И.Б. Пестель, Е.И. Пестель – Павлу Пестелю. С[анкт]-Петерб[ург], 13 ноября ст[арого] ст[иля]1813

 

№ 17[54]

С[анкт]-Петерб[ург], 13 ноября ст[арого] ст[иля]1813

После вашего письма из Аненберга от 21 ст[арого] ст[иля] сентября(*1) № 23 я не получил ни одного известия о вас, мой милый друг Поль. Блистательная битва при Лейпциге была подобна битве при Бородино. Ваш генерал был одним из первых в бою вместе со своим армейским корпусом (*2). Я убежден, что вы там непременно должны были быть, если только вам не было абсолютно невозможно там находиться. Я знаю, впрочем, с какой аккуратностью вы успокаиваете нас относительно всего, что вас касается. В вашем последнем письме вы пишете, что лошадь нанесла вам такой удар, что вы были ранены до кости, что вы две недели не могли ходить, и что вы почти поправились. Это слово почти еще тогда вызвало у меня беспокойство. Я даже стал сомневаться, действительно ли лошадь причинила вам столько зла. Пока я ожидал, что вы успокоите эти тревоги, случилась битва при Лейпциге. Из ваших товарищей граф Mестр (*3) и Гурьев (*4) написали своим родителям после этой великой и кровавой битвы. А вы нам не подаете никаких признаков жизни. Я нахожусь в величайшей тревоге!!! //л.39 об.

Я не буду иметь ни минуты покоя, пока не увижу ваш почерк. Есть минуты, когда я говорю себе, что вы не могли писать, поскольку корпус под командованием вашего генерала сразу же бросился преследовать врага, что вы, может быть, писали и что ваше письмо не дошло до Марченко, который находился вдали от штаб-квартиры, но как же тогда письма гр[афа] Местра и Гурьева дошли сюда? В конце концов, мой дорогой Поль, нужно быть Отцом, нужно любить свое дитя так же нежно, как я вас люблю, чтобы иметь представление о моем беспокойстве за вас. Ваша мать, которая любит вас так же нежно, как и я, но у которой расшатанное здоровье и крайне слабые нервы, страдает еще более меня, и одна лишь строчка, написанная вашей рукой, была бы в этот момент единственным бальзамом, в котором нуждаются наши сердца, чтобы быть полностью излеченными. Не подумайте, мой милый друг, что мне хотя бы на миг пришла мысль, что мы не имеем от вас известий по вашей вине. Нет, мой милый друг, //л. 40 я слишком хорошо умею отдавать должное вашим чувствами к родителям, чтобы не быть вполне уверенным, что вы ничем не пренебрегли, чтобы сообщить нам о себе; но чем более я в этом уверен, тем более я тревожусь. Я не могу помешать себе думать, что вы были больны от удара лошади и что вы не могли участвовать в лейпцигской битве. Затем я воображаю себе, что вы снова ранены и находитесь Бог знает где!! Наконец, все мои вычисления лишь увеличивают мои тревоги, и мне не остается никакого утешения, кроме как молить Бога за вас, поручать вас усердно Его защите, и ожидать со смирением известий о вас.(*5) Рука Провидения направляет нашего превосходного Государя и его армии. На каждом шагу наш августейший господин пожинает лавры и уготовляет себе вечную память в истории. Страны, которые он освобождает от ярма Бонапарта, будут благословлять его всегда, и Россия обязана ему бессмертной славой. Почетно быть русским, и я наслаждаюсь этим счастье от всей полноты моей души. Я молю Бога //л. 40 об. за нашего превосходного государя с чувствами самой ненарушимой привязанности к его особе и к нашему Отечеству.

Если вы будете писать нам, не пишите ни о чем другом, кроме как о вас самих. Расскажите нам со всеми подробностями, что вы делаете, и каково ваше здоровье. До настоящего времени нам не хватает со дня вашего отъезда лишь одного вашего письма №22, все другие прибыли к нам аккуратно - но после № 23 мы не видели ни одной строчки, написанной вашей рукой. Маменька просит у меня перо, чтобы написать вам пару слов, я уступаю его ей, обнимая вас и благословляя от всего сердца.

Р.

/Е.И./

Я пишу вам лишь несколько строк сегодня, мой милый друг, потому что жестокая головная боль и болезненность глаз мешают мне написать более. Впрочем, я могу лишь повторить вам то, что говорит вам наш милый папенька. Наша тревога за вас возрастает со дня на день, при этом - никаких известий от Воло, и ни одной строчки от моей матери! - После того, как мы пожелали, чтобы вы приняли участие в блистательных лейпцигских днях, тревоги всякого рода осаждают нас беспрерывно. Да отразит Господь все беды и несчастья, которых мы страшимся. Я прошу его благословить вас, дорогой, дорогой Поль, давая вам мое благословение от всего сердца, которое любит вас со всей нежностью, на какую способна мать. Ваши братья и Софи вас обнимают. Тысяча и тысяча приветов от дорогой Като, от Ремана, ваших дядей, включая Леонтьевых (*6), от Иосифа Нагеля(*7), который мне написал, от его матери,---- сопровождаемые многими другими.

Прощайте.

 

/И.Б./

P.S. Вот толстый пакет от Сипягина для г[осподи]на Чагина, получение которого я прошу вас подтвердить[55].

 

ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Пап. 2. Лл. 39 – 40 об.

___________________

(*1) Аненберг – см. о нем примечание 1 к письму от 15/27 октября 1813 г.

(*2) Корпус Витгенштейна находился в первой линии наступающих в первый день Лейпцигской битвы, 4/16 октября 1813 г. Кроме того, еще 2 октября его войска одними из первых вступили в столкновение с французами, в документах называемое «авангардным делом», хотя первоначальной задачей войск была рекогносцировка на местности.

В формуляре Павла Пестеля сказано о его участии в сражении «2, 4, 6 и 7-го числ октября при городе Лейбцыге и в авангардном деле». (ВД. Т. 4. С. 7.) За участие в сражении он был представлен к награждению: «находясь при генерале от кавалерии графе Витгенштейне, отдавал приказания его в опасных местах с отличной расторопностью, доставлял верные сведения о движении неприятеля и собственным примером неустрашимости поощрял нижних чинов к поражению неприятеля». (РГВИА. Фонд Кавалергардского полка.)

(*3) Рудольф де Местр (1789 – 1866) – один из адъютантов П.Х. Витгенштейна, см. о нем примечание 2 к письму от 1 июня 1813 г.

(*4) Гурьев Николай Дмитриевич (1789 – 1849), с 1819 г. – граф, сын министра финансов Д.А. Гурьева. Начал службу в Коллегии иностранных дел, также получил придворный чин камер-юнкера. С 1811 г. – служил в Семеновском полку (параллельно продолжая числиться по придворному ведомству). В 1812 г. состоял в чине поручика адъютантом П.И. Багратиона, в 1813 г. – адъютантом П.Х. Витгенштейна.

Впоследствии, дослужившись до чина полковника и должности флигель-адъютанта, вышел в отставку и был причислен к дипломатическому ведомству, служил в Париже, Гааге, Риме и Неаполитанском королевстве.

Достаточно быстрым карьерным ростом был во многом обязан положению и связям своего отца.

(*5) Перерыв в письмах получился чуть более чем в три недели: в дальнейших письмах упоминается еще не дошедшее на тот момент письмо Павла от 1 октября. Но следующее за ним было написано только 26 октября, из Франкфурта-на-Майне, где союзные войска остановились после продолжительного преследования противника, начавшегося почти сразу после Лейпцигской битвы.

Как показывает уже цитированный формуляр Павла, в битве он участвовал и ранен не был. Однако многодневное сражение, по-видимому, повлияло не только на физическое, но и на душевное состояние молодого человека. Позже, во время следствия, в ответах на вопросы от 1 апреля 1826 г., он писал:

«Во время Войны, видя часто жестокие раны и страдания тех, которые неминуемо должны были умереть, особенно неприятелей, лежащих на месте сражения, возымел я желание иметь при себе Яд, дабы посредством оного, ежели смертельным образом ранен буду, избавиться от жестоких последних мучений. Сия мысль особенно во мне усилилась во время Лейпцигского сражения; И потому по взятии Города нашел я сей Яд в одной Аптеке и дал за него Червонец». (ВД. Т. IV. С. 173.)

(*6) Имеется в виду Николай Николаевич Леонтьев (1772 – 1830), в первом браке женатый на Софье Ивановне, урожденной Крок (1776 – 1809), родной сестре Елизавете Ивановны, - а также его семейство: дети от первого брака и вторая жена, Мария Павловна Шипова (1792 – 1874).

В 1810-1815 гг. служил в Ведомстве путей сообщения, в частности, руководил строительством Тихвинского канала.

См. о них примечания к письму С.И. Леонтьевой 1802 г. и к письму от 27 марта 1810.

(*7) Нагель Иосиф Иванович (1786 – после 1829), согласно формуляру, «Сын французской морской королевской службы бывшего комиссара» - по-видимому, французского эмигранта. После окончания Первого кадетского корпуса он служил в Днепровском пехотном полку и в 1808 г. вышел по болезни в отставку в чине штабс-капитана. С 1810 по январь 1813 г. находился в должности переводчика при председательствующем в Диванах Княжеств Молдавия и Валахия (вместе с секретарем 2-й экспедиции того же Дивана, А.П. Юшневским), вплоть до роспуска этого учреждения в связи с заключением с Турцией в 1812 г. мира. Таким образом, к концу 1813 г. он уже не находился на службе – но, возможно, мог находиться в собственном имении – когда в январе 1814 г. он отправляется в Петербург, в подорожной он обозначен как «Минской губернии Пинского повета помещик». В 1824-1829 гг. служил в Государственной комиссии погашения долгов, занимая должность помощника столоначальника.

По всей видимости, был давним знакомым семьи Пестелей, поскольку Иван Борисович и Николай Борисович Пестели значатся в числе подписавших свидетельство о его службе в полку, выданное взамен утерянного.

(РГВИА, фонд Инспекторского департамента).

 

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: