Нести ли крест Христу одному,

А мир пусть идет налегке?

Нет, крест имеется для каждого,

Включая тебя и меня.

Как счастливы святые сейчас,

Те, кто свой путь прошел.

Они не знают больше слез,

Вкушая мир и любовь.

Священный крест я пронесу

До самых смерти дней.

И в мир иной свободным войду

И получу венец.

Я не смог сдержать слез, когда этот седой человек пел о своей любви к Иисусу Христу. Его голос еле звучал, лицо было искажено болезнью. Но такой силы посвящения я не встречал уже очень давно. Насколь­ко я знаю, эта проповедь была последней в его жизни. Через несколько дней он ушел в вечность, где встре­тил своего Господа, Которому всю свою жизнь верно служил. Этот пастор, имени которого я не знаю, и его жена занимают почетное место в моей галерее героев.

Я расскажу еще об одном таком человеке. Эта жен­щина еще жива, ее зовут Марианна Бенедикт Манвелл. Впервые я узнал о ней из письма, которое она мне написала в 1979 году, и я никогда не забуду ее слов. Я сохранил это письмо и поддерживал с ней связь все эти годы. Я даже звонил ей на прошлой не­деле. Эта замечательная женщина крепко держалась своей веры в Иисуса Христа. Позвольте мне поде­литься тем письмом, с которого началось мое с ней знакомство много лет назад.

Дорогой доктор Добсон,

Я хотела бы рассказать вам свою историю «гадкого утенка». Я была первым ребенком в се­мье молодого служителя церкви и школьной учи­тельницы. Когда я родилась, им было где-то по 30 лет. (Теперь приготовьтесь к тому, что было дальше.) Когда мне исполнилось 8 месяцев, неожиданно оборвался крюк, на котором висела моя колыбелька. Тугая пружина, поддерживав­шая ее, ударила мне прямо в родничок на голове.

Ничего сделать было нельзя. Мои родители и дядя с тетей, у которых мы остановились, подумали, что я уже мертва. Наконец-то они нашли доктора, который отвез меня в больни­цу, находящуюся за восемь миль, но все, что они смогли там сделать – это очистить и пе­ревязать рану. Они не оставили родителям на­дежды на то, что я выживу.

Родители были богобоязненными людьми, ве­рящими в силу молитвы, поэтому попросили мо­литься всех родственников и друзей. Я осталась жива благодаря их вере. По милости Божьей я выжила, но все врачи сказали, что я останусь калекой и умственно неполноценной. Проблем было много, но до этого, к счастью, не дошло.

Начнем с того, что я не была красивым ребен­ком. Я не могла похвастаться прелестной мор­дашкой и все, из чего состояла моя «фигура», – было кожей и костями. О пет, ходить я могла. Господь усмотрел это, исцелив меня от полного паралича. Он также благословил меня острым умом. Но вы были абсолютно правы, когда писа­ли, что все люди хотят видеть детей красивы­ми. Мой младший брат унаследовал красоту се­мьи. Он был похож на папу: каштановые волосы, карие глаза и очень обаятельный. Я не могла бе­гать, прыгать со скакалкой, играть в мяч или ло­вить то, что мне бросят. Вся левая сторона мо­его тела была парализована. Я думаю, от этого я и была такой скрытной. Я развивала свое вооб­ражение, и эти мечты и сотни книг, которые я читала, помогали мне жить наполненной жизнью.

Когда я сказала своей маме, что хочу стать медсестрой и быть миссионеркой, она ответила, что это замечательно, хотя знала, что ни то ни другое невозможно. Затем мама умерла от рака, когда мне было десять лет, и мы с папой перееха­ли в другой город, где он женился снова через два года после ее смерти. С тех пор моя жизнь стала сложнее. В школе я была непопулярной. Я была Д. П. – «дочерью проповедника». На то время я уже давно отдала свое сердце Господу Иисусу. В сочетании с моей интровертностью это все не делало меня ближе к «тусовке» нашей маленькой провинциальной школы.

Однажды, когда я с трудом тащилась по до­рожке в школу, один мальчишка подбежал сзади и громко спросил: «Эй, что с тобой? Ты чего так хромаешь? Никто с девчонкой с такой по­ходкой встречаться не будет».

Мне было очень трудно в тот момент, помня о выдержке Христа, попросить у Него силы успокоиться и не потерять самооблада­ния.

Я прерву на минуту письмо миссис Манвелл и по­дытожу, в каких обстоятельствах она жила. Эта де­вочка стала инвалидом и не могла играть с другими детьми. Отвержение со стороны сверстников застави­ло ее создать свой внутренний мир, в котором фанта­зии восполняли ее социальные нужды. Она вскользь упомянула о смерти любящей и чувствительной мате­ри, когда ей было всего десять лет, и о появлении ма­чехи в период начала ее взросления. Добавьте к этому физическую непривлекательность и еще один повод для ее отвержения со стороны подростков – то, что ее отец был проповедником. Факторов более чем доста­точно для того, чтобы оставить психологическую трав­му на всю жизнь для любого ребенка. Но это была необычная девушка.

Давайте вернемся к ее письму и к тому, что Господь сделал в ее жизни.

Позднее я вышла замуж за парня, с которым училась в школе, и Господь благословил меня шестью сыновьями и двумя девочками! Все их супруги – христиане и прекрасные люди. У же сорок лет, как Клинтон меня оберегает, даже когда я по глупости взваливаю на себя больше, чем могу унести. Он вселил в меня уверенность, в которой я нуждалась, чтобы издать плоды моего воображения (стихи и рассказы).

Для меня такая большая награда видеть, как наши дети идут по жизни, как уважают их другие и как заботятся они о своих семьях. Моя старшая дочь была шокирована, вернув­шись со встречи с бывшими одноклассниками и узнав там, что многие из ее друзей умерли за­живо – стали наркоманами или алкоголиками. Многие были разведены или в одиночку расти­ли ребенка. Некоторые даже попали в тюрьму.

Бет сказала: «Когда я вижу нашу дружную семью, которая никогда не жила в роскоши, но мы все при этом остались хорошими законопо­слушными гражданами, я понимаю, как много вы для нас сделали. Я думаю, вы очень много о нас молились».

И я заплакала. Это был самый лучший мо­мент моего материнства. Дорогой доктор Доб­сон, спасибо за то, что вы уделили так много времени прочтению этого письма. Пусть Гос­подь вас благословит.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: