Глава пятая: Предательство или смена сеньора?

 

В феодальные времена была практика смена вассалами сеньора. Сеньор, дабы удержать вассалов, должен был учитывать их требования и желания, стараться соблюдать все их права. Иначе вассал всегда мог уйти к другому сеньору. на этом принципе и строились все государства.

Этими правами воспользовались и многие рода князей, перешедших от Литвы в Московию. А были ли примеры обратного перехода?

Конечно, такие примеры были. Например, попытка перейти князя Ивана Воротынского с тремя сыновьями в начале тридцатых годов. Иван Воротынский был блестящим полководцем времен Ивана Третьего и Василия Третьего, но в 21 году он стал одним из главных виновников неудачи в отражении крымского набега. С тех пор он был под недоверием. Чувствуя ущемление своих прав, он решил вместе с землями вернуться в Литву. Подобное привело бы к краху всего государства – Литва бы охватила с юга Московию, и дело Ивана Третьего было бы уничтоженным.

К счастью, среагировали вовремя и на сей раз не стали церемониться – Ивана Воротынского, несмотря на его заслуги, сослали, и он вскоре умер, сына его Владимира били батогами. Именно на эти события намекал Иван Турунтай Пронский. Оборону южных рубежей передали Дмитрию Бельскому.

Затем последовала новая измена – Семен Бельский, брат Ивана и Дмитрия, вместе с видным полководцем Ляцким перебежал в Литву и требовал совершить поход на Русь. Телепнев тут же использовал это событие, чтобы отправить Ивана Бельского в ссылку, а Дмитрия не тронули, как человека надежного и от интриг далекого. Это было уже прямое предательство. Но воспринималось ли оно так?

Семен Бельский был с точки зрения старого закона прав. Ему грозила опасность, как он считал – скорее всего мнимая. Он использовал право и перебежал, правда, без земли – такие переходы остались в прошлом. При возвращении он мог бы рассчитывать на помилование, о чем ему прямо говорил впоследствии брат, призывая одуматься и вернуться. То есть, это не очень шокировало современников. Вишневецкий, бежав сначала от Литвы, а потом вернувшись обратно в Литву, затем снова вернулся в Московию. Неоднократного перебежчика простили, и он, более того, доказал свою преданность успешным походом на Крым, где проявил поистине чудеса храбрости.

Далее перебежчиком был князь Морткин, из Ярославских князей. Он, перебежав в Литву, получил тут же богатые владения – ни больше ни меньше, Бельск, да еще и титул князей Бельских. В Литве ему не понравилось, он, заметив, что на Руси казни прекратились и царит благополучие, вернулся обратно. Иван Грозный не наказал его, а, напротив, восстановил в правах, а позднее Морткины даже вошли в опричнину, куда брали самых надежных.

Еще одним беглецом стал князь Иван Дмитриевич Губка-Шуйский, племянник Василия Немого. Видимо, он испугался казни Андрея Шуйского. В Литве этого второстепенного князя особенно не пожаловали, видимо, из-за отсутствия у него особого таланта. Он стал рядовым землевладельцем, а его потомки потеряли княжеский титул. Как ни странно, именно от него пошла ветвь Шуйских, которая благополучно существует до сих пор.

Наконец, про попытку Турунтая Пронского бежать мы уже говорили, и говорили про то, что в качестве наказания его... отправили на год служить в небольшой гарнизон в тылу, что было и вправду наказанием: тогда все рвались на фронт, так как только в боевых действиях можно было повысить свое положение по служебной лестнице. А вскоре его простили и отправили геройствовать на Оку против Девлет-Гирея. Заметим, Пронский там отличился, он, несмотря на свою скандальную известность, был отличным воеводой. А вскоре про его попытку бежать уже и вовсе забыли, и он стал одним из лидеров «рады».

Резюмируем: попытки бежать в Литву тогда не рассматривались как нечто страшное и не подлежащее прощению. Потому что само феодальное право отрицало термин «предательство», была лишь «смена сеньора». Так это и воспринималось. И бежать мог кто угодно, притом далеко не самый худший человек и полководец. Так, тот же Ляцкий был смелым и талантливым воеводой, одним из творцов великой победы под Опочкой над Константином Острожским, смелость Вишневецкого входила в легенды, Турунтай так же был талантлив и смел, про Воротынского мы уже говорили. А значит, и сами они себя предателями не считали, и бежали не из трусости, а потому, что так им было выгодно, что служить «плохому царю» они не хотели.

Мы плавно подходим к крупнейшему скандалу с бегством в Литву – к делу князя Семена Ростовского.

Несколько слов о самом Ростовском. Князь Семен, будучи из младшей ветви Ростовских, тем не менее, как это часто бывает, пробился выше всех других. В отличие от других представителей «военной оппозиции», он не имел каких-либо особых достижений как полководец. Сыграли роль личные отношения с Пронским, Горбатым, Щенятевым и другими воеводами.

В событиях 53 года он показал себя слишком ярко – и, сообразив, что царь не очень доволен его активностью, решил бежать в Литву. Более того – он составил целый заговор. С ним вместе решили бежать Катыревы-Ростовские, Приимковы-Ростовские и Лобановы-Ростовские. Семен все продумал и подготовил, но его подвело то, что выследили его сына, и он выдал своего отца. Семен Ростовский был схвачен.

На сей раз суд был очень жесткий. Иван Грозный показал, что не намерен мириться более с подобными «перелетами», тем более одного из главных людей в стране. Семен Ростовский ссылался «на скудоумие», но всем было ясно, что бежать он хотел, опасаясь преследования. Были, видимо, и другие причины – Ростовский понимал, что его казнить не казнят за его позицию при болезни царя, а вот положение он рано или поздно потеряет, а в Литве он мог рассчитывать на радушный прием и на хорошие владения. Семена Ростовского судили показательно, боярским судом. Его родню не тронули, ограничившись внушением, зато приговор в его отношении был жестоким – смертная казнь. На сей раз заметим, что «добрые» бояре приговорили его, как бы тем самым намекая: время свободных переходов завершилось, наказание ныне будет жестким. «Злой» царь проявил милость – его лишь сослали, да и то ненадолго. Вскоре простили и даже отправили воеводствовать. Остальные Ростовские сохранили свои посты, и Катырев-Ростовский вскоре отличился при обороне Дерпта в Ливонии, когда у него была прекрасная возможность перебежать на сторону врага, тем более в городе была целая партия, готовившаяся сдать город. Катырев проявил принципиальность: посадил всех подозрительных под замок и успешно отразил атаки большого войска магистра Кетлера.

Подобное поведение говорит, что, во всяком случае, он не был закоренелым предателем, и косвенно можно предположить, что Семен Ростовский вообще приплел остальных «за компанию». Видимо, и царю доводы показались не особо убедительными, потому он и не стал наказывать больше никого из Ростовских.

Однако царь понял многое. Он понял, что те люди, кого он выдвинул и на кого опирался, могут изменить в любой момент, что они даже не считают это изменой, а лишь сменой сеньора. Что рассчитывать на талантливых выдвиженцев из княжеских родов он не может, и что нужна иная опора – на преданных ему лично людей. Он все более разочаровывался в «избранной раде». Мысли его возвращались к тем людям, которые были бы талантливыми выходцами из низов, которые обязаны были бы возвышением лишь ему и своему таланту и не имели бы желания бежать в Литву, так как не имели бы старых феодальных привычек к «смене сеньора».

Именно тогда он заметил Алексея Басманова. Басманов, которого обычно изображают практически исчадием ада, в те годы воспринимался совсем по-иному, как раз таким человеком, каких хотел видеть возле себя Иван Грозный. Но об этом речь будет ниже.

 

Глава шестая: Дилемма

 

Русь в те времена напоминала осажденный лагерь. С востока постоянно нападали казанцы, с юга почти каждый год жаловали крымчане, то маленькими летучими отрядами, то огромной ордой. На западе была Литва, постоянно мечтавшая о возвращении потерянных земель. Она все усиливалась, создавалось войско нового образца, замечательная гусарская конница, лучшая в Европе, тяжелая конница, тяжелая пехота. С севера была Швеция, которая тоже создавала армию нового образца, хотя и использовавшая активно наемников. Наконец, Ливонский орден, который мешал выходу русских к морю.

 

Русские находили управу на каждого врага. Нам надо будет сделать некоторый экскурс во внешнеполитическое положение того времени. Литовцы при Василии Третьем могли победить нас в поле, но при осаде городов они сталкивались с непревзойденным умением русских к обороне. На Западе больше планировалась пассивная оборона крепостей – ставка делалась на богатство запасов, крепость стен и мощь оборонной артиллерии. Осажденные отсиживались в крепости и дожидались подмоги или момента, когда осаждающие просто истощат силы в штурмах. Русские, как и татары, воевали иначе. Ставка делалась не на крепость стен – по этому показателю мы безусловно проигрывали Западу. Ставка делалась на активную оборону. Была даже специальная должность «вылазного воеводы». Русские делали ставку на грамотное использование артиллерии, и после каждого штурма – на молниеносную вылазку, как раз в тот момент, когда враг устал после боя и не готов к отражению удара. А иногда вылазки производились по утрам, или ночью. Такая тактика была куда опаснее и куда действеннее. Требовалось нанести удар быстрый, максимально эффективный, и успеть уйти вовремя обратно, так как подразумевалось, что враг превосходит в несколько раз русское войско. А, кроме того, русские всегда отличались особой непритязательностью, могли подолгу голодать и питаться даже травой, о чем говорил и Ченслер, и Герберштейн, и по этой причине даже маленькие крепости оказывали ожесточенное сопротивление.

Первое такое сопротивление было под Опочкой, где лучшие из лучших – Радзивилл по прозвищу «Победитель» и Константин Острожский, недавно разбившие наших под Оршей, не смогли справиться с маленькой крепостенкой. Вовремя подошедшие войска Лопаты-Телепнева-Оболенского и упоминавшегося Ляцкого с трех сторон нанесли удар по войску литовцев и заставили их бежать. Острожский с тех пор называл Опочку «проклятой деревней».

В малолетство Грозного литовцы снова решили воспользоваться моментом, как им казалось, ослабления Руси. Их войско осадило Себеж. Командующий, полководец князь Засекин-Пестрый, мигом оценил ситуацию. Литовцы вовсе не ждали никакого контрудара из крепости от небольшого гарнизона и расположились, имея за спиной озеро, покрытое тонким льдом. Они довольно беспорядочно стреляли, надеясь решить дело быстро, и потом предприняли такой же беспорядочный штурм. После его отражения Засекин, не долго думая, совершил могучую вылазку всеми силами и попросту отбросил литовцев на лед, который под ними подломился, и в итоге повторилась ситуация ледового побоища, только с еще большими потерями, чем тогда. К сожалению, столь талантливый полководец погиб в следующем году в случайной стычке совсем на другом фронте – с луговой Черемисой.

Новый поход, где командовал все тот же «победитель» Радзивилл (еще именуемый Геркулесом). На сей раз удалось взять город Стародуб, где литовцы отличились редкостными зверствами. Однако снова русские прекрасно оборонялись, гарнизон под начальством Федора Телепнева-Оболенского отбил все приступы, литовцам пришлось делать подкоп, а затем, когда стены пали, они ворвались в город, были отбиты с огромными потерями, а на вылазке Федор Телепнев-Оболенский прорвался до самого их лагеря, но Радзивилл все-таки смог его отрезать от города и взять в плен. Такая Пиррова победа полностью истощила их войско, и они согласились на мир, возвратив нам развалины Стародуба.

После этой «победы» литовцы надолго нас оставили в покое. Русские показали, что крепости они оборонять умеют, а в связи с реформами Ивана Грозного наше войско здорово прибавило и в действиях в поле. Литва перестала считаться опасным противником, переживая некоторый упадок.

Шведы с нами воевали гораздо реже, и здесь обычно мы были в роли атакующих. Все держалось на двух крепостях – Выборг и Орешек. Мы не могли никак взять Выборг, они – Орешек. При Иване Грозном небольшой поход князя Щенятева показал, что Швеция нам не соперник – Щенятев без труда разгромил их войско, и шведы были рады скорее заключить мир.

Ливония переживала период полного упадка. Последний всплеск был связан с именем Плеттенберга, который с переменным успехом, но все же воевал против Щени и Василия Немого-Шуйского. На тот момент Ливония была уже слаба, как никогда.

С Казанью Грозный покончил, покорил Астрахань, на этом восточная угроза была ликвидирована. Русь ранее оборонялась – пришел период снова расширяться. Войско постоянно одерживало победы. Аппетит приходил во время еды. Надо было выбирать – Крым или Ливония?

Точки зрения разделились. Крым, с одной стороны, был источником постоянной опасности. Вечные набеги и крупные нашествия парализовали наше движение на юг, к черноземным землям, мешали торговле. Приходилось держать огромную армию для обороны от Крыма. Была даже разработана тактика отражения нашествий. Крымчане стремились либо обойти наше войско, не вступая в прямое столкновение, перейти Оку, и, прорвавшись за нее, начать беспрепятственно грабить центр Руси, где было основное богатство. Либо же пытались быстро захватить какой-нибудь пограничный город и поживиться там.

От русских полководцев требовалась высокая степень оперативности. Гарнизоны крепостей должны были отбить несколько штурмов, пока не подойдет основное войско. Эти штурмы обычно были очень яростные, но, как мы помним, русские прекрасно умели оборонять крепости. Бои со степняками дали нам оборону Болхова, Тулы, Рязани, и о каждом этом эпизоде можно написать большую статью. Ни разу татарам так и не удалось взять наши пограничные города. От главного командования требовалась оперативность и быстрота реагирования – либо быстро подойти с войском и заставить врага снять осаду крепости, либо не дать перейти Оку, в зависимости от действий крымчан. С этим справлялись. Активно работала разведка, сеть которой создавали Бельские, Воротынские и Мстиславские, мы всегда знали о движениях врага. Первым всегда вступал в бой небольшой летучий отряд, который сковывал врага боем (как раз таким отрядом командовал Турунтай Пронский), и в это время подходили основные силы. Генерального сражения крымчане избегали больше, чем черт ладана. При появлении наших сил они сразу уходили. Задачей воевод оставалось преследование и отбитие награбленного, для чего тоже подходили небольшие отряды, громившие арьергардные отряды отступавших.

Такие действия прекрасно получались у Владимира Воротынского, Мстиславского и Бельского, но Михаил Воротынский, справедливости ради, не отличался оперативностью, сила его, как полководца, была в другом. Вместе с тем, эти боевые действия дали ряд талантливых командиров, умевших действовать малыми силами в отрыве от основных сил, и ряд талантливых оборонщиков крепостей.

Хотя борьба с Крымом была успешна, он все же держал нас в постоянном напряжении. Но в конце пятидесятых он стал испытывать кризис. Весьма кратковременный. И вот тут Адашев и другие члены «рады» стали советовать Ивану Грозному раз и навсегда покончить со степняцкой угрозой.

Возражений было немало: Крым представлялся весьма далекой целью, до которой и добраться было нелегко, это все-таки была не Казань. Крым был естественной крепостью, но, с другой стороны, в самом Крыму не было таких укреплений, как в Казани. Большое войско послать представлялось весьма сложным делом. Даже если Крым был бы захвачен, удержать его было бы крайне сложно. Слишком велики были расстояния от центра. Захват Крыма был невыгоден и политически: пришлось бы иметь дело с Османской Империей. Кроме того, крымчане нападали на Русь, но они нападали и на Литву, ослабляя и ее также. Все это явно перевешивало плюсы его завоевания.

Иван Грозный нацелился на Ливонию. Ливония представлялась целью легкой, а вместе с ней был выход к морю, на новые торговые пути, открывалась возможность строительства флота и развития торговли. Швеция не казалась соперником опасным – ее мощь только создавалась в те времена, легкая победа Щенятева только укрепляла в том мнении, что Швеция большого сопротивления не окажет. Польша также казалась слабой, и Иван надеялся быстро захватить Ливонию, а затем начать постепенный захват старорусских земель, находившихся под Польшей. К тому же, никто не рассчитывал воевать сразу против Ливонии, Швеции и Польши. Отношения Швеции с Польшей были, мягко говоря, далеки от идеала, и вряд ли они бы смогли договориться.

В итоге Иван Грозный сделал выбор в пользу Ливонии. Адашев его продолжал отговаривать, и допустил главную свою ошибку. Иван уже и так перестал ему доверять, но теперь раздражение накопилось.  Адашев, дабы показать, как легко завоевать Крым, уговорил царя сделать две экспедиции. Первую возглавил Ржевский, с малым отрядом он добрался до Крыма и произвел полное опустошение Крымских земель. Затем Данила Адашев, брат Алексея, совершил свой поход, также с небольшим отрядом, полностью опустошил весь Крым и наголову разгромил крымское войско. Крым и вправду выглядел совершенно беззащитным даже перед небольшими отрядами московского войска, которое успешно на ладьях добиралось до него.

Иван Грозный, однако, выбор не поменял. Он начал Ливонскую войну. Войну за выход к морю.

 

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: