Приблизительный перевод песни:

«Смерти нет, нет – смертельным тропам, новый путь - в глубину, и наверх из мира, тебе идти домой, идти вниз, последний испытуемый в пламени. Звучит, звучит песня смерти…»

Neh – нет, отсутствие, отрицание.

Nesh – эмоциональный возглас отрицания, запрет

Che – новый

Khere – смерть как результат некоего процесса умирания, иногда – «путь к смерти», сам процесс.

Kheret – смерть, свобода, прощение, путь

Kherete nesh – тут – «Нет – смерти! », отрицание, требование

Еhhe Jia. Ближнее небо

 

- Ашк!

Его звали Йинк. Он был послушником, и он был младшим. В Храме никогда не делали разницы между мужчинами и женщинами, просто женщины лучше слышали волю Богини, а мужчины лучше понимали некоторые обряды. Он знал историю народа вернувшихся. Знал, как в лесных храмах они нашли древние заклятия, слова на камнях, как темные сны принесли знания, память. Эти слова помогли вернуться из ниоткуда. Начать историю заново.

Йинк был храмовником, и был он тем, чье сердце однажды, не в начале и не в конце, было пронзено лезвием тайгарта, чтоб потом оказаться с ней вместе. Нет! То был всего лишь зарргхарт, и теперь он знал, что смерть была почти зряшной. И снова нет – не зряшной, просто милосердной, просто открывающей ему дорогу. Ведь он вернулся к ней, так? К своей Ашк. Он что, и правда надеялся на обряд тайгарта – с ней? Слабый, слабый Йинк племени ланей – что ему мощь великой Скашь? И когда же будет великий обряд, почти равный тысяче смертей, обряд, открывающий сердца друг другу? Сплетая пути, гибель от лезвия тайгарта соединяет на века – но Ашк? Проще уж самому заслужить тайгарт, и найти своего спутника…

Не было ему тайгарта тогда – умер раньше. Не будет и в этой жизни? Ну, сделают кузнецы двуклювое лезвие, и что? Что ему с пустой железяки? Только воля Богини, только собственное могущество и знание открывают силу жизни. Как ему заслужить тайгарт? Нет среди них тех, кто умер тысячу раз, кто освятит оружие и принесет его из рук самой Богини. Даже Ашк не сможет. А надеяться на то, что она будет его птицей? Да ну…

Так что пока – только маленькие лезвия зарр-йи, доверие в смерти. Вопль на изломе, и он упадет на колени, и в зрачках его плеснет боль, за болью будет страсть. Прекрасно. Он вернется снова, чтоб стать ее братом и возлюбленным, и возможно, они смогут жить. Они нашлись. Рисовали письмена по коже - росчерками по живому. Они встретились снова - за пустотой и за хаосом, там, где на краю неверья тяжело не узнать и отречься. Йинк - брат Ашк и возлюбленный. Он всегда рядом. Йинк. Брат. Любовь. Темные своды грота, не похожего на давний светлый храм, где кровь мешалась с лучами, а воля – со звездами в небе. Теперь – только тени, мороки и подземелья народу беглецов.

- Эй, очнись… - что это? Хлещут по щекам, поют горьким отваром. Что? Неужто снова не справился? И с чем? С простым Наи-Кхере? Ученическим обрядом, призванном сделать его настоящим жрецом? Может, потому, что клинок найгарт – не в руках Ашк, а в руках Суишь? И что? Суишь – вторая после Ашк, хотя могла бы и меньше забирать времени жрицы. Неужто не видит сердца Йинка, открытого ланьего сердца на алтаре чувств? Не видит, как он помогает ей, как держит порядок в поселке, как следит за новичками, как умело выставляет стражу, как учится новым ремеслам, и учит других? Полезный, верный Йинк.

- Живой, - смеются дети, и он тоже улыбается, садится, кровь уже почти остановилась, неужели прошел?

- Отныне это твой клинок, - жрица Суишь протягивает ему два клинка зарр-йи. Крылья лезвий зарр-йи немного похожи на величайшее из орудий племени Скашь, на лезвие тайгарта. Узкие гибкие парные лезвия – одно из орудий старых ритуалов. Но с помощью зарр-йи можно убить лишь себя, и присоединиться к теням и птицам без влияния старших. И вот ему привиделось только что, как он убивает себя лезвиями зарр-йи. Но почему? Он попадет в плен? Он предпочтет уйти так? Или нет? Что за видение? Да, он знает, что каждый получает клинки зарр-йи, каждый носит их с собой, чтоб, когда придет время, остановить себя, освободив. Не на костре, посвященном Единому Богу, не в темницах светлых судий. Но до последнего идти и уйти - только своим путем. Доверие в смерти.

- Отныне мы присоединимся к свите Богине, станем ее птенцами, и сможем летать темной ночью на крыльях ветров, отпуская дух и видя многое. Отныне ты – свой меж ночных стай.

    Звучат слова, приходит осознание, Суишь протягивает руку, и мальчишка, нашедший дорогу домой, прикасается к ее пальцам. Снова младший, влюбленный, снова - все снова. И смотрит только на Ашк. А та скрыта в тенях, следит, проверяет. Старшая.

- Что со мной? – шепчет Йинк, для него перемешаны события, времена и слова, и рука лисицы горяча, тверда, но он ищет иную руку. Видения продолжаются.

- Это настоящий нех чару? – удивляется кто-то из детей. Да, это воля Богини, чудесный сон, полный видений.

- Видения Еhhe Jia - обряд, открывающий путь в ближнее небо, в мир теней и вечных птиц, - слышится голос Ашк. Юный жрец Йинк делает шаг. Останавливается рядом с ней. Роняет на землю два маленьких зарр-йи. Темный храм, спрятанный в лесах, где таились последние из народа скашей, молчалив и чуток.

- Еhhe Jia? – удивляется Йинк. Ведь не для того он ложился на жаркий камень, чтоб ощутить, как смерть входит в сердце. Причем тут Еhhe Jia? Вот же, вот же - зарр-йи, ради них он проходил обряд инициации Наи-Кхере руками лисицы Суишь.

- Потому что ты силен, - говорит Ашк, - Расскажи нам, что видишь, Йинк, - она протягивает ему руку, она забирает его у ревнивой Суишь, и девушки не смеются, с чего он взял про ревность? Сам придумал?

- Не отвлекайся, лань, - тихо шипит Ашк, и ему становится страшно. Лань в когтях скаши. Но он сосредотачивается. Ашк щерит острые клычки, ее глаза становятся желтыми, птичьими, она взмахивает пестрыми крыльями, и скашьи когти вонзаются в податливые белокожие тела. Ашк кричит звонким птичьим воплем, и люди падают на колени перед видением древности. Видением, которое ломает их спины, вырывает их сердца. Взлетают над поселеньями скашьи дети. Настоящие крылья поднимают их в небо. Рассказывает Йинк – видение Еhhe Jia, ближнего неба, пространства судеб, продолжается. Смешиваются тени, дети в гроте становятся зверями – волками, лицами, скашами. Ланями.

- Скаши? – удивляется Ашк, - Но как нам стать настоящими Скашами?

Может, иносказательно говорит Йинк? Но нет, на стенах грота – живые тени рассказывают историю. Снизошла воля Богини, темная мать древнего народа говорит из огня и ветра в горах, из вершин сквершей и сосен, из черных ручьев в глубинах земли.

«Становитесь живыми, дети, поднимайтесь на крылья, бегите в лес на звериных лапах, обретайте мощь лесов и полей, принимайте силу, вы – часть мира, они – чужаки, слабые люди, они не видят ваших снов, они не знают нашего мира».

Йинк смотрит, говорит – слабая, чуткая лань лучше других ощущает лес, шкурой знает ветер и дождь. Дети станут птицами, дети станут зверями, дети станут ветрами и дождями. Услышат песню Богини, обретут невиданную мощь, и никто, никогда не сможет поймать их сетями, распять на косых крестах, сжечь в чужих крестах. Никто не умрет больше дурной смертью во имя чужого бога. Растают, исчезнут, напугают, убьют. Но не умрут. Никогда более.

- Создай новый путь, Ашк, - говорит Богиня устами бледного Йинка, и кровь на его груди течет сложными узорами, указывая этот путь. Только величайшим из скашей можно создавать новые обряды. Только тем, кто умер тысячу раз и вернулся. Она не умерла тысячу раз. Но вернулась – как и все они. И ей позволено! Позволено создать новые пути для своего народа!

Ашк слушает. Она уже знает, каким путем идти, древние знания бурлят в крови. Каждому из ее народа – свой путь, темная тропа, великое деяние. Каждый упадет под лезвием зарр-йи – сам. Она проследит за тем, что они ушли правильно. Каждый уйдет на поиски своей силы. Уйдет, чтобы вернуться снова.

Она слушает, и в сознании жрицы уже рождаются слова силы, танец силы, пламя и ветер складывают письмена. Каждый, каждый из ее народа станет равным Богине. Каждый станет петь вместе с миром.

Йинк рассказал. Ашк кивнула. И снова взяла его за руку.

- Выходи из Еhhe Jia, - приказывает она. Хватит. Ты указал путь, я создам обряд, дети станут неуязвимы. Я изменю силу клинков зарр-йи. Отныне они будут не клинками быстрой милосердной смерти, а клинками перемены и силы. Но ланий сын не останавливается, продолжает бежать кровь, и он говорит, глядя на нее влажными ланьими глазами. Слабый, могущественный Йинк.

…Йинк не будет бояться. Когда придет время – они взмахнут руками, ударяя друг друга, и он успеет раньше, и Ашк будет смеяться, удерживая свою жизнь и наблюдая, как уходит его. Смертью отнесенные в облака, они встретятся снова. В этом и в других мирах.

- Ашк не поймет любовь как боль. Ашк не поймет смерть как любовь. Ашк поймет смерть как смерть и боль как боль. Идем, Йинк. Пришла пора. Ank she, Ank's she. Зову тебя, богиня. Приди, приходи сюда.

- Ashkh, - кричит птица.

Он очнулся с тихим криком. Очнулся снова. Вокруг – стены грота, уставшие дети народа скашь прикорнули у стен, кто уже и уснул, слишком долог обряд, до них очередь и не дойдет, верно? Вон, и лисица устала, все внимание – Йинку, а скоро рассвет, останутся сегодня они птенцами. Но не важно. Важно то, что старшие сейчас решают их судьбы.

- Ты видел? – спросила Ашк, склоняясь над ним, - Ты видел в своем сharu - нас, Йинк? Это мои слова? Я говорила их? Значит, я скажу так - тебе…

Она поражена. Лесной храм, пещерные своды, ждущие лица братьев и сестер. Неужто именно Йинк сужден ей? Он – ее Lle-shasu?

«У тебя уже есть свой лле-шасу? » - слова из былой жизни, великая жрица Йанна произносит их, смеется возмущенно Ашк, улыбается старшая, предвидя все. Все.

«Да, есть, Скашь-Йин Йанна»

- Lle-shass, - едва слышно произносит ее любимый, - Met chakhe-tu eneja… Met khere-tu eneja…

Возлюбленная моя. Мы умрем вместе, мы погибнем рядом… Да?

- Да.

Еhhe Jia - Ближнее небо, обычное небо, мир духов планеты. Обряд и состояние, позволяющее говорить с духами напрямую, принимать волю Богини. Может быть достигнут в любом состоянии Neh-Charu, временной смерти, не-смерти, то есть в результате большинства обрядов инициации.

 Lle-shassu, Lle-shass – возлюбленный, возлюбленная, супруг, супруга.

Naighardt - «клюв-лезвие», ритуальное оружие для инициаций. Кривое с перемычкой. Оружие ритуала возрождения.

Nai-Khere – «удар клюва смерти» - один из первых обрядов инициации, который учитель проводит для своего ученика. Проводится с помощью Naighardt, который передается от старшего жреца к младшему, обретающему право проводить свои обряды.

Neh-Charu – «не смерть», временная смерть, смерть-сон. Особое состояние глубокой временной комы, почти-смерти, которое начинается у народа скашь после сильной потери крови или в результате временной блокировки органов дыхания или сердца. Состояние Neh-Charu считается священным, сны, увиденные в нем, называются снами Еhhe Jia, видениями Богини.

Thaighardt - «перо-лезвие», ритуальное оружие для парного самоубийства. Прямое, с перемычкой. Обряд Thaighardt Khere – «Смертью соединенные навечно». Народ Скашь верил, что парное самоубийство при проведении определенного ритуала позволит возлюбленным либо побратимам встретиться в другой жизни и пройти новый путь.

Zarrghardt – ритуальное лезвие для быстрого и безболезненного убийства тех, кто слишком слаб для высокой силы.

Zarr-ji - узкие гибкие парные лезвия для ритуального самоубийства через грудную клетку наискось. Часто после проведения этого самоубийства скашь оказывается в состоянии «Еhhe Jia» - «ближнее небо». Жрецы, достигшие определенного уровня, желая присоединиться к свите богини, стать временными проводниками ее воли или помощниками, стремятся впасть в это состояние.

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: