Часть XIX. Охота на Буджума. Вопреки здравому смыслу

 

 

#np Depeche mode – Personal Jesus

 

 

Удача нам приносит неприятности.

Куш взяв у жизни, безопасней тот отдать.

Чем больше накопленьем обладаешь ты,

тем Цербер злей: его оберегать.

Играть по-крупному тому лишь безопасно,

кто в грош не ставит миллион. Отдаст тот,

 

зевнув. «Другой я заработаю», – подумать

способен. И действительно: обмен

энергий и финансов правит умный.

Делец, политик или шоумен,

играючи, пустотную природу

всего – себе меняет на угоду.

 

И с девами, природным воплощением,

непринуждён такой аристократ

(не рода, духа он высок предназначением),

одну ли, сто ли в жёны взял. На них затрат

немало, но и прибыли не меньше.

Отдача велика ему от женщин.

 

Любим Фортуной стоик. Подкаблучника

терпеть готова разве только мать.

Родившая иль взявшая на рученьки,

штамп с его штампом чтобы сочетать.

Я не про бой, двоих который встретил.

Прошу особо этот пункт отметить.

 

Был Ян неуязвим, пока над Лорой

стоял и был её авторитетом.

Спокойствие трёхглазого обзора

могло их подчинить хоть всю планету.

В две головы, смеясь, снимали скальпы.

Разбит он мог быть, но отнюдь не заперт.

 

Сначала к Инь вполне себе разумно

отнёсся, не присвоив её див.

Прекрасное лицо на миг блеснуло,

саму подвижность жизни победив.

Любви адепты с Данте за компанию

служенье даме привели к мечте о рае в ней.

 

Свою персону подчинив кому-то,

освобождаешься от тяжести её.

Шаг первый – сдаться. (Дальше будет круто.)

Шаг следом – умереть. Что, не клюёт?

В словах пытались описать сие деяние

столько умов, что мне до них... куда уж там.

 

Даю пример на Лоре, нам знакомой.

Сначала убивала в себе бога.

Потом тот в Яна вышел, как из комы.

Исчезли орды Гогов и Магогов.

Он, в свою очередь, её подмял, как куклу.

Чтоб вверх рвануть, и с ней себя попутать.

 

Раба страстей, низвергла те в дальнейшим.

Не грех использовать их, дух поставив над

материей. Процесс сей бесконечен.

Паденье – смерть – рождение. Так ад,

измеренный шагами поперёк,

отплюнет проходимца имя рёк.

 

Никто не станет бить того, кто к боли

стремится сам. Никто не заберёт,

что безделушкой ты считаешь. От неволи

бегущих – клетка в них же застаёт.

Монеткой жизнь свою бросают игроки.

Орёл ли, решка: всё равно с одной руки.

 

Похожим образом дробиться на героев

творящий должен. Дабы из осколков

вспорхнуть очищенным. Во всех один покрой нас.

Раз разрушаешься, так разрушайся с толком.

Актёр на сцене гибнет, чтоб воскреснуть.

Из тела Кобра выходила с жертвой вместе.

 

Не сразу и поняв, что происходит.

Вначале убивала по приказу.

Затем, размазав всю себя по зорям,

отдельность вывела того, кто просто назван

ей богом – с тем, кто вправду им является,

из-под обложки Яновой смотря в её лицо.

 

Размазанность случится с ней вот-вот.

Закрывшись в комнате под крышей, на высотке,

вскричит наверх: «Он скоро ведь умрёт», –

и усмехнётся вдруг: «Какая идиотка.

Нет ничего случайного, всё – выбор.

Стреляла я в себя, кто б мушкой ни был.

 

Курок спустила, значит, время вышло

того, кто мне попался под прицел.

И кошка в этом срезе я, и мышка.

Погибнув, обновляться – мой удел».

Она воскликнет в звёзды: «Знаю, жив ты!

Как здорово, что Ницше всё ж ошибся!»

 

Разрыв иллюзии и истины – победа

над демоном Сиддхартхи Гаутамы.

Сколько пройдет до крика Лоры в небо,

не так уж важно. Важен только сам он.

Есть где-то точка, где поймёт она своих

мужчин бессмертных: став одной из них.

 

Но что такое? Речь ведь не о змеях!

Паук из зданья шёл компании своей

к машине. Вдруг – напротив, на аллее

увидел, с матерью, живейшую из Фей.

И ёкнуло. И сам он поразился,

что, плюнув на обзор, к ней устремился.

 

Она ж к нему навстречу, словно в сон

упав... Романтику словами выдать тяжко.

Несётся подо мною ход часов.

В любви блажен, считаю, проигравший.

Я времена тасую – карт колодой.

Взаимность не рассказывала сроду.

 

Инесса извелась от предложения,

которое сочла вначале шуткой.

Потом в глазах прочла всё отношение

к себе, минуя смеха промежутки.

– Привет. Что здесь? – его она спросила, чтоб

в тиши с ним уши звоном не насиловать.

 

– Привет. Офис застройщика. Мой. Разве

не мать твоя там, в стороне осталась?

– Да, мать. – Сказать, что её дочери прекрасны,

по твоему, мне рановато малость?

– Тебя как будто время так волнует!

– Отнюдь. У всех нас разный темп раздумий.

 

Ты вечером свободна будешь этим?

– Смотря, зачем. Не Лора я, бежать.

– Я на показ коротких метров в местном

дворце искусств тебя хотел позвать.

Семьёй вас, Виту... позже спрошу Лору сам.

– Да, фильмы мне близки. – Тогда до скорого. –

 

Ян пригласительные отдал, подмигнув,

как будто вовсе не потряхивало с нею.

В "Рэндж Ровер" сел и выехал, согнув

дугу вокруг неё. Инь, ослабев вся,

стояла. Два прямоугольника в руке

картонных. След того, себя теряла с кем.

 

– Не говори, что за него ты собралась.

– Не собралась. Уже, считай, что вышла.

– Инесса, нет. Ужасна эта страсть.

Того, кого и ты, он сын. Ты слышишь?

С тобою только вот, над морем, обсуждали...

– А мне плевать на кровь. Душой он брат мне.

 

Перед законом не однофамильцы,

и ладно. Благородные частенько

с кузинами, чьи приглянулись лица,

в соборах становились на колени.

Пойдём сегодня вечером со мной?

Показ кино. Шампанское рекой.

 

– Там Лора будет? – Этого не знаю.

Если успеет, будет. Нет, так нет.

– С ума меня сведёте, обе. С краю

теперь стоять я буду. Вам ли свет

из опыта услышать? Как сестра, ты

сама свои пройти решила грабли. –

 

Оставим их, крылатую и нет,

гуляющими. Пёс сидел в машине.

На диктофон: «Ферзь Регентше привет

повёз. Слежу в окно её за ними».

Мужчина хлипкий с женщиной за сорок –

в гостиной царской обсуждали ссоры.

 

– Я знала, что придёшь ты, – наливая

в стакан гранёный виски, та сказала, –

что муж гулял с Дианой мой, я знаю.

Ян сын ему. Отсюда власть и занял.

Убила поделом она его.

Сама хотела, но... не поднялось. –

 

Ферзь проглотил всё, что имел в стакане.

За новостью – другая. Ну и день!

И зуб больной не так уж и терзал. И

вместе со знанием его скрывала тень.

– Значит, Пилот... – Убит был сговором. Ужасно!

Чем он, достойней, не встречала... нет, ни разу.

 

Что тебе нужно? Ты без цели не приходишь.

– Ты знаешь, что такое Лора? ******** – (по фамилии).

– Да, дочери соклассница. Их двое.

С сестрой похожа так, что, подмени кто их,

не различить... Нет, Лорин глаз один – весь белый.

Чуть не в пелёнках кто-то тот задел ей.

 

– Что за характер у них, двух? – Он разный, знаешь ли. –

Присела на диван в лиловой вышивке. –

Лора, та... Агрессивна. Нет в ней башни. А

Инесса, младшая, приятна, тише мышки, и

отлична добротой. Её Алисочка

моя сквозь Лору уважала. Так бессмысленно.

 

– Они дружны, те сёстры? – Очень. Были,

по крайней мере. Времена меняются. –

Вдова, вся в чёрном, из бокала виски

пила так, точно в нём вино плескается.

– Ещё вопрос. В сохранности Алиса?

– Конечно. Учится. Да от чего б хранить нас?

 

Пока супруг мой был на высоте,

охраны приседало тут немерено.

Теперь на свалке. Деньги есть, но те –

не повод нападать на нас намеренно.

– На твоём месте я б помалкивал о крови,

общей у мужа твоего и... кто на троне.

 

– Он сам не знает? – Думаю, что нет.

Хотя, возможно всякое... – Сказал бы,

и втёрся тем в его доверие. – Сто лет

тебя уж, дорогая, не видал я.

Забыл, кто на советы мастерица.

– Да брось. Составь компанию: напиться.

 

Одна, как в заточении, сижу.

Уехать прочь, и то уже не тянет.

Раздавлен хуже, чем навозный жук,

мой муж. С растущим членом, на диване!

Как жил, так и преставился. – Аминь.

В ту ночь именно Лора была с ним.

 

– Не удивительно, по мне. Она свободой

трясла своей, как флагом преисподней.

– Считается сам Ян с ней, будто боком

имеет каждый вечер под исподним.

Сказал намедни: слушать, как себя.

– Нечисто что-то тут. – О чём и я.

 

– Ты об убийстве всё... Девчонка не убийца.

Причины у Дианы были веские.

– Давай, налей ещё что ль. Помогу напиться.

– Он просто трахает её. И всё. Смирись же с тем.

Поднадоест... И бросит. Генофонд велел.

В крови его, быть падким на развратных дев.

 

– Она не так проста, как тебе кажется.

Лица её за масками не видно.

– Оставь в покое девку. Покуражится,

да и сбежит. Видала и таких я.

Пока на высоте он, при деньгах,

она с ним будет. – Ест с ней рядом страх.

 

Чужачка, чужеродная, чужая.

Везде как будто мельком, не у дел.

Но вслед за ней вздымаются пожары,

где тлеют, вонь дают останки тел.

Я и теперь взгляд этот чувствую спиною...

– Да это уже, друг мой, паранойя.

 

Из школы вышла, года не прошло.

А ты, и сед, и лыс, ютишься с краю.

Она из вас верёвки вьёт, должно б.

Причина в чём, убей, не понимаю.

– Слизнёт красу твою, как языком. Тогда

поймёшь причину. Губит время дам.

 

– Да ты воспеть её готов, будто Лауру

Петрарка! Время? Время не причём.

Подросток, недомерок... Ну, не дура...

И ты, – по имени, – ужели дурачок?

Пока она полезна делу общему,

необязательно о ней и думать, в общем-то.

 

– Скажи последнее мне. Для своей сестры

на многое пойдёт её близняшка?

– Для самого себя б ты труп зарыл?

Вот, с близнецами, я считаю, так же.

Одну возьмёшь, другая в кулаке.

Таись пока. Следи. И прячь пакет. –

 

Допили. Тема на другое перешла.

Пёс их не слышал, видя только тени.

А Лора, с Идой распростившись, до Слона –

прямой наводкой. Переслушать с теми

звук, зафиксированный телефоном у Ферзя.

При технике особо откровенничать нельзя.

 

Слон холост был. Один на дом огромный.

За связь и связность отвечал официально.

Дотуда байком добиралась Кобра

(и на права, и на свой глаз – клала тем).

Извечно хмурый, одинокий, без семьи,

ей открывал, чуть ни одной, врата свои.

 

Два кандидата к устранению. И, благо,

не стал сам Слон присутствовать при слушке.

Отрезала куски, где про отца гость

услышал от хозяюшки радушной.

Сип и шипение остались... Паузы то есть.

К работе интроверта был полезен интерес.

 

Диск с записью взяла. От благодарности

растроган Слон (конвертом и объятьями).

– Ян, дома будь. Я еду. – «Хоть бы ветер стих!»

Сносило, с транспортом, куда-то вбок; поди пойми.

Перед просмотром фильмов и, важнее тех, сестры её,

он дал добро на смерть обоих собутыльников.

 

Инесса, в белом платьице заранее,

пришла открытой на показ по приглашению.

С ней Вита, губы сжав надменно. Ранена

занозой в грудь. Дочерним небрежением.

Ян встретил их, предупредителен, как лорд,

ей расстелить готов всесущий натюрморт.

 

– Тук-тук! Не ожидал, что встретишь тьму? –

улыбка Лоры в тёмной комнате. Для Ферзя.

Бежать собрался было тот. Увы, ему

не дали скорость пули предки. – Смерть я

твоя, – над ним склонилась, скорченным, она, –

молись, чтоб смог покинуть ты планету сна.

 

Сестру мою собрался обижать?

Моего бога счёл на выбор неспособным?

Ну-ну. Да, кислота. Зачем дрожать?

Покончил ты с собой, её сняв с полки.

Не заживо, не бейся так, разъест.

Идёшь в зал зрительный теперь. Там много мест. –

 

Короткий метр: мужчина ходит между

людей, не понимая, что скончался.

И слушает, что говорят о нём. Конечно,

он недоволен оченно остался.

Все разное болтали. Но никто

не догадался с глаза снять пальто.

 

Эксперименты с химикатами Ферзя

его оставили в полу совсем без формы.

А Регентша так напилась, что вовсе яд

не ощутила в дне стакана. Иллюзорной

ей стала смерть. Ему же – чистой очень.

Кому-то ближе день, иным же ночи.

 

Инь, профиль Яна видела когда,

сопоставляла справа тот и слева.

Размытость или чёткость; свыше дар

и навык от трудов... Из моря к небу,

включая землю, всё ей было свято.

Умилен вид гляделками объятых.

 

Мораль сей басни выводить не буду.

Она выводится, как многое, сама.

Согнётся время в позах камасутры,

когда за ним не гнаться. И весьма

удивлена я буду, коль последний

миг встречу, призрак, не совсем бесследной.

 

____

 

******** Лора (ит. L'ora) – время.

 

 

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться: