Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


STILL BOWIE AFTER ALL THESE YEARS



Time Magazine | 10. 02. 1997 | Rod Usher

перевод: night_spell

редактор: holloweenjack

 

 

Судьба не предвещала рок-н-ролльной славы: его фамилия была Джонс, а Брикстон, где он жил, считался наименее престижным пригородом Лондона. День его рождения (8 января) был уже отмечен в истории: Элвис опередил его на двенадцать лет. Он был неуверенным, тонким как пластинка-сорокапятка и (хотя это скорее помогло ему, чем помешало в мире рок-музыки) в его семье было распространено безумие.

 

Когда ему было 12 (14 – прим. перев.), судьба нанесла ещё один удар при попытке молодого Джонса очаровать подружку одноклассника. Друг Джордж обнаружил это и ударил его в левый глаз, после чего зрачок остался расширенным, а зрение в этом глазу навсегда ухудшилось. Но эти разные глаза, более яркая фамилия, неподражаемый голос и тексты из космоса его сердца позволили Боуи преодолеть судьбу. На пути к 50-летнему юбилею (событию, отмеченному концертом в Madison Square Garden, на котором среди публики присутствовал тот самый одноклассник Джордж) он, к тому же, пережил белую опасность наркозависимости и чёрную дыру творческого кризиса.

 

Последний из более чем 30 альбомов Боуи – Earthling – был выпущен в Европе на прошлой неделе и на этой неделе выйдет в США. Он опять вызовет споры среди любителей рока из двух противоположных лагерей слушателей/зрителей Боуи: он обманщик в женской одежде, преобразовавший личностный кризис идентичности в доходное дело; или, спустя полвека и полдюжины персонажей, отделяющих его от Брикстона, он вновь балансирует на тонкой грани, между интеллектуальным и массовым роком.

 

В рекорд-студии на Манхеттене Боуи работает над звуковой дорожкой для телефильма о концерте в Madison Square Garden, его волосы, которые, должно быть, на самом деле седеют, окрашены в морковно-рыжий цвет, как у некоторых из его созданий, чьи имена стали частью его истории: Ziggy Stardust, Aladdin Sane (a lad insane), the Thin White Duke и т.д. Он обходителен, красноречив и непринуждён. Когда речь заходит об интересующем его предмете, вам начинает казаться, что персонаж знаменитой песни “Space Oddity” Майор Том слышит его, просто не может вставить ни слова. Журналисты, однако, могут иногда заставить его поджать губы. Некоторые из его собратьев-англичан с радостью готовы его разоблачить. Боуи молча выслушивает один из таких примеров – Иен Пенман пишет в британской Guardian: «[Боуи], выдохшийся на быстрой смене образов Мистера Психа, опять облачился в обноски своих прошлых симуляций… Со всем своим более 30-ти лет культивируемым имиджем шизоидной фрагментации, Боуи, по сути, манипулятор (control freak), в чём может убедиться каждый, кому доводилось брать у него интервью».

 

Затянувшись Marlboro Light, Боуи отвечает: «Славный мистер Пенман не знает меня или очень враждебно настроен, – его лицо смягчается. – У меня была необыкновенная жизнь, для выходца из моего окружения. Мне остаётся только благодарить за всё, что мне довелось сделать, и при этом остаться безнаказанным, выжить. В данный момент я, наверное, более чем когда-либо доволен своей повседневной жизнью. Пресса – совсем небольшая плата за это».

 

Ривз Гэбрелз – лид-гитарист Боуи, и его соавтор на протяжении последних 10 лет, отвергает мысль о нём, как о выдохшемся манипуляторе. Именно Гэбрелз практически спас его от прежних нападок, и Боуи говорит о нём, впервые с трудом подбирая слова: «Он определённо и практически мой лучший приятель», добавляя, что они любили вместе гулять по галереям «разговаривая… целыми днями о живописи».

 

Гэбрелз скромно говорит, что было бы преувеличением предполагать, будто он спас катящуюся под откос карьеру друга. Но Боуи говорит, что так и было. Необходимость в этом возникла, потому что ничто не нарушает хрупкие границы искусства так, как успех. Альбом Боуи 1983-го года Let's Dance был огромным хитом, его самым большим, но с этим альбомом культовый артист начал вливаться в мэйнстрим. Толпы на его концертах достигали 100 000. Тур 1987-го года собрал суммарную аудиторию, перевалившую за два миллиона, которая больше всего хотела повторения его простых хитов, а не глубокомысленных новых песен. Муза Боуи увяла в жарких лучах коммерческой звёздной славы. Он говорит о том периоде: «Я был готов уйти. Я превращался в музыкальный автомат».

 

В то самое время Гэбрелз играл в недолговечных американских группах, вдохновлённых музыкой Боуи 70-х.

 

«Ривз смотрел на меня и думал, ‘Что же он с собой сделал? ’. Вот он и рискнул сказать мне, что я дошёл до ручки. И мне, старикану, это было как пинок под зад. Он прав, подумал я. Мне не нужно уходить, я должен вернуться к тому, что мне действительно нравилось делать. Так я и поступил! »

 

То, что Боуи нравится делать, можно назвать сюр-роком – стиль, отважно рискующий скатиться к халтуре. Это сплав сюрреалистических, часто случайных текстов с мощной музыкой, которая подхватывает новые тенденции джангла, техно и индастриала. Последний вобрал в себя “музыку”, созданную машинами. (Гэбрелз говорит, как издалека услышал музыку улиц Нью-Йорка; когда он нашёл источник звука, “группой” оказались неисправный мотор припаркованного грузовика-рефрижератора и равномерный звук подъёмника, доставляющего материалы на строительные леса.) На самого Боуи наибольшее влияние оказали Джеймс Джойс и Уильям Берроуз, которые, по его словам, доказали, что «образ и звучание слова обладают такой же присущей ему информацией, как и его словарное значение».

 

Он объясняет, как пишет многие из своих песен: «Я перемешиваю два или три фрагмента информации, скажем, краткое простое описание того, что меня интересует, стихи, какие-то изречения, вырезанные из журнальной статьи. Перепечатываю всё это в компьютер, и предоставляю ему свободу действий. Он дробит их на сегменты по три слова, соединяет, потом опять разбивает. Дальше я действую без всяких правил. Вы очень рациональны в конкретных вещах, но когда дело касается нематериального мира, вы теряетесь. Вы возвращаетесь в пещеру Минотавра и ищете нить, чтобы выбраться».

 

На Earthling, нить, связывающая образ, звук и смысл временами кажется очень тонкой. В “Looking for Satellites” Боуи монотонно поёт припев из явно не связанных друг с другом слов “nowhere, shampoo, TV, comeback, Boyzone”, но его тема “куда нам теперь идти? ” звучит всё более тревожно с каждым прослушиванием. В другом треке “Little Wonder”, он со своим компьютером подшучивает над своим недолгим топтанием по пути Буддизма: “Сижу на своей карме. Примадонна Медитация”.

 

Боуи описывает свою работу как «странную манипуляцию нитями музыкальной культуры. Должно быть, это подход извечной сороки, но, это то, что я делаю, и мне это нравится. Я не Элтон Джон. Я не Нил Янг».

 

Одна блестящая мысль, которую сорока стащила для Earthling, это утверждение Бертрана Рассела, что люди до смешного одержимы стремлением к определённости, нежели к знанию.

 

«Он был прав, этот старый негодяй, - говорит Боуи. – С возрастом ты всё отчаяннее стремишься к определённости. Или успокаиваешься на идее вечного её поиска и наслаждаешься процессом приобретения информации. Мне по душе второе. В-чём-моё-предназначение? Это не довлеет надо мной».

 

Если и есть тяжесть, хотя уже не столь невыносимая, это психическое заболевание, подорвавшее его семью. Старший сводный брат Боуи, Терри – шизофреник, покончивший с собой в 1985-м, вскоре после того, как Боуи начал обсуждать с докторами возможность того, чтобы он смог жить за пределами психиатрической больницы. Помимо всех “если” и чувства вины за смерть брата, Боуи преследовал страх, что его собственное психическое здоровье, возможно, хрупко.

 

«Мне не так больно говорить о моей семье сейчас, - говорит он тихо. – Мне просто нужно признать факт, что все мы довольно уязвимы по материнской линии, “тронутые”».

 

Был ли поворотный момент в преодолении этого страха?

«Стало гораздо лучше, когда я прекратил принимать наркотики. Если я был на линии огня в первом ряду, они, должно быть, увеличивали количество пуль, пролетающих мимо меня. Когда мне было 35, я понял, что должен изгнать саму мысль о возможности сойти с ума, я не должен позволять себе негативизм такого рода».

 

Сегодня Боуи не принимает никаких наркотиков, даже алкоголя, добился достаточных высот в своей творческой жизни и делит это со своей второй женой, сомалийкой, бывшей моделью Иман. Боуи также оптимистично настроен по поводу группы, которую он пристально наблюдает в течение десятилетий выступлений – молодежь. Его собственный сын Джо мудро сменил имя, которым обременили его родители (Зоуи). К тому же, он внял словам из “Kooks” – весьма сомнительной песни, которую его отец спел через несколько дней после его рождения: «Если ты останешься с нами, то тоже вырастешь сильно тронутым». Джо, которому теперь 25, получил докторскую степень по философии в американском университете и помогал своему отцу в качестве оператора среди публики на концерте в Madison Square Garden.

 

Блудный отец Боуи говорит о поколении Джо: «У меня такое чувство, что они будут бережны с тем, что мы им оставим, в наших камнях они видят строительные кирпичи. В их подходе есть что-то очень креативное. Они не одержимы идеализмом, как мы. Напомню, молодёжь развернула массовое движение в поддержку партии зелёных в политике. Думаю, они, возможно, прониклись идеями МакЛюхана, даже не читая его, и говорят, мы видели планету, мы хотим сохранить её и сделать лучше. Думаю, они поняли это».

 

А что касается собственного будущего, у Боуи нет никаких предположений, чем он будет заниматься в 60. Но можно биться об заклад, он будет сам по себе, не в основном потоке. По поводу продаж Outside он говорит: «О, мои обычные 45-47 копий… не считая членов семьи и друзей! Майкл Джексон может спать спокойно»

 

Суммарно, он говорит, за все годы его продажи составляют примерно миллион копий.

«Отличительная черта, которая, похоже, у нас общая с Бобом Диланом. Я честно не знаю, кто составляет мою аудиторию. Может, есть один очень богатый человек, который скупает их все? »

 

Охранники Боуи прерывают нас, чтобы увлечь его назад в студию. Он вежливо удаляется, чтобы присоединиться к Гэбрелзу и техникам, возящимся с записью его юбилейного концерта. Словно в подарок самому себе на 50-летие, в Madison Square Garden он исполнил семь неслышанных ранее песен с Earthling, артистическую смелость подпитывал тот факт, что одна из них называлась “Я боюсь американцев”. Снаружи темно, а -10 градусов по Цельсию на нью-йоркских улицах оставляет от мысли одни фрагменты, словно её пережевал компьютер. Всплывает неоновая надпись в честь Боуи “Звезда НЕ родилась”.

ТЕЛЕИНТЕРВЬЮ    

VH1 zu 1, German TV | 17. 03. 1997 | Интервьюер: Аллан Бэнгз

перевод: Alex

 

 

- Давай поговорим о некоторых твоих совместных работах. Мне всегда казалось, что ты предпочитаешь работать с интересными художниками-постановщиками и режиссёрами, которые скорее малоизвестны. Для тебя это, кажется, важно?

- Когда работаешь с известными величинами, то знаешь наперёд, что получится. Когда же работаешь с кем-то, чей стиль ещё окончательно не оформился, остаётся пространство для неизвестного. Мне это гораздо больше нравится; при этом возникает нечто новое.

 

- Клип к Little Wonder - как раз подходящий пример. Художник-постановщик, кажется, участвовал и в твоих нью-йоркских концертах?

- Ну, он не то чтобы художник-постановщик. Художественное руководство осуществляли мы с Флорией Сигизмонд. Она же была и режиссером. Но одним из ребят, которые создавали реквизиты для шоу, был Тони Ауслер [Tony Oursler]. У него хорошая репутация, как у художника-мультимедийщика. Он – из Нью-Йорка, из среды так называемого видео-авангарда. Он работал с небольшими фигурами, на которые проецировал разные странные видео. В Европе ему удался прорыв после выставки в галерее Лиссон два или три года назад; там я и познакомился впервые с его работами. Он создаёт свой собственный необычный мир: затемняет комнату, а в угол кладёт один из своих странных объектов, разговаривающий сам с собой. Это и впрямь непривычно. Вы ощущаете одновременно нечто вроде жалости и отвращения. Мне это страшно понравилось; это же прямо как в настоящей жизни, верно? Ха-ха-ха.

Я спросил его, не интересует ли его работа в одном из моих клипов, и он создал своих маленьких монстров для Little Wonder. Одно привело к другому. Но по-настоящему мы познакомились на биеннале во Флоренции. У меня там была своя выставка, и у него – тоже, всего через два зала. Каждому из нас сразу же понравилось то, что делал другой. У нас похожий склад ума, и наши визуальные представления тоже пересекались. Так что совместная работа не представляла никаких проблем. Он также замечательно поработал и над шоу в Мэдисон-Сквер-Гарден. Его маленькие создания ползали по всей сцене. Если бы ты там был, тебе бы понравилось. В будущем мы планируем сделать пару так называемых арт-проектов в Нью-Йорке и Лондоне. Так что наша встреча оказалась весьма плодотворной.

 

- Давай поговорим теперь о некоторых других твоих работах, особенно о персонажах, которые ты каждый раз заново создавал. Сейчас, оглядываясь назад, думаешь ли ты, что ты просто играл с этими фигурами, или же ты действительно становился ими?

- Думаю, в то время я чересчур сильно идентифицировал себя с ними. Думаю, сейчас такого со мной больше не может произойти. Теперь я в таких персонажах вижу только роли, которые я могу играть; так было в „Outside“. Теперь я сбрасываю эти маски так же быстро, как и надеваю их. Но тогда, в 70-х, было здорово стать кем-то другим или связать себя с каким-то другим образом, или чем бы там это ни было. Я больше не могу точно вспомнить, каково это было тогда. Но в любом случае я больше так не работаю. Теперь я вижу себя просто рассказчиком, рассказывающим истории.

 

- Ты много писал в последнее время, даже в качестве журналиста.

- Ха-ха... Да!

- Это были в основном интервью?

- Я брал интервью и даже побыл немного в роли критика, что мне страшно понравилось (смеётся и потирает руки).

- Припозднившаяся месть?

- К несчастью... нет, к счастью, большинство вещей, о которых я писал, мне понравились. Так что у меня пока что не было возможности выпустить кому-нибудь кишки. Но мой день ещё настанет! Ха-ха... Что до интервью, то... Есть так много людей, которыми я восхищаюсь. Так что интервью было хорошим предлогом наконец-то с ними поговорить.

- Но это означает также скрупулезный анализ – вещь, которую ты не слишком жалуешь, если идёт речь о твоих собственных работах, так?

- Я действительно не особенно люблю анализировать свои работы. И обычно не оглядываюсь на то, что сделал в прошлом. В этом плане я слегка суеверен. Я стараюсь не знать, почему вещи, которые я делаю, удаются. Я предпочитаю полагаться на свою интуицию, на своё нутро. Я предпочитаю спонтанно реагировать на окружающие обстоятельста, на дух времени; я стараюсь это не анализировать.

- Мне всегда казалось, это имеет нечто общее с тем, что ты не работаешь по определенным формулам. Поэтому тебе незачем задаваться вопросом, правильные эти формулы или нет. В твою музыку постоянно попадают новые элементы.

- Мне никогда не казалось, что я хорошо чувствую себя только в каком-то одном стиле. Верность стилю меня никогда не привлекала. Я всегда рассматривал стиль как инструмент своей работы, но никогда как её результат. Мне нравится освобождаться от каждого данного стиля и начинать работу в новом. Так поступает не слишком много художников, так что у меня сложилось такое чувство, что именно здесь моя ниша.

- Я видел фильм о твоём юбилейном шоу в Мэдисон-Сквер-Гарден. Кажется, ты позабавился наславу.

- И правда, это было замечательно.

- Ты сам приглашал своих гостей?

- Да, у меня был список тех, кого бы я хотел пригласить, - как минимум из тридцати имён. Ведь никогда не знаешь, кто именно скажет «фак офф! ».

- Кто-нибудь сказал?

- Нет! Ха-ха-ха...

- Но некоторые, наверное, были сильно разочарованы тем, что не попали на сцену?

- Об этом у меня ещё как-то не получилось поразмыслить. Порядок людей в том списке был совершенно случайным. И мне не удалось продвинуться дальше первых 6-ти, потому что каждый из них сразу же согласился. Единственный, насчет кото у меня имелись сомнения, придёт он или нет, был Билли Корган из «Смэшин Памкинс», потому что он как раз находился в турне. Но даже он успел вовремя прыгнуть в самолёт. Меня очень порадовало то, что все так быстро согласились. Это значит, что я до сих пор не знаю, кто именно дал бы мне от ворот-поворот. Но я ещё это выясню!

Концерт прошёл так хорошо, что мы уже поговариваем, а не стоит ли устраивать его каждый год. Ведь вся прибыль, как ты знаешь, пошла на счёт „Save the Childen“. И потом, это ведь так лестно, устраивать свой день рождения именно подобным образом. И я оставался бы 50-летним все следующие 10 лет!

- Из музыкантов, выступивших вместе с тобой, не было никого из твоего прошлого...

- Нет, Лу Рид был единственным, с кем я работал в прошлом. Мне не хотелось, чтобы этот концерт превратился в вечер ностальгии. С одной стороны, это мероприятие отразило то, какая музыка нравится мне самому, а с другой стороны, на какие группы я, как я точно знаю, повлиял в смысле их подхода к работе. Во всяком случае, этот концерт – хороший документ о том, кто есть кто в 1996 году. (It’s a big great slice of 1996.)

- А мода имеет здесь большое значение? Я думаю при этом об обложке твоего нового альбома « Earthling ». Пиджак, который Александр МакКуин создал специально для тебя, кажется мне весьма символичным. Не из-за «юнион-джека», а из-за отраженного в нём процесса старения – дыры и т.д. Он кажется мне символическим описанием того, что ты делаешь – ты ведь разбиваешь и разнимаешь вещи на куски, чтобы создать из них что-то новое.

- Знаешь, как сказал Пикассо, «ты работаешь с природой, но не обязательно отражаешь её». Думаю, я беру какую-то привычную вещь и переделываю её или приделываю к ней какие-то посторонние части. В биологии описывается такая аномалия, когда ген воспроизводит часть тела не там, где надо. Так получается муравей, у которого ноги торчат из головы, а антенны – из задницы. Вот как раз этим я и занимаюсь, ха-ха-ха...

- Стараюсь себе представить, как бы ты выглядел в таких обстоятельствах...

- Ха-ха-ха...

- У нас осталась всего пара минут, и есть еще вещи, которые я хотел бы с тобой обсудить. Например, то, что ты вышел на биржу...

- Это она вышла на меня!

- Почему ты это сделал – просто потому, что ещё никто никогда этого не делал?

- Вовсе нет. Причиной было как раз то, что со мной угрожало произойти то же самое, что и со многими другими артистами в моём положении. Весь мой каталог хотели скупить, как было с Битлз или со Стоунз. Меня эта идея совсем не привлекала, потому что тогда я полностью потерял бы контроль над своими произведениями. Ты теряешь работу всей своей жизни. Я хотел найти способ этого избежать. Мои консультатны проявили настоящую изобретательность и придумали план, который еще никогда не был воплощен в жизнь. Я сохранял полный контроль над своими работами и при этом оставался их владельцем. Так что я это сделал исключительно из двух этих соображений. Это солидная платформа для будущего.

- А каких-то других причин у тебя не было, ты ведь получил за это ещё и целую кучу денег?

- А что, целая куча денег – это не причина?

- Ну, чисто теоретически она даёт тебе возвожность делать много разных других дел.

- Я их и так всегда делал. Меня в этом ничто не останавливало. Я исключительно упрямо делал всегда только то, что мне нравилось. Так что в этом плане для меня ничего не изменилось.

- Во всём есть преимущества и недостатки: при полном контроле над своими произведениями ты ведь несёшь и полную ответственностью за них.

- Но я её и так всегда нёс. Это я и имею в виду под тем, что ничего не изменилось. Моя позиция, моя связь с моими работами остались в неприкосновенности. Замечательно!

- А почему ты решил продюсировать « Earthling » единолично?

- Потому что никого рядом не было! То есть, у меня, конечно, была огромная поддежка со стороны Ривза Гэбрелза, а при микшировании и со стороны Марка Плати.

- Расскажи мне что-нибудь про Марка Плати.

- Марк – интересная личность, в Нью-Йорке он почти неизвестен, при этом он внёс большой вклад в работы, скажем, Джуниор Вэскезa [Junior Vasquez]. Он отличный мишер. Со мной он работал сначала как звукоинженер, а потом помогал с миксами. В любом случае я хочу работать с ним и дальше. Мне кажется, он привносит новый элемент. Он добавил последний глянец, которого нам не хватало в переложении моей идеи - синтеза между тяжёлым роком и танцевальной музыкой. Кажется, это часть моего вечного поиска.

- Соединение несоединимого?

- Да-да. И у него есть талант скраивать это несоединимое совершенно бесшовно, в этом он просто великолепен.

Кроме того, я бы с удовольствием спродюсировал Гэйл Энн Дорси; она моя басистка и вокалистка, и у неё гигантский талант. С ней я бы с удовольствием поработал в этом году.

- Ты хочешь сделать с ней альбом, как Джон Кэйл – с Нико?

- Ох... Да. Но мой вклад был бы совсем другим, чем у Джона... Никаких шпилек! Ха-ха.

- Мы бы могли говорить ещё долго, но у нас, к сожалению, кончилось время. Надеюсь, у меня ещё будет такая возможность...

- С удовольствием. Мне бы тоже этого хотелось.

 

ХОТИТЕ КОСМОСА? БУДЕТ ВАМ КОСМОС!

Die Zeit («Время»)   | 04. 1997  | Юрген фон Рутенберг

перевод: Alex

 

 

Подзаголовок:

«Попзвезда Дэвид Боуи – это помесь поющего астронавта с танцующим философом»


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-04-19; Просмотров: 219; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.058 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь