Нас едва наберется на взвод, а снаружи, с упорством барана, предвещая худой оборот, бьют по кованым створкам ворот равнодушные бревна тарана.

И взлетает рука над полком - молодым, и готовым для драки, и отмашка тончайшим платком, и начало последней атаки! И взлетает рука над полком

молодым, и готовым для драки. И отмашка тончайшим платком, и начало последней атаки!

По правде говоря, нужные слова должен был произнести я. Как режиссер, отвечающий за своих артистов и вообще старший по званию. Но сердце снова неприятно заколотилось, я перевел дыхание, и только молча кивнул. А потом решил внимательнее присмотреться к Олегу. Как-то раньше я мало обращал внимание на нашего «новенького». В театральном деле он звезд с неба не хватал, в новой пьесе играл эпизодические роли, но зато всегда был готов помочь с любой мелочью. И бутерброды в перерыве нарезать, и чая согреть, и перенести с места на место что-то тяжелое. А вот теперь – практически нас спас. И откуда он только так наловчился палкой махать? Не иначе, тоже в каком клубе реконструкторов, состоял!

Когда мы успокоили наших женщин, как могли, вызвали такси и отправили бедного Никиту в поликлинику – зашивать раненую щеку, Иван тяжко обронил:

- Должно быть, кто-то из Владленовой своры нас выследил. Черт! Плохо, что эта шайка знает, где мы встречаемся и репетируем. Знаешь, Валя, съезжать тебе надо отсюда. Вместе с твоими бездомными друзьями!

- Почему это? – сумрачно спросил я.

- Потому, что никто не знает, какую гадость бросят в окно в следующий раз? Вдруг - «коктейль Молотова», от которого полдома выгорит?

Я внутренне содрогнулся, представив такую картину. И обещал подумать, хотя прекрасно знал, что деваться нам отсюда – некуда. Мы невесело распрощались. А потом – беда никогда не приходит одна – я поругался с Аней. Причем совершенно нелепо и по-дурацки!

- Тебе нельзя здесь больше оставаться! – твердо произнес я, когда закрылась дверь за товарищем.

До этого несчастного случая, девушка много раз задерживалась у меня, хотя повторения безумной ночи случались не часто. Порой я так уставал на репетициях, что у меня не оставалось сил даже обнять ее.

- Я тебя не брошу! – упрямо отозвалась Аня. – Да я просто с ума сойду, если буду думать, что ты здесь один, и в любой момент на тебя могут напасть!

- Вот именно поэтому я и прошу тебя уйти. Не хочу, чтобы ты пострадала!

- А я не хочу потерять тебя, Валя, родной мой!

- Да ничего со мной не случится! Владлен не дурак – поджигать историческое здание посреди бела дня или даже ночью.

- Тогда зачем ты меня прогоняешь?

Аня побледнела и вдруг произнесла со знакомой холодно-спокойной интонацией:

- Или ты хочешь остаться наедине с кем-нибудь еще? Теперь уже не со мной?!

- Не говори чушь! – рявкнул я.

- Ну, почему сразу – чушь? Я понимаю, в труппе есть девушки помоложе и покрасивее меня.

- Дура! – почти простонал я. – Я же о твоей безопасности забочусь! Да я в жизни себе не прощу, если с тобой что-нибудь случится!

- А я не прощу себя, если оставлю тебя одного в трудный час!

В этот миг в мою дурную творческую голову стукнуло сразу все!

И бессмысленная ссора с Аней, и страх за нее и всех моих друзей, и, чего греха таить, дикая злость на себя, безмозглого дурака, который даже подраться, как мужик, сегодня не успел. Вернее, мне не дали!

- Вот только не надо меня жалеть! – в бешенстве заорал я.

– Много вас тут таких жалельщиков! Бережете меня, понимаешь ли, пылинки сдуваете, как с дряхлой развалины. Значит, по-твоему, я такой немощный, что меня и на час нельзя одного оставить? А самой-то тебе не противно за таким ухлестывать?!

Я выпалил последнюю гадкую фразу и в ужасе замолчал, только сейчас осознав, как сильно оскорбил Аню. Она не заплакала, не вкатила мне пощечину, как следовало бы. Только выпрямилась и сказала тихо и грустно:

- Жалость, Валя, это дар доброго сердца. А мои чувства к тебе были чище и выше любой жалости, хотя и сродни ей. Я любила тебя так, как никого еще в жизни! Но если ты гнушаешься моей любовью, если она оскорбляет тебя, я уйду. Нет, не из спектакля! Я понимаю, как важно его поставить. Если ты так хочешь, я уйду из твоей жизни и ни разу больше тебя не потревожу.

Наверно, после этих слов я должен был броситься перед ней на колени. Обозвать себя идиотом, целовать ее руки, просить прощения. Но я не сделал ни того, ни другого, ни третьего. Потому что с тайным и горьким облегчением понял: мой разрыв с Аней станет теперь гарантией ее безопасности. И только молча, со сдавленным в душе криком смотрел в окно, как она выходит из дома и идет, опустив плечи, по пустынной улице.

 

Репетиции после этого печального случая, действительно, не прекратились.

И Аня неизменно приходила на них. Более того – когда мы играли совместные сцены, она словно бы оживала, и ее нежные слова, обращенные ко мне, звучали пронзительно и искренне. А потом ее глаза снова гасли, и на лице появлялось ставшее уже привычным выражение холодной отчужденности. Друзья, конечно же, обо всем догадались и от души сочувствовали нам обоим. А я мысленно проклинал себя и считал дни до премьеры. Хотя даже самому себе не мог признаться – ЧТО я сделаю потом. Попрошу у Ани прощения, попытаюсь все исправить? Или оставлю все, как есть – потому, что такой женщины я и впрямь не достоин? Мда! Кажется, опять можно цитировать себя самого!

 

Когда расплываются ориентиры, и не различаешь ни зла, ни добра, то значит, в твоей неуютной квартире, тебя не спросив, поселилась хандра. Вошла и уселась откормленным задом, на вечно захламленный письменный стол – и все безразлично, и даже не надо вливать в себя горько-привычные сто...

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: