Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬ ТРУДНОГО



Первый вопрос:

 

Когда вы говорили о Гераклите, Христе и Дзен, это казалось детским садом по сравнению с Патанджали. Гераклит, Христос и Дзен создают ви­димость, что окончательный шаг так близок; у Патанджали даже первый шаг кажется практиче­ски невозможным. Нам, западникам, кажется трудным даже начать выполнение того количест­ва работы, которая должна быть проделана.

 

Лао Цзы сказал: «Если над Дао нельзя посмеяться, это не Дао». И я хотел бы сказать вам: Если вы поймете меня правильно, вы будете не вы. Вы должны понимать неправильно. Вы не поняли того, что я говорил о Гераклите, Христе и Дзен, и если вы не можете понять Гераклита, Дзен и Иисуса, вы не сможете понять и Патанджали.

Первое правило понимания это не сравнивать. Как вы можете сравнивать? Что вы знаете о внутреннем со­стоянии Гераклита, Басе, Будды, Иисуса или Патанджали? Кто вы, чтобы сравнивать? — потому что сравнение это суждение. Кто вы, чтобы судить? Но ум хочет судить, потому что он чувствует, что в этом он на высоте. Вы становитесь судьей, ваше эго чувствует себя очень-очень хорошо. Вы питаете его. Благодаря суждению и сравне­нию вы думаете, что вы знаете. Это различные типы цветения — их нельзя сравнивать. Как вы можете срав­нить розу с лотосом? Разве есть какая-либо возможность для сравнения? Сравнение невозможно, потому что это различные миры. Как вы можете сравнивать луну с солнцем? Это не возможно. Они принадлежат различным измерениям. Гераклит — дикий цветок; Патанджали — ухоженный сад. Патанджали будет близок вашему интел­лекту, Гераклит — вашему сердцу. Но по мере того, как вы идете глубже, различие утрачивается. Когда вы сами начинаете цвести, тогда на вас опускается новое понима­ние — понимание того, что эти цветы отличаются свои­ми красками, они отличаются ароматом, они отличаются своими размерами, формами и названиями.

Но в цветении они не отличны. Цветение, феномен того, что они зацвели, тот же самый. Гераклит, конечно, будет отличаться; так и должно быть. Каждая индивиду­альность уникальна; Патанджали другой. Вы не можете отнести его ни к какой категории. Не существует крото­вый норы, в которую вы бы могли его затолкать, отне­сти к определенной категории. Но если и вы зацветете, то придете к пониманию того, что это цветение одина­ково всегда, не зависимо от того, является ли цветок лотосом или розой — это не важно. Внутренний феномен энергии, ведущей вас к празднованию, один и тот же.

Они говорят по-разному; у них разные структуры ума. Патанджали это научный мыслитель. Он грамма­тист, лингвист. Гераклит — дикий поэт. Он не заботится о грамматике, языке и форме. И когда вы говорите, что, слушая Патанджали, вы чувствуете, что Гераклит, Басё и Дзен, кажутся детьми, детским садом, вы ничего не го­ворите о Патанджали или Гераклите, вы что-то говорите о себе. Вы говорите, что вы — личность, ориентирован­ная на ум.

Вы можете понять Патанджали; Гераклит просто ускользает от вас. Патанджали более плотен. Вы можете его схватить. Гераклит — облако; вы не можете его ухва­тить. Патанджали, вы можете обнаружить у него хвост и голову, он кажется рациональным. Что делать с Герак­литом, с Басё? Нет, просто они настолько иррациональ­ны. Когда вы думаете о них, ваш ум становится абсолютно бессильным. Когда вы говорите такие вещи, сравниваете, судите, вы говорите нечто о себе самих — о том, кто вы есть.

Патанджали можно понять; здесь нет никакой про­блемы. Он абсолютно рационален, вы можете следовать тому, что он говорит, относительно этого не возникает никаких проблем. Все его методы могут быть использо­ваны, потому что он дает вам «как», а «как» всегда легко понять. Что делать? Как делать? Он дает вам методы.

Спросите Басё или Гераклита, что делать, и они просто скажут, что сделать ничего нельзя. Тогда вы пре­бываете в растерянности. Если можно что-то сделать, вы можете это сделать, но если сделать ничего нельзя, вы пребываете в замешательстве. Все же, вы продолжаете спрашивать вновь и вновь: «Что делать? Как делать? Как достичь того, о чем вы говорите?»

Они говорят о высшем, но не говорят о том пути, что ведет к нему. Патанджали говорит о пути и никогда не говорит о цели. Патанджали заинтересован в средст­вах, Гераклит — в цели. Цель таинственна. Это поэзия; это не математика. Это тайна. Но путь научен, это ме­тод, «знать как»; вам это нравится. Но в таком случае это говорит нечто о вас, а не о Гераклите или Патанд­жали. Вы — личность, ориентированная на ум, личность, ориентированная на голову. Попытайтесь увидеть это. Не сравнивайте Патанджали и Гераклита. Просто попытай­тесь увидеть — что это говорит нечто о вас. И если это говорит нечто о вас, вы можете что-то сделать.

Не думайте, что вы знаете, что такое Патанджали, и что такое Гераклит. Вы не можете даже понять обыч­ного цветка в саду, а они есть высшее цветение сущест­вования. Пока вы не расцветете таким же самым образом, вы не сможете понять. Но вы можете сравни­вать, вы можете судить, но, когда вы судите, вы упус­каете весь смысл.

Поэтому первое правило понимания — никогда не судить. Никогда не судите и не сравнивайте Будду, Махавиру, Мухаммеда, Христа, Кришну; никогда не сравни­вайте! Они существуют в измерении за пределами сравнений, и все, что вы знаете о них, в действительно­сти ничто — просто фрагменты. Вы не можете охватить все полностью. Они настолько запредельны. На самом деле вы просто видите их отражение в воде своего ума.

Вы не видите луну; вы видите только ее отражение в воде. Вы не видите реальность; вы видите только зер­кальное отражение, а отражение зависит от зеркала. Если зеркало кривое, отражение будет другим. Ваш ум это ваше зеркало.

Когда вы говорите, что Патанджали кажется очень великим, и его учение очень велико, вы говорите только о том, что вообще не можете понять Гераклита. И если вы не можете понять его, это говорит только о том, что он далеко-далеко за пределами, дальше, чем Патанджали; он куда более запределен, чем Патанджали. По крайней мере, вы можете понять хотя бы то, что Патанджали кажется трудным для понимания. Теперь, внимательно следите за мной. Если нечто является трудным, вы мо­жете ухватиться за это. Каким бы трудным оно ни было, вы можете ухватиться! Вам нужно приложить больше усилий, но это может быть сделано.

Гераклит не легок; он просто невозможен. Патанд­жали труден. Трудное вы можете понять, вы можете сделать что-то, вы можете привнести в это свою волю, свои усилия, всю свою энергию, можете сделать что-то, хоть какое-то решение может быть найдено. Трудное можно легко осуществить, вы можете найти более тон­кие методы. Но что вы будете делать с невозможным? Его невозможно легко осуществить. Но вы можете обма­нуть себя. Вы можете сказать, что в этом нет ничего та­кого, что это детский сад, а вы такие взрослые, это не для вас; это для детей, не для вас.

Это уловка ума для того, чтобы избежать невоз­можного, потому что вы знаете, что не сумеете ухватить его. Поэтому единственным самым легким выходом будет просто сказать: «Это не для меня; это ниже меня — дет­ский сад», а вы — взрослый, зрелый человек. Вам нужен университет; вам не нужен детский сад. Патанджали подходит вам, он кажется очень трудным, он может быть решен. Невозможное не может быть решено.

Если вы хотите понять Гераклита, вы можете сде­лать это не иначе, как полностью отбросив свой ум. Если вы хотите понять Патанджали, вы можете сделать это постепенно. Он дает вам шаги, он говорит вам что де­лать; но помните, в конце концов, в конечном итоге, он также скажет вам: «Отбросьте ум». То, что Гераклит го­ворит в самом начале, он скажет в конце, но на пути, в течение всего пути, вы можете обманывать себя. В конце он скажет то же самое, но все же он будет понятен, по­тому что он создает ступени, и когда вы делаете шаги, прыжок не кажется вам прыжком.

Ситуация такова: Гераклит подводит вас к пропас­ти и говорит: «Прыгай!» Вы глядите вниз; ваш ум просто не может понять того, что он говорит. Это кажется са­моубийством. Нет никаких шагов. И вы спрашиваете: «Как?» Он говорит: «Не существует «как?», просто пры­гайте. Что такое «как?» Так как нет никаких шагов, по­этому нельзя объяснить «как». Просто прыгайте, и он говорит: «Если вы готовы, я могу подтолкнуть вас, но никаких методов не существует». Разве есть какой-либо метод, чтобы совершить прыжок? Потому что прыжок происходит внезапно. Методы существуют тогда, когда нечто, процесс, постепенен. Находя это невозможным, вы поворачиваете назад. Но для того, чтобы найти оправда­ние свой слабости, вы говорите: «Это для детей. Это не достаточно трудно». Это не для вас.

Патанджали подводит вас к той же самой пропас­ти, но он дает вам шаги. Он говорит, что сначала нужно сделать один шаг, потому другой. Он нравится вам! Вы можете понять! Математика этого проста; сделайте один шаг, затем другой. Прыжка нет. Но, помните, рано или поздно он подведет вас к той точке, где вы должны бу­дете прыгнуть. Он создал шаги, но они не приведут вас на дно пропасти — только к середине, а дно так далеко, вы можете с уверенностью сказать, что пропасть бездон­на.

Поэтому не важно, сколько шагов нужно сделать. Пропасть остается прежней. Он будет вести вас на про­тяжении девяноста девяти шагов, и вы будете очень ра­ды — как если бы вы уже преодолели пропасть и приблизились ко дну. Нет, дно остается таким же дале­ким, как и прежде. Эти девяносто девять шагов нужны были только для того, чтобы обмануть ваш ум, только для того, чтобы дать вам «как», метод. Затем, когда вы совершаете сотый шаг, он говорит: «Теперь прыгай!» А пропасть остается прежней, вам нужно преодолеть тот же самый промежуток.

Нет никакой разницы, потому что пропасть без­донна, Бог бесконечен. Как вы можете встретить его по­степенно? Но эти девяносто девять шагов обманут вас. Патанджали более умен. Гераклит невинен: он просто говорит вам: «Смотрите, вот она, пропасть. Прыгайте!» Он не убеждает вас, не соблазняет. Он просто говорит: «Это факт. Если вы хотите прыгать, прыгайте; если вы не хотите прыгать, уходите прочь».

И он знает, что делать шаги бессмысленно, потому что, в конце концов, вы должны будете совершить пры­жок. Но я думаю, что для вас было бы лучше следовать Патанджали, потому что мало-помалу он соблазняет вас. По крайней мере, вы можете сделать один шаг, тогда второй становится легче, а затем третий. И когда вы сделали девяносто девять шагов, вам будет очень трудно вернуться назад, потому что тогда ваше эго не сможет с эти смириться — вернуться назад — тогда весь мир бу­дет смеяться, ведь вы стали такими великими мудреца­ми и возвращаетесь назад в мир? Вы такие маха-йоги — великие йоги, но почему вы возвращаетесь назад? Теперь вы в ловушке и не можете вернуться назад.

Гераклит прост, невинен. Его учение не детский сад, но он ребенок — это верно — невинен как ребенок и мудр как ребенок. Патанджали хитер, умен, но Па­танджали больше подойдет вам, потому что вам нужен кто-то, кто может вести вас хитрым путем к той точке, откуда вы не сможете вернуться назад. Это будет просто невозможным.

Гурждиев говорил, что существует два типа Масте­ров: одни — невинны и просты; другие — коварны и хитры. О себе же самом он говорил: «Я принадлежу ко второй категории». Патанджали — родоначальник всех коварных мастеров. Они приводят вас в розовый сад, и затем, внезапно — пропасть. И ваши же собственные деяния загоняют вас в такую ловушку, что вы не може­те вернуться назад. Вы медитировали, вы отреклись от мира, от жены и детей. Годами вы практиковали опреде­ленные позы, медитировали и создали вокруг себя такую ауру, что люди поклоняются вам. Миллионы людей смотрят на вас как на бога, и теперь приближается про­пасть. Теперь только для того, чтобы спасти свой авто­ритет, вы должны будете прыгнуть: только для того, чтобы сохранить свой престиж. Что делать? Теперь вы не можете уйти.

Будда прост; Патанджали хитер. Всякая наука есть хитрость. Вы должны понять это, и я ни в коем случае не хочу унизить Патанджали, помните; я не осуждаю. Всякая наука есть хитрость!

 

Говорят, что последователь Дао Цзы — старик, фермер — носил воду из колодца, и вместо того, чтобы использовать волов, он сам — старик — и его сын рабо­тали как волы и носили воду из колодца; потея, старик тяжело дышал. Это было трудно.

Мимо проходил последователь Конфуция. Он ска­зал старику:

— Разве ты не слышал? Это очень примитивно. За­чем так надрываешься? Сейчас все используют для во­лов, лошадей. Разве ты не слышал, что в городах, в столицах теперь никто не выполняет эту работу так, как это делаешь ты? Это очень примитивно. Наука развива­ется очень быстро.

Старик сказал:

— Подожди, и не говори так громко. Когда мой сын уйдет, я отвечу тебе.

Когда сын пошел выполнять какую-то работу, он сказал:

— Ты стал опасным человеком. Если мой сын ус­лышит об этом, он тот час же скажет: «Хорошо! Тогда я не хочу тащить воду на себе. Я не могу выполнять рабо­ту вола. Нужен вол».

Ученик Конфуция сказал:

— Что в этом плохого?

Тогда старик ответил:

— Все плохо, потому что это хитрость. Ты будешь обманывать вола; ты будешь обманывать лошадь. А одно приводит к другому. И если этот мальчик, который юн и неопытен, если он однажды узнает, что можно быть хитрым по отношению к животным, он подумает, поче­му бы ему ни быть хитрым по отношению к человеку. Если он узнает, что благодаря хитрости, ты можешь экс­плуатировать, тогда я не знаю, где он остановится. По­жалуйста, уходи отсюда, и никогда больше не ходи этой дорогой. И не приноси такие вести в эту деревню. Мы и так счастливы.

 

Лао Цзы против науки. Он говорит, что наука есть хитрость. Она нужна для того, чтобы обманывать приро­ду, эксплуатировать природу — с помощью хитрости ис­пользовать природу. И чем более ученым становится человек, тем более он хитер; так должно быть. Невин­ный человек не может быть ученым, сложным. Но чело­век стал хитрым и умным. И Патанджали, хорошо зная, что быть ученым значит быть хитрым, также знает, что человека можно вернуть назад к природе только благо­даря новому средству, новой хитрости.

Йога это наука внутреннего бытия. Так как вы не невинны, вас нужно вернуть назад с помощью хитрости. Если вы невинны, ничего не нужно, не нужны никакие методы. Простое понимание, понимание ребенка — и вы будете трансформированы. Но вы не трансформированы. Вот почему Патанджали кажется вам очень великим. Это происходит потому, что вы хитры и ориентированы на голову.

Второе, что нужно помнить: он кажется трудным. А вы думаете, что Гераклит прост? Он кажется трудным, это тоже становится привлекательным для эго. Эго все­гда хочет делать нечто, что трудно, потому что, преодо­левая трудности, вы чувствуете себя кем-то. Если что-то очень просто, то как эго сможет получить свою порцию пищи?

Люди приходят ко мне и говорят: «Иногда ты учишь, что это может случиться, когда ты просто си­дишь и ничего не делаешь. Как это может быть так про­сто? Как это может произойти так легко?» Чжуан Цзы говорит: «Легкое правильно», но эти люди говорят: «Нет! Как это может быть так легко? Это должно быть трудно — очень-очень трудно, труднодоступно».

Вы хотите делать что-то трудное, потому, что когда вы преодолеваете трудности, плывете против течения, вы чувствуете, что вы кто-то — завоеватель. Если что-то просто, так просто, что даже ребенок мог бы это сделать, тогда где будет находиться ваше эго? Вы жаждите бега с препятствиями, вы просите трудностей, и если трудно­стей нет, вы создаете их, чтобы вам было с чем бороть­ся, чтобы вы могли лететь наперекор сильному ветру, тогда вы сможете почувствовать: «Я кто-то — завоева­тель!»

Но не будьте такими сообразительными. Вам зна­кома фраза «сообразительный алек»? Возможно, вы не знаете ее происхождения — она произошла от имени Александра Македонского. Слово «алек» произошло от имени Александра Македонского — укороченная форма. «Не будьте сообразительными Александрами». Будьте простыми — не пытайтесь быть завоевателями, потому что это глупо. Не пытайтесь быть кем-то.

Но Патанджали нравится вам; Патанджали очень нравится индийскому эго, поэтому Индия создала самых тонких эгоистов. Нигде в мире вы не сможете найти та­ких тонких эгоистов, как в Индии. Практически невоз­можно найти простого йога. Йог не может быть простым, потому что он выполняет так много асан, так много мудр, он так много работает, как он может быть простым? Он мыслит себя покорителем вершины — за­воевателем. Весь мир должен склониться к его ногам; он — сливки — сама соль земли.

Пойдите и посмотрите на йогов: вы обнаружите, что они обладают очень рафинированным эго. Их внут­ренняя святыня вся еще пуста; божественное не вошло вовнутрь. Святыня все еще является пьедесталом для их собственных эго. Возможно, они стали очень тонкими; они могли стать такими тонкими, что кажутся вам очень-очень скромными, но и в их скромности, если по­смотреть повнимательнее, обнаруживается эго.

Они осознают свою скромность, вот в чем все дело. По-настоящему скромный человек не осознает своей скромности. По-настоящему скромный человек просто скромен, не осознавая этого, и по-настоящему скромный человек никогда не претендует на то, что: «Я скромен», потому что все претензии идут от эго. На скромность нельзя претендовать; скромность это не претензия, это состояние бытия. А все претензии только удовлетворяют эго. Почему так произошло? Почему Индия стала стра­ной очень тонкого эгоизма? А когда существует эго, вы становитесь слепыми.

Спросите индийских йогов: они осуждают весь мир. Запад, они говорят, материалистичен — только Индия духовна. Весь мир материалистичен, как будто существу­ет какая-то монополия. И они настолько слепы, что не могут увидеть того факта, что на самом деле происходит совершенно противоположное.

Чем больше я наблюдаю за индийским и западным умом, тем больше убеждаюсь, что западный ум менее материалистичен, чем индийский. Индийский ум более материалистичен, больше зациклен на вещах, он не мо­жет длиться, он скуп. Западный ум может делиться, он менее скуп. То, что запад создал такое материально изо­билие, не означает, что он материалистичен, и то, что Индия бедна, не означает, что она духовна.

Если бы бедность была духовностью, тогда импо­тенция стала бы брахмачарьей. Нет, бедность не есть ду­ховность, в то время как и изобилие не является материализмом. Материализм не принадлежит миру ве­щей, это подход. Также как и духовность не имеет ниче­го общего с бедностью, это нечто внутреннее, непривязанность, щедрость. В Индии не возможно пред­ставить себе, чтобы кто-то чем-то делился. Никто не мо­жет делиться, каждый копит. И из-за своей скупости они так бедны. Из-за того, что кучка людей скопила так мно­го богатств, большинство людей стали бедными.

Запад делился. Вот почему все общество поднялось из нищеты и достигло изобилия. В Индии кучка людей стали очень богатыми, вы больше нигде не сможете най­ти таких богатых людей — но только кучка — а все об­щество влачит свое существование в нищете, и разрыв так велик. Нигде в мире больше нет такого разрыва ме­жду богатством и нищетой. Разрыв между Бирлой и ни­щим огромен. Такого разрыва больше нигде не может существовать, нигде в целом мире. На западе есть бога­тые и бедные, но разрыв не так велик. Здесь разрыв просто бесконечен. Вы не можете представить себе, как он велик. Как он может быть заполнен? Он не может быть заполнен, потому что люди материалисты. Иначе, как он мог возникнуть? Зачем он нужен? Разве вы не можете поделиться? Невозможно! Но эго говорит, что весь мир, весь мир материалистичен.

Это произошло потому, что людей привлек Па­танджали и те, кто дал им трудные методы. В Патанд­жали нет ничего плохого, но индийское эго нашло его прекрасным, тонким выходом, чтобы быть эгоистами.

То же самое произошло и с вами. Патанджали нра­вится вам; он труден. Гераклит это «детский сад», потому что он так прост. Простота никогда не нравится эго. Но, помните, если вам понравится простое, путь не долог. Если вам нравится трудное, тогда путь будет очень дол­гим, потому что с самого начала вместо того, чтобы от­бросить эго, вы начинаете его накапливать.

Я говорю по Патанджали не для того, чтобы сде­лать вас еще большими эгоистами. Я всегда боюсь гово­рить о Патанджали; я никогда не боялся говорить о Гераклите, Басе и Будде. Я боюсь из-за вас. Патанджали прекрасен, но он может понравиться вам по неверным причинам. И это будет неправильно, если вы думаете, что он труден, и сама трудность начинает вас привле­кать. Кто-то спросил Эдмунда Хиллари, зачем он поко­рил Эверест — самый высокий пик, единственный из непокоренных — кто-то спросил: «Зачем? Зачем ты так мучался? Зачем это было нужно? И даже если ты взошел на него, что ты будешь там делать? Тебе нужно будет вернуться назад».

Хиллари сказал: «Это вызов человеческому эго. Не­покоренный пик должен быть покорен!» Чем он еще может быть полезен... Что вы будете там делать? И что он сделал? Он взошел на него, установил флаг и вернул­ся назад. Какая чепуха! Но многие люди умерли, пытаясь совершить восхождение. В течение почти ста лет многие группы пытались взойти на него. Много людей умерло, пропало без вести, свалилось в пропасть, они никогда не вернулись назад, но чем труднее было восхождение, тем больше оно притягивало.

Зачем вам достигать луны? Что вы будете там де­лать? Разве земли не достаточно? Но, нет, человеческое эго не может с этим смириться — что луна остается не­покоренной. Человек должен достичь ее, потому что это так трудно, она должна быть покорена. Поэтому вы мо­жете быть привлечены по неверным причинам. Теперь достижение луны это не поэтическое усилие, когда ма­ленькие дети поднимают свои руки, пытаясь поймать луну.

С тех пор как возникло человечество, каждый ре­бенок старался достичь луны. Каждый ребенок старался, но различие должно быть глубоко понято. Усилия детей прекрасны. Луна так прекрасна. Это поэтическое усилие — прикоснуться к ней, достичь ее. Здесь нет эго. Это просто притяжение, любовная связь. Каждый ребенок вступает в эту любовную связь. Если вы можете найти ребенка, которого не привлекает луна, что это будет за ребенок?

Луна создает тонкую поэзию, тонкое притяжение. Вы хотели бы прикоснуться и почувствовать ее; вы хоте­ли бы полететь на луну. Но для науки не это является причиной. Для науки луна существует как вызов. Как эта луна смеет постоянно быть здесь, быть вызовом, и человек не может ее достичь! Он должен сделать это.

Вы можете быть привлечены луной по неверной причине. Ошибка не в луне, так же как нет никакой ошибки и в Патанджали. Но вы не должны быть при­влеченными по неправильной причине. Патанджали тру­ден — он самый трудный из всех — потому что он анализирует весь путь, и каждый фрагмент его кажется очень трудным, но трудность не должна притягивать — помните это. Вы можете войти через двери Патанджали, но вы должны влюбиться не в трудное, а в озарение — в свет, который Патанджали изливает на этот путь. Вы должны влюбиться в свет, не в трудность пути. Это бу­дет неверная причина.

 

Когда вы говорили о Гераклите, Христе и Дзен, это казалось детским садом по сравнению с

Патанджали.

 

И, пожалуйста, не сравнивайте. Сравнение также исходит из эго. В реальном существовании все существу­ет безо всякого сравнения. Дерево, которое достигает ста футов в высоту, и очень-очень маленький цветок равны, что касается существования. Но вы идете и говорите: «Это огромное дерево. А это что? Обычная трава». Вы привносите сравнение, а когда приходит сравнение, при­ходит уродливость. Вы разрушили прекрасное явление.

Это дерево было великим в своем «дереве», а трава была великой в своей «траве». Дерево, возможно, вырос­ло на сто футов в высоту. Его цветы, возможно, расцве­ли высоко в небе, а трава всего лишь прильнула к земле. Ее цветы будут очень-очень маленькими. Вы мо­жете даже не заметить, когда они расцветаю и увязают. Но когда эта трава цветет, феномен цветения тот же самый, празднование то же самое, и различие не велико. Помните, что в существовании нет сравнения; сравнение привносит ум. Он говорит: «Ты более прекрасен». Разве нельзя просто сказать: «Ты прекрасен»? Зачем привносить «более»?

 

Мулла Насреддин влюбился в одну женщину. Он поцеловал ее, и она позвонила ему чтобы спросить:

— Целовал ли ты первую женщину? Я первая женщина, которую ты поцеловал? Это твой первый по­целуй?

Насреддин сказал:

— Да, первый и самый сладкий.

 

Сравнение у вас в крови. Вы не можете оставаться с вещами, такими какие они есть. Женщина также про­сит о сравнении; иначе, зачем беспокоиться о том, пер­вый это поцелуй или второй? Каждый поцелуй свеж и девственен. Он не имеет отношения ни к каким другим поцелуям в прошлом или в будущем. Каждый поцелуй несет в себе все существование. Он существует в своем одиночестве. Он сам по себе является вершиной; это единица, не имеющая ничего общего с прошлым или с будущим. Зачем спрашивать первый ли он? И что хоро­шего в том, что он первый? И почему не второй, почему не третий?

Но ум хочет сравнивать. Почему ему хочется срав­нивать? Потому что посредством сравнения вы питаете свое эго: «Я его первая женщина, это его первый поце­луй». Вы не заинтересованы в поцелуе — в качестве по­целуя. Этот момент поцелуя открывает дверь сердца; вы не заинтересованы в этом, для вас это ничто. Вы заинте­ресованы в том, первый он или нет. Эго всегда заинтере­совано в сравнении, а существование не знает сравнений. А такие люди как Гераклит, Патанджали живут в суще­ствовании, не в уме. Не сравнивайте их.

Многие приходят ко мне и спрашивают: «Кто более велик Будда или Христос?» Что за глупость! «Будда более велик, чем Христос, а Христос более велик чем Будда», — я отвечаю им; «Почему вы постоянно сравниваете? Про­исходит тонкий процесс. Если вы последователь Христа, вы захотите, чтобы самым великим был он, потому что вы можете быть великими только тогда, когда велик Христос. Это удовлетворяет ваше собственное эго. Как может ваш Мастер не быть самым великим? Он должен быть таким, потому что вы такой великий ученик. И если Христос не самый великий, тогда где будут хри­стиане? Если Будда не самый великий, тогда что про­изойдет с эго буддистами?»

Каждая раса, каждая религия, каждая страна дума­ет о себе, что она самая великая — не потому что каж­дая страна великая, не потому что каждая раса великая: в этом существовании все самое великое. Существование создает только самое великое, каждое бытие уникально. Но это не нравится уму, потому что тогда величие ста­новится таким обычным явлением. Каждый велик? Тогда какой от этого толк! Кто-то должен быть ниже. Нужно создать иерархию.

 

Как раз прошлой ночью я читал книгу Джорджа Майкза, в которой он рассказывает, что в Будапеште, в Болгарии, где он родился, одна англичанка влюбилась в него. В Болгарии, в него влюбилась англичанка. Ему она была безразлична, но он не хотел быть с ней невежли­вым, поэтому когда она спросила: «Почему бы нам ни пожениться?», он сказал:

— Это будет трудно, потому что моя мать мне не позволит, она будет не в восторге, если я женюсь на иностранке.

Англичанка очень сильно обиделась. Она сказала:

— Что? Я и иностранка? Я не иностранка! Я англи­чанка! Это ты и твоя мать иностранцы!

— В Будапеште, в Болгарии, я ли иностранец?

— Да! География тут ни причем.

 

Каждый думает таким образом. Ум пытается удов­летворить желания, быть самым-самым. Насчет религии, расы, страны, всего-всего вы должны быть очень наблю­дательными — очень наблюдательными. Только тогда вы сможете выйти за пределы этого тонкого феномена эго.

 

Гераклит, Христос и Дзен создают видимость, что окончательный шаг так близок; у

Патанджа­ли даже первый шаг кажется практически невоз­можным.

 

— потому что он и то и другое. «Он ближе, чем самое близкое, и дальше, чем самое далекое», — говорят Упанишады. Он как близок, так и далек. Он должен быть таким, потому что, кто тогда будет далеким? Но он должен быть также и близко, потому что, кто тогда бу­дет близок к вам? Он прикасается к вашей коже и про­стирается за пределы всяких границ. Он и то и другое!

Гераклит делает акцент на близости, потому что он простой человек. Он говорит, что он так близок, для того, чтобы привести его ближе, не нужно ничего делать. Он почти здесь; он просто смотрит на ворота, стучится в вашу дверь, ожидает возле вашего сердца. Не нужно ни­чего делать. Вы просто должны погрузиться в молчание и взглянуть; просто сидите в молчании и смотрите. Вы никогда не упустите его. Истина близка.

На самом деле, было бы неправильным говорить, что она близка, потому что вы также являетесь истиной. Даже близкое кажется очень-очень далеким; даже бли­зость указывает на то, что здесь существует различие, дистанция, промежуток. Нет даже этого промежутка — вы есть это! Упанишады говорят: «Ты есть это: Татвамаси Свет кету». Вы уже это — даже эта небольшая дистанция отсутствует для того, чтобы вы могли сказать, что он близок.

Потому что Гераклит и Дзен хотят, чтобы вы со­вершили прыжок немедленно — не ждали. Патанджали говорит, что он очень далек. От также прав: он также и очень далек. И он понравится вам больше, потому что, если он так близок, и вы не достигли его, вы будете чувствовать себя очень-очень подавленно. Если он так близок, прямо за углом, стоит рядом с вами, если он всего лишь сосед, он окружает вас повсюду, и вы не дос­тигли, ваше эго почувствует очень большое разочарова­ние. Такой великий человек, как вы, и он так близок, а вы упускаете? Это очень сильно огорчит вас. Но если он очень далек, тогда все хорошо, потому что нужно время, нужно прилагать усилия — в этом нет ничего плохого, ведь он так далек.

Расстояние так велико. Вам нужно время, вы буде­те идти, будете двигаться и однажды достигнете. Если он близок, тогда вы почувствуете себя виноватыми. Тогда, почему вы не достигаете его? Читая Гераклита, Басё или Будду, вы ощущаете дискомфорт. Этого никогда не про­исходит, если вы читаете Патанджали. Вы чувствуете себя легко.

Взгляните на парадокс ума. Когда вы находитесь рядом с самым легким человеком, вы ощущаете диском­форт. Он исходит от вас. Двигаться вместе с Гераклитом или Иисусом очень неудобно, потому что они постоянно настаивают на том, что царство Бога внутри вас, а вы знаете, что кроме ада внутри вас ничего нет. А они по­стоянно настаивают на том, что царство Бога внутри вас; вы ощущаете дискомфорт.

Если царство Бога внутри вас, тогда что-то непра­вильно с вами. Почему вы не можете увидеть его? И если оно так близко, почему оно не может случиться прямо в этот момент? Таково послание Дзен: это проис­ходит немедленно. Не нужно ждать, не нужно тратить время. Это может произойти прямо сейчас, в этот самый момент. И нет никаких оправданий. Это заставляет вас чувствовать дискомфорт, вам неспокойно, вы не можете найти никакого оправдания. С Патанджали вы можете найти миллионы оправдания, потому что он очень далек. Миллионы жизней нужно прилагать усилия. Да, вы мо­жете этого достичь, но всегда в будущем. Вы чувствуете себя легко. Нет никакой срочной необходимости, и вы можете быть такими, какие вы есть, прямо сейчас. Зав­тра утром вы отправитесь в путь, но завтра никогда не наступает.

Патанджали дает вам пространство, будущее. Он говорит: «Делай то и это, и мало-помалу ты достигнешь — однажды, никто не знает — в какой-то будущей жиз­ни». Вы чувствуете себя легко, нет никакой срочной не­обходимости. Вы можете быть такими, какие вы есть, вам не нужно спешить.

Эти люди Дзен, они сводят вас с ума, а я свожу вас с ума еще больше. М-м? — потому что я выступаю в защиту обеих сторон. Это просто способ. Это коан. Это просто способ свести вас с ума. Я использую Гераклита, я использую Патанджали, но все это трюки для того, что­бы свести вас с ума. Я просто не позволяю вам рассла­биться. Когда есть будущее, вы чувствуете себя хорошо. Тогда ум может желать Бога, и вы будете чувствовать себя хорошо. Сам феномен этого таков, что нужно вре­мя. Это становится оправданием.

Вместе с Патанджали вы можете откладывать; вме­сте с Дзен вы не можете откладывать. Если вы отклады­ваете, то делаете это именно вы, не Бог. Вместе с Патанджали вы можете откладывать, потому что у него сама природа Бога такова, что он может быть достигнут только путем постепенного продвижения. Это очень- очень трудно. Вот почему, когда это трудно, вы чувст­вуете себя комфортно, и парадокс заключается в том, что вместе с людьми, которые говорят, что это легко, вы чувствуете себя неловко; вместе с людьми, которые гово­рят, что это трудно, вы чувствуете себя хорошо. А должно быть как раз наоборот.

И то и другое истинно, поэтому все зависит от вас. Если вы хотите откладывать, Патанджали превосходно подойдет вам. Если вы хотите этого здесь и сейчас, тогда вам нужно послушать то, что говорит Дзен. И тогда вам решать, есть ли в этом необходимость? Достаточно ли вы настрадались? Хотите ли вы страдать еще больше? Тогда Патанджали совершенен. Вы следуете Патанджали. Тогда где-то в далеком будущем вы достигнете блаженства. Но если вы достаточно настрадались — именно это и явля­ется зрелостью: понять, что вы достаточно настрадались.

Вы говорите, что Гераклит и Дзен для детей? Дет­ский сад? Только зрелый человек может понять: «Я дос­таточно настрадался». Если вы чувствуете это, тогда создается необходимость, тогда создается огонь. Вам нуж­но сделать что-то прямо сейчас! Вы не можете больше откладывать; в откладывании нет смысла. Вы откладыва­ли уже достаточно долго. Но если вы хотите будущего, если вы хотите пострадать еще немного, тогда идите в ад, и у вас будет еще один день для того, чтобы оста­ваться прежними. Или вы хотите, чтобы произошли ка­кие-то изменения...

Вот что говорит Патанджали: «Делай это, делай то, постепенно. Сделай одно, затем другое», таким образом вам нужно будет сделать миллионы веще, и вы не мо­жете сделать их немедленно, поэтому вы должны посто­янно видоизменять себя. Сегодня вы поклянетесь отка­заться от применения насилия, завтра вы дадите другую клятву. Тогда послезавтра вы примете целибат, и так да­лее, и так далее, и затем останутся еще миллионы ве­щей: Вы должны будете отбросить ложь, насилие, агрессию, злость, ненависть, зависть, жадность — милли­он всего того, что у вас есть — мало-помалу. А тем вре­менем вы остаетесь прежними.

Как вы можете отбросить злость, если вы не от­бросили ненависть? Как вы можете отбросить злость, ес­ли вы не отбросили зависть? Как вы можете отбросить злость, если вы не отбросили агрессивность? Они взаимо­связаны. Поэтому вы говорите, что больше не будете злиться, но что вы делаете? Бессмыслица! Так как вы все еще наполнены ненавистью, вы остаетесь агрессивными, вы хотите властвовать, вы любите командовать, и вы отбрасываете злость? Как вы можете ее отбросить? Ведь все взаимосвязано.

Именно это говорит Дзен. Если вы хотите отбро­сить, поймите феномен того, что все взаимосвязано. Либо вы отбросите это сейчас, либо вы никогда это не отбро­сите. Не обманывайте себя. Вы можете просто взять по­белку и подмазать — немного здесь, чуть-чуть там, но старый дом останется таким же старым. И в то время как вы работаете, крася стены и заделывая дыры и вся­кое другое, вы думаете, что создаете новую жизнь, но на самом деле вы продолжаете делать то же самое. И чем дальше, тем более укорененным это становится.

Не обманывайте себя. Если вы можете понять, по­нимание приходит немедленно. Таково послание Дзен. Если вы не можете понять, тогда что-то должно быть сделано, И Патанджали подойдет вам. Вы следуете Па­танджали. В один день или другой вы должны будете прийти к пониманию того, что все это было трюком — трюком, который совершил ваш ум, для того чтобы избежать реальности, для того чтобы убежать и скрыться — и в этот день, внезапно, вы отбросите.

Патанджали постепенен, Дзен внезапен. Если вы не можете быть внезапными, тогда лучше быть постепен­ными. Это все-таки лучше, чем быть ничем, ни тем ни другим — лучше быть постепенным. Патанджали также приведет вас к той же самой ситуации, но он даст вам немного пространства. Это более удобно — трудно, но более удобно. Не требуется никакой немедленной транс­формации, и если процесс постепенен, человеку может это подойти.

 

Гераклит, Христос и Дзен создают видимость, что окончательный шаг так близок; у

Патанджа­ли даже первый шаг кажется практически невоз­можным. Нам, западникам,

кажется трудным даже начать выполнение того количества работы, которая должна быть

проделана.

 

Все зависит от вас. Если вы хотите выполнять ра­боту, пожалуйста. Если вы хотите реализоваться, не вы­полняя никакой работы, и это тоже возможно. Это тоже возможно! Все зависит от того, что вы выберете! Если вы хотите выполнять трудную работу, я дам вам трудную работу. Я могу создать еще больше шагов. Патанджали можно сделать еще более долгим, его можно растянуть. Я могу отодвинуть цель еще дальше; я могу дать вам невозможное. Это ваш выбор. Или, если вы хотите действительно реализоваться, тогда вы можете сделать это прямо сейчас. Все зависит от вас. Патанджали есть способ смотреть на вещи, Гераклит есть способ смотреть на ве­щи.

 

Однажды я шел по улице и увидел маленького ре­бенка, который ел очень большой арбуз. Арбуз был слишком велик для него. Я смотрел-смотрел, и заметил, что ему очень трудно доесть его до конца. Поэтому я спросил, я сказал ему:

— По-моему, арбуз действительно слишком велик для тебя, разве не так?

Мальчик посмотрел на меня и сказал:

— Нет! Мне не хватит.

 

И он прав. На все можно смотреть с двух точек зрения. Бог близок и далек. Теперь вам решать, откуда вы хотите совершить прыжок — с близи или издалека. Если вы хотите совершить прыжок издалека, тогда прой­дите через все методы, потому что они заведут вас дале­ко, туда, откуда вы совершите прыжок. Это подобно тому, как вы стоите на этом берегу океана; здесь океан такой же, как и у другого берега — который совершенно невиден, очень-очень далек. Вы можете совершить пры­жок с этого берега, потому что здесь тот же самый оке­ан, но если вы решили совершить прыжок с другого берега, Патанджали даст вам лодку.

Вся йога это лодка для того, чтобы переплыть на другой берег, сделать прыжок. Все зависит от вас. Вы можете наслаждаться путешествием; в нем нет ничего плохого. Я не говорю, что это плохо. Все зависит от вас. Вы можете взять лодку, отправиться к другому берегу, и совершить прыжок оттуда. Но там будет тот же самый океан. Почему бы ни прыгнуть с этого берега? Прыжок будет тем же самым, и океан будет тем же самым, и вы будете теми же самыми. Какая разница, переплывете ли вы на другой берег? На другом берегу тоже могут быть люди, и они будут пытаться переплыть сюда. Там тоже есть Патанджали, они и там сделали лодки. Они плывут сюда, чтобы совершить прыжок издалека.

 

Однажды произошло следующее: один человек пы­тался перейти дорогу. Но был час пик, и это было очень трудно сделать; огромное количество машин неслось с бешеной скоростью, а он был очень-очень нерешитель­ным. Он неоднократно пытался перейти, но затем воз­вращался назад. Тогда он увидел Муллу Насреддина на другой стороне — старого знакомого. Он закричал:

— Насреддин, как тебе удалось перейти дорогу?

Насреддин ответил:

— Я вообще ее не переходил. Я родился на этой стороне.

 

Есть люди, которые всегда думают о далеком бере­ге. Далекое всегда кажется прекрасным, далекое обладает своей собственной притягательностью, потому что оно окутано дымкой. Но океан тот же самый. Вам решать, что выбрать. Все правильно, идите к тому океану, но идите, исходя из правильной причины. Может быть, вы просто избегаете прыжка с этого берега. Тогда, даже если лодка перенесет вас на другой берег, в тот момент, когда вы достигнете другого берега, вы станете думать об этом береге, потому что тогда он будет далеким. И неодно­кратно, в течение многих жизней, вы делали это. Вы сменили берег, но прыгнули.

Я видел, как вы пересекали океан с этой стороны на ту, с той стороны на эту. Вот в чем проблема: этот берег далеко, потому что вы здесь; когда вы будете там, этот берег будет далек. А вы так крепко спите, что вновь и вновь совершенно, что уже были и на этом бе­регу. К тому времени, как вы достигаете другого берега, вы забываете о том, что остался позади. К тому времени, как вы достигаете, наступает забвение.

Вы обращаете свой взор на то, что далеко, и снова кто-то говорит: «Здесь есть лодка, сэр. Вы можете пере­плыть на другой берег и прыгнуть оттуда, потому что Бог очень-очень далек». И вы опять начинаете готовить­ся к тому, чтобы оставить этот берег. Патанджали дает вам лодку, чтобы вы поплыли к другому берегу, но ко­гда вы достигаете другого берега, Дзен всегда дает вам прыжок. Окончательный прыжок принадлежит Дзен. Тем временем вы можете делать много всего, смысл не в этом. Когда вы сделаете прыжок, это он будет внезап­ным. Он не может быть постепенным!

Вся «постепенность» заключается в том, чтобы идти от этого берега к тому. Но в этом нет ничего плохого. Если вы наслаждаетесь путешествием, прекрасно, потому что он здесь, он посредине, и на том берегу также. Вы можете и не достигать другого берега. Можно сделать прыжок и посредине, прямо с лодки. Тогда лодка станет вашим берегом. То место, откуда вы прыгаете, становит­ся берегом. Каждый момент вы можете сделать прыжок; тогда это место станет берегом. Если вы не прыгнете, тогда больше не будет берега. Все зависит от вас, хоро­шенько запомните это.

Вот почему я говорю о противоречащих друг другу точках зрения, чтобы вы могли понять отовсюду, могли отовсюду видеть реальность, и тогда вы сможете решить. Если вы решите немного подождать, прекрасно. Если вы решите сделать это прямо сейчас, прекрасно. Для меня все прекрасно и величественно, я не делаю никакого вы­бора. Я просто предоставляю вам сделать все выборы. Если вы говорите: «Я хотел бы немного подождать», — я говорю: «Хорошо! Я благословляю тебя. Подожди немно­го». Если вы говорите: «Я готов и хочу прыгнуть», — я говорю: «Прыгай, вот тебе мое благословение».

Я лишен всякого выбора — так же как его лишены Гераклит и Патанджали. Я просто открывают все двери для вас с надеждой, что вы можете войти в какую-нибудь. Но помните о трюках ума. Когда я говорю о Ге­раклите, вы думаете, что это слишком смутно, загадочно, слишком просто. Когда я говорю о Патанджали, вы ду­маете, что это слишком трудно, практически невозмож­но. Я открываю дверь, но вы все истолковываете по своему, выносите суждение и останавливаетесь. Дверь открыта не для того, чтобы вы могли судить. Дверь от­крыта для того, чтобы вы в нее вошли.

 

Второй вопрос:

 

Вы говорили о том, что нужно идти от веры к доверию. Как мы можем использовать ум,

который колеблется между сомнением и верой, чтобы выйти за пределы этих двух полярностей?

 

Сомнение и вера не разное, они — две стороны одной и той же медали. Это первое, что должно быть понято, потому что люди думают, если они верят, то они вышли за пределы сомнения. Вера это то же самое сомнение, потому что и то и другое идет от ума. Ваш ум спорит, говорит «нет», не находя никаких аргументов в пользу «да»; вы сомневаетесь. Затем ваш ум находит ар­гументы для того, чтобы сказать «да», доказательства для того, чтобы сказать «да» — вы верите. Но в обоих случа­ях вы верите в доказательства; в обоих случаях вы вери­те в аргументы. Различие только на поверхности; глубоко внутри вы верите в размышление, а доверие выпадает из всякого размышления. Это сумасшествие! Оно иррационально! Оно абсурдно!

И я говорю, что доверие не является верой; дове­рие есть личная встреча. Вера снова будет дана, заимст­вована. Это обусловливание. Вера есть условность, которую родители, культура, общество дали вам. Вы не заботитесь об этом; вы не основываетесь на личном опы­те. Это данность, а то, что дано, то, что не являлось ва­шим личным ростом, есть только фасад, фальшивое лицо, воскресное лицо.

В течение шести дней вы другие; вы входите в церковь и надеваете на себя маску. Посмотрите, как лю­ди ведут себя в церкви; они такие мягкие, такие чело­вечные — те же самые люди! Даже убийца приходит в церковь и молится, посмотрите на его лицо — оно ка­жется вам таким прекрасным и невинным, а это человек совершил убийство. Для церкви у вас есть соответст­вующее лицо, и вы знаете как его использовать. Это бы­ло обусловлено. В самом детстве это было дано вам.

Вера была дана; доверие есть рост. Вы встречаете реальность, вы становитесь лицом к лицу с реальностью, вы живете ей и мало-помалу приходите к пониманию того, что сомнение ведет в ад, в несчастье. Чем больше вы сомневаетесь, тем несчастнее становитесь. Если ваше сомнение будет полным, вы будете пребывать в совер­шенном несчастии. Если вы не пребываете в совершен­ном несчастии, это только потому, что вы не можете сомневаться полностью: вы все еще доверяете. Даже ате­ист доверяет. Даже человек, который сомневается в су­ществовании мира, доверяет; иначе, он не мог бы жить, его жизнь была бы невозможной.

Если сомнение становится тотальным, вы не може­те жить ни единого мига. Как вы можете дышать, если вы сомневаетесь? Если вы действительно сомневаетесь, кто знает, может быть дыхание отравит вас! Кто знает, не попадут внутрь миллионы микробов! Кто знает, не попадет ли вместе с воздухом рак! Если вы действитель­но сомневаетесь, вы не сможете даже дышать. Вы не сможете жить ни единого момента, вы умрете тот час же. Сомнение это самоубийство. Но вы никогда не со­мневаетесь полностью, вы медлите. Вы медлите; вы как- то влачите свое существование. Но ваша жизнь не то­тальна. Только подумайте: если тотальное сомнение это самоубийство, тогда тотальное доверие сделает жизнь абсолютно возможной.

Вот что происходит с человеком доверия: он дове­ряет, и чем больше он доверяет, тем большей становится его способность к доверию. Чем больше его способность к доверию, тем больше ему открывается жизнь. Он чув­ствует сильнее, в нем больше жизни, он живет интен­сивно. Жизнь становится истинным блаженством. Теперь он может доверять больше. Не то, что он не может быть обманут, потому что, если вы доверяете, это не значит, что никто не станет вас обманывать. На самом деле, вас будут обманывать намного больше, потому что вы стано­витесь ранимыми. Если вы доверяете, вас будут обманы­вать больше, но никто не сможет сделать вас несчастными; именно это нужно понять. Вас могут обма­нуть, вас могут обокрасть, могут занять деньги и нико­гда не вернуть — но никто не сможет сделать вас несчастным — это будет невозможно. Даже если вас убь­ют, никто не сможет сделать вас несчастными.

Вы доверяете, и доверие делает вас ранимыми — но также абсолютно победоносными, потому что никто не может нанести вам поражение. Вас могут обмануть, вас могут обокрасть, вы можете стать нищим, но, все же, вы будете императором. Доверие делает императорами нищих, а сомнение делает нищих из императоров. По­смотрите на императора, который не может доверять — он всегда боится. Он не может доверять даже своей соб­ственной жене, даже своим собственным детям, потому что царь обладает таким большим состоянием, что даже дети могут убить его, даже жена может его отравить. Он не может никому доверять. Он живет в таком подозре­нии, он всегда в аду. Даже если он спит, он не может расслабиться. Кто знает, что может случиться!

Доверие делает вас все более и более открытыми. Конечно, когда вы открыты, многое может стать воз­можным. Когда вы открыты, друзья смогут достичь ва­шего сердца; конечно, враги также смогут достичь вашего сердца — ведь дверь открыта. Поэтому существу­ет две возможности. Если вы хотите быть в безопасности, закройте двери. Замкните их на засов, закройте на замок. Теперь никакой враг не сможет войти, но и друг также. Даже если придет Бог, он не сможет войти. Теперь никто не сможет обмануть вас, но какой в этом смысл? Вы уже в могиле. Вы уже мертвы. Никто не сможет вас убить, но вы уже мертвы; вы не можете выйти наружу. Вы живете в безопасности, конечно, но что это за жизнь? Вы вообще не живете. Тогда вы открываете дверь.

Сомнение закрывает дверь, доверие открывает ее. Когда вы открываете дверь, все альтернативы становятся возможными. Может войти друг, может войти враг. Ве­тер войдет, он принесет аромат цветов, но он принесет и болезнетворных микробов. Теперь все возможно — хоро­шее и плохое. Придет любовь, но придет ни ненависть. Теперь может прийти Бог, но также может прийти и дьявол. Возникает страх, что что-то может произойти неправильно, поэтому закройте двери. Но тогда все будет неправильно. Откройте двери — что-то, возможно, будет неправильным, но если вы доверяете тотально, для вас это ничто. Даже во враге вы найдете друга, и даже в дьяволе вы найдете Бога. Доверие принесет вам такую трансформацию, что вы не можете найти плохого, пото­му что вся ваша точка зрения меняется.

Именно это означает высказывание Иисуса: «Возлюби врага своего». Как вы можете любить своих врагов? Над решением это проблемы работали долгое время, это было загадкой для христианских теологов. Как можно любить своих врагов? Но человек доверия может, потому что человек доверия не знает врагов. Че­ловек доверия знает только друзей. В какой бы форме они не приходили, не важно. Если они приходят для то­го, чтобы украсть, они друзья; если они приходят, чтобы взять, они друзья, если они приходят для того, чтобы дать, они друзья — в какой бы форме они ни приходи­ли.

 

Случилось так, что Аль-Хиллидж Мансур, великий, мистик, великий суфий, был убит, распят. Последние его слова были такими — он посмотрел на небо — и сказал: «Но ты не можешь обмануть меня». Там было много лю­дей, и Аль-Хилладж Мансур улыбался, он сказал, обратясь к небу: «Посмотри, ты не можешь обмануть меня». Поэтому кто-то спросил: «Что ты имеешь в виду? С кем ты разговариваешь?» Он сказал: «Я говорю с моим Богом: в какой бы форме ты не приходил ко мне, ты не мо­жешь обмануть меня. Я хорошо это знаю. Теперь ты должен прийти как смерть. Ты не можешь обмануть ме­ня».

Человек доверия не может быть обманут. В какой бы форме, что бы ни приходило, это всегда божественное приходит к нему, потому что доверие все делает святым. Доверие это алхимия. Оно трансформирует не только вас; оно трансформирует для вас весь мир. Куда бы вы ни посмотрели, вы найдете его — в друге, во враге; в ночи, в дне. Да, Гераклит прав. Бог в лете и в зиме, в дне и в ночи, Бог в сытости и в голоде. Это — доверие. Патанджали делает доверие основой — основой всего роста.

 

Вы говорили о том, что нужно идти от веры к доверию...

 

Вера есть то, что было дано; доверие есть то, что было найдено. Вера дана вам родителями; доверие долж­но быть найдено вами. Вера дана обществом; доверие вы должны искать, исследовать. Доверие есть нечто личное, интимное; вера подобна товару. Вы можете продать ее на рынке.

Вы можете продать ее на рынке — когда я говорю это, я говорю это очень обдуманно. Вы можете пойти и стать мусульманином; вы можете пойти и стать индуи­стом. Пойдите в арийский храм и вас обратят в индуист­скую веру. Это не трудно. Вера может быть продана на рынке. Из мусульманина вы можете превратиться в ин­дуиста, джайна. Это так просто, что это может сделать любой глупый священник. Но доверие не товар. Вы не можете пойти и купить его на рынке, вы не можете его продать. Вы должны будете пройти через множество пе­реживаний. Мало-помалу оно возникает; мало-помалу оно изменяет вас. Новое качество, новое пламя приходит в ваше бытие.

Когда вы видите, что сомнение есть несчастье, приходит доверие. Когда вы видите, что вера есть смерть, приходит доверие. Вы — христианин, индуист, мусульманин; разве вы не заметили, что вы совершенно мертвы? Какой вы христианин? Если бы вы были на­стоящим христианином, вы были бы Христом — не ме­нее. Доверие сделает вас Христом, вера сделает вас христианином — очень плохим заменителем. Какой вы христианин? Потому что вы ходите в церковь, потому что вы читаете Библию? Ваша вера это не знание. Это невежество.

 

Где-то в «Ротари-клубе» произошло следующее: ту­да, чтобы прочесть лекцию, был приглашен знаменитый экономист. Он говорил на жаргоне экономистов. Свя­щенник города тоже пришел его послушать. После того окончания лекции, он подошел к нему и сказал:

— Какую прекрасную беседу вы провели, но если говорить откровенно, я не смог понять ни единого слова.

Экономист сказал:

— В этом случае я хотел бы сказать вам то, что вы обычно говорите своим прихожанам: «Верьте!»

 

Когда вы не можете понять, когда вы невежест­венны, все общество говорит: «Верьте». Я скажу вам: лучше сомневаться, чем иметь фальшивую веру. Лучше сомневаться, потому что сомнение создаст несчастье. Вера это утешение; сомнение создает несчастье. И именно здесь в несчастье вы должны будете найти доверие. Это проблема, дилемма, которая должна произойти в мире. Именно из-за веры вы забыли, как искать доверия. Из-за веры вы лишились доверия. Из-за веры вы несете на себе трупы: вы — христиане, индуисты, мусульмане, но все это лишено всякого смысла. Из-за веры вы думаете, что вы религиозны. Тогда поиск прекращается.

Искреннее сомнение лучше, чем неискренняя вера. Если ваша вера фальшива — а все веры фальшивы, если вы не выросли в ней, это не ваше чувство, не ваше бы­тие и ощущение — все веры фальшивы! Будьте искрен­ними. Сомневайтесь! Страдайте! Только страдание приведет вас к пониманию. Если вы по-настоящему стра­даете, в один день или в другой вы поймете, что именно сомнение заставляло вас страдать. И тогда трансформа­ция становится возможной.

 

Вы спрашиваете меня: Как мы можем использо­вать ум, который колеблется между сомнением

и верой, чтобы выйти за пределы этих двух поляр­ностей?

 

Вы не можете использовать его, потому что ваше сомнение никогда не было искренним. Ваша вера фаль­шива: глубоко внутри скрывается сомнение. Только на поверхности лежит побелка веры. Глубоко внутри вы сомневаетесь — но вы боитесь узнать о том, что вы со­мневаетесь, поэтому продолжаете цепляться к вере, по­стоянно совершаете жесты веры. Вы можете делать жесты, но посредством жестов вы не сможете достичь реальности. Вы можете пойти и поклониться святыне; вы делаете жесты человека, который верит. Но вы не будете расти, потому что глубоко внутри вы не доверяете, только сомневаетесь. Вера просто наложена.

Подобно тому, как вы целуете человека, которого не любите. Со стороны все кажется одинаковым — вы делаете жесты поцелуя. Ни один ученый не сможет най­ти отличий. Если вы целуете человека, фотографический, физический феномен есть просто передача миллионов микробов из одних губ в другие, всего, не зависимо от того, любите ли вы человека или нет. Если на это смот­рит ученый, наблюдает, какая будет разница? Никакой разницы — ни одной йоты разницы. Он скажет, что оба поцелуя абсолютно одинаковы.

Но вы знаете, что когда вы любите человека, тогда между вами проходит нечто невидимое, что не может быть измерено никаким прибором. Когда вы не любите человека, тогда вы можете поцеловать его, но ничего не произойдет. Никакого энергетического сообщения, ника­кого слияния не происходит. То же самое происходит и в случае с верой и доверием. Доверие это поцелуй с любовью, с глубоким любящим сердцем, а вера это поцелуй безо всякой любви.

Так откуда начать? Сначала вам нужно исследовать сомнение. Отбросьте фальшивую веру. Пусть ваше со­мнение будет искренним, чистосердечным. Ваша искрен­ность поможет, потому что, если вы искренни, как вы можете упустить тот момент, что сомнение создает стра­дание? Если вы искренни, вы должны будет узнать об этом. Рано или поздно вы придете к пониманию того, что сомнение создает еще больше несчастья — чем больше вы идете в сомнение, тем больше несчастья. И только посредством несчастья вы растете.

И когда вы подходите к той точке, где несчастье просто невозможно вынести, оно становится невыноси­мым, вы отбрасываете его. Не то, что вы действительно отбрасываете его; сама невыносимость становится отбра­сыванием. И если сомнение исчезло, а вы страдали бла­годаря нему, вы начинаете двигаться в доверие.

Доверие это трансформация — шраддха; и, говорит  Патанджали, шраддха — доверие есть основа всего самадхи, всего высшего переживания божественного.

 

 

ГЛАВА 3


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-04-10; Просмотров: 189; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.179 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь