Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Дзига Вертов.  Статьи, дневники, замыслы. М, 1966 г.



 

Виктор Борисович Шкловский

(12.01.1893-8.12.1984)

Писатель, литературовед, кинодраматург, киновед

 


Родился в Петербурге в семье учителя. С детства очень много читал, хотя в школе учился плохо, был исключен, «пришлось поступить в снисходительную гимназию», которую окончил блестяще. Поступил на филологический факультет Петербургского университета.

В эти годы он увлекался поэзией, познакомился с О.Мандельштамом, С.Городецким, с В.Маяковским. В 1916 вместе с Якубинским, Бриком и Поливановым участвует в организации " Общества изучения теории поэтического языка (ОПОЯЗ), они издают несколько сборников. В годы революции В. Шкловский был эсеровским боевиком.

По вопросам кино В. Шкловский с 1923 года. Основные направления его исследований - специфика киноискусства, место кино в системе искусств и культуры, теория сценария, проблемы экранизации, жанра. У В. Шкловского неповторимый авторский стиль, неподражаемое ассоциативное мышление.

Проделанный Шкловским анализ кадра на семантическом уровне был плодотворной попыткой применить методологию ОПОЯЗа в изучении поэтики кино. Концепция «сделанности» произведения, сближающая искусство и производство, была интеллектуальным продуктом ХХ века; не случайно Шкловский в 1920 году называл себя человеком, «носящим под полой желтый флаг футуристов».

Шкловский впервые ввёл в теорию кино понятия «поэзия» и «проза» для обозначения двух основных форм монтажного мышления.

23 декабря 1913 в литературно-артистическом кабаре «Бродячая собака» Шкловский прочел доклад «Место футуризма в истории языка», из которого выросла затем концепция развития литературы, разрабатываемая им в течение жизни.

Наряду с литературой Шкловский занимался кинематографом, создавая работы по теории кино, литературные портреты, выступая в качестве автора и соавтора киносценариев. Шкловский вводит понятие «остранение», т.е. превращения вещей из привычных в странные, что и составляет, по его мысли, основной закон искусства.

Государственная премия СССР за 1979, которой была отмечена книга «Эйзенштейн» (1973) подтвердила высокое официальное признание Шкловского и отсутствие претензий к нему со стороны государства. В последние годы выступил с прекрасными литературными работами – «Энергия заблуждения» (1981) и др.
В сборник «За 60 лет: Работы в кино» вошли статьи и исследования о кино, написанные автором за 60 лет - с 1924 по 1983 г. Собранные воедино, они развертывают широкую панораму становления и развития советского киноискусства. Книга содержит громадное количество историко-культурного материала. Особенный интерес представляют творческие портреты - С.Эйзенштейна, В.Пудовкина, Э.Шуб, братьев Васильевых, Зиги Чертова, А.Довженко, Г. Козинцева и др.
Прозу Шкловского именуют «телеграфной», при этом в ней есть потрясающая музыка слова, коим он владел в совершенстве. «Человек, разбрасывающий мысли», — сказал о нем критик Д. Молдавский. Именно мысли-размышления роились в знаменитом куполообразном, как бы сдвоенном черепе, увидев который Циолковский произнес: «У вас большой лоб. Вы должны разговаривать с ангелами». Замечательный филолог, лидер новой литературной школы, Георгиевский кавалер, писатель, кинематографист, В. Б. Шкловский уникален и неповторим.

А еще Шкловский был щедр на афоризмы. Такие как: «Записки из Мертвого дома» — это альманах преступлений; Чехов пришел в литературу с черного хода; Библия — хрестоматия жанров;  Гоголь не дописал «Мертвые души» потому, что их нельзя было воскресить; изучать деревню по романам так же трудно, как садоводство по варенью; спокойствие необходимо, как на войне или в инкубаторе...

 




Дзига Вертов — режиссер

Сперва он был не режиссером. Его называли съемщиком. Предполагалось, что режиссер должен иметь дело с актерами. А человек, который снимает факт, не режиссер, а съемщик, он как бы помощник фотографа, он консультирует по выбору кадров и точек съемки.

В 1918 году Дзига Вертов выпускал киножурнал, который назывался «Кинонеделя». Он был автором текста. Так было в 1918 году.

В том же 1918 году он работает над исторической хроникой «Годовщина революции» в которой уже использован был различный материал сопоставлений.

Потом захотел вмешиваться в жизнь, захотел снимать «Киноправду». Но что такое «киноправда»?

«Правда»- это слово. Но слово—это еще не вещь или это уже не вещь. Слово—это обобщение.

В Библии, в 1-й и 2-й главах книги «Бытие невнятно, с повторениями рассказывается, как создаются и не зараз и не по порядку сложности разные виды животных.

Слово не вещь, а обобщение разных вещей, разделение их на отряды, на некоторые отдельные обобщения.

Искусство, пользуясь словом, или рисунком, или скульптурой, выделяет общности, а потом уточняет элементы общности. Сами слова дают только общее; выделение частного происходит позднее.

Литература живет словом, а слово—это обобщение. Литература преодолевает общее, говорит: вот эта женщина—Анна Каренина, она аристократка, но она не только женщина определенного круга, не только жена, которая изменила своему мужу. Посмотрим судьбу именно этой женщины, и через нее мы увидим все или, как потом про любовь говорил Маяковский: «Жизнь встает в ином разрезе, и большое понимаешь через ерунду».

Любовь для Маяковского—это его судьба, не ерунда.

 И Анна Каренина, конечно, не ерунда, хотя Толстой много раз отказывался от этого рассказа о любви офицера к молодой женщине. Ему казалось временами, что это недостаточно серьезно. Он торопился кончить этот роман.

А в кино все единично. Сняли Самойлову в роли Анны Карениной. Вот эта женщина и есть Анна Каренина. И дуб, снятый в кино, — вот этот дуб. Кино идет от частного к общему.

Кино для того, чтобы показать мир, обобщить мир, должно монтировать, потому что само мышление человека—это монтаж, а не только отражение. Ты видишь себя в зеркале, сравниваешь себя сегодняшнего с собой вчерашним и себя причесанного или лысого с собою же не причесанным, но кудрявым. Искусство—это сопоставление отражений, это размышление над миром. И вот почему так подчеркивал Сергей Михайлович Эйзенштейн слова «монтаж» и «аттракцион». Он будет монтировать вещи необыкновенные.

Были великие режиссеры, которые снимали обыденную жизнь, но у них в руках был угол съемки, степень приближения.

Они снимали человека в его обстановке и в своем методе видения.

Что же было нового у Дзиги Вертова?

Он захотел снимать жизнь врасплох, внезапно найденную жизнь как бы вне искусства, вне привычных восприятий. Это ошибка? Нет, это неточно понятое слово «изобретение».

«Записки охотника»- это тоже жизнь врасплох. Тургенев с Ермолаем идут охотиться. Они жизнь видят врасплох, мимоходом, думая о другом, стремясь к другому, и поэтому видят они заново.

Так показывает жизнь Гоголь, который не только дает Чичикову невероятное предприятие—скупку мертвых душ, но и перемежает рассказ о нем невероятными по широте описаниями России, лирическими отступлениями.

Многое начинается с ошибок.

Новое течение искусства часто начинается непримиримо, как будто заносчиво. Не надо думать, что нетерпимость—всегда только ошибка, отрицание во имя самого себя.

Все это началось как будто «вдруг».

Слово это необычайно, хотя применяется часто.

Толстой удивляется тому, что у Достоевского часто встречается слово «вдруг». У него много неожиданного, прямо противоположного тому, что должно было бы произойти.

Но что значит слово «вдруг»?

Слово «вдруг» имеет два смысла: «внезапно» и «вместе». Есть старый морской термин: «Поворот всём вдруг! » Это означает, что все корабли внезапно должны повернуться, внезапно для неприятеля и дружно между собой.

Великое значение Достоевского сейчас объясняется и тем, что в мире внезапно ощутилось новое великое «вдруг».

Сам Толстой писал в «дневнике» 6 июля 1881 года:

«Революция экономическая не то, что может быть. А не может не быть. Удивительно, что ее нет».

Она была уже в противоречиях жизни и «вдруг» появилась в противоречиях искусства.

Октябрьская революция не могла не случиться. Следует удивляться и исследовать причины устойчивости многих иных стран. Но «вдруг» для них неизбежно.

Октябрьская революция создала другой строй в классовых сражениях, другую возможность неслучайных случайностей. Герои Достоевского и герои Толстого уже живут в системе двух нравственностей.

Осознание перемены вызывало стремление изменить всю систему искусства и создать новую систему нравственности, новое восприятие жизни, новый реализм.

В искусстве вдруг приближается весь мир вместе, но приближается неожиданно. Тем, что у Данте жизнь осмыслена адом, что у Толстого война осмыслена восприятием солдата, глазами невоенного человека Пьера Безухова и глазами Кутузова—военачальника, не верящего в военное искусство.

Надо было дать новое отражение, надо было увидеть новый мир, который повернулся «вдруг», повернулся так, как он никогда не поворачивался.

Что же сделал Дзига Вертов, кроме запальчивых, юношеских и не совсем оригинальных отрицаний самого искусства? Эти отрицания мы делали все «вдруг» или, во всяком случае, целыми группами, будем их называть «вдруговыми» группами, группами друзей, одинаково видящими.

Что он изобрел, что появилось у него заново— «вдруг»?

Почему имя его прожило десятилетия и его значение во времени возрастает?

Не все изменилось «вдруг», но вдруг изменилось значение оставшегося.

Слово друзьям

В 1926 году советский кинематограф был еще очень молод. Новых мастеров было мало.

С одним из них я познакомился на Третьей кинофабрике. Он был очень похож на куклу, которая продавалась на базаре и называлась «режиссер». На кукле был берет, костюм черный, клеенчатый. Кукла была, конечно, с бородой.

Режиссер Абрам Роом встретил меня ласково. Он сказал: «Сейчас мы закончили картину «Бухта смерти», к ней нужны надписи. Можете вы их сегодня сделать? »

Он поступил правильно: не показал мне картину на экране, а посадил за моталку и попросил промотать всю ленту своими руками. Я промотал ее и увидел места склеек. Увидел места будущих титров. Я их тут же набросал, а потом посмотрел фильм на экране и отдал режиссеру листок с текстами надписей.

Он прочел и кивнул: «До завтра»

Я остался работать на кинофабрике.

Уважаемый и дорогой друг! Художников в давние времена, во всяком случае во времена Микеланджело, учили сперва растирать краски. Писатели, почти все—в наше время, - начинали с мелких заметок в газете, с репортажей. Там они обкатывались. Одни оставались мелкими журналистами, другие становились крупными газетчиками. Третьи вырастали в писателей. Так начина ли Чехов, Горький, Булгаков, Олеша.

Юрий Олеша был поэтом. Он приехал из Одессы в Москву, пришел в газету «Гудок Он читал заметки рабкоров и делал из них сатирические миниатюры. Это была хорошая школа. Он научился «растирать краски и «готовить холст к большой работе.

В кино много места. Но много в кино и коридоров. Коридоры «Мосфильма» и Останкинского телецентра очень широки. И в этих студийных коридорах много народа. Важно, чтобы каждый шагающий по коридорам умел приносить искусству пользу.

Обращение к вам, мои молодые друзья, я как будто начинаю издалека. Но я, прежде всего хочу предостеречь вас от пустых коридоров.

Многим из вас надо было бы начинать с какого-то ручного труда. С работы подмастерья. Работая подмастерьем, вы многое увидите, многое поймете, научитесь выбрасывать, сокращать и ограничивать себя.

Кино и телевидение- это не просто способ реализации литературы. Это иной способ общения людей. Ему надо учиться.

Кино давно уже звуковое. Оно разговаривает, и это хорошо.

Но слово надо беречь. Слово надо сокращать и кристаллизовать.

Не надо относиться к экрану, как к домашнему телефону.

Что я предлагаю и советую вам, молодые друзья?

Прежде всего вы должны быть неутомимы и бесстрашны.

Не надо учиться кинематографу только у чужих картин. Великие ленты, как и кометы, имеют длинный хвост. Но хвосты подражателей, идущих за удачей, создаются ленью. Если вы начнете с хвоста, то в нем и останетесь.

Кинематографисты должны быть отважными. Отважными были Эйзенштейн, Пудовкин, Довженко, Ромм, Козинцев, Каплер, Урусевский, Щукин. Удача не начинается с хвоста и не идет к осторожным. Не бойтесь, если вас не будут сперва принимать.

На кинофабрику пришел молодой человек, недоучившийся архитектор, он же - театральный художник и режиссер, любитель японской культуры, увлекающийся иероглифическим письмом. Ему дали постановку. Он сделал пробу - неудача. Сделал вторую - неудача. Третья проба не полагалась. Но директор картины Михин и оператор Тиссэ поручились за режиссера. Они взяли на себя ответственность за третью пробу и за будущее молодого режиссера. Они увидели, что его неудачи - это неудачи большого человека. Третья проба оказалась хорошей. Была снята картина «Стачка» появился режиссер Эйзенштейн, появился с третьей пробы.

Не рассчитывайте и вы на легкий хлеб. Работа сценариста, режиссера, актера, оператора, работа критика - трудная работа. Она не легче, чем работа писателя.

Я очень советую бывать у дверей кинотеатров после сеанса. Слушать, что говорят зрители, выходя из зала. Вы узнаете, что они поняли, как поняли, что им нравится, а что неинтересно. И вы убедитесь, что они многое понимают. Если один в зале не понял ничего, то весь зал понимает главное. Может понять то, что вы ему захотите сказать.

А чтобы говорить залу интересные вещи, вы должны быть интересными людьми. Нужна смелость, чтобы вступить с ним в общение. Нужно идти на риск, говоря новое. Сколько раз я видел, как картины, которые снимались без риска новизны, не получались и гасли уже на монтажном столе. Сколько раз я видел, как люди снимали, ничего не боясь, и ленты получались. Поверьте мне, многие хотели бы потом переснять свои ленты, распавшиеся от времени. Однако переснять ничего нельзя. Все надо снимать вовремя. То, что распалось, с самого начала было лишено цельности. Ищите ее с первых шагов. Тогда, если вам повезет, вы найдете себя в своем деле.

Пусть не каждая картина будет удачей. Но удача не распадается, она склеена правдой и вдохновением.

Надо много читать. И не только по своей специальности. Надо читать то, в чем пересекаются линии знаний. Читать классиков марксизма, старых философов, почаще заглядывать в Толковый словарь русского языка. Надо знать русские летописи. Надо знать историю своего народа. В ней пустых коридоров нет. Надо подключиться к ее энергии.

Вы спросите: но откуда взять время? да ведь вы же молоды, времени у вас достаточно. Научитесь не упускать его. Нередко я слышу от молодых: «Я эту книгу (или картину) уже прошел, она мною исчерпана. А как он ее прошел, куда он из нее вышел? Он шел, стремясь к какой-то цели. А люди, которые вот так проходят по культуре, - простите, они проходимцы. Книгу, картину, сонату исчерпать нельзя, произведение бесконечно. Бойтесь исчерпанности! Потому что она грозит не культуре. Она угрожает вам самим.

Помогайте товарищу, принимайте его ошибку на свои плечи, учитесь на ней и делитесь с товарищем своей удачей. Тогда вы не будете одиноки.

Живите искусством, и это приведет вас к хорошей дружбе с товарищами.

Даже спор в коридоре может быть вам полезен.

Итак, правильно переходите улицу и не бойтесь коридоров, они поглощают только случайных людей. Не чурайтесь делать простую работу. Дзига Вертов начал секретарем отдела хроники, начал канцеляристом, другого места для него в киноотделе не было. Он сам себе создал свое место. Он был человеком, которому можно было предложить любую работу, потому что он с самого начала хотел научиться всему и этого добился. Поэтому он стал профессионалом. И на стене коридора висит среди других и его портрет. Значит, коридор для вас не совсем пуст.

Начинать надо снизу, начинать По-мастеровому, толково и внимательно, не перескакивать через ступеньки, но и не засиживаться в подмастерьях.

Не суетясь, торопитесь к своему настоящему делу, к своему вдохновению.

Письмо Е.И. Габриловичу

(вместо послесловия)

Дорогой Евгений Иосифович,

узнал, что выходит трёхтомник твоих работ, И порадовался за тебя.

Только не пиши к собранию своих сочинений послесловие.

Обойдемся без самоэпитафий.

Пусть наши книги станут эпиграфами к работам наших учеников.

Давай поговорим о нашем честном, о нашем веселом ремесле.

Даже заказывая себе брюки, надо из брать какую-то точку зрения, какое-то решение, которое потом может быть нарушено.

История искусства - это история борьбы решений.

В Ленинграде, почти около Невы, стоит памятник Суворову.

То, что сделано в памятнике, все неверно.

Щуплый человек защищает щитом царские короны и корону римского папы.

Как известно, Суворов как бы предвосхитил победы Наполеона.

Но, с другой стороны, его пафос не в том, что он защищал какую-то лавку древностей. Человек, который сперва получил образование интенданта, потом моряка, изменил старые представления о войне, в том числе представления Наполеона, и, уж во всяком случае, Александра Македонского.

Но в этом памятнике важно то, что он смотрится с разных сторон. В этом интерес скульптуры; это не живопись.

Живопись, даже великая, смотрится в одной плоскости, ее нельзя обойти.

Вся история изобретений была историей изменения цели того, что делается.

Что сделано - сделано.

А работа изменяется.

Я, старый кинематографист Шкловский, случайно пришедший в кино из литературы, пишу тебе, хорошему сценаристу, любимому человеку, вот эти нескладные замечания.

Давай вспомним.

Есть знаменитая скульптура: змеи душат Лаокоона и двоих его детей; скульптура средняя, потому что дети маленькие, а склад тела у них взрослый.

Ее можно рассматривать только с одной стороны.

Менее известный памятник Суворову лучше, он скульптурнее.

Когда я пришел в кино, то попал в фотоателье.

Это было похоже на оранжерею, но побольше размером.

Стояли какие-то палки с железными вилами, на полу валялись стекла, и, обходя их, ходили по полу нашедшие более теплое место голуби. Дело шло к зиме.

Здесь раньше делали фотографии.

Люди приходили.

Их усаживали.

Шею закрепляли ошейником, чтобы человек не вертел головой. Ошейник был похож на ухват штатива какой-нибудь лаборатории.

Потом появились мысли о живой фотографии.

Появились мысли о движении человека. Помнишь эти маленькие книжечки, где был нарисован человечек на каждом листике?

Листы книжечки были упругими, их пропускали между пальцами, и казалось, что человек снимает шляпу, даже кланяется.

Потом пришли первые дни кино. Люди, которые вступали на порог искусства, думали, что оно должно самоповторяться, как фотография.

Оказалось, все это неинтересно.

Скучно.

Какие-то змеи скуки прокрались в киноателье.

Но люди думали, отрицая прошлую мину ту. Они поняли, что снимать можно с разных точек.

Вот эта разносторонность снимков - это и есть начало кинематографии.

Работаю сейчас над большой, несколько автобиографической книгой: готовлю новое издание «Теории прозы»

Пишу о том, как в искусстве началось разглядывание предмета; разглядывание предмета превратилось в его движение.

Вначале мы не совсем понимали, что мы должны были делать в кино.

Всякое открытие делается тем, кто понимает, что пришло в его руки.

Когда звучит оркестр, то инструменты связываются звучанием, и это звучание сов местно с мелодией и есть оркестр.

Нельзя распиливать дом пополам. Это понял великий Эйзенштейн. Он понимал, что кадр должен быть глубинным, он разбил плоскость картины.

Он сделал невозможное.

Он вошел в зеркало.

Вот кто истинный победитель зеркала. Движение по лестнице - движение прыжками; это понимал Дзига Вертов, и это его вывело из канцелярии на трудную дорогу, не до конца использованную еще и сегодня, от которой остались такие памятники, как «Три песни о Ленине»

Ленин и революция были рождением нового искусства.

Мой отец, преподаватель математики, говорил ученикам: главное - поймите, что это очевидно.

Понимание необходимости случайного - это и есть шаг на другую почву, где тебе в дыхании не мешают змеи прошлого.

Или, вернее, они подсказывают, что можно сделать, как можно перетряхнуть литера туру.

А мир, как и шерстяные вещи, очень любит хорошую чистку.

Эйнштейн написал: «Прости меня, Ньютон»

Эйнштейн берет зеркало Ньютона и знает: за ним есть другое.

С такой радостью друг другу кивают только великие деревья.

Мир не плоский.

Пространство изогнуто, но я этого уже не понимаю.

Жизнь, которую я прожил, конечно, не правильна. Но тогда я бы не сделал того, что сделал.

У меня был термин «остраннение». В этом слове набрали одно «н». Слово так и пошло с одним «н». А надо было написать два «н».

Поправку я сделал только недавно, в книге «Энергия заблуждения». Так и живут теперь два слова—остранение и остраннение, с одним «н» и с двумя «н»: смысл разный, но с одинаковым сюжетом, сюжетом о странности жизни.

Люди думают, что они кончают вещь.

А это начало вещи.

Вот это знание у меня есть.

Мы с Мандельштамом жили в одном доме, на углу Невского и улицы, которая тогда, кажется, называлась Морской.

Я слыхал, как он читал за стеной:

«Я слово позабыл, что я хотел сказать, Слепая ласточка в чертог теней

вернется...»

Эти слова изменялись, я их слышал по-разному.

Мы говорим, что искусство отражает жизнь.

Оно часть того, что мы называем действительностью.

Мы собирались в ОПОЯЗе, всегда думая о том, что сама литература- вся- часть жизни, часть действительности.

Мудрый Ленин сказал точно, что сознание отражает жизнь, но не зеркально.

Думаю, что свойство человечества— изменение жизни.

Разными способами.

Среди них великим способом является создание языка, создание литературы. По- разному происходит это у разных наций и при разном, скажем так, строе познания; поэтому по-разному мы выдаем набросок жизни.

Когда-то давно создавали мы фильмы на берегу Москвы-реки, совсем рядом с водой, потому что около Третьей фабрики еще не было набережной.

Снимали картину «Крылья холопа», а пространство фабрики было очень маленьким.

Художник работал во всех углах помещения. Я его спросил, отчего так много разных декораций, как бы кусков декораций.

Он ответил: если ты художник, умей создавать и менять пространство.

Если человек в старой России построил себе крылья, то он любил - явно любил переделывать, или, скажем, пересматривать пространство.

За свою долгую жизнь, заглядывая в Окна кинематографии, я видел, как там, за окнами, многое изменяется, - изменяется людьми, которых я знал.

Изменяется для изменения мира. Это построение истинного гнезда для человечества, для будущих наших детей.

Это мечта.

Не заметить, пытаясь создать книгу об искусстве, не заметить движения кино для человека, который видел великие съемки, - невозможно.

Вот собралась новая старая книга о кино. Что-то вроде дневника кинематографиста. Расстаюсь с ней, думая о завтрашних лентах. О триумфах новых, еще неизвестных драгоценных юношей.

Шлю им свой привет и желаю жить долго.

Послесловия не будет.


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-06-08; Просмотров: 83; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.083 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь