Глава шестая. ПАПА ЭНД МАМА
Перед отъездом из Москвы мы набрали множество рекомендательных писем.Нам объяснили, что Америка - это страна рекомендательных писем. Без них тамне повернешься. Знакомые американцы, которых мы обходили перед отъездом, сразу молчасадились за свои машинки и принимались выстукивать: " Дорогой сэр, мои друзья, которых я рекомендую вашему вниманию..." И так далее и так далее. " Привет супруге" - и вообще все, чтополагается в таких случаях писать. Они уже знали, зачем мы пришли. Корреспондент " Нью-Йорк Таймс" Вальтер Дюранти писал с невероятнойбыстротой, вынимая изо рта сигарету только затем, чтобы отхлебнуть крымскоймадеры. Мы унесли от него дюжину писем. На прощанье он сказал нам: - Поезжайте, поезжайте в Америку! Там сейчас интересней, чем у вас, вРоссии. У вас все идет кверху. - Он показал рукой подымающиеся ступенькилестницы. - У вас все выяснилось. А у нас стало неясно. И еще неизвестно, что будет. Колоссальный улов ожидал нас у Луи Фишера. Он затратил на нас покрайней мере половину рабочего дня. - Вам угрожает в Америке, - сказал он, - опасность сразу попасть врадикальные интеллигентские круги, - завертеться в них и, не увидя ничего, вернуться домой в убеждении, что все американцы очень передовые иинтеллигентные люди. А это далеко не так. Вам надо видеть как можно большеразличных людей. Старайтесь видеть богачей, безработных, чиновников, фермеров, ищите средних людей, ибо они и составляют Америку. Он посмотрел на нас своими очень черными и очень добрыми глазами ипожелал счастливого и плодотворного путешествия. Нас одолела жадность. Хотя чемоданы уже раздувались от писем, нам всеказалось мало. Мы вспомнили, что Эйзенштейн когда-то был в Америке, ипоехали к нему на Потылиху. Знаменитая кинодеревня безобразно раскинулась на живописных берегахМосквы-реки. Сергей Михайлович жил в новом доме, который по плану должныбыли в ближайшее время снести, но который тем не менее еще достраивался. Эйзенштейн жил в большой квартире среди паникадил и громадныхмексиканских шляп. В его рабочей комнате стояли хороший рояль и детскийскелетик под стеклянным колпаком. Под такими колпаками в приемных известныхврачей стоят бронзовые часы. Эйзенштейн встретил нас в зеленой полосатойпижаме. Целый вечер он писал письма, рассказывал про Америку, смотрел на насдетскими лучезарными глазами и угощал вареньем. Через неделю тяжелого труда мы стали обладателями писем, адресованныхгубернаторам, актерам, редакторам, сенаторам, женщине-фотографу и простохорошим людям, в том числе негритянскому пастору и зубному врачу, выходцу изПроскурова. Для того чтобы увидеться с каждым из этих людей в отдельности, понадобилось бы два года. Как же быть? Лучше всего было бы уложить эти письма снова в чемодан и уехать обратнов Москву. Но раз мы уже все равно приехали, надо что-нибудь придумать. Наконец в генеральном консульстве в Нью-Йорке было придумано нечтограндиозное - разослать письма адресатам и устроить прием для всех сразу. Через три дня на углу 61-й улицы и Пятой авеню, в залах консульства, состоялся прием. Мы стояли на площадке второго этажа, стены которой были увешаныогромными фотографиями, изображающими Днепрогэс, уборку хлеба комбайнами идетские ясли. Стояли мы рядом с консулом и с неприкрытым страхом смотрели наподымающихся снизу джентльменов и леди. Они двигались непрерывным потоком втечение двух часов. Это были духи, вызванные соединенными усилиями Дюранти, Фишера, Эйзенштейна и еще двух десятков наших благодетелей. Духи пришли сженами и были в очень хорошем настроении. Они были полны желания сделатьвсе, о чем их просили в письмах, и помочь нам узнать, что собой представляютСоединенные Штаты. Гости здоровались с нами, обменивались несколькими фразами и проходилив залы, где на столах помещались вазы с крюшоном и маленькие дипломатическиесандвичи. Мы в простоте душевной думали, что когда все соберутся, то и мы, таксказать, виновники торжества, тоже пойдем в зал и тоже будем подымать бокалыи поедать маленькие дипломатические бутерброды. Но не тут-то было.Выяснилось, что нам полагается стоять на площадке до тех пор, пока не уйдетпоследний гость. Из зала доносились шумные восклицания и веселый смех, а мы все стоялида стояли, встречая опоздавших, провожая уходящих и вообще выполняя функциихозяев. Гостей собралось больше полутораста, и понять, кто из нихгубернатор, а кто - выходец из Проскурова, мы так и не смогли. Это былошумное общество: здесь было много седоватых дам в очках, румяныхджентльменов, плечистых молодых людей и высоких тонких девиц. Каждый из этихдухов, возникших из привезенных нами конвертов, представлял несомненныйинтерес, и мы очень страдали от невозможности поговорить с каждым вотдельности. Через три часа поток гостей устремился вниз по лестнице. К нам подошел маленький толстый человек с выбритой начисто головой, накоторой сверкали крупные капли ледяного пота. Он посмотрел на нас сквозьувеличительные стекла своих очков, затряс головой и проникновенно сказал надовольно хорошем русском языке: - О, да, да, да! Это ничего! Мистер Илф и мистер Петров, я получилписьмо от Фишера. Нет, нет, сэры, не говорите мне ничего. Вы не понимаете. Язнаю, что вам нужно. Мы еще увидимся. И он исчез, маленький, плотный, с удивительно крепким, почти железнымтелом. В сутолоке прощания с гостями мы не могли поговорить с ним иразгадать смысл его слов. Через несколько дней, когда мы еще валялись в кроватях, обдумывая, гдеже наконец мы найдем необходимое нам идеальное существо, зазвонил телефон, инезнакомый голос сказал, что говорит мистер Адамс и что он хочет сейчас кнам зайти. Мы быстро оделись, гадая о том, зачем мы понадобились мистеруАдамсу и кто он такой. В номер вошел тот самый толстяк с железным телом, которого мы видели наприеме в консульстве. - Мистеры, - сказал он без обиняков. - Я хочу вам помочь. Нет, нет, нет! Вы не понимаете. Я считаю своим долгом помочь каждому советскомучеловеку, который попадает в Америку. Мы пригласили его сесть, но он отказался. Он бегал по нашему маленькомуномеру, толкая нас иногда своим выпуклым твердым животом. Три нижнихпуговицы жилета у него были расстегнуты, и наружу высовывался хвостгалстука. Вдруг наш гость закричал: - Я многим обязан Советскому Союзу! Да, да, сэры! Очень многим! Нет, неговорите, вы даже не понимаете, что вы там у себя делаете! Он так разволновался, что по ошибке выскочил в раскрытую дверь иоказался в коридоре. Мы с трудом втащили его назад в номер. - Вы были в Советском Союзе? - Шурли! - закричал мистер Адамс. - Конечно! Нет, нет, нет! Вы неговорите так - " был в Советском Союзе! " Я долго там прожил. Да, да, да! Сэры! Я работал у вас семь лет. Вы меня испортили в России. Нет, нет, нет! Вы этого не поймете! После нескольких минут общения с мистером Адамсом нам стало ясно, чтомы совершенно не понимаем Америки, совершенно не понимаем Советского Союза ивообще ни в чем ничего не понимаем, как новорожденные телята. Но на мистера Адамса невозможно было сердиться. Когда мы сообщили ему, что собираемся совершить автомобильную поездкупо Штатам, он закричал " шурли! " и пришел в такое возбуждение, что неожиданнораскрыл зонтик, который был у него под мышкой, и некоторое время постоял подним, словно укрываясь от дождя. - Шурли! - повторил он. - Конечно! Было бы глупо думать, что Америкуможно узнать, сидя в Нью-Йорке. Правда, мистер Илф и мистер Петров? Уже потом, когда наша дружба приняла довольно обширные размеры, мызаметили, что мистер Адамс, высказав какую-нибудь мысль, всегда требовалподтверждения ее правильности и не успокаивался до тех пор, пока этогоподтверждения не получал. - Нет, нет, мистеры! Вы ничего не понимаете! Нужен план! Планпутешествия! Это самое главное. И я вам составлю этот план. Нет! Нет! Неговорите. Вы ничего не можете об этом знать, сэры! Вдруг он снял пиджак, сорвал с себя очки, бросил их на диван (потом онминут десять искал их в своих карманах), разостлал на коленях автомобильнуюкарту Америки и принялся вычерчивать на ней какие-то линии. На наших глазах он превратился из сумбурного чудака в строгого иделового американца. Мы переглянулись. Не то ли это идеальное существо, окотором мы мечтали, не тот ли это роскошный гибрид, вывести который было быне под силу даже Мичурину вместе с Бербанком? В течение двух часов мы путешествовали по карте Америки. Какое это былоувлекательное занятие! Мы долго обсуждали вопрос о том, заехать в Мллвоки, штат Висконсин, илине заезжать. Там есть сразу два Лафоллета, один губернатор, а другой -сенатор. И к обоим можно достать рекомендательные письма. Завидноеположение! Два москвича сидят в Нью-Йорке и решают вопрос о поездке вМилвоки. Захотят - поедут, не захотят - не поедут! Старик Адамс сидел спокойный, чистенький, корректный. Нет, он нерекомендовал нам ехать к Тихому океану по северному пути, черезСоулт-Лейк-сити, город Соленого озера. Там к нашему приезду перевалы могутоказаться в снегу. - Сэры! - восклицал мистер Адамс. - Это очень, очень опасно! Было быглупо рисковать жизнью. - Нет, нет, нет! Вы не представляете себе, что такоеавтомобильное путешествие. - А мормоны? - стонали мы. - Нет, нет! Мормоны - это очень интересно. Да, да, сэры, мормоны такиеже американцы, как все. А снег - это очень опасно. Как приятно было говорить об опасностях, о перевалах, о прериях! Но ещеприятнее было высчитывать с карандашом в руках, насколько автомобиль дешевлежелезной дороги; количество галлонов бензина, потребного на тысячу миль; стоимость обеда, скромного обеда путешественника. Мы в первый раз услышалислова " кэмп" и " туристгауз". Еще не начав путешествия, мы заботились осокращении расходов, еще не имея автомобиля, мы заботились о его смазке.Нью-Йорк уже казался нам мрачной дырой, из которой надо немедленно вырватьсяна волю. Когда восторженные разговоры перешли в невнятный крик, мистер Адамсвнезапно вскочил с дивана, схватился руками за голову, в немом отчаяниизажмурил глаза и простоял так целую минуту. Мы испугались. Мистер Адамс, не раскрывая глаз, стал мять в руках шляпу и бормотать: - Сэры, все пропало! Вы ничего не понимаете, сэры! Тут же выяснилось то, чего мы не понимали. Мистер Адамс приехал с женойи, оставив ее в автомобиле, забежал к нам на минутку, чтобы пригласить нас ксебе завтракать, забежал только на одну минутку. Мы помчались по коридору. В лифте мистер Адамс даже подпрыгивал отнетерпения, - так ему хотелось поскорей добраться под крылышко жены. За углом Лексингтон-авеню, на 48-й улице, в опрятном, но уже не новом, " крайслере" сидела молодая дама в таких же очках с выпуклыми стеклами, как умистера Адамса. - Бекки! - застонал наш новый друг, протягивая к " крайслеру" толстыеручки. От конфуза у него слетела шляпа, и его круглая голова " засверкалаотраженным светом осеннего нью-йоркского солнца. - А где зонтик? - спросила дама, чуть улыбаясь. Солнце потухло на голове мистера Адамса. Он забыл зонтик у нас вномере: жену он забыл внизу, а зонтик наверху. При таких обстоятельствахпроизошло наше знакомство с миссис Ребеккой Адамс. Мы с горечью увидели, что за руль села жена мистера Адамса. Мы сновапереглянулись. - Нет, как видно, это не тот гибрид, который нам нужен. Наш гибриддолжен уметь управлять автомобилем. Мистер Адамс уже оправился и разглагольствовал как ни в чем не бывало.Весь путь до Сентрал-парквест, где помещалась его квартира, старый Адамсуверял нас, что самое для нас важное - это наш будущий спутник. - Нет, нет, нет! - кричал он. - Вы не понимаете. Это очень, оченьважно! Мы опечалились. Мы и сами знали, как это важно. Дверь квартиры Адамсов нам открыла негритянка, за юбку которойдержалась двухлетняя девочка. У девочки было твердое, литое тельце. Это былмаленький Адамс без очков. Она посмотрела на родителей и тоненьким голосом сказала: - Папа энд мама. Папа и мама застонали от удовольствия и счастья. Мы переглянулись в третий раз. - О, у него еще и ребенок! Нет, это безусловно не гибрид!
