Дискуссия: оценка состояния современной экономики

 

В предыдущем параграфе история развития и состояние современного экономического знания интерпретировалась с позиций теории концептуальной трансдукции. Очевидно, желательно рассмотреть и другие концептуальные подходы. В этой связи рассмотрим работы авторов, привлекшие широкое внимание экономического сообщества.

 

Экспертное мнение

Н. Г. Мэнкью о состоянии современной экономической науки. Он выделил три категории исследований. Во-первых, «широкое признание аксиомы рациональных ожиданий является, пожалуй, крупнейшим отдельно взятым сдвигом в макроэкономике за последние два десятилетия»[210]. Во-вторых, множатся попытки объяснить макроэкономические явления с помощью неоклассической методологии. «Последние работы показали, что модели рыночного равновесия имеют более широкий спектр применимости, чем думали раньше, и что от них не стоит так легко отказываться»[211]. В-третьих, проводятся исследования, цель которых — «поставить хрестоматийный кейнсианский анализ на более прочные макроэкономические основания»[212]. Мэнкью пришел к выводу, что «аксиома рациональных ожиданий заняла ныне в инструментарии экономической науки столь же прочное место, как аксиомы о том, что фирмы максимизируют прибыль, а домашние хозяйства — полезность»[213].

 

Американский экономист под аксиомами экономической науки явно понимает основополагающие принципы теории. Мэнкью просто констатирует изменения, произошедшие в экономике. Но он не дает им концептуальное объяснение. Между тем все три аргумента Мэнкью органично гармонируют с представлением об интерпретационном строе теорий. Это ясно постольку, поскольку он стремится связать в одно целое неоклассику и кейнсианство под эгидой теории ожиданий (а она, как известно, требует вероятностных представлений). Объединение методологических оснований экономических направлений как раз и образует то, что нами названо научно-теоретическим интерпретационным строем. Мэнкью пишет о периоде «смятения, раскола и разброда в макроэкономике, который продолжается поныне»[214]. Но он стремится наметить пути преодоления анархического плюрализма и, не владея концептом научно-теоретического строя, тем не менее постоянно находится как бы вблизи него.

Интересно и важно с методологических позиций, что Мэнкью широко использует представление о научной революции. Он называет революционной гипотезу рациональных ожиданий и связанную с ней новую перестройку макроэкономики[215]. В этой же манере характеризуется новая кейнсианская макроэкономика. Заметно, что Мэнкью занят поиском возможных консенсусов представителей экономических направлений, особенно неоклассиков и кейнсианцев. Он полагает, что первые строят модели безупречно работающих рынков, а вторые полагают, что «экономические колебания можно объяснить лишь теми или иными изъянами рынка»[216]. Существенно, что позиции неоклассиков и кейнсианцев, по сути, не антагонистичны друг другу. Это ясно постольку, поскольку как неоклассики, так и кейнсианцы упускают из поля своего внимания нечто такое, что является предметом интереса их оппонентов.

Итак, как представляется, анализ Мэнкью с философских позиций интересен тем, что в нем в недостаточной, но, тем не менее, в определенной форме представлена концепция преодоления разобщенности экономических направлений посредством развития представления об интерпретационном строе экономики. На этом фоне порой чрезмерная ориентация ученого на неоклассику воспринимается как некритическое восприятие мейнстрима.

 

Мнение эксперта

У. Баумоль о современном состоянии экономической науки. В своей нашумевшей обзорной статье он анализирует состояние экономической теории с других позиций, чем Мэнкью: «Моя неортодоксальная точка зрения, — отмечает он, — состоит в том, что наибольший научный прогресс по сравнению с началом века можно обнаружить не в теоретических новациях, а в развитии эмпирических исследований и применении теоретических концепций к решению конкретных практических проблем»[217]. «По существу же, главный переворот произошел в трех сферах. Первая — формализация макроэкономических исследований. Вторая — создание новых действенных инструментов для эмпирических исследований и их применение для описания функционирования реальной экономики, а также для верификации и повышения содержательности самой теории. Третья сфера, где достижения менее всего признаны, — получившие широкое распространение исследования теоретического и экономического анализа в прикладных целях… Утверждение, что главные отправные пункты развития экономической науки XX столетия следует искать в указанных трех сферах — центральный вывод этой статьи»[218].

 

Баумоль не выходит за пределы сопоставления экономических теорий, и в этом смысле его логика не противоречит сколько-нибудь существенно линии аргументации Мэнкью. Но в отличие от последнего он делает акцент на формализмах экономических теорий и их эмпирических и прикладных аспектах. Обращает на себя внимание известная философская непоследовательность Баумоля, который явно искусственно противопоставляет теорию, с одной стороны, и ее формальные, эмпирические и прикладные аспекты, с другой. Все эти аспекты существуют не где-то в стороне от теории, а составляют ее же органические черты. Баумоль по старинке отделяет теорию от практики. Но согласно принципу теоретической относительности смыслы практики имеют теоретический характер. Успех так называемых прикладных исследований означает, что решающее изменение произошло с самой теорией, в частности ее смыслы стали более всеобъемлющими. Должное внимание уделяется не только принципам и дедуктивным законам, но и экспериментам.

Следует отметить, что в философии науки поступи теории, в частности расширению ее поля действенности, не уделяется должного внимания. Теория, дескать, в случае расширения ее области действия остается одной и той же. Налицо явное заблуждение, игнорирование статуса понятий, а в случае экономической теории — ценностей. Область действенности ценности — ее важнейшая характеристика. Баумоль не учитывает этого обстоятельства.

Он вполне справедливо отмечает, что в XX в. область действенности экономической теории расширилась необычайно, достигнув в том числе повседневностей, широкого спектра регулирующих инстанций, включая суды. Это означает, что укрепляются позиции концептуальной трансдукции. Главный смысл обзорной статьи Баумоля заключается в том, что развитие экономической науки свидетельствует в пользу укрепления концептуальной трансдукции.

Одно место из статьи Баумоля привлекает особое внимание. «Теория игр, — отмечает он, — определенно привнесла в экономику мощный математический инструментарий, революционизирующее (курсив наш. — В. К.) значение которого состоит в том, что он дал экономистам возможность освободиться от исключительной зависимости от формального аппарата физики. Новый подход — это гибкий метод анализа разнообразных конкретных проблем и ситуаций на олигопольных рынках. Добавьте сюда выявленную связь математического аппарата теории игр с математическим программированием, теорией двойственности и другими аналитическими новациями XX в., и станет ясно, что сфера исследований олигополии (равно как и другие области анализа, которые возможно интерпретировать в терминах теории игр) претерпела глубокие изменения»[219]. Приведенная цитата вызывает риторические вопросы: «Неужели “глубокие изменения” и “революционизирующее значение”, о которых толкует Баумоль, не выражают трансформацию самой теории? Почему автор полагает, что решающие изменения в экономической науке произошли не в теории? »

 

⇐ Предыдущая31323334353637383940Следующая ⇒

Поделиться: