдешь прямиком к Театру красивой смерти. Не спутаешь: он выстроен из черных черепов. А напротив театра — тюрьма с остальными пленниками.

— Спасибо, — сказал Румо. — Вы мне очень помогли.

Румо пошел к лестнице.

— Сдается мне, — продолжал Рибезель, — ты и шагу ступить не сможешь, не вызвав переполоха.

— Там видно будет.

— У тебя по-прежнему нет плана, верно? — спросил Укобах.

Пожав плечами, Румо стал взбираться по ступенькам.

— Он ушел, — немного погодя проговорил Укобах.

— Да, — отозвался Рибезель.

— Наконец-то. Безумец.

— Он спас тебе жизнь! — заметил Рибезель. — И сдержал слово. А мог бы потащить нас с собой.

— Но он же взял нас в плен!

— А наш народ взял в плен его сородичей! И вот-вот перебьет всех до последнего.

— Он погибнет, — сказал Укобах.

— Они все погибнут.

Оба молча переглядывались.

— Его схватят, едва он высунется на улицу, — проговорил, наконец, Рибезель. — Представь: вольпертингер свободно разгуливает по городу.

— А еще эта шкатулка!

— Да-да. Романтические сопли.

— Ну, мы сделали все, что могли.

— Да.

— Всему есть предел.

— И он настал.

— Какое романтичное место, — вздохнул Рибезель. — Здесь началась одна дружба, и кончилась другая.

Оба всхлипнули.

— Мы могли бы пойти с ним и сделать вид, что он наш пленник, — предложил Рибезель. — Так бы мы без труда проводили его до самого театра.

— Да и в тюрьму попасть нам ничего не стоит.

— Раз плюнуть.

Оба снова помолчали.

— Он уже наверху? — спросил Укобах.

— Наверняка, — ответил Рибезель.

— Так скорей!

И они стали карабкаться по лестнице.

— Румо! — хором кричали Укобах и Рибезель. — Подожди! Мы идем с тобой!

 

V.
ТЕАТР КРАСИВОЙ СМЕРТИ

Бел: город, где нет ни неба, ни облаков, ни звезд, ни солнца, лишь серые краски и неприятные запахи. Одна архитектура чего стоит. Сгорбленные, сутулые дома, покрытые чешуей и увенчанные рогами, грозно нависают над улицами, фасады похожи на страшные рожи, двери — на разинутые пасти, окна — на пустые глазницы, все серое и черное. На веревках, натянутых между домами, болталось грязное тряпье — будто трупы повешенных. Жилищами служили и пустые панцири фрауков, тускло освещенные изнутри. Вулканический дым поднимался из зиявших тут и там дыр.

— Какой отвратительный город, — прошептал Румо. — И вы тут живете?

— Жили, — уточнил Укобах. — И уже почти сбежали из этого ада, да вот повстречали на беду некоего Румо и держим путь навстречу собственной гибели, растеряв остатки разума в канализации.

— Я вас не заставлял.

— Мог бы спасибо сказать.

Укобах и Рибезель делали вид, будто конвоируют пленника. Вольпертингер шагал впереди, Укобах нес его меч, подгоняя Румо, гомункул маршировал позади. Для начала они решили идти в тюрьму напротив театра: она, по словам Укобаха, охранялась не так надежно.

— Странно, на улицах мало народу, — заметил Рибезель. — Должно быть, в театре какое-то особое представление.

Они прошли мимо дома с тускло освещенными черными свечами окнами. В них красовались всевозможные челюсти. Если им попадались прохожие, Укобах и Рибезель принимали особенно воинственный вид. Укобах колол Румо мечом под ребра.

— Вперед, пленник! — громко кричал он. — Без глупостей!

— Ну, ты не очень-то, — шипел Румо. — Меч острый.

— Молчать, пленник! — приказывал Укобах. — Ах ты, щенок!

— Тссс! — шикнул Рибезель. — Мы пришли. Это тюрьма.

Держа лапы за спиной, будто связанный, Румо оглядел здание. Огромная черная коробка, мрачная и однообразная, без окон, с единственной дверью. Образцовая тюрьма.

— Сколько стражников?

— Когда как, — шепнул Рибезель. — Иногда только двое, иногда — дюжина. Следить ведь нужно только за одной дверью. Еще смотря сколько стражи требуется в театре. На этих пленников внимания обращают мало — все они старые и слабые. Стучать?

Румо кивнул. Рибезель постучал в дверь.

— Кто там? — прорычали изнутри.


Зюго и Йогг

— Э-э-э, Резебиль и Обуках из тайной полиции Фрифтара! — крикнул в ответ Рибезель. — Поймали бродячего вольпертингера. Наверное, сбежал отсюда.

— Отсюда никто не сбегал, — прорычал другой голос. — От нас не сбежишь.

— Вы что, даже смотреть не станете?

— Нет.

Рибезель задумался.

— Ваши имена?

— Зюго и Йогг из тюремной стражи. А что?

Укобах показал два пальца. Стражников всего двое.

Румо снова кивнул.

— Передам Фрифтару, что вы отказываетесь сотрудничать… э-э-э… с тайной полицией.

Дверь приоткрылась. За ней стояли двое кровомясов, вооруженных до зубов.

— Это же совсем молодой вольпертингер, — начал один. — Наверняка сбежал из театра, — добавил второй. — Тут одно старичье.

— Так вы нас впустите? — спросил Укобах. — Нам нужны цепи. Он едва связан. Опасный тип.

Вздохнув, кровомясы открыли дверь, Укобах и Рибезель подтолкнули Румо. Когда они вошли в тускло освещенную каморку, Зюго и Йогг уже лежали без чувств на полу.

— А ты быстрый, — сказал Укобах.

— Это они медленные, — возразил Румо. Он огляделся: деревянный стол, три стула, оружейный шкаф. Запертая массивная дверь.

— Пленники там, — сказал Укобах. — Твои друзья.

Румо отпер замок и распахнул обе створки. Впервые с той поры, как он попал в подземный мир, на него повеяло приятным знакомым запахом. Запахом вольпертингеров, множества вольпертингеров.

КОНВОЙ

Уже много дней кряду дверь камеры Урса отворяли лишь затем, чтобы бросить кусок хлеба или сменить кувшин с водой. Но сегодня все было иначе. Позади стражников выстроился целый отряд медных болванов, готовых конвоировать Урса на арену.

Как и прежде, его привели в арсенал, где он мог вооружиться. Урс выбрал удобный широкий обоюдоострый меч и приготовился к выходу на арену. За воротами, как полагал Урс, его ждало полдюжины солдат или голодный пещерный медведь.

После поединка с Эвелом Многолапым Урс решил использовать свою боеспособность по полной. Если Урс не прикончит противника, тот убьет кого-то из вольпертингеров. Жестокая логика, но не он выдумал законы этого гнилого мира.

Но если прежде Урса выводили на арену сразу после выбора оружия, то на сей раз пришлось ждать. Ждал он долго — часами, как ему показалось. С арены и трибун до него доносился шум: звон мечей, рычание диких зверей, хлопки публики. Похоже, сегодня на арену вывели куда больше бойцов, чем обычно. То и дело раздавался гнусавый голос Фрифтара, толкавшего пространные речи в перерывах между сражениями. Беспокойство Урса нарастало. Не иначе, в Театре красивой смерти для него на сей раз приготовили что-то особенное.

МНОГО ДРУЗЕЙ

Увидав пленников в общей камере, Румо вспомнил, как, пропитанный кровью, вошел в пещеру на Чертовых скалах, чтобы освободить пленных добротышек. И на сей раз пленники поглядели на него, как на призрак, никто не мог вымолвить ни слова.

Огромная камера едва освещалась медузьими горелками. Пленники большей частью сидели на полу, некоторые стояли кучками. Из утвари Румо разглядел лишь соломенные тюфяки и одеяла, разбросанные по полу. В тусклом свете вольпертингер узнал многих сородичей: школьных учителей, кое-кого из мастеровых — в основном пожилых. Попадались и другие жители Цамонии. На соломенном тюфяке сидела Ога Железград, недоверчиво глядя на Румо.

— Румо? — удивилась она. Куда только девались вся ее строгость и напыщенность!

Румо узнал бургомистра Йодлера Горра. Он сидел, прислонясь к стене, и оглядывал Румо с не меньшим удивлением, чем остальные.

— Румо? — спросил он. — Отчего тебя прислали к нам? Плохо дело? Ты заболел? Или ранен?

Румо опустился перед ним на колени.

— Никто меня не присылал. Я пришел освободить вас.

Бургомистр навострил уши.

— Тебя не взяли в плен?

— Когда напали на Вольпертинг, я ходил в Нурнийский лес. Вернулся — а город пуст. На месте черного купола зияет огромная дыра. Я шел за вами и вот очутился здесь.

— Ты знаешь, что это за место? — спросил бургомистр. — Где мы?

— Это Бел, столица подземного мира, — отозвался Румо. — Вас одурманили и утащили сюда. Ты знаешь, где Рала?

— Здесь ее нет. Что ты задумал, Румо?

— Думаю, сперва я должен освободить остальных вольпертингеров. Их держат в плену в так называемом Театре красивой смерти. Потом мы вернемся за вами и все вместе выберемся из города.

— Мне нравится твой план, — одобрил бургомистр. — Быть может, это твое призвание: строить планы?

— Нет, — возразил Румо. — Вот уж точно нет. Послушай-ка! У меня — двое союзников, они выросли в этом городе. Одного из них я возьму с собой в театр, второй останется у дверей, притворившись стражником. Сидите тихо, пока мы не вернемся.

— Об этом я позабочусь, — пообещал бургомистр.

— Хорошо. Расскажи остальным! — Румо встал, а бургомистр поспешил передать всем приятную новость.

Румо хотел было идти, как вдруг кто-то негромко окликнул его.

— Румо? Это ты? — спросил голос из темноты. Прищурившись, вольпертингер разглядел два силуэта, сидевшие у стены. Один — необычайно толстый и увесистый, второй — маленький и тощий.

— Румо здесь? — спросил тощий, открыв глаза. Огромные круглые глаза сверкнули в потемках, как две луны. Удивившись, Румо шагнул ближе. Увидал Фольцотана Смейка и доктора Оцтафана Колибриля.

ТРИ РЕМНЯ

По тому, как вели себя солдаты, явившиеся за ним в камеру, Рольф понял: затевается что-то необыкновенное. С ним обращались с большой осторожностью, даже с уважением: причиной тому, разумеется, — его прежние успехи на арене. Рольфа считали безумным художником смерти, способным быть в нескольких местах сразу.

Своего намерения Рольф не изменил. Он попытается захватить маленького сумасшедшего короля в заложники и потребует в обмен на его жизнь отпустить Ралу и других вольпертингеров. Нужно лишь опередить стрелы медных болванов.

Рольфа подвели к столу с оружием, и он взял сразу три ремня, а не один. Одним он подпоясался, два других перекинул через плечи. Затем Рольф вооружился двумя мечами, шестью ножами и четырьмя сюрикэнами. В лапу он взял небольшой топорик. Этого дня он очень ждал и очень боялся. Во всяком случае, теперь Рольф во всеоружии.


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-03-22; Просмотров: 326; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.105 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь