Ну, тогда отталкивайся и лети на неясные отсветы фонарей. Окаймленный ими бетонный луг, может стать посадочной полосой, если в небе вновь заблудился вдруг без еды, без топлива и босой.

- Ну, заблудился – и что? – буркнул я. – Понять ЭТО я и сам могу – даже со своими театральными извилинами. Дальше-то – куда?

Впрочем, «куда» я почти придумал: надо идти в таверну и сдаваться в грузчики. Тяжелый физический труд благотворно действует на ушибленные творчеством мозги. Так что спать после него я буду сном младенца. Да и философов своих надо выручать – а то они день с ночью путают, и на работу не являются. Поднявшись с дивана, я взглянул на часы, и решил, что пора выдвигаться в заданном направлении. Даже, если заведение еще закрыто – все равно нужно мозги проветрить. Вот только свое имущество надо все-таки припрятать. Мало ли, какие незваные гости могут пожаловать в особняк в мое отсутствие? И, запихав сумку с ноутбуком в пыльные недра своего скрипучего ложа, я отправился совершать трудовые подвиги.

ГЛАВА 6. Что в имени тебе моем?

 

По дороге я вспомнил своего ночного гостя и попытался понять – ЧТО это было? Глюк программы – или результат общения с саламандрой? И кто у нас – Король без королевства? Уж однозначно – не Франциск Первый! Где-то мне встречалось такое словосочетание – но французские монархи тут вроде бы не причем. Я напряг память. Аааа! Вспомнил! Читал в каком-то романе!!!

«Исторические хроники «доброй старой Англии» донесли до нашего времени поучительный рассказ о курьезе с королем Иоанном Английским, прозванным Безземельным. Он был сыном короля Генриха II Плантагенета и более всего известен тем, что сначала стал безземельным, а потом вообще королем без… королевства. Время царило беспокойное – войны, Крестовые походы в Святую землю, междоусобицы, бесконечная борьба за власть. Незадолго до гибели, король Ричард I Плантагенет, прозванный Львиное Сердце, назначил своего брата Иоанна наследником престола, обойдя законно имевшего на это куда большие права, принца Артура Бретонского.

Трудно сказать, чем руководствовался Ричард, назначив его своим престолонаследником. Многие историки считают, что тот плел заговоры с австрийцами против брата. Конечно, таким рыцарем, как Львиное Сердце, Иоанн никогда не был, но по части властолюбия, коварства и жестокости мало в чем уступал венценосному воителю. Мечта сбылась, вожделенная корона уже в руках! Однако червь сомнений глодал нового властителя: оставался крайне беспокоивший его конкурент на престол.

– Пока жив принц Артур, мое сердце не узнает покоя – признавался Иоанн доверенному придворному. – Надо его извести! И чем скорее, тем лучше!

– Как извести, Ваше Величество?

– Не понимаешь? – подозрительно щурился Иоанн. – Или прикидываешься? Найди надежного человека, который покончит с принцем ядом или кинжалом.

– Но это же… – задохнулся придворный.

– Молчи! И делай, что тебе велят. – Иоанн бросил на него злобный взгляд. – Иначе покончат с тобой»…

В общем, грустно там все было в этой Англии! Репутация Иоанна была настолько плоха, что с тех пор ни один английский монарх не называл своих наследников этим именем. И уж явно, не этот мерзавец заглядывал ко мне на огонек. Точнее, во тьму моей души.

- Наверное, он -таки – француз – подумал я. – Хотя, черт побери, намного ли они лучше?!! Достаточно вспомнить Варфоломеевскую ночь, устроенную мамашей короля Карла. А другой Карл сдал англичанам Орлеанскую деву. Так что своего сына я бы однозначно этим именем не назвал!!! При всем моем почтении к господину Мюнхгаузену! Хотя он-то на престоле не был…

 

В таверне по утреннему времени было сумрачно и пустынно. Горела всего пара светильников, дальние столики тонули в темноте. Ксантиппа, одетая уже не в винтажное платье, а в скромный темно-синий рабочий халат, услышав мое горячее желание податься в грузчики, только руками всплеснула.

- И вы туда же! Да что ж за времена такие пошли, ежели человеку еще не старому, культурному, интеллигентному податься больше некуда, кроме как пивные бутылки таскать?!

Я в двух словах, не входя в подробности, обрисовал сердобольной тетушке свое бедственное положение. Она снова вздохнула и с сомнением окинула взглядом мою далеко не атлетическую фигуру.

- Работа у нас тяжелая, и, к тому же, весь день на ногах. Ну, раз думаете, что выдержите – милости просим.

Хозяйка таверны привела меня в подсобку и распахнула дверь на задний двор, куда как раз въезжала «газель» груженная коробками со съестным и упаковками пива. Как ни странно, я довольно быстро управился с разгрузкой и даже почти не почувствовал усталости. Вероятно, от того, что мысли мои в это время были заняты другим. И витали то вокруг загадочных ночных «гостей», то снова обращались в прошлое, в дни беспечального детства. Когда последняя коробка была уложена на место, Ксантиппа вздохнула и повела меня обратно в зал.

- Поди, не ел ничего с утра, бродяга? - ворчливо, но добродушно спросила она, ставя на стол немудреный завтрак. - Давай, натягивайся! К обеду еще машина должна подъехать.

Укрепив такими словами мою уверенность, что я принят на работу, хозяйка ушла. Про оплату я ее спрашивать не стал, а вгрызся в суховатый бифштекс с жадностью оголодавшего волка. Потом потянулся за чаем, и нечаянно смахнул со стола кучку каких-то пестрых бумажек. Такими «листовками» в таверне были завалены все плоскости.

Я припомнил, что пока вел с Ксантиппой беседу о моей невеселой жизни, в заведение просочился паренек в яркой кепке и с толстой сумкой через плечо. Видимо, сотрудник какого-то рекламного агентства, разбрасывающий его продукцию во всех многолюдных местах. Мне, в общем-то, было наплевать, какие блага цивилизации воспевали аляписто раскрашенные бумажки.

Но внезапно среди картинок с айфонами последней модели, пылесосами и прочей технической лабудой, я заметил знакомый портрет мужчины с длинными темными волосами, падающими на кружевной воротник.

 

Растерянно поморгав, я взял рекламную афишку. Нет, изображен на ней был, разумеется, не мой ночной гость, а великий английский драматург. Впрочем, сходство явно просматривалось. Под портретом сэра Уильяма готическими буквами был напечатан довольно длинный текст:

- Международный культурный центр «Шекспирия» приглашает всех желающих принять участие в фестивале театральной самодеятельности «Глобус». Мы ждем вас, непризнанные таланты, из Народных театров, школьных студий и драмкружков! Кто знает: быть может, ваш маленький город станет известен на весь мир тем, что в нем появится новый Эдмунд Кин или Сара Бернар? Дерзайте, будущие гении! Напишите и отправьте заявку на наш электронный адрес и приложите к ней файлом вашу пьесу. Важное условие: пьеса должна быть авторской, совершенно новой, и нигде раньше не опубликованной! Срок подведения итогов конкурса – 30 сентября. Приятный бонус победителю – грант на сумму…».

Далее шла невообразимая сумма со многими нулями, а ниже - написан тот самый электронный адрес и напечатаны фамилии разнообразных спонсоров этого культурного мероприятия. Я хмыкнул, повертел афишку и отложил ее в сторону. Попадись мне эта информация пару дней назад, я тут же загорелся бы новой идеей. И принял бы участие в конкурсе вместе с моими друзьями.

А сейчас – чего зря суетиться? Спектакль ставить мне уже негде и не с кем.

Да и подходящей пьесы у меня нет. Все, что было написано раньше – давно где-то опубликовано и поставлено в Народном театре. А сочинять что-то новое – нет ни сил, ни желания. И смысла – тоже нет. К тому же, дней в сентябре практически не осталось…

 

Я устало прикрыл глаза. В темноте под закрытыми веками оранжевой бабочкой метался огонек висящего напротив светильника, сделанного в виде факела. Бабочка вспыхнула и превратилась в саламандру, снова дразняще показавшую язык всем моим унылым мыслям. А потом я почувствовал, что сижу за столом не один, и открыл глаза.

С противоположного края стола на меня смотрела девочка-подросток лет тринадцати-четырнадцати, не больше. Худенькая и щуплая, как птенец. Узкое треугольное личико, свежая царапина на щеке и большие черные глаза, глядящие с недетской тревогой.

Я еще заметил, что короткие темные волосы девчонки были подстрижены до странности неровно, будто она кромсала их в темноте тупыми ножницами. Юная незнакомка нетерпеливым жестом отбросила со лба упавшую прядь и тихо сказала:

- Горечь досады отравляет ваше сердце, сударь. И все же вам, в какой-то степени легче, чем…

- Чем - кому? – одними губами прошептал я, понимая, что со мной опять начала твориться какая-то чертовщина.

Девочка не ответила. Отвела взгляд и глухо произнесла:

- Вам не наносили удар в спину самые близкие друзья. Вас не проклинали и не тащили на казнь те, которых вы спасли вчера от неминуемой гибели!

Она снова повернулась ко мне, и меня поразила ярость, полыхнувшая в ее черных глазищах.

- Думаете, я жалуюсь?! Черта с два! Если бы глас с Небес приказал мне: «Сиди дома, плачь и молча смотри, как гибнет твоя страна! », я все равно бы прыгнула в седло. Потому, что самый слабый должен стать поддержкой и опорой! Надежным плечом, когда у сильных не хватает сил. И, даже, знай я там, у крепостных стен Орлеана, ЧЕМ закончится мой путь, я и тогда бы повела войско в атаку!!!

Незнакомка резко вскочила, подалась вперед. И я увидел, что одета она в бесформенную грубую рубаху, похожую на серый мешок. Но не одежда странной девчонки поразили меня, а ее руки! Тяжелые, натруженные ладони, красные, как от мороза, покрытые мозолями и ссадинами. Они, словно бы, принадлежали другому человеку, намного старше и взрослее моей собеседницы. Такие руки должны быть у того, кто с детства привык к тяжелой крестьянской работе. А крепкие пальцы с узловатыми суставами, могли твердо сжать не только рукоять плуга, но и эфес клинка! Горячая волна подкатила под сердце. Я тоже вскочил и закашлялся, захлебнулся словами, пытаясь что-то сказать. Девочка сделала шаг назад и улыбнулась неожиданно мягко:

- Мне пора. Вы слышите, сударь?

Я, действительно, услышал доносящийся из какой-то невозможной дали звук боевой трубы и лязг стали.

- Как тебя зовут? – выдохнул я, почти догадавшись, но все еще не веря.

- Разве это важно? Мое место – там – спокойно сказала та, кого потом нарекут Спасительницей Франции и Белой Лилией Орлеана. - Моя судьба – спасти родину и погибнуть - оклеветанной. Но вы-то, сударь, еще можете изменить свою жизнь.

- Каким же образом? – выдохнул я.

- Станьте сами для кого-то светом и надежной защитой в трудный час. Очень скоро вы услышите крик о помощи. Бегите туда, не раздумывая! Протяните руку страдающему, и увидите, как падут и разобьются проклятые оковы тоски и неверия, в которые вы сами себя заковали! Прощайте, сударь. И спасибо, что написали о девчонке из Домреми.

Она повернулась и сделала шаг. В этот миг словно пелена упала с моих глаз! Я увидел черный дым над крепостными стенами и языки пламени, почти коснувшиеся плеч хрупкой девочки в сером балахоне.

- НЕ-Е-ЕТ!

Дикий крик вырвался из моего горла.

Я рванулся к ней, опрокидывая стул, в отчаянии протянул руки, пытаясь удержать, спасти!

- Жанна, Жанна, останься со мной!

Я выкрикнул эти слова и поймал…воздух. Пламя погасло, девочка исчезла. Плохо понимая, что делаю, я выбежал на улицу и помчался по ней в безумной надежде найти ту, что явилась мне из чудовищного Прошлого. Сердце билось в груди паровым молотом, а в виски мучительно стучали слова, написанные давным-давно:

 

Неподвижный холодный туман, запах гари и горечь досады. Жанна д`Арк, не бери Орлеан – пусть себе задохнется в осаде. Словно молния, меч твой остер,

белый конь, словно молния, быстр. Только, Жанна, потом ведь костер, пламя, копоть и всполохи искр. Жанна, Жанна, останься со мной. Я жених твой, твой раб и слуга… Жанна, разве не страшно одной подниматься к небесным лугам? Бел доспех твой и знамя бело, и, как саван, проклятый туман. Жанна, только не прыгай в седло, Жанна д`Арк, не бери Орлеан. Кто ладонь над тобою простер? Раз ты слышишь свои Голоса, отчего ж ты не видишь костер, и огонь на твоих волосах? Жанна, Жанна, останься со мной. Я люблю, я люблю и молюсь… Только ты не зови меня в бой. Я боюсь. Я боюсь. Я боюсь…

Очнулся я на пустыре, примыкающем к кладбищу. Даже непонятно – как я на нем оказался? Попасть в «последний приют» можно было только со стороны улицы. А, чтобы проникнуть на пустырь, требовалось пройти все кладбище насквозь, и потом протиснуться в дыру в кирпичном заборе. Это я знал точно, потому, что не раз таскал на этот пустырь растительный мусор из бабушкиной оградки. Но я не помню, чтобы я куда-то заходил, а уж тем более – протискивался. Кроме всего прочего, означенная дыра была в нижней части забора – почти у самой земли. И приходилось сгибаться в три погибели, чтобы в нее проникнуть. Но по улице я – БЕЖАЛ!!! Даже, если предположить, что мой бег по пересеченной местности в голове не отложился, то забор бы я запомнил. Потому, что крепко впечатался бы в него пустой башкой, не успев выполнить достаточно сложный акробатический этюд, и, не сообразив пригнуться. Трясущимися руками я достал из кармана сигареты, и плюхнулся на землю, привалившись спиной к разбитому забору. Состояние у меня было такое, будто меня только что вынули из-под танка.

- Кажется, тараканам в моей голове срочно требуется дихлофос. А мне самому – гильотина. Ибо лучше все-таки сдохнуть прежде, чем за мной дружно явятся санитары…

ГЛАВА 7. Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать…

Я закурил и прикрыл глаза. Пытаться осмыслить все, что со мной произошло, просто не было сил. Хотелось бесконечно сидеть вот так, прижавшись к прохладным кирпичам и ни о чем не думая. Кругом стояла звенящая тишина, и дремотно пахло увядающими травами. Прожужжала где-то невидимая муха, что-то чирикнул, пролетевший надо мной воробей… Внезапно тишина взорвалась громким жалобным криком! Девичий голос повторял тонко и отчаянно:

- Не смей, слышишь?! Отдай!!!

В ответ раздалась басовитая мужская ругань. Ноздри мои резанул едкий запах гари. Я вскочил с места, как пружина. В сознании пронеслась только что услышанная фраза: «Очень скоро вы услышите крик о помощи…» Я рванулся на крик, не раздумывая. И увидел в дальнем углу пустыря пляшущие над пожухлой травой, алые языки, и две сцепившиеся у огня фигуры – большую и маленькую. Мужчина взмахнул рукой, маленькая фигурка отлетела в бурьян.

- Все барахло твое спалю! Будешь знать, как отца не слушаться!

В пламя полетела книга, какая-то шкатулка, что-то из одежды. Я особо не всматривался, наращивая скорость. Наконец, незнакомец занес над костром нечто похожее на толстую пластиковую папку с листами.

- Отдай мою рукопись!!!

Девчонка взметнулась с земли и вцепилась злодею в локоть. Я, не дравшийся со времен студенчества, уже чувствуя одышку и колющую боль в боку, собрал последние силы, подскочил и рванул мужика за воротник, отбрасывая его от костра. Пиджак на злодее затрещал, сам он растерянно охнул и разжал пальцы. Папка полетела в огонь, но девчонка успела пинком отбросить ее в сторону. И, как величайшее сокровище, прижала к груди, покрытые сажей, чуть обгоревшие листы.

- Пусти меня, бандит! Помогите! Полиция! – визгливо завопил мужик.

Я отпустил его. Вблизи поджигатель оказался совсем не похожим на разбойника. Обыкновенный толстый дядька в мятых штанах с красным, как помидор лицом. Он отбежал от меня в сторону и по-бабьи запричитал:

- Защитничек нашелся! Тебе бы такую доченьку! Я для нее все делал: и в колледж на экономический факультет устроил, и одевал, как куклу, и айфон последней модели купил. А эта дрянь учебу бросила, шляется где-то целыми днями, как последняя…

- Засунь себе этот айфон! – отчетливо бросила девчонка.

И внятно произнесла – куда. Мужик затопал ногами.

- Вся в маменьку! Такая же тварь неблагодарная! Я вас из грязи вытащил, я в вас кучу бабок вбухал…

Он занес над головой сжатые кулаки.

- Убью поганку!

- Но-но, полегче, господин хороший!

Я шагнул к нему, и разъяренный «папаша» тут же побежал прочь мелкой трусцой, чередуя на ходу жалобы и угрозы. Не обращая больше на него внимания, я повернулся к девочке. Она тут же отшатнулась, недоверчиво зыркнув на меня глазами, и сжав папку еще крепче. Я вздрогнул, разглядев ее лицо. На миг показалось, что передо мной – Жанна. Но – нет. «Непокорная дочь» была явно старше героини моей баллады. К тому же волосы ее не падали не плечи неровными прядями, а были уложены во вполне приличное каре. И глаза оказались не черными, а светло-серыми. Но в остальном же сходство было поразительным! Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут слева в груди что-то остро кольнуло. Ноги сами собой ослабели, я захлопнул рот, и с размаху сел в сухую траву.

- Вам плохо? – девушка тут же отбросила страх, присела рядом на корточки и затеребила меня за плечо.

- Может скорую вызвать? Или такси? Вы далеко живете?

- Спасибо, не надо - мотнул я головой. – Ничего, отдышусь и дойду сам.

- Вы точно уверены, что сами дойдете? Какой-то вы бледный сейчас и руки дрожат.

- Просто мне не слишком часто приходится вмешиваться в разборки отцов и дочерей - хмыкнул я, тут же вспомним собственных дочурок.

За подпаленный айфон они бы папеньку родного на месте придохлили! А вот за книжки и рукописи – вряд ли.

Девушка резко поднялась, лицо ее стало отчужденным.

- Он мне – не отец! – бросила она.

- А кто, если не секрет? – осторожно поинтересовался я.

Мало ли какие отношения могут быть у молоденькой девчушки и дядьки примерно моего возраста?

- Отчим!

Девушка заговорила отрывисто и яростно, словно выплескивая из себя давнюю боль.

- Мама вышла замуж за этого урода три года назад. Хотя я была против! А она все твердила: «Доченька, это наш последний шанс выбиться в люди» Ага, выбились! Он меня куском хлеба попрекал, маму до инфаркта довел. А теперь вот в свой поганый кооперативный колледж устроил.

- А ты оттуда сбежала - усмехнулся я, понемногу приходя в себя. - И решила, судя по всему, заняться свободным творчеством. Можно мне хоть посмотреть на спасенную нетленку? Надеюсь, это не второй том «Мертвых душ»?

Она сначала дернулась, но потом виновато потупилась и со смущенной улыбкой протянула мне заветную рукопись. Я перелистнул страницы и озадаченно присвистнул. В век интернета будущая писательница умудрилась настрочить довольно объемный талмуд от руки. Да к тому же снабдить свое творение неплохими рисунками, выполненными в графике. Однако, о чем же повествует сей опус? Я посмотрел на титульный лист. И слегка оторопел. Витиевато сделанная надпись гласила: «Пилигримы Неба и Земли. Пьеса-фантазия в четырех действиях с прологом и эпилогом. Автор: Иоанна Вишневская.

- Красивое название - вздохнул я. – А ты, значит, и есть та самая Иоанна?

Девушка гордо вскинула подбородок:

- Меня зовут Янка! Иоанна – слишком длинно, пафосно, и вообще, ну его на фиг!

- Понятно - пробормотал я, погружаясь в чтение.

Не знаю, сколько времени я читал эту пьесу-сказку, в которой странно переплетался двадцать первый век и времена короля Артура. Герои были живыми, до боли настоящими! Я видел каждого из них, слышал их смех и плач, улыбался их шуткам и ощущал их горе, как свое. А сюжет вился, подобно тропинке сказочного леса, где за каждым кустом тебя ожидает встреча с чудом. Очнулся я только тогда, когда закрыл последнюю страницу. Янка сидела в траве напротив меня, обхватив колени тонкими руками, и глядела тревожно и вопросительно. Было ясно, что гордость борется в ней с любимой фразой начинающего автора: «Ну – как? Понравилось? »

- Да! Понравилось, - ответил я на незаданный вопрос. - Знаешь, девочка, я сам – драматург. И немного разбираюсь в этом деле. Конечно, пьеса слегка сыровата. Кое-где нужно сократить диалоги, а кое-где – дописать реплики. Но в целом, для дебюта – очень неплохо!

Янка просияла. Улыбка преобразила ее острое худое личико, сгладила твердость скул, превратив девушку почти что в красавицу.

- А вы могли бы? … - шепотом сказала она.

- Что? – с улыбкой откликнулся я.

- Ну, раз вы драматург, то, наверно, в каком-нибудь театре работаете. Вы не подумайте только, я не навязываюсь! Просто интересно знать: мою пьесу можно поставить на сцене?

- Можно - со вздохом отозвался я. – Была бы сцена! Думаю, что спектакль получился бы интересным…

И тут я замолчал, озаренный неожиданной идеей.

- Слушай, Яна! Ты ничего не слышала о фестивале-конкурсе театральной самодеятельности «Глобус»?

Она покачала головой.

- Сейчас постараюсь все объяснить. В общем, есть такой международный культурный центр «Шекспирия»…

Я вскочил, неловко взмахнув рукой, и из кармана куртки выпорхнула та самая рекламная листовка с описанием условия фестиваля. Ума не приложу, когда умудрился ее туда засунуть? С некоторым облегчением я сунул ее под нос юному дарованию.

- Читай! Если верить одной девушке из далекого пятнадцатого века – это твой единственный шанс!

- И твой тоже! – прозвучал чей-то тихий голос у меня над ухом.

Я дернулся, но рядом, кроме Янки, никого не было.

- Ну, все! – обреченно подумал я. – Слышу Небесные Голоса, как моя недавняя гостья. Ее они привели к печальному, хоть и героическому финалу.

А что ждет меня в конце то ли драмы, то ли фарса, в который превратилась моя жизнь? Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Для начала надо разобраться, что делать с юной писательницей, а заодно и с ее творением. Хотя с пьесой все как раз ясно – набрать в Ворде, да и послать файлом на конкурс.

- А почему все от руки? Компьютера нет? – спросил я, стараясь отвлечься от своего сумасшествия.

Янка пожала плечами.

- Есть. Но «папаша» в нем шарится. Может все удалить. Я же учиться должна, а не ерунду писать.

- А на флешку скинуть? Можно писать прямо на нее, а потом прятать – если так.

- Писать-то можно, но я – растяпа. Я уже три пьесы потеряла. В смысле, три флешки. Хотя, может, мне помогли…

- Ладно, это все поправимо. У меня есть ноутбук. Можешь в нем текст набрать. Но сначала мне надо вернуться на работу. Если ты меня подождешь, то потом можно пойти ко мне.

Девушка задумчиво поковыряла кроссовкой сухую траву. На ее лице ясно читалась борьба благоразумия с желанием согласиться на мое предложение.

- Не бойся! Я – не маньяк, а приличный человек. Хотя и бомж на данном этапе.

- Бомж? – удивилась она.

- Ну да. Бывший сценарист Народного театра. Бывший отец семейства. А ныне – простой грузчик в местной таверне «Белый Единорог».

И если мы с тобой не поторопимся – то стану еще и бывшим грузчиком.  

- Ну, уж нет! Этого я не допущу! – решительно сказала Янка. – Пойдемте в эту вашу таверну.

В заведение мы успели как раз вовремя. Ксантиппа, снова облаченная в длинное платье и чепец, еще даже не успела рассердиться и только хмыкнула, увидев меня.

- А-а, вернулся, бродяга! А я уж думала, свалил в туман, как вчера мужнин братец с его дружком. Давай готовься, сейчас нам новую партию продуктов завезут – разгружать будешь.

Тут она увидела девушку и недовольно нахмурила брови:

- А это еще кто?

- Это моя… племянница! – нахально брякнул я. – Тоже волею судьбы попавшая в тяжелое положение…

Тут я понял, что сморозил двусмысленность. Но оказалось, что ляпнул эту глупость весьма удачно. Потому что хозяйка таверны тут же жалостливо охнула, покачала головой и, подхватив Янку под локоть, повлекла ее куда-то в недра заведения.

- Вот и хорошо - подумал я. – Пусть дамы побеседуют о своем, о женском.

В конце концов, девочке явно не хватает материнской ласки.

Размышления мои прервал знакомый голос. Из-под барной стойки вынырнула кудрявая голова одного из «философов». В руке Петр Алексеевич сжимал мокрую тряпочку, а лицо его выражало неподдельный восторг.

- А, это вы, мой любезный друг! – воскликнул он, заметив меня. - Посмотрите только, какое чудо я здесь обнаружил!

Недоумевая, что за чудеса могут скрываться под стойкой бара, я послушно шагнул туда. Павел Сергеевич уже сидел на корточках на полу, сжимая забытый веник. Оба моих приятеля восхищенно разглядывали паутину, щедро окутавшую внутреннюю часть стойки.

- Ах, дорогой коллега, взгляните на эти узоры, столь изысканно вытканные лапками неутомимого восьминогого умельца! – разливался Петр Алексеевич.

- О, да! – с энтузиазмом подхватил Павел Сергеевич. – Матушка-Природа порой дает нам поразительные уроки нравственности. Паучок плетет свое тончайшее кружево снова и снова, даже после того, как грубая людская рука рушит его творение. Это ли не пример бесконечного терпения и стойкости?

- А в прошлый раз эти бездельники пытались начертить траекторию полета мухи над кухонным столом, и все галдели о какой-то теории случайных чисел! – раздался за нашими спинами голос Ксантиппы. – Марш в подсобку – пиццу таскать, дармоеды!

Теперь я видел, что хозяюшка сердится не всерьез. Но оба приятеля дружно вскочили, выронив «орудия труда», и исчезли в указанном направлении. Рядом появилась Янка, быстро расправилась с паутиной и под одобрительное ворчанье Ксантиппы принялась перетирать рюмки и бокалы. Я же поспешил на задний двор, и весь остаток дня усиленно нагружал спину и руки, стараясь ни в коем случае не побеспокоить голову. К счастью, никаких Небесных голосов, и земных видений явлено мне больше не было. Ближе к вечеру хозяйка отпустила нашу пеструю компанию, заплатив хоть и не так много, как я ожидал, но довольно прилично. Хотя, что я жалуюсь? Нас ведь еще и ужином накормили.

ГЛАВА 8. В череде одинаково серых дней…

Брошенный особняк, и его более чем странно обставленные комнаты, девушке неожиданно понравились.

- Интересно здесь! – призналась Янка, разглядывая каминную маску. – Точно в романе Диккенса «Лавка древностей». Домик, полный загадочных вещей, и два милых старичка – его хозяева.

- Ну, спасибо, что юное дарование меня в старики не записало - усмехнулся я про себя, и полез в диван за ноутбуком.

- Держи агрегат! Он хоть и не совсем старинный, но тоже ведет себя порой весьма загадочно. Если начнет барахлить – позови меня, я скажу ему пару ласковых.

- Не беспокойтесь, с техникой я дружу - отозвалась Янка.

Она быстро забарабанила по клавишам, а я, чтобы не мешать, тихо присел в другом уголке и снова открыл роман Дюма.

- Надо хоть немного успокоиться - подумал я при этом. – А то я уже чувствую, что сойду с ума, если мне не дадут спокойно посидеть и почитать. Правильно кто-то из мудрых сказал: «Книги дарят людям счастье, становятся укрытием от реальности. Книги – лучшие друзья большинства женщин, а не бриллианты». Кстати, к мужчинам это тоже относится. Когда нам недостает любви, мы беремся за любовный роман. Когда хотим забыться – погружаемся в увлекательный детектив. Ну, а я сейчас хочу отвлечься от собственных безумных приключений и с головой погрузиться в чужие!

Приключений в творении знаменитого француза было немало. Великий скульптор бежал из тюрьмы, дрался на дуэли, защищал от неправедного суда приемного сына, и пережил несчастную любовь. Больше всего мне понравился тот момент, когда попавший в королевскую опалу Бенвенуто Челлини, не жалуется на судьбу и не бежит из Франции, а делает единственный правильный шаг. Не прекращает работу над огромной и прекрасной статуей Зевса. И потрясенный король, увидев творение мастера, сразу меняет гнев на милость и даже просит у героя прощения.

- Выходит, творчество может стать не только источником «внутренней эмиграции», но к тому же, защитой и спасением - сделал я вывод, закрыв последнюю страницу. – Кажется, что-то такое пытался объяснить мне мой ночной гость. А потом сбылось предсказание Жанны: я защитил Янку и спас ее рукопись. По логике такого сюжета моим следующим шагом должна стать «продажа рукописи», точнее, постановка пьесы и участие в пресловутом театральном фесте. Но это же нереально!.. А вдруг я ошибаюсь?

Словно почувствовав мой взгляд, девушка оторвалась от монитора и весело сказала:

- Ну, все, текст набран! Посылать заявку на конкурс?

- Посылай! – махнул я рукой. - В конце концов, это ни к чему не обязывает. Постой-постой, а как ты собралась ее отправлять? Разве здесь есть вай-фай?!

Янка озадаченно нахмурила тонкие брови.

- Не знаю. Но интернет ловится, хотя и дохленький.

- Новое чудо! – вздохнул я. – Хотя по сравнению с остальными – это так, приятный пустячок. Может, от библиотеки где-то роутер остался? Ладно, отсылай свою пьесу, и дуй домой! Или – стоп!

Не лучше ли тебе переночевать здесь? Не подумай ничего плохого, я всего лишь опасаюсь очередного приступа агрессии со стороны твоего отчима.

Девушка усмехнулась.

- Да я о плохом и не думала! А «папаша» все равно явится только под утро… на закорках у своего охранника. Это у него «режим» такой! Днем пахать в офисе, ночью надираться до зеленых чертей в клубе, а утром с больной головой пытаться меня «воспитывать». Но к тому времени, как он проснется, я постараюсь куда-нибудь свалить.

Я только сочувственно кивнул, не зная, чем помочь бедняжке. Янка громко щелкнула клавишей, отправила файл с пьесой по нужному адресу и, стараясь держаться бодро и независимо, упорхнула, сказав мне на прощание несколько теплых слов. После ее ухода я еще несколько минут слонялся по комнате, не зная, чем себя занять. Книжка была дочитана, из-за стенки доносилось согласное похрапывание «философов». Так что и поговорить-то мне было не с кем. Опасаясь, что в голову снова полезут непрошеные воспоминания, я сел к ноутбуку и прошелся по тексту пьесы профессиональным взглядом. А потом, как-то, сам того не заметив, задумался над возможной постановкой.

- Подходящих актеров все равно не хватит, даже если ты умудришься заинтересовать участием в конкурсе весь Народный театр - спорил я сам с собой. - Ну, допустим, главную героиню сыграет Анечка. А кому отдать роль героя? Немолодого, но благородного рыцаря, живущего сразу в нескольких временах, и сражающегося со злом то на турнирном поле, то в реальности двадцать первого века? Причем, он должен быть одновременно мудрым, усталым и ироничным. Романтичным, но старательно прячущим ранимое сердце под маской насмешки и цинизма. Про виртуозное владение историческим фехтованием я вообще помолчу! Как ни крути, среди ребят из твоего театра такого персонажа не найдется.

Я перечитал пьесу снова. Между прочим, для остальных действующих лиц исполнители легко нашлись.

- Мда-а! – вздохнул я. – А ведь я почти поверил в собственную безумную идею. Репетировать можно было бы прямо здесь, в особняке. И многие друзья-артисты откликнулись бы на мой призыв, в этом я и не сомневаясь. Но – увы! Нет – героя, нет спектакля. Что ж поделать? На этой печальной мысли о силе судьбы, я, пожалуй, отбуду ко сну. Если, конечно, ни что мне не помешает…

И я покосился на камин, решив, что сегодня попробую обойтись без обогрева.

- Если забраться в выданный мне спальник, а сверху накрыться еще и курткой, то есть шанс не замерзнуть. Хочется выспаться – безо всяких там «видений», визитов императорских персон, и прочих глупостей. Как пишут в тырнетах: «ночь, не своди меня с ума – я думать не хочу о важном»!

Не знаю, что помогло – моя робкая просьба, бессонная предыдущая ночь или банальная физическая усталость, но спал я, как убитый. Несколько дней со мной ничего странного не происходило. Я исправно посещал таверну, таскал коробки и упаковки с бутылками, а «под занавес» с удовольствием слушал рассуждения своих философов.

- Представьте, что вы попадаете в далёкое прошлое, где вашу необычную одежду замечает стража, ловит вас и приводит к своему правителю – рисовал страшную картинку Петр Алексеевич. - Вы должны доказать, что вы из будущего, иначе вас повесят, как иноземного шпиона.

Что бы вы рассказали или сделали, каким знанием поделились, доказывая, что вы из будущего?

Я задумчиво уставился в кружку с недопитым кофе.

- Расскажу им, что случится в грядущем, если это будет страна, историю которой я знаю. Если поверят, то и ладно. А если не поверят - придётся врать, что я де, предсказатель такой, который будущее знает и чудеса творит (пара фокусов подойдет! ). А дальше... Дальше пытаться выбираться назад или приживаться в том мире. Третьего не дано.

- Пожалуй, историки там не выживут – почесав репу, грустно вздохнул Павел Сергеевич. - Физика нам в помощь! Хотя, нет. За колдовство сожгут! А зачем в прошлое? Может, лучше в будущее? Мне светлое, пожалуйста.

- Хорошо. Вы попадаете в будущее, и вам зачем-то надо объяснить всем, что вы из прошлого – упирался его оппонент. - Вопрос: как доказать людям в белых халатах, что вы говорите правду?

- Если будущее светлое – улыбнулся я. - Люди в белых халатах добрые, лекарства эффективные, тихий час по расписанию и ещё кормят, то не буду ничего доказывать. А то вышлют обратно нафиг, а завтра на работу.

- Если прошлое достаточно далёкое, то можно рассказать, как делать крепкое вино. Самогон, то бишь, – откликнулась из подсобки Ксантиппа, убежавшая туда переодеваться. - А вообще-то, если мою сиюминутную одежду заметит стража, то задержит не за шпионаж, а за неприличный внешний вид. Шортики, маечка, надетые на тётку «за сорок»!!!

- Во всех ты, душенька, нарядах хороша! – хохотнул братец ее бывшего мужа.

Ксантиппа погрозила ему пальцем, но было видно, что ей приятно.

- Все, господа грузчики, выметайтесь!!! До завтрашнего вечера можете здесь не появляться. У меня в некотором смысле выходной – пойду в салон красоту наводить. Музыканты какой-то крутой концерт обещали – так что надо моменту соответствовать!

 

Воспользовавшись неожиданно образовавшимся свободным временем, я собрался прогуляться по осеннему городу.

- Если я решил с утра ничего не делать – то меня уже не остановить! – хмыкнул я, отправляясь в дорогу.

Говорят, что пейзаж, который видит перед собой человек, обычно является отражением мира, скрывающегося в его душе. Мой мир был тревожен, странен и переменчив, и все вокруг соответствовало этому. Клочья сизо-серых облаков стремительно неслись по небу. Солнце то пряталось в них, и от этого город заволакивало серой хмарью, то снова выглядывало, и тогда листья на придорожных кустах и деревьях вспыхивали всеми оттенками золота и янтаря. Дул «листобой» – холодный сентябрьский ветер. Он пришел с севера, с уже прихваченных первыми заморозками холодных берегов Балтики. Ветер кружил пыль вокруг фонарных столбов, вертел флюгера на крышах старинных зданий, бил и трепал деревья, и было слышно, как покорно шелестели они, сбрасывая листву.

Я свернул с улицы и углубился в парк, и неторопливо пошел в сторону озера. Осенние листья уже устилали его дорожки, а в глубине алыми кострами пылали клены. В детстве я любил мастерить из коры и их листьев кораблики. Паруса у них порой получались совершенно волшебными.

То – багряными с охристыми разводами. То - лимонными с алыми прожилками, а то – кирпичными. С крапом, рассеянным четко, как у божьей коровки. А еще мне тогда казалось, что рисунок на листьях клена – это следы бесконечных летних восходов и закатов. Мне и сейчас в это верится. Правда, закатами я не любовался уже несколько дней. Работа в таверне длится допоздна. А раньше я мог хоть каждый день видеть западный край неба из окна своей гримерки.

Тут я остановился и понял, что давно уже иду по дорожке, выходящей к Народному театру. Виновата ли была ностальгия, гвоздем засевшая в моем подсознании, или меня, как какого-нибудь книжного злодея потянуло на место преступления? Я постоял в задумчивости и все-таки двинулся вперед. Может, кого из ребят знакомых увижу и расспрошу, как там сейчас идут дела. Мне повезло. Из видневшихся в глубине аллеи высоких дверей ДК, вышла знакомая фигурка в светлом плаще. Анечка побежала вперед, обходя лужи, потом увидела меня, радостно ахнула и остановилась.

- Очень плохо без тебя, Тин Тиныч, - грустно поведала она мне после первых приветственных слов. - Главреж совсем озверел. Говорит, к черту классику, будем выступать на корпоративных вечеринках. Чтобы денег побольше заколачивать. Так что у нас теперь не репертуар, а сплошной Сomedi Clab идиотский! Нормальных творческих людей от этого тошнит, но нашлись и такие, что Владлена поддержали. В общем, в театре нашем – раскол и полная анархия. Многие уже разбежались, кто куда. Ну, а мы с Ваней Моховым и еще десятком верных ребят, когда главрежа нет, потиху собираемся в зале и заново старые спектакли репетируем. Надеемся, конечно, на лучшее, но вряд ли ситуация переменится.

Я слушал все это, скрипя зубами, и постепенно переполняясь бессильным гневом. Сбывались худшие мои опасения, Народный театр, любимое мое детище постепенно разваливался, и я ничем не могу этому помешать. Или все-таки могу?!

- Ты о чем задумался, Валя? – спросила Аня, закончив грустный рассказ.

– У тебя сейчас такое выражение лица, будто ты что-то хорошее знаешь, но не решаешься сказать.

- Есть у нас маленький шанс победить Владлена с его сворой - медленно сказал я. – Вернее, был бы, если бы нашелся подходящий артист на главную роль в новой пьесе.

Я рассказал Ане о фестивале театральной самодеятельности и о том, как неожиданно познакомился с подающим надежды драматургом. Разумеется, опустив все мистические подробности этой истории.

- А вдруг получится? – сразу загорелась девушка. – Тин Тиныч, это ведь и вправду наш последний шанс! Если б мы выиграли этот окаянный грант, то вполне могли бы здание для себя бы выкупить, и собственный театр открыть! Слушай, можно я расскажу об этом всем ребятам?

- Рассказывай - пожал я плечами. – Вдруг, кто из них кандидатуру подходящую предложит? Кстати, заявку на конкурс мы отправили. Но без главного героя нет смысла репетиции начинать. Ладно, я работать побежал. Если буду нужен – ищи меня в «Белом Единороге».

Анечка ушла повеселевшая и немного обнадеженная. А я, закончив прогулку, заторопился обратно в таверну. Наступал сумрачный осенний вечер, ветер усиливался, и было приятно думать об ужине в тепле и хорошей компании.

К тому же, Ксантиппа говорила что-то о намечающемся крутом концерте.

Значит, в качестве бонуса, насладимся музыкой, которая помогает скрыться от жестокой реальности мира хотя бы на несколько минут.

 

ГЛАВА 9. Давай, давай, не мешкай, выходи, пока звонят колокола в груди и боль еще металлом не застыла…

Пока мы с философами привычно разгружали очередную «газель», а наши музыканты настраивали инструменты, зал начал заполнятся публикой. Все столики были заняты, и даже возле барной стойки не осталось свободных мест. Ксантиппа сбилась с ног, рассаживая посетителей, и теперь металась между кофейным аппаратом и полкой, уставленной чипсами и сухариками.

Я решил ей помочь и встал за стойку. Посчитав, что раз сесть все равно некуда, то надо хотя бы совместить полезное с приятным. Между тем, поющие отстроили микрофоны, и концерт начался.

 

Давай, давай, не мешкай, выходи, пока звонят колокола в груди и боль еще металлом не застыла. Пока живой, умеющий прощать, запутавшийся в людях и вещах, державший фронт и нападавший с тыла, пока нескладный, главный, угловой, пока дырявишь небо головой и под дождем внезапным затихаешь, пойдем со мной - без карты, без пути, пойдем, пока нам некуда идти, - за будущим. За счастьем. За стихами.

Народ слушал, затаив дыхание. Все почему-то дружно забыли про свой кофе, а кружки с пивом обиженно притаились на столах. Белая пена в них медленно опадала, но никто этого не замечал. Даже возле стойки стало непривычно тихо. И я, наконец-то, смог разглядеть публику. Солидные дядьки с трудовыми мозолями на животах, перемежались со стройными пока что юношами. Пара юных старшеклассниц пряталась в темном уголке от, внезапно обнаруженной ими учительницы. А рядом с ними сидел какой-то бородатый мужик, чье лицо мне показалось смутно знакомым. Между тем, зазвучала новая песенка.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: