Спросили авву Исаию: кто раб Божий? он отвечал: не признается рабом Божиим тот, кто работает страстям: он раб того, кто обладает им.

«Свободны христиане от закона, ибо уже " не под законом, но под благодатью", по учению премудрого Павла (Рим. 6, 14). Не по принуждению закона, но свободным духом исполняют они заповеди Божии, не как рабы, боящиеся наказания господина своего, но как сыновья, проявляющие охотное и любовное послушание отцу своему, и приносят плод духовный: " любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание. На таковых нет закона" (Гал. 5, 22-23). Кажется, это подразумевал Павел, когда писал: " Закон положен не для праведника" (1 Тим. 1, 9), ибо он благодатью Христовой делает то, что повелевает закон. Но для кого же положен закон? " Для беззаконных и непокоривых, нечестивых и грешников, развратных и оскверненных" и прочее, как добавляет тот же апостол (1 Тим. 1, 9-10). Они нуждаются в законе, обуздывающем их страсти, предохраняющем от беззакония, грозящем им наказанием». (Тихон Задонский)

«От нашего произволения и расположения зависит - отдать себя в объятия добродетели или в порабощение порока. Истинный почитатель Бога служит Ему без всякого принуждения, с желанием радостным и ревностью. Ибо какая добродетель может быть принужденной? " Где Дух Господень, там свобода". Истинный почитатель Бога служит Ему не от страха, не от боязни, его сердце исполнено любовью. А " совершенная любовь изгоняет страх" (1 Ин. 4, 18). Устрашать свойственно закону, а евангельская благодать вся - сладость и блаженство, и потому сказано: " Закон положен не для праведника" (1 Тим. 1, 9). Беззаконника нужно устрашать наказаниями, объявленными в законе, а праведник всегда будет служить Богу по чувству своей совести, хотя бы никакой закон его к тому не обязывал. В Церкви Христовой все свободны, все благородны. В ней раб только тот, кто раб греха, раб мира; но добродетельный христианин свободен у Бога; а свободный и благородный в миру, но связанный пороками и страстями, есть раб по суду Вышнего. " Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной" (Гал. 4, 22). В этом заключается иносказание. Сын свободной означает свободного по евангельскому духу, а сын рабы означает порабощенного грехами. Бог возгласил Аврааму: " Изгони рабу и сына ее, ибо сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной" (Гал. 4, 30); и к тебе, христианин, тот же глас взывает: изгони рабу и сына ее. Все то, что порабощает твой дух и связывает действия твоего разума и совести, истреби в себе. Ибо пока в тебе есть это насильственное рабство, не может дух, разум, совесть, благодать свободно действовать. " Где Дух Господень, там свобода" ». (Платон, митрополит Московский.)

Но почему же, спрашивается, осуществление человеком своего назначения или, что то же, стремление человека к добру и к Богоуподоблению, называется свободной, а следование его злу и греху - рабством? - На этот вопрос ответ должно дать такой: свобода, как мы знаем, есть сила самоопределения человека из своего существа, подчинение самому себе, а не стороннему чему; но по существу своей природы человек есть образ Божий и назначение его Богоуподобление. Следовательно, когда человек стремится к добру и Богу, то он определяет себя из своего истинного и первоначального существа, он живет, так сказать, в своей настоящей сфере, и свободен, истинно свободен. Напротив, когда он " творит грех", когда он уклоняется от Бога и предается злу, тогда он определяет себя не по своей истинной природе, но по чуждому ей началу, посторонней власти, так как грех или зло - чуждо Богозданной природе человека. Зло заставляет человека насильно делать то, что он ненавидит и не делать того, что он хочет: " не еже бо хощу, доброе сие творю, но еще не хощу, злое сие содеваю", - говорит Апостол о греховном человеке. Зло является в человеке какой-то внешней, независящей от него, роковой силой, лишающей его свободы и подчиняющей законам физической необходимости. Нравственное же добро, напротив, дает человеку ощущение истинной свободы, свободы от греха. Добро, доставляя нам нравственное удовлетворение, отвечает сущности нашей природы и не является насилием для последней. Таким образом, только существование добра служит залогом и показателем нравственной свободы.

«Истинные христиане имеют это сокровище - свободу, свободу не временную, но вечную. Их свобода ни местом, ни временем не ограничена. У них не может отнять свободы темница, пленение, работа, железная цепь и ничто, этому подобное; везде и всегда при них это неоценимое сокровище, ибо " не тленным серебром или золотом искуплены" они, " но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца" (1 Пет. 1, 18-19). Они служат людям, служат врагам, пленившим их, их заключают в темницы, связывают узами, но сладкой своей свободы они не теряют. Так высока, славна и сладка христианская свобода! » (Тихон Задонский)

«Есть телесная и духовная свобода. Телесная свобода в том, что человек не служит другому человеку, не подлежит его власти. Таковы цари и князья, не подлежащие земной власти. Телесная свобода и в том, что человек свободен телом, не связан, не скован, не заключен в темницу и прочее. Духовная же свобода состоит в том, что человек от греха и диавольской власти освобожден Божией благодатью, не позволяет греху и диаволу царствовать над собой, противится своим страстям и похотям, покоряет плоть духу, служит Единому Богу свободным духом. Такой может быть телесно рабом человека, может быть связан, скован, в темнице, в узах, в пленении, но духом везде и всегда останется свободным. Ибо духа поработить и связать никто не может». (Тихон Задонский)

«Вера освобождает верующего от греха, смерти, проклятия ада, диавола и прочего бедствия и делает его духовно свободным. Духовно, говорю, поскольку телесно он может быть порабощен, может быть рабом человека, может быть в пленении, в узах, темнице, связан и закован, как и бывает со многими верными, какими были святые мученики и прочие, страдающие за правду и ныне находящиеся под игом нечестивых, и благочестивые рабы, служащие своим господам. Но все они духовно свободны. Ибо духа никто не может поработить, пленить, связать, заключить, умертвить. " Где Дух Господень, там свобода" (2 Кор. 3, 17), эта свобода обещана Христом: " Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете" (Ин. 8, 36)». (Тихон Задонский)

«Свободен тот, кто приобрел свободу внутри себя, хотя бы и не был свободен телом».

 Только человек, имеющий истинную свободу может сказать так: «³⁵ Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: ³⁶ за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание. ³⁷ Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. ³⁸ Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ³⁹ ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим.8.35-37) + «Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; ⁹ мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем. ¹⁰ Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса» (2Кор.4.8-10) + «во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, ⁵ под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах, ⁶ в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви, ⁷ в слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке, ⁸ в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; ⁹ мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; ¹⁰ нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем» (2Кор.6.4-10)

«Почему человек есть раб Божий? Что значит свобода? Подойдите к любому человеку на улице и спросите его об этом, и он скажет: «Свобода – это возможность делать все, что хочу». Правильно ли такое определение свободы? Ну, пожалуйста, захотелось летать – летай. Подымись на крышу дома, расправь руки и полетай, если ты - человек неразумный, как скажем двухлетний ребенок, которому захотелось полетать. Такие печальные случаи бывают достаточно часто. Оставшись без присмотра родителей, ребенок залезает на подоконник, спрыгивает и летает несколько секунд. Почему? Потому что не понимает свою зависимость от законов природы. Он действительно думает, что полностью свободен. Он может плавать свободно, может делать то, что хочет. Чем умнее человек, тем больше он понимает, что он свободен, но в крайне ограниченных рамках. Он зависим от природы, частью которой является. Иначе говоря, человек понимает, что он раб законов природы. Но может ли человек эти законы как-то использовать? Может только лишь в том случае, если поймет, что не он творец этих законов, а их раб. Поняв это, признав это как факт, познав их природу, человек может эти законы использовать. Признав, что не я сотворил закон всемирного тяготения, не я сотворил законы аэродинамики, я могу познать сущность этих законов, могу построить летательный аппарат тяжелее воздуха, и тогда я, значит, научусь летать. Я действительно исполнил свою мечту: я полетел. Тогда, когда я признал, что я раб законов.

А если не сводить все мироздание только лишь к материальной составляющей, только лишь к материальным законам, тогда получается, что человек должен признать, что он раб Творца мира. И как в случае с этими законами, мы, признавая, что мы рабы законов, зависим от них, становимся свободными, так и здесь, признав, что я раб Божий, я приобщаюсь к Его природе, я познаю Бога, и в результате становлюсь свободным как Бог. Одно предполагает другое. Иначе я уподобляюсь ребенку, который говорит: «Я что хочу, то и делаю». А на самом деле любой студент первого курса семинарии скажет: «Какой же ты свободный? Ты раб греха. Ты делаешь не то, что ты хочешь, а делаешь то, что хочет твоя левая нога, твой желудок, твои глаза. Душа твоя не свободна, она подчиняется твоим органам чувств. Ты раб греха. Ты от него зависишь» (Лега)

 

Духовное совершенство

Что такое духовное совершенство? Это всего навсего – исцеленность человека, это нормальное здоровое состояние человека.

 

Бесстрастие – выше царствования.

Храм Божий – лучше всякого дворца. Власть над страстями – выше всякой власти, выше любого царствования. Царствование над страстями – вот истинное царствование. Бесстрастный – вот истинный царь.

Человек может быть материально бедным, а духовно богатым! Тогда он становится выше всех богачей, князей, царей!

См. также документ «Смирение. Смирение – духовная высота, честь и достоинство человека».

Кто выше всех в мире? Цари, богатые, знатные? – Те, которые «замучены были, испытали поругания и побои, а также узы и темницу, ³⁷ были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр.11.35-38).

«Блаженный Павел, учитель вселенной, вспомнив о всех праведниках, проводящих свою жизнь в скорбях и во всякой тесноте, говорит: “ Те, которых весь мир не был достоин ”. Целому миру он противопоставил этих гонимых и скорбящих, чтобы показать величие добродетели» (Иоанн Златоуст)

«Какая же это власть, важнее царствования, которую получают приходящие сюда? Здесь они научаются господствовать над по­стыдными страстями, царствовать над порочною похотью, удер­живать гнев, подавлять зависть, порабощать тщеславие. Не столько важен царь, сидящий на царском престоле и облечен­ный диадемою, сколько человек, возведший в самом себе здравый разум на престол власти над рабскими страстями и облекши свою голову господством над ними, как бы некоторою блистательной диадемой. Что пользы, скажи мне, в багря­нице, в золотых одеждах и венце с дорогими камнями, когда душа пленена страстями? Что пользы от внешней сво­боды, когда господственная способность в нас раболепствует постыдным и жалким образом? Как тогда, когда горячка скрывается в глубине и сжигает все внутренности, нет ни­какой пользы от того, что поверхность тела не терпит ничего подобного, так и тогда, когда у нас душа терзается внутрен­ними страстями, нет пользы ни от внешней власти, ни от царского седалища, если ум с великим насилием низвер­гается с престола владычества над страстями, покоряется им и страшится их восстания» (Иоанн Златоуст)

«В самом деле, не говори мне, что такой-то восседает на колеснице, высоко поднимает брови и окружен толпою телохранителей; не говори ни об его поясе, ни о крике глашатая. Нет, покажи мне отличие начальника не в этом, но в его состоянии по душе, то есть, управляет ли он своими страстями, побеждает ли недуги (сердца), например, обуздывает ли пристрастие к деньгам, укрощает ли ненасытную любовь плотскую, не сохнет ли от зависти, не воз­мущается ли сильною страстью тщеславия, не боится ли и не трепе­щет ли бедности или неблагоприятной перемены, не умирает ли от этого страха. Такого-то покажи мне начальника; вот это – власть. Но если он, управляя людьми, сам раболепствует страстям, о таком я скажу, что это раб более всех людей. У кого внутри гнездится горячка, о том, хоть внешний вид тела и нисколько не показывает этой болезни, врачи однако, наверное, говорят, что он одержим сильною горячкой, тогда как простые люди этого не знают. Так и я о человеке, у ко­торого душа в рабстве и в плену у страстей, не смотря на то, что внешний вид его ничего такого не показывает, а (показы­вает) противное, скажу, что он – более всех раб, потому что в нем глубоко гнездится греховная горячка, и насиль­ственная власть страстей утвердилась в самой душе. А кто сбросил с себя эту власть, не увлекается злыми пожеланиями, и не страшится, не трепещет безрассудно нищеты и бесславия, и прочих тягостей настоящей жизни, того, хоть он одет в рубище, сидит в тюрьме и закован в цепи, назову началь­ником, и свободным, и царственнее царей» (Иоанн Златоуст)

«Итак, возлюбленный, когда увидишь человека, по наружности одетого в бедную одежду, а внутри облеченного добродетелью, не уничижай его за наружность, но наблюдай душевное его богатство и внутренний свет, и тогда увидишь в нем отовсюду блистающую добродетель. Таков был блаженный Илия: у него была только одна милоть; но в его милоти имел нужду и порфирой облеченный Ахаав. Видишь ли отсюда Ахаавову бедность и богатство Илии? » (Иоанн Златоуст)

«Хотя они и в золото одеты, но особенно жалки потому, что заботятся больше всего о том, что не имеет для них никакого значения. Не смотри на одежды, но раскрой их душу и вглядись, не полна ли она бесчисленных ран, не одета ли в рубище, не одинока ли она и не беззащитна ли? Какая польза в этом безумном пристрастии к внешнему? Гораздо лучше быть бедным, но жить добродетельно, чем быть царем, но порочным. Бедный сам по себе наслаждается всяким душевным удовольствием и, вследствие внутреннего богатства, не чувствует наружной бедности» (Иоанн Златоуст)

 

 

Почему страсти не действуют на бесстрастного?

См. также документ «Смирение. Смирение перености все скорби спокойно».

1) Потому что человек наслаждается божественным.

«Как носящий прекрасную одежду стыдится валяться в грязи, так точно – и он (добродетельный человек)» (Иоанн Златоуст)

«Любовь, угодная Богу, есть сильнейшее оружие против дьявола? » (Иоанн Златоуст)

«Попробовав сладкого, не захочется горького». Об этой сладости см. раздел «Смысл жизни».

Точка приложения всех страстей – «Я». Если это «Я» будет отвергнуто, будет в Боге и Бог на месте этого «Я», тогда страсти не найдут этой точки приложения и будут действовать. Это подобно тому, как фермент (медиатор), действуя на рецептор, приводит в действие клетку организма (например, мышца сокращается). А если этот рецептор будет заблокирован другим веществом, то фермент (медиатор) уже не сможет действовать на рецептор → мышца сокращаться не будет и останется в покое.

Такой человек подобен пчеле, которая «со всякого цветка собирает только полезное» и в полете видит только прекрасные цветы, не замечая грязи. А муха садится только на грязь, не замечая прекрасные цветы.

«У достигших божественной любви и злые страсти упразднились (как сказано: " Любовь не завидует, не надмевается, не бесчинствует, не ищет своего, не мыслит зла" и прочее, 1 Кор 13, 4-5). Так истинно царственные души, удостоившиеся стяжать царственного и владычественного Духа, вобравшие в себя неизменную силу любви и томящиеся безупречным влечением к небесному жениху, уже не теснимы порочными страстями» (Макарий Великий)

Здесь уже нет борьбы, т.к. страстные помыслы не могут войти в человека, потому что не могут найти в нем места, т.к. оно занято божественным. Исаак Сирин говорит: «человек, который сподобился Божественной благодати, вкусил и ощутил нечто высшее сего, не попускает приражениям сим входить в сердце его, потому что вместо них возобладало в нем другое, лучшее их вожделение, и к сердцу его не приближаются ни самые сии приражения, ни порождаемое ими, но остаются они вне бездейственными, не потому, что нет уже страстных приражений, но потому, что приемлющее их сердце мертво для них и живет чем-то иным; не потому, что человек успокоился вследствие хранения рассудительности и дел, но потому, что в уме его нет ни от чего тревоги, сознание его насыщено, насладившись чем-то иным. Препятствует же войти им в сердце вследствие не борьбы, но пресыщения сознания и ведения, каким наполнена душа, и желания чудных, находимых в душе, созерцаний. Ум, по сказанным выше причинам, не имеет борьбы» + «Доколе котел разогрет горящим под ним огнем: дотоле не дерзает прикасаться к нему ни муха, ни какое другое пресмыкающееся. Когда же котел остынет: тогда свободно садятся на него все гады. Подобное этому совершается и с иноком. Доколе инок пребывает в духовном делании: дотоле враг не находит возможности победить его. (Отечник)

«До верха наполни Духом свою душу, как чашу, чтобы дьявол уже не мог вложить в нее ничего; нужно не просто причащаться Духа, но исполняться Духом» (Иоанн Златоуст)

«Изменяется чувство сердца, причастившегося наслаждению духовному. Такое сердце начинает питать отвращение к сладострастию, с ревностью противиться влечениям и внушениям его, с плачем вопиять к Богу о избавлении из этой смрадной тины» (Игнатий Брянчанинов)

«Бесстрастие не в том состоит, чтобы не ощущать страстей, но в том, чтоб не принимать их, - это бывает когда душа бывает занята божественным» (Исаак Сирин)

«Когда сподобишься Божественной благодати и душевного бесстрастия, тогда разумей, что не вследствие непоявления в тебе безобразных помыслов или невозбуждения помыслов плотских (без них никому пробыть невозможно), также не вследствие помыслов, удобно тобою побеждаемых (потому что ими, конечно, не оскверняется и не возмущается мысль, как бы ни была она крайне высока), но вследствие помыслов лучшей мысленной деятельности не оставляется ум в необходимости вести с ними брань и губить их» (Исаак Сирин)

«Но когда в размышление о Боге вовлечен ум его, < человек> поднимается выше состязания. Не то, чтобы он преодолел помыслы, движения и страсти, но он царствует над ними, и они полностью исчезают. Они не побеждены, и никакой победы здесь нет; однако ни страсти, ни воспоминания о них, ни возбуждения их < больше> не возникают, ибо такой < человек> восхищен из мира; и все мысли, действия, различия и знание о них - всех их оставляет он долу, где им и место, тогда как ум взят из их среды» (Исаак Сирин)

«Нечистые помыслы никак не могут приблизиться к душе, которая имеет всегдашнее умиление по Богу. Поэтому что выше его сладости? Что равносильно сему блаженству, когда душа, молящаяся Богу, Его Самого отражает в себе, как в зеркале? » (Ефрем Сирин)

«Как же нам освободиться от этого тяжкого рабства? Если возлюбим другую славу, славу истинную. Как влюбленных в красивое лицо обыкновенно отвлекает от этой любви другое лицо, которое красивее прежнего, так и пристрастных к людской славе может отвлечь от нее слава, воссиявшая с небес» (Иоанн Златоуст)

«Бесстрастие не имеет никакого недостатка. Оно в Боге, и Бог в нем. Для бесстрастия нет врагов, нет падения. Не стужает ему ни неверие, никакая другая страсть. Оно не ощущает труда в хранении себя, его не беспокоит никакое пожелание; оно не страдает ни от какой брани вражеской. Велика слава его, достоинство невыразимо. Далеко отстоит от него всякое душевное устроение, возмущаемое какою-либо страстию. Оно есть то тело, которое восприял на Себя Господь Иисус; оно - та любовь, которую преподал Господь Иисус» (авва Исаия)

«Те, которые действительно сподобились вступить в общение с оным небесным и вожделенным Святым Духом, отрешатся от всякой любви к миру, и все будет казаться для них излишним; потому что препобеждены они небесным желанием, и в тесной от него зависимости; там желания, там помышления их, там они живут, там ходят их помыслы, там имеет всегда пребывание свое ум, препобежденный божественною и небесною любовию и духовным желанием» (Макарий Великий)

Человек находится в глубине божественной любви и ничто внешнее не может его поколебать – «Подобно тому, как в море у берега стоящий, Пока вне вод, все зрит, и пучину вод уразумевает, Когда же начнет входить в воды и в них погружаться, Насколько сходит, настолько понимания внешних лишает себя, Так и в Божьего света участии бывающие, Насколько во внимании преуспевают божественном, В невнимание более, соответственно, впадают» (Симеон Новый Богослов) + «Как в воды моря по колени или чресла входящий, Все ясно, вне сущее вод, видит, Когда же в бездну сойдет, И весь под водой будет - Уже из внешних видеть ничего не сможет, Если не одно только то знать, Что весь в глубине моря есть, Так происходит и в преуспеянии духовном растущих, И в совершенство внимания и понимания восходящих» (Симеон Новый Богослов) → такого человека уже ничто внешнее не волнует.

«Как ветры в тихую погоду колеблют только поверхность моря, а в другое время приводят в движение самую глубину: так должно заключать и о ветрах тьмы. Ибо в страстных людях колеблют они самое чувство сердца, а в преуспевших уже только поверхность ума; потому сии последние и скорее ощущают обыкновенную тишину свою, ибо внутренность их оставалась неоскверненную» (Иоанн Лествичник)

«Преисполненная вечной и бескрайней Христовой истиной, душе не имеет места для греха. Во всяком случае не имеет любви к греху. Когда человек всем сердцем своим, всею душою своею, всем своим умом, всею своею силою проникает в Христову истину, и ограждает себя ею, и утверждает себя в ней и она оплодотворяется в нем, и срастается с ним, и становится единое с его душою и волей, тогда в душе такого человека не остается места для греха, тогда она вся Христова, вся для Него, вся в Нем, вся в Царствии Божием, вся в правде Его. Тогда человек становится делателищем Божиим, Божией мастерской» (Иустин Попович)

«Плач благодатный заглаждает прежние согрешения и омывает скверны, и постоянно именем Божиим охраняет человека, который приобрел его, изгоняет смех и рассеянность и поддерживает непрестанное сетование, ибо он есть щит, отражающий все разженные стрелы диавольские (Еф.6: 16). Имеющий его вовсе не уязвляется бранью, если он будет и среди людей, и даже с блудницами; но (плач сей) пребывает неотступно с нами (которые находимся вне мира и ведем брань) и ведет за нас брань» (Варсануфий Великий)

«Придя в такое состояние (любви), она поднимает над землей и устремляет к Богу и другие душевные силы; придя в такое состояние, она придает молитве чистоту и не только не затемняет ум, но и помогает ему благодаря памяти о Боге вечно хранить Его в себе; придя в такое состояние, она дает страдающим за истинно Желанного пренебрегать плотью и легче переносить телесную скорбь, потому что когда их страстной силой безраздельно овладевает волшебство божественной любви, они как бы выступают из плоти в молитвенном и любовном общении с Божиим Духом и ощущают все плотские страсти лишь насколько это нужно для их распознания» (Григорий Палама)

«Бумага, пропитанная маслом, не принимает уже в себя воды, не потому, чтоб естество бумаги изменилось, но потому, что способность ее насыщена иным веществом, не имеющим физического сродства с водою» (Игнатий Брянчанинов)

«Ибо тьма не выносит появления света, и болезнь не удерживается по восстановлении здоровья. Посему и страсти не действенны при бесстрастии» (Нил Синайский)

«Ибо когда душа наша усладится созерцанием истиннаго блага, то уже не возвращается ни к одной из страстей, возбуждаемых сластию греховною» (авва Филимон)

«Как трудно и даже невозможно смешать огонь с водою, так, думаю, невозможно совместить наслаждение (земными благами) с сокрушением; потому что они противоположны и взаимно исключают друг друга» (Иоанн Златоуст)

«И птиц уловить не легко, пока они летают высоко в воздухе: так и ты, пока будешь стремиться к горнему, не легко будешь уловлен сетью или другою какою хитростью. Дьявол - это птицелов: будь же выше силков его. Взошедший на высоту не станет дивиться житейскому. Когда взойдем мы на вершину горы, нам представляется малым и город, и стены, а люди, ходящие по земле, кажутся как муравьи. Так, когда и ты взойдешь к высоким помыслам любомудрия, ничто на земле не в состоянии будет поразить тебя; но, поелику смотришь ты на небесное, то все будет казаться тебе малым - и богатство, и слава, и могущество, и честь, и все другое тому подобное» (Иоанн Златоуст)

«Когда кто воспламенится любовью к Богу, то уже не хочет более смотреть на предметы, подлежащие зрению телесному, но, имея у себя другие очи, т.е. очи веры, постоянно устремляет ум свой к небесным предметам, их созерцает, и, ходя по земле, делает все так, как будто живет на небе, не встречая ни в чем человеческом препятствия к подвигам добродетели. Такой человек не смотрит уже ни на приятности жизни, ни на противные и тяжкие обстоятельства, но, проходя мимо всего этого, поспешает в свое отечество. Как бегущий с великим напряжением по чувственному поприщу не видит встречающихся, хотя бы они тысячу раз сталкивались с ним, но, устремив мысли свои к поприщу и быстро пробегая все, стремится к предположенной цели, так точно и старающийся идти поприщем добродетели и взойти от земли на небо оставляет все видимое внизу, все свое внимание обращает на поприще, и не останавливается, не удерживается ничем видимым, пока не достигнет самого верха (добродетели). Для человека с таким настроением ничего не значит и то, что кажется страшным в настоящей жизни: он не боится ни меча, ни пропасти, ни зубов зверей, ни пыток, ни рук палачей, ни другой какой-либо неприятности житейской; нет, пусть полежат пред ним горячие уголья, он пойдет по ним, как бы по лугу и саду; пусть угрожают ему другим каким-либо родом мучений, он не цепенеет при виде их и не уклоняется, потому что его душою овладело желание блага будущих, и он, как бы находясь вне тела, становится выше страданий и, будучи подкрепляем вышнею благодатью, даже и не чувствует телесных мучений. Поэтому, прошу, чтобы нам быть в состоянии легко выносить труды добродетели, покажем великую любовь к Богу, и, к Нему устремив наши мысли, не будем никаким предметом настоящей жизни останавливаться на этом поприще, но, помышляя о непрерывном наслаждении будущими благами, станем благодушно переносить все скорби настоящей жизни. Пусть ни бесчестие не печалит нас, ни бедность не стесняет, ни болезнь телесная не ослабляет бодрости душевной, ни людское презрение и унижение не делает нас менее усердными к подвигам добродетели; но, все это стрясши с себя, как пыль, и, приняв бодрое и возвышенное настроение духа, будем таким образом во всем обнаруживать великое мужество» (Иоанн Златоуст)

«Ведь любовь - как бы духовное противоядие: всякий испивший ее подобным же образом извергает ядовитую грязь страстного полнокровия. Посему и согрешить вряд ли возможно обретшему любовь, ибо семя Господне пребывает в нем, и любовь к Богу владеет душой его, и не способен он согрешить. Ибо " любовь не мыслит зла" (1 Кор. 13, 5) и уж тем более далека от того, чтобы творить его. Насколько в ком пребывает любовь, в том пребывает Бог, а в ком пребывает Бог, пребывает и свет, ибо Бог есть также и свет, а там, где свет, там, конечно, исчезает тьма, ибо нет ничего общего между тьмой и светом (тьма же соответственно является грехом), и, стало быть, грех отсутствует в том, в ком есть любовь» (Каллист Ангеликуд)

«Ум, простираясь к Богу, становится решительно вне всего, вследствие присущего ему взирания к прекрасному и стремления к сущему превыше всего, а еще более к Тому, от Кого все и к чему естественно простирается все. Когда это происходит соответственно разумным образом, то ум бывает и вне страстей. Ибо, простираясь и бывая превыше даже прекрасного, ум никаким образом не стал бы останавливаться на срамоте страстей. Следовательно, должно простираться к единому верховному, если мы хотим и исполнять Закон Божий и оказаться превыше страстей. Итак, если мы хотим не иметь другого бога при себе, демона или страсти, то последуем одному и единому через духовное общение [к Нему]» (Каллист Катафигиот)

«Если впрочем они (страсти) и стужат ей (душе) когда, но воздействовать на нее не возмогут; ибо она уже не лежит к ним и никакого не имеет желания ихних услаждений, так как все ея желание устремлено к Господу, дающему ей благодать» (Каллист Тиликуда)

«Если нередко бывает в жизни, что, когда размышляем о чем с напряжением рассудка, зрение и слух остаются бездейственными, вся душа бывает занята предметом размышлений, оставив чувства в стороне, то, если Божественная любовь усиливается в нашей душе, тем паче не будет у нас и времени подумать о страстях. Если же когда и восстанут они несколько, скоро усмирены будут высотою ума» (Василий Великий)

«Если питающие в себе постыдную любовь не считают ничего важным и ценным, но у них признается славным и цен­ным только то, что служит к удовлетворению их страсти, и предмет их любви составляет для них все, то тем более объятые этою любовью ничего не считают ценнее… Он так далек от того, чтобы предаться какой-нибудь страсти, как очищенное огнем золото бывает непричастно грязи: как мухи отлетают от огня, что­бы не попасть в него, так и к нему страсти не смеют даже и приблизиться» (Иоанн Златоуст)

«Авва Феона сказал: потому, что удаляемся умом своим от созерцаня Бога, пленяемся мы от плотских страстей» (Патерик)

 

Ревность по Богу сама собою отсекает все страсти.

Это вожделение (любовь) Бога, пристрастие к Богу до такой степени, что все другие пристрастия сами собою уничтожаются, вплоть до своего «Я» (самоотвержение – см. в разделе «Смирение. Самоотвержение») – это самый эффективный способ борьбы со страстями. Максим Исповедник говорит: «Если истинно возлюбим Бога, то сею самою любовию отженем страсти» + «Кто что любит, тот то и объять всячески желает; и все препятствующее ему в этом, отстраняет, дабы сего не лишиться. Так и Бога любящий печется о чистой молитве, и всякую страсть, полагающую ему в том препону, из себя извергает». Нил Синайский говорит: «Ибо вожделение богочестивого должно быть всецело устремлено к вожделеваемому, чтобы вовсе не оставалось времени приводить в действие свои страсти по человеконенавистным помыслам. Если каждая страсть, когда приходит в движение, в обладаемом ею держит рассудок связанным, то почему же и ревности к добродетели не удержать мысль свободною от прочих страстей? »

 «Ибо вожделение богочестивого человека должно быть всецело направлено к возлюбленному им, так чтобы человеческие помыслы вовсе не находили времени приводить в действие свои страсти. И если каждая страсть, когда она приведена в движение, держит помысл обладаемого ею в связанном состоянии, то почему же и ревности о добродетели не удерживать мысль свободною от всего прочего? » (Нил Синайский)

 

2) Потому что человеку они противны, т.к. добрыми навыками изнемогли худые навыки (страсти). Об этом см. выше. Человек находится в состоянии невозможности грешить (хотя тонкие душевные страсти, типа самомнения, могут неприметно гнездиться).

«Добродетель есть наилучший навык разумной души, благодаря которому она становится несклонной к пороку» (авва Евагрий)

«Нужно приобретать такой навык в добродетели, чтобы для тебя стало почти уже невозможным устремляться к злу» (Григорий Богослов)

 

Страсти (если не греховные, то естественные) остаются с человеком до самой гробовой доски. Ведь естественные страсти (неукрозненные, природные свойства) мы легко можем превратить в противоестественные страсти (собственно страсти, укоризненные страсти). Каким образом? Только произвольно, нашей волей, злоупотреблением, неправильным употреблением нашей свободы (см. выше). А воля наша, свобода никуда не денется. Поэтому Отцы говорят, что только смерть освобождает человека от влияния на него страстей, и бесстрастию тела твоего поверь только тогда, когда оно уляжется в гроб. А потому цель аскезы не в том, чтобы не иметь страстей, а в том, чтобы не давать им господствовать над собой, не быть их рабом, приобрести свободу от страстей – это и есть очищение от страстей. Отцы говорят, что «бесстрастие не в том состоит, чтобы не ощущать страстей, но в том, чтоб не принимать их в себя» (Исаак Сирин) + Бесстрастие – это свобода от страстей, господство над страстями, хотя борьба с ними и продолжается.

«Не умирают в них (святых) страсти, но умирает в них мысль при удалении от мирских вещей и при содействии благодати» (Исаак Сирин)

«Бесстрастие есть не то, чтоб не быть бориму от бесов, но то, чтоб, когда они борют нас, пребывать непреоборимыми» (бл. Диадох)

«Человек может побеждать страсти, но не может их искоренить. Он получил власть не делать зла, но не и не помышлять о нем. Благочестие же настоящее состоит не в том только, чтоб не делать зла, но чтоб и не помышлять о нем. Кто помышляет о зле, в том нет чистоты. Ибо как может быть чисто сердце у того, кто оскверняется нечистыми помыслами, как зеркало затемняется пылью?. Чисто сердце, я полагаю, у того, кто не только не бывает тревожим и тяготим какою-либо страстию, но и не помышляет даже ни о чем худом, или мирском, хотя бы и хотел того, и одну память о Боге держит в себе с неудержимою любовию. Ибо око души, ум, когда ничто не мешает его созерцанию, чисто в чистом свете видит Бога» (Симеон Новый Богослов)

«Сердце чисто есть и называется то, которое не находит в себе никакого помышления, или помысла мирского, но все прилеплено к Богу и сочетано с Ним так, что не вспоминает уже ничего мирского, ни печального, ни радостного, но превитает в созерцании, возносясь до третьего неба, восторгаясь в рай и видя наследие благ, обетованных святым, - применительно к чему представляет потом, сколько возможно сие для немощи человеческой, и блага вечные. Вот что служит знамением чистоты сердечной и верным признаком, по которому всякий может определить меру своей чистоты и видеть себя как в зеркале» (Симеон Новый Богослов)

«Бесстрастие уже не подвержено колебанию от нападений врага. Оно прияло награду за борьбу - почесть победы. Оно пребывает в спокойствии и не боится разъединения трех частей, соединенных миром Божиим. Эти три части суть: дух, душа и тело. Когда эти три части действием Святого Духа составят из себя одно целое: тогда они уже не разделяются» (авва Исаия)

Абсолютная духовная свобода есть свойство Бога. Достигли великой свободы подвижники, очистившиеся от страстей. Очень удачно степень святости со степенью свободы соотносит блаженный Августин, когда говорит: " Велика свобода – быть в состоянии не грешить, но величайшая свобода – не быть в состоянии грешить" (Magna est libertas posse non peccare; sed maxima libertas – non posse peccare). Что значит «быть в состоянии не грешить»? Это когда во мне действуют страсти, но я могу их победить. Это когда я хочу, но могу удержаться от греха. Что значит «не быть в состоянии грешить»? Это когда я даже не могу помыслить, не хочу, т.е. эти страсти меня уже даже не беспокоят. Так некоторые спрашивают: «А мог ли Христос согрешить? » Надо ответить: «А Вы можете убить человека? ». Становится все понятно. Теоретически, конечно, убить можем. Но свобода здорового человека этого сделать не может.

Например, трудно себе представить, чтобы Серафим Саровский смотрел телевизор.

«Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем; и он не может грешить, потому что рожден от Бога» (1Ин.3.9)

«Итак, (христианин) не может ни терпеть вреда, ни вредить другому. Впрочем, слова: не может не принимай за бессилие (потому что бессилие означает противное этому), – я разумею здесь нерасположение. Он, по природе своей, бывает нерасположен ни терпеть вреда, ни делать зло другому» (Иоанн Златоуст)

Даже древнеримский философ Сенека говорил: «Большая разница – не хотеть или не уметь грешить».

«Высшая ступень счастья — не грешить; следующая за ней — сознавать свои грехи. Там — полное спасительное отсутствие греха, здесь — целительное лекарство» (Киприан Карфагенский)

«Нужно приобретать такой навык в добродетели, чтобы для тебя стало почти уже невозможным устремляться к злу» (Григорий Богослов)

 «Первым безстрастием называется нетрогающееся с места движение тела к действительному греху (побуждение есть, но ему не дают хода); вторым — совершенное отвержение душевных страстных помыслов, коим заморяется возможное по первому безстрастию движение, не имея возбуждающих его к действию страстных иомыслов; третьим — совершенная неподвижность похотения к страстям, ради коей и второе бывает, состоящее в чистоте помыслов; четвертым безстрастием называется совершенное отложение в мыслях всех чувственных мечтаний, покоему получает начало и третье, неимея чувственных мечтаний, живописующих картины страстей» (Максим Исповедник)

Исаак Сирин говорит: «рассматривай какие из них начали умолкать вследствие душевного твоего здравия, а не вследствие удаления того, что смущало тебя, и какие научился ты одолевать умом, а не лишением себя того, что служит для них поводом? … И когда они (страсти) напрягут силы и вступят в брань, 1. сражается ли (ум) с ними и приводит ли их в бессилие своею крепостию, или 2. не обращает даже на них взора и ставит их ни во что? » (Исаак Сирин)

«Бесстрастие – есть неподвижность души на худое» (авва Фалассий)

«Бесстрастие – есть мирное состояние души, в котором она неубодвижима на зло» (Максим Исповедник)

«Свобода духовная есть освобождение от страстей, чего никто не улучает без благодати Христовой» (авва Фалассий)

«Тот имеет совершенное безстрастие, у кого нет пристрастия ни к делам и вещам, ни к воспоминанию о них» (авва Фалассий)

«У кого помысл занят попечением о житейском, тот не свободен» (Симеон Новый Богослов)

«Тот имеет совершенное бесстрастие, у кого нет пристрастия ни к делам и вещам, ни воспоминания о них» (авва Фалассий)

 «Бесстрастием же я называю не удаление от греха делом: ибо это есть воздержание; но то, если кто пресек совершенно исхождение из сердца самых помышлений страстных, – что называется и чистотою сердца» (Феодор Едесский)

«Свят же тот, кто очистился и освятился по внутреннему человеку» (Макарий Великий)

«Совершенство души – не прилепляться к настоящему, а презирать его и постоянно помышлять о вечном» (Иоанн Златоуст)

«Любовь рождает бесстрастие» (авва Исайя)

«Приобретение бесстрастия есть совершенная любовь, то есть совершенное вселение Бога в тех, которые через бесстрастие сделались чистыми сердцем» (Иоанн Лествичник)

«Брачное одеяние есть бесстрастие разумной души, отвергшейся мирских похотей» (авва Евагрий)

«Бесстрастие – это не удаление от греховных дел, ибо это называется воздержанием, но отсечение страстных в сердце помыслов» (авва Евагрий)

 «Смирение есть дверь бесстрастия, и без него суетен труд и скорбен путь. Оно дарует всякое упокоение имеющему его в сердце своем, поскольку в него входит Христос».

«Небо находится внутри тебя, если ты чист; в самом себе ты увидишь Ангелов и свет их, а с ними и в них и Владыку их. Сокровище смиренномудрого внутри его: оно – Господь» (Исаак Сирин)

 

«Бесстрастие – есть здравие души» (авва Евагрий) + «Здравие душ — безстрастие и ведение, и улучить его невозможно тому, кто порабощен плотским сластям» (авва Фалассий). О здоровье души подробнее см. в разделе «Духовное здоровье».

 

Святость – покой от страстей.

«Тогда только можно найти священный покой, когда мысль и сердце погрузятся в смирение Христово и Его кротость, научившись им из Евангелия. Смирение рождается от послушания и поддерживается послушанием. Смирением вводится в душу мир Божий». (Игнатий Брянчанинов)

«Какое спокойствие и беспечалие имеет тот, кто не следует самому себе и с какою безопасностью и твердостию живет, кто не полагается на себя и не верит своему помыслу, но во всем, что до него касается, возлагает упование на Бога, и на тех, которые могут наставить его по Богу» (авва Дорофей)

«Предание всего в волю Божию охраняет человека от смущения, чтобы не случилось» (Варсануфий Великий)

Когда не имеете спокойствия — знайте, что не имеете в себе смирения. Это Господь явил следующими словами, кои вместе с тем показывают, где искать спокойствия. Он сказал: Научитеся от Мене, яко кроток есть и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф. 11, 29). (Лев Оптинский)

«Когда душа упоена духовной радостью, тогда тело не чувствует скорбей, хотя и немощно. Тогда оно бывает в силах подъять сугубую тяготу, не являя оскудения в силах» (Исаак Сирин)

«Стяжавший любовь невозмущенно переносит все печальное и прискорбное, что причиняет ему вред» (авва Фалассий)

«Святой Ефрем, победив, благодатию Христовою, все страсти душевные и телесные, чтобы не быть свободным от браней врага и потому не подпасть осуждению, как ему думалось, по неизреченному его смирению, просил, чтобы взята была от него благодать бесстрастия» (Петр Дамаскин)

 

В бесстрастии борьба не прекращается.

В бесстрастии борьба не прекращается. Борьба прекращается только в созерцании и только на время его.

Человеческое естество изменчиво, и уже от одной мысли самомнения человек может пасть. Поэтому нельзя расслабляться никогда, т.к. враг если не слева нападет, то справа.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: