Над атомным вулканом Припяти

Генерал-майор ВВС Александр Иванович Серебряков – коренной волжанин. За окнами его родительского дома открывается вид на реку, ставшую символом России. Он родился на берегу Волги и вырос в большой семье.

Отец его, Иван Артемьевич Серебряков, 1905-го года рождения – участник Великой Отечественной войны, вернулся домой с ранениями. Мама, Елена Савельевна, 1910-го года рождения – не просто мама, она Мать–героиня! Родила, вырастила и достойно воспитала шестерых сыновей. Самый младший из них – как раз он, Александр.

И до чего же причудливы повороты человеческих судеб! Казалось бы, в том маленьком городке Октябрьск, где главные достопримечательности – широкая гладь Волги да одна из крупнейших в тогдашнем СССР узловая железнодорожная станция, быть бы, может, Саше Серебрякову капитаном корабля или машинистом паровоза. И ведь, кажется, дело шло к тому – в 60-е годы, теперь уже прошедшего двухсотого столетия, действующая модель электровоза с программным управлением, собранная увлеченным техникой Сашей Серебряковым, не только демонстрировалась на ВДНХ СССР, но и получила похвальный отзыв, была отмечена дипломом. Судьба, однако, распорядилась по-своему, выбрала ему другую дорогу, дала иную профессию и… подняла в небо.

В 1996-ом, сразу же после школы, Александр поступил в Сызранское высшее военное авиационное училище летчиков, успешно окончил его в 1970-м. На плечи новоиспеченного офицера легли голубые, цвета неба, погоны с двумя маленькими золотыми звездочками – погоны лейтенанта Военно-воздушных Сил страны.

Служить после училища выпало в Забайкальском военном округе. Вертолетная часть, куда его направили, дислоцировалась в городе Могоча. Сибирь, морозы. Десять месяцев зима, остальное – лето. Офицеры, служившие там, пошучивали над своим тамошним житьем: «Бог создал Сочи, а Дьявол – Могочи».

В условиях повышенной боевой готовности по причине тогдашних напряженных отношений с Китайской Народной Республи-кой – Даманский конфликт еще памятен ныне живущим – прослужил военный летчик Серебряков до 1979-го года. За эти годы он заметно продвинулся по службе: от командира экипажа – до заместителя командира полка по летной подготовке. На погонах уже с двумя просветами появилась первая большая золотая звездочка майора ВВС СССР.

Беспокойна армейская служба – сегодня здесь, а завтра кто знает, где будешь. Девять нелегких лет в далекой таежной глухомани прошли, и Серебряков был переведен в Киевский военный округ (КВО). Там на базе авиационной части в Бердянске формировался отдельный вертолетный полк. Переучив летный состав и получив новую технику, полк перебазировался на территорию ГДР, где вошел в состав Группы советских войск, расквартировавшихся в гарнизоне небольшого города Нора.

Служба шла своей чередой, и молодой офицер, как положено летчику, стремился ввысь. В 1980-м Александр поступил в Военно-воздушную академию, а в 1983-м, окончив её с отличием, вновь получил направление в Киевский военный округ, но уже на должность командира 51-го отдельного гвардейского вертолетного полка, расквартированного в городе Александрия. И как ни трудна офицерская служба, те годы были, пожалуй, самыми спокойными в его армейской биографии. Тогда он еще не знал, что впереди его ждут две войны, которые останутся в памяти людей своими короткими названиями – Афган, Чечня. Также не мог знать будущий генерал-майор Александр Серебряков и того, что через его биографию пройдет взорвавшийся «мирный атом» Чернобыля, затмивший собой даже ужасные утраты войн, через которые ему тоже доведется пройти.

После возвращения из Афганистана под Александрией на одной из станции, на разъезде, где сходятся две ветки – Кременчугская и Днепропетровская, уходящие на Кировоград, произошло столкновение товарного поезда с пассажирским. Серебряков, бывший в ту пору начальником гарнизона в Александрии, из окон своей квартиры на проспекте Ленина, в самом центре города, увидел, как мечутся машины. Тут же ему как начальнику гарнизона звонит председатель горисполкома. Серебряков тут же поднял солдат по тревоге. То, что они увидели… Это зрелище было не для слабых натур. Срочно оцепили железнодорожную станцию. Там же, на вокзальной площади, разложили плащ-накидки, на них складывали трупы. Отовсюду слышались стоны, люди в безумстве кричали, просили о помощи. Тяжелораненых помогали грузить санитарки, пострадавших увозили, а трупы все еще оставались. Вот так было суждено вернуться на родину: от войны в Афганистане – к трагедиям, катастрофам и внутренним войнам.

Вскоре произошло землетрясение в Молдавии, эхом отдавшись на Украине. Впрочем, Александру Серебрякову и это было не в новинку, к тому времени уже пришлось испытать землетрясение в Афганистане, в самом Кабуле – шесть-восемь баллов по шкале Рихтера, когда в домах звенели люстры, шатались шкафы, двигались столы. Так что при первых же толчках сразу понял – землетрясение.

Что делать? Первое, что он знал – командир не должен теряться ни в какой из ситуаций. Побежал на кухню, где были установлены печи для подогрева пищи. Напряжение большое, в случае замыкания неминуем пожар. Приказал выключить рубильники. Пройдя по кухне, увидел женщину, она сидела с подносом в руках и плакала, видимо забыв, что держала в руках поднос, с которым только что шла. А из домов уже выскакивали люди.

Он встретил эту ситуацию хладнокровно, Афганистан научил его многому, и генеральские погоны, которые он носит сегодня, сам он больше относит к обстоятельствам, в которые ставила жизнь и армейская служба. В армии все обозначено четко. Есть время истечения срока: от подполковника до полковника – три года летного стажа. Если офицер уходит из армии до срока, и нет на его счету пробелов в армейской службе – нет происшествий и катастроф, нет нарушений дисциплины среди личного состава полка, его представляют к очередному званию через три года. Если, конечно, есть какие-то упущения личного и служебного характера или еще чем грешишь, могут и задержать присвоение очередного звания. Серебрякову не задержали, потому что держал четкий порядок в вверенном ему подразделении, вникал во все подробности службы и быта своих подчиненных. Так должен поступать хороший командир, – считает Александр Иванович, потому что армия это армия, и командир должен быть примером. Да и партия тогда следила за этим. «Облико-морале», – смеется сегодня когда-то строгий командир, вспоминая те времена. Тогда все это было очень серьезно. Если летчик вернулся с задания, то какое-то время до очередного задания он должен восстановить силы. А командир полка обязан встать раньше личного состава, прийти на командный пункт. Если рассвет начинается в три тридцать, он должен проснуться в два часа, прийти на командный пункт, осведомиться, какие за ночь пришли распоряжения, продумать, как их выполнить. Когда же летчики проснутся, позавтракают, явятся на командный пункт, каждому нужно довести задачу с особенностями ее выполнения и собственной безопасности. Кроме того, и самому принять участие в операции, если этого требуют обстоятельства. А уж если десантирование полка, командир не только присутствует – он за собой ведет полк.

Когда заканчиваются полеты, наступают сумерки, командир полка изучает, какие за день пришли распоряжения, проводит разбор полетов летного дня, ставит задачу на предстоящий день. Быт – спартанский. Жилье командира – обычный модуль, где жил летный состав. Летчики жили по кубрикам, у командира такой же кубрик, только с торца, где был отдельный вход. Питание – в одной и той же столовой, вместе с подчиненными. Впрочем, слово «подчиненный» командир не очень любит, своих подчиненных он, как правило, называет летчиками, ведь так оно и есть.

Высокая должность, высокое звание. Как много парней стремились к этому или, по крайней мере, мечтали, многое о ней не зная. С темнотой просыпаешься, в темноте возвращаешься – так помнит свою службу генерал. В сутки, бывало, всего два часа оставалось на сон. Кружилась голова, доходило до рвоты. Недосыпание хроническое, а куда деваться? По нормативам и наставлениям производства полетов, по уставу, командир должен сам ставить задачу, делать разбор по выполнению задачи, анализировать ее. Не дай Бог, что случится, первый вопрос: «А где был командир?» Значит, всем этим надо заниматься самому и нести ответственность тоже самому. Мальчишки в пору его детства мечтавшие быть летчиками, не знали, чем должны будут заплатить за то, чтобы подняться в небо. Оторванностью от родного дома, кочевой жизнью, ночными тревогами и еще очень многим, чего не знают другие.

Когда уезжал из Украины, с женой оставались двое сыновей: старший – Андрей, ему одиннадцать, Сергею, младшему – было семь, он шел в первый класс. Отец тогда радовался – школа хорошая, учительница тоже, помогал школе, чем мог, в том числе оборудовать химический кабинет. Рядом с отцом и дети росли мастеровыми. Когда уехал в Афганистан, в командировку, как положено, оставил семье аттестат на получение денежный средств. Когда кто-то вылетал в Союз, как все те, кто вдалеке от близких, старался порадовать своих мальчишек. Посылочку передать, потому что в то время даже обычная жвачка была в диковину. Мелочь, но дети ей так радовались, в новинку была. А какие в Афганистане ткани, ведь Индия рядом! Приятно было прислать семье какие-то подарки. Отец на войне, маленький магнитофончик ребенку прислал – уже какая радость для него. Дети из офицерских семей редко видят отцов, «горячих точек» на Земле не убывает. Вот и Александру Серебрякову после возвращения из Афганистана во все тот же Киевский Военный округ, довелось одним из первых принять участие в ликвидации аварии, случившейся на Чернобыльской атомной электростанции.

Казалось, ничто не предвещало беды… Впрочем, это неудивительно, она всегда приходит нежданно. Был конец недели, и накануне выходных, предвещавших заслуженный отдых, офицеры отправились в баню. Серебряков, в то время уже полковник, командир 51-го отдельного гвардейского вертолетного полка – начальник гарнизона в Александрии, сообщил дежурному по полку и семье о месте своего нахождения, как вдруг звонок дежурного. На связи – генерал-лейтенант Крюков, в то время командующий Воздушной Армии. Приказ – полк поднять по тревоге, прибыть в часть и получить конкретную задачу. Прибыв в штаб, сообщил своему заместителю – подполковнику Соколову, что летная часть поднимается по тревоге, всем на аэродром, готовить к перелету экипажи и вертолеты. А по телефону от командующего уже получена задача: «Всем полком осуществить перелет по маршруту «Александрия-Чернигов». В дальнейшем, с утра 27-го апреля 1986-го года, быть в готовности с полевого аэродрома «Малейки», чтобы работать в условиях радиационной опасности на Чернобыльской атомной станции у населенного пункта Припять взорвался 4-й энергоблок…»

Весна. Около Киева – грозовое положение. Произвели доразведку и приняли решение лететь севернее Киева, откуда шел грозовой фронт и сверкали молнии. Полк пролетел Киев южнее. Во время полета инженер полка – подполковник Юрко в грузовой кабине заряжал индивидуальные дозиметры. Где-то около двух-трех часов в ночь с 26 на 27 апреля разместились на отдых. Около шести утра, почти не отдыхая, Серебряков вылетел на Припять – на ЧАЭС. При подлете увидел, что верх четвертого энергоблока от взрыва вскрыт, западная сторона разрушена, на других сторонах трещины и повреждения. Из кратера разрушенного взрывом блока шел дымок, сверху же вид был другим – реактор пылал ярко-красным цветом. Приземлились в городе, прямо на клумбу прямо перед горисполкомом. Под голубой елью лежал мертвый заяц или, скорее всего, кролик…

В здании уже находилась группа руководителей из состава правительства – заместитель председателя Совета Министров Щербина и генерал-майор Антошкин. «Не испугаются ли ваши летчики летать над реактором?» – спросил Щербина. Генерал-майор знал своих офицеров: «Вот сам командир полка Александр Иванович Серебряков только что вернулся из Афганистана. Боевой летчик, он первый и полетит, за ним, как и на войне, пойдут его ребята».

Получив уточненную в деталях задачу, полетел на реактор – предстояло определить запас мощности двигателей для перевозки грузов и замерить уровень радиации. Когда вертолет завис над реактором, стрелка на приборе зашкалила. Шестое чувство подсказало, что уровень радиации, вероятно, запредельный. Сразу стало ясно, в каких условиях придется работать, ведь задачу все равно кому-то выполнять. Сверху он уже видел, как началась эвакуация из города женщин и детей. Многие еще оставались, это были десятки тысяч потенциальных жертв катастрофы. После пробного полета он взял на борт работников атомной промышленности, которые по спектральному анализу должны были определить температуру в реакторе. Как выяснилось, она была более чем 1300 градусов.

После очередного приземления на клумбу перед горисполкомом высадил работников атомной промышленности, а в вертолет уже поднимали груженые мешки с борной кислотой. Экипажу следовало сбрасывать их в разрушенный реактор. Несколько рейсов в день. Всех проходящих мимо предупреждали, что вертолет заражен радиацией, и люди старались к нему не приближаться. Как позже выяснилось, это было правильным решением: вертолеты и одежда пилотов были заражены сверх всякой меры. Работу выполняли сразу после пожарников, которые погибли, в живых остался только один – Леонид Телятников из Киева. Позже они встретились в Ленинграде, Леонид просил материалы для книги, которую хотел написать, но умер в декабре 2007 года.

И пожарные, и вертолетчики, и другие специалисты – все, кто первыми вступили в борьбу с радиацией, не имели надежных средств зашиты. Экипажи, прибывшие позже, подкладывали на пол пилотской кабины и под кресла свинцовые листы, в какой-то мере защищавшие пилота. Таким образом, в первые свои рейсы сбрасывали мешки через входную дверь и грузовые створки вручную, на короткое время зависая над разрушенным реакторов. Вертолет зависал против ветра, но однажды ветер сменил направление, и сизый дымок от реактора проник в вертолет. От горько-едкого дыма слезились глаза.

Вокруг станции подготовили пять площадок с грузом – позывные «Кубок – 1, 2, 3, 4», с которых в парашютах на реактор возили песок, глину, свинец для строительства. Эту работу проводили вместе с командиром эскадрильи на вертолетах МИ-8, подполковником Яковлевым. Практически все, что предпринималось в ту пору для ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы, было, как сейчас бы сказали, ноу-хау. Искали оптимальные способы борьбы со стихией, спасения жизни и здоровья людей. Рассчитывать на помощь со стороны не приходилось. Действовали по принципу: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Летали все, от командира полка до командира экипажа, летали с восхода до заката. Уже в первый день сбросили в жерло разрушенного реактора 65 тонн и совершили 45 вертолетных вылетов. Много, но на заседании Правительственной комиссии признали – мало.

Теперь же, по прошествии многих лет, мало кто вспоминает и о ворвавшемся Чернобыле, и о людях, которых заставили исправлять ошибки, совершенные не ими. Работали с утра до вечера с короткими перерывами для еды и дозаправки вертолетов. Первые два дня питались в обед сухими пайками, где в наборе была и водка – одна бутылка на экипаж. Специалисты утверждали – от нее вырабатывается защитная функция щитовидной железы. Не всех устраивало питание, многие экипажи, как и в Афганистане, в боевых условиях, имели на борту примус или бензиновые лампы, готовили еду на весь экипаж. Армию какой страны сравнишь с российской?! Буквально за три дня авиаторам полка удалось увеличить производительность вертолетов… в 15 раз!

Когда генерал-майор Антошкин на подведении итогов докладывал об итогах работы за день, вопреки правилам члены правительственной комиссии аплодировали героям. Удостоен похвалы был и инженерно-технический состав, готовивший вертолеты к полетам, по их вине не было ни одного отказа техники. Возглавлял службу заместитель Серебрякова подполковник Юрко. Офицеры этого подразделения помогали и на площадках подцепки грузов при помощи оружейников. Все это достигалось неимоверным трудом.

От дозы радиации многие из пилотов испытывали головокружение, в горле у них першило, будто изнутри его терли наждачкой, иных тошнило, И все же никто не отказался от этой работы. Получивший запредельную дозу облучения – а это более 67 рентген – Серебрякова отстранили от полетов и перевели руководителем полетов на площадку «Кубок-1». На новом месте, как следовало ожидать, был не мед, да еще пыль от вертолетов, причем не простая – радиоактивная. Спасался от нее, прикрываясь одновременно двумя респираторами.

Во время той работы и произошел с нашим героем инцидент, который, вероятнее всего, послужил поводом для отказа на присвоение ему звания «Герой России». Случилось же вот что: на площадку прибыл член Военного Совета округа – лакированные сапоги, перчатки… Огляделся, крикнул:

– Есть здесь старший, способный доложить?

Конечно, ответ полковника Серебрякова показался генералу, мягко говоря, неучтивым:

– Извините, товарищ генерал, я сейчас по связи руковожу вертолетами, а они садятся и взлетают каждые полминуты – если что-то случится в мое отсутствие, вы же знаете, что будет со мной, это ведь тюрьма…

Сухопутному генералу, тем более члену Военного Совета округа, привыкшему к вниманию, но не знакомому, само собой, с летной спецификой, такой даже не рапорт, а нечто противоположное – дескать, не мешайте работать – это очень не понравилось.

Вывод о строптивом офицере был сделан, а слово члена Военного Совета было весомым и значило в ту пору очень много, тем более, что тот представлял в Вооруженных силах он еще и коммунистическую партию Советского союза. Очень даже возможно, что случившийся инцидент и встал на пути прохождения документов о представлении боевого командира, ликвидатора аварии на ЧАЭС Александра Серебрякова к званию «Герой Советского Союза». Вместо представления к награде, по состоянию здоровья Серебрякова отстранили от полетов и даже от руководства, а потом и вовсе отправили в Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь на обследование. Оно подтвердило получение большой дозы радиации, что, как следствие, и привело к изменению состава крови.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: