АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ БЛОК

(1880-1921)

К концу 90-х годов XIX века на первые роли в русской поэзии начал выходить символизм. Русский символизм вобрал в себя самые разнообразные влияния, начиная от французских декадентов - Бодлера, Вердена, Метерлинка, Малармэ, английского эстетизма Оскара Уальда, индивидуалистической проповеди Ибсена и Ницше и кончая мистической философией Владимира Соловьева, романами Достоевского, поэзией Тютчева и Фета, идеями германского романтизма.

Можно проследить особую связь символизма с западным декадентством и выделить разные направления в русском символизме, но если говорить непосредственно о Блоке, то ключ к пониманию его поэзии и вообще к пониманию поэзии " второго поколения" русских символистов лежит в философии и лирике Владимира Соловьева. " Второе поколение", или младосимволцсты - В. Иванов, А. Белый, Ю. Балтрушайтис, А. Блок, С. Соловьев - решительно отмежевываются от прежнего " декадентства".

Идее солипсизма, учению о беспредельной любви к себе, призывам к уходу в уединенный мир мечты и неуловимых настроений, пассивности, внежизненности, преклонению перед образом смерти и болезненно извращенному эротизму западного декадентства они противопоставляют идею соборности, активности, пророческого служения поэта, волевые стремления к проведению в жизнь своей религиозно- философской идеи.

" Милый друг, иль ты не видишь, что все видимое нами - только отблеск, только тени от незримого очами?.." " Все, кружась, исчезает во мгле, неподвижно лишь солнце любви..." Так пишет Владимир Соловьев и так ощущают жизнь и мир все младосимволисты. Владимир Соловьев выявляет образ " Царевны", мистической " Мировой души", " Софии", " Вечной Женственности", получившей свое высшее развитие в " Прекрасной Даме" Блока.

" Не событиями захвачено все существо человека, а символам и иного", - писал Андрей Белый. И он же говорит: " Искусство должно учить видеть Вечное; сорвана, разбита безукоризненная, окаменелая маска классического искусства".

Сущность русского символизма формулировал Вяч. Иванов: " И так, я не символист, если не бужу неуловимым намеком или влиянием в сердце слушателя ощущений непередаваемых, похожих порой на изначальное воспоминание (" И долго на свете томилась она, желанием чудным полна, и звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли" ), порой на далекое, смутное предчувствие, порой на трепет чьего-то знакомого и желанного приближения"... " Я не символист,

если слова мои не вызывают в слушателе чувства связи между тем, что есть его " я", и тем, что он зовет " Не - я", - связи вещей, эмпирически разделенных, если мои слова не убеждают его непосредственно в существовании скрытой жизни, там, где разум его не подозревал жизни..." " Я не символист, если слова мои равны себе, если они - не эхо иных звуков".

Можно много размышлять о символизме, из которого вышел Александр Блок, но вспоминаются строки великого Гёте:

Теория, мой друг, суха,

А древо жизни вечно зеленеет.

Действительно, древо жизни, древо поэзии вечно зеленеет - можно не углубляться в теорию символизма, но получать величайшее наслаждение, нести всегда в своей душе гениальные стихи Блока, от которых жизнь становится словно бы жизненнее и полнее, и возвышеннее. " Под шум и звон однообразный...", " Ночь, улица, фонарь, аптека...", " О доблестях. О подвигах, о славе...", " О, я хочу безумно жить...", " Мы встречались с тобой на закате...", " Девушка пела в церковном хоре...", " Прошли года, но ты - все та же...", " Незнакомка", " О, весна без конца и без краю...", " Она пришла с мороза...", " Благословляю все, что было...", " Ты помнишь? В нашей бухте сонной...", " Похоронят, зароют глубоко...", " На улице - дождик и слякоть ", " Май жестокий с белыми ночами...", " Я пригвожден к трактирной стойке...", " На поле Куликовом", " Россия", " Осенний день", " Коршун", поэма " Двенадцать...". Эти и многие другие произведения Александра Блока несут в себе такую поэтическую мощь, красоту, так пронзительны, что, безусловно, признаешь - Блок самый знаменитый поэт XX века. Он возвышается не только над своими друзьями по символизму, но и над всеми русскими поэтами всех течений и направлений. С этим соглашались и Ахматова, и Есенин, и Клюев, и Пастернак...

Прекрасная поэзия Блока, может быть, высекалась от того необычайного противоречия, которое жило в поэте. С одной стороны, одним из главных ключевых слов Блока было слово ГИБЕЛЬ. Корней Чуковский заметил: " Самое слово гибель Блок произносил тогда очень подчеркнуто, в его разговорах оно было заметнее всех остальных его слов". Гибель Мессины, комета Галлея, гибель " Титаника" - все, что гибельно, интересовало его, тревожило. Блок писал А. Белому: " Я люблю гибель, любил ее искони и остался при этой любви". Но, с другой стороны, это давало ему возможность острее ощущать жизнь, ее красоту, ее музыку, ее весну:

О, весна без конца и без краю - Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!

Принимаю тебя, неудача, И, удача, тебе мой привет! В заколдованной области плача, В тайне смеха - позорного нет!

Принимаю бессонные споры, Утро в завесях темных окна, Чтоб мои воспаленные взоры Раздражала, пьянила весна!

Принимаю пустынные веси! И колодцы земных городов! Осветленный простор поднебесий И томления рабьих трудов!

И встречаю тебя у порога - С буйным ветром в змеиных кудрях, С неразгаданным именем бога На холодных и сжатых губах...

Перед этой враждующей встречей Никогда я не брошу щита... Никогда не откроешь ты плечи... Но над ними - хмельная мечта!

И смотрю, и вражду измеряю, Ненавидя, кляня и любя: За мученья, за гибель - я знаю - Все равно: принимаю тебя!

Вообще в Блоке немало было полярных, влекущих в разные стороны сил. Именно это имел в виду Даниил Андреев, когда говорил о нем, что " появился колоссальный поэт, какого давно не было в России, но поэт с тенями тяжкого духовного недуга на лице".

Тема отдельного и глубокого разговора об устремленности поэта к духовной отверженности, к желанию быть проклятым, духовно погиб-

шим, к жажде саморазрушения, к своего рода духовному самоубийству. Особенно ярко это запечатлелось в книге " Снежная маска". Но это действительно тема отдельного разговора. Кто захочет углубиться в эту тему, может обратиться к книге Даниила Андреева " Роза мира", к главе " Падение вестника".

Александр Александрович Блок родился в Петербурге. Отец его был профессором-юристом, мать, дочь знаменитого ботаника Бекетова, была писательницей. Раннее детство протекало в доме деда, ректора Петербургского университета. Летом Блок жил в дедовском имении - селе Шахматове Клинского уезда Московской губернии. Юного Сашу окружала высокоинтеллигентная дворянская среда, которой была близка литература, музыка, театр. После гимназии Блок учился в Петербургском университете, сначала на юридическом, потом на историко-филологическом факультете. Университет окончил в 1908 году. В 1904 году вышла его первая книга - " Стихи о Прекрасной Даме". Блоковская лирика этой поры окрашена в молитвенно-мистические тона: реальному миру противопоставлен постигаемый лишь в тайных знаках и откровениях призрачный, потусторонний мир. В следующих книгах на первый план выходит образ родины, реальной русской жизни. Блоку было свойственно острое чувство времени, истории. Он говорил: " В стихах каждого поэта 9/10, может быть, принадлежит не ему, а среде, эпохе, ветру".

Поэт отдался этому ветру, стихии - и ветер истории вынес его к океану Русской Революции. Большинству поэтов берег этого океана виделся в крови, в грязи, но не Блоку. Он революцию принял, и даже радовался, что крестьяне сожгли в Шахматове их богатейшую библиотеку. Поэт считал это справедливым возмездием за столетия крепостного права. С подлинной гениальностью поэт уловил и воплотил в знаменитой поэме " Двенадцать" стихию революции. Прочитайте его статьи " Интеллигенция и Революция", " Искусство и Революция". У всех на памяти призыв Блока: " Слушайте музыку Революции! " Поэт записал в дневнике: " Это ведь только сначала кровь, зверства, а потом - клевер, розовая кашка... Сковывая железом, не потерять этого драгоценного буйства, этой неусталости".

Можно, конечно, сказать, что Блок глубоко ошибся. Но можно все произошедшее в России в те годы понять и как неизбежный ураган от всего накопившегося в русской истории. Другое дело - радостно его встречать или плакать, но изменить ничего нельзя. Блок принял стихию как искупление, как вызов застою. Можно сколько угодно спорить о Христе в конце " Двенадцати", но нельзя не принимать во внимание и точку зрения, что " В белом венчике из роз / Впереди - Иисус Христос" - это ведь нормальный христианский взгляд на произошедшее, что все от Бога, что ничего здесь не совершается без Его воли или попущения.

Блок - лирик мирового масштаба. Лирический образ России, страстная исповедь о светлой и трагической любви, образ Петербурга, " заплаканная краса" деревень, величавые ритмы итальянских стихов - все это богатство влилось в русскую поэзию широкой полноводной рекой.

Со смертью Блока связано несколько версий. Одна из них, что он умер от голода, другая, что его отравили большевики, третья, что он " заболел весь", " всем человеком", как Аполлон Григорьев" - это слова Ремизова. Говорят, что перед смертью Блок в сердцах разбил бюст Аполлона, мол, он проклял красоту, принесшую ему столько боли...

И все же, все же - именно Александр Блок сказал: " Сотри случайные черты, / И ты увидишь, мир прекрасен! "

Другое дело - какой ценой стираются случайные черты.

Геннадий Иванов

ДЖЕЙМС ДЖОЙС

(1882-1941)

Ирландский писатель Джеймс Джойс мало известен в России. Его уже более полувека нет в живых, а его самый знаменитый роман " Улисс" (1922) только недавно вышел в России книгой. До этого в журналах публиковались лишь отдельные главы.

Джойс, представитель модернистской и постмодернистской прозы, f выступил открывателем новой поэтики, новых способов письма, в которых художественная форма по сути замещает содержание, кодируя в i себе идейные, психологические и другие измерения.

Основные произведения Джойса - сборник рассказов " Дублинцы" (1914), пьеса " Изгнанники" (1918), роман " Портрет художника в юности" (1917), упомянутый уже роман " Улисс" и роман " Поминки по Финнегану" (1939) - невозможно пересказать, их даже трудно комментировать. Это так называемый поток сознания. " Улисс" полупародийно соотнесен с " Одиссеей" Гомера, " Поминки по Финнегану" написаны на основе кельтской мифологии. Стилизация переходит в пародию, символические слои смысла почти не имеют никакой связи с реальной жизнью - это процесс языкотворчества, писатель создает

новый экспериментальный язык. Джойс ломает этимологию слов, разрушает смыслы и воссоздает их вновь. " Аналитическому разложению языка и текста сопутствует разложение образа человека, новая антропология, близкая к структуралистской и характерная почти полным исключением социальных аспектов", - так отозвался о художественном методе Джойса критик. Думаю, что нормальному человеку трудно вникнуть в смысл этих слов, но текст " Улисса" читать еще трудней.

Существуют писатели для писателей, то есть мастера, которые путем сложных экспериментов обновляют сам-инструмент писательского творчества - слово, художественные приемы. Джойс оказал огромное влияние именно на писателей и много пищи для размышлений дал теоретикам литературы.

Если читатель знаком с романом Андрея Белого " Петербург", то он увидит в Белом предтечу Джойса. Это те же ассоциативные процессы подсознания, бесконечная игра с языком текста, обоих писателей объединяет глубокий интерес с Ибсену, Вагнеру, Ницше.

Джойсом восхищался Набоков. Точнее, восхищался " Улиссом", а к " Поминкам по Фаннегану" относился презрительно.

Советская критика выбрала Джойса символом модернизма и подвергла его массированной атаке на съезде писателей в 1934 году. Это тот съезд, на котором социалистический реализм был провозглашен официальным художественным принципом советского искусства. Мало кто из советских писателей читал " Улисс", но нападки их были довольно резкими. Особенно усердствовал Карл Радек, идеолог подчинения литературы целям пропаганды советского строя.

Дело в том, что идея " Улисса" представлялась как уход от действительности, как формализм, как искусство для искусства и тому подобное. Искусство - по мысли Радека и ему подобных - должно помогать создавать нового человека и новое общество, а не заниматься якобы рукоделием, баловством, да еще баловством заразительным - если не бить по рукам, то и молодые советские писатели начнут подражать изыскам Джойса.

Одним словом, советские студенты слышали только хулу на ирландского писателя. В 1937 году переводчики Стенич, Мирский и Романович, которые сделали коллективный перевод первых десяти глав " Улисса" и опубликовали их в журнале " Интернациональная литература", были репрессированы.

Джойс очень далек от реализма, но тогда, когда он складывался как художник, на него оказали большое влияние русские реалисты Толстой и Достоевский. О позднем рассказе Толстого " Много ли человеку земли нужно" Джойс говорил своей дочери, что это величайший рассказ из всех на земле написанных. " Братья Карамазовы" Достоевского произвели на него глубокое впечатление, особенно линия " отцов и детей" и образ Грушеньки, " проститутки и девы непорочной одновременно". Тема отцов и детей вообще всю жизнь волновала самого Джойса.

Джойс даже брал уроки русского языка, чтобы в оригинале читать русских писателей.

Читатель вправе спросить - о чем " Улисс", хотя бы в общих чертах. Но для рассказа об этом произведении не подходит ничего, что мы привыкли выносить из беллетристики в широком смысле этого слова Здесь сам язык как бы живет своей жизнью. Переводчик по этому поводу замечает: " Любители лингвистической тяжелой (весьма) атлетики приглашаются! "

Прочитав русский перевод " Улисса", критик Дмитрий Бавильский писал: " Хулиганская сущность " Улисса" (комичность или космичность) сама невольно (вольно! вольно! ) провоцирует на со-творчество, делая любого читателя автоматическим комментатором, толкователем, точнее, перетолковывателем".

Читатель видит, что и критики пишут об этом произведении каким-то особым языком. Вот, например, что говорит этот же критик о композиции " Улисса": " Принцип воронки. Композиция выстроена так, чтобы наглядно продемонстрировать основной вектор движения от макро к микро. " Улисс" и распадается, пущей демонстративности ради, на три части, три круга " схождения в ад" индивидуального сознания (и даже под), на пути которого, собственно, и происходит " распад" привычного эпоса и воссоздание из пепла буквально чего-то вовсе иного У Пикассо есть серия из нескольких гравюр, смысл которых в демонстрации превращения некоего быка (или коровы) из жизнеподобного, как-то соотносимого с прообразом изображения через самые различные мутации к совершенно абстрактному сочетанию линий, черточек, пятен, уже ничего не говорящих о модели. Пикассо шел от общепринятого копирования действительности, постепенно углубляясь в собственном сопереживании объекта и превращения его в субъект художнического своеволия, к единственно правильному " я так вижу". То есть от общих мест, мимесиса к воссозданию создания... Нарастание измельчания изображения, нагнетание этого движения есть драматургический стержень, дающий книге ощущение сверхединства и, может быть, основной прием, заставляющий сюжет не стоять на месте".

Переводчик романа С.С. Хоружий, обращаясь к читателю, пишет: " Любой свежий читатель быстро осознавал, как много в " Улиссе" скрытого, не лежащего на поверхности, не учитываемого моноидейными трактовками. Роман изобиловал загадками всех видов и всех масштабов от крохотных до крупнейших".

А вот критик считает, что " Улисс" паразитирует на свойствах человеческого восприятия, особенностях устройства памяти, внимания-невнимания и т.д. Змея, пожирающая свой хвост, - вот что такое партия читающих " Улисс" и, тем самым, подсознательно впадающих в зависимость от мистически окрашенных культов смерти-воскрешения...".

Об этом романе написаны горы текстов. Сам роман - тоже гора, да еще и айсберг. Большинство читателей, начав читать, тут же и отложат его. Чтение очень трудное. Но это явление мировой литературы и явление творческого духа человечества вообще.

В России, точнее, в Советском Союзе, одним из самых страстных защитников Джойса был режиссер Эйзенштейн. Он намеревался перенести внутренний монолог Джойса в искусство кино и " в манере Джойса" запечатлеть при помощи кинокамеры внутреннюю жизнь толпы на Красной площади.

Геннадий Иванов

ФРАНЦ КАФКА

(1883-1924)

" Все знают анекдот про то, как сумасшедший удит рыбу в ванне. Врач из каких-то медицинских соображений спрашивает: " Клюет? ", на что тот отвечает: " Ты что, дурак! В ванне? " Этот анекдот относится к разряду " абстрактных". Но в нем отчетливо видна связь абсурда с избытком логики. Невыразимый мир Кафки, в сущности, тот самый, где человек позволяет себе мучительную роскошь удить рыбу в ванне, заведомо зная, что ничего не поймает", - эти слова принадлежат Альберту Камю. Возразить ему нечего. Кто читал Кафку, тот согласится, что эстетическое направление, признавшее его лидером, - это " литература с диагнозом", очень характерная для XX века, потерявшего Бога и получившего взамен абсурд существования.

В романе Франца Кафки " Процесс" банковский служащий Йозеф К. является обвиняемым, но за что, он не знает. Он хотел бы оправдаться, но не понимает, в чем. При этом он не пренебрегает любовью, едой, чтением газет Наконец происходит судебный процесс Поскольку в зале суда было темно, ему мало что удалось понять. Он догадывается, что осужден, но не задумывается о том, к чему же его приговорили, и продолжает жить как прежде. Спустя много времени к нему приходят два учтивых, прилично одетых господина и приглашают последовать за ними Они приводят его за город, укладывают головой на камень и вежливо закалывают обоюдоострым ножом мясника. Умирая, он произносит лишь два слова: " Как собака" Все Как говорится, ни могилы, ни креста. Буднично, как на скотобойне.

Герой Кафки изначально лишен права на высокий жанр - трагедию. Это жизнь без вдохновений и падений, без героизма и злодейства, без прошлого и без будущего - абсурдная жизнь. " Все возникает передо мной как конструкция", - писал Кафка в дневнике о своем мироощущении. Конструкция как застывшая форма возможна, когда все мировые вопросы решены, а для Кафки они были решены изначально - власть зла представлялась ему абсолютной, значит, сопротивление невозможно, обязательств перед собой и миром нет, жизнь бессмысленна. И его герой Йозеф К., идя на заклание, даже не пытается бежать.

Известно немало " страшилок", созданных " под Кафку" нашими оборотистыми современниками, соискателями быстрой славы и денег. Возможно, на симуляции кошмаров они и заработали, но вторым Кафкой никто не стал. Кафкианский мир отчаяния, жути и безысходности вырос из личной драмы его создателя.

Франц Кафка родился в 1883 году в Праге, бывшей в ту пору одним из городов Австро-Венгерской монархии, в еврейской семье. Духовной родиной Кафки стала немецкая культура - он был отдан учиться в немецкую школу и писал на немецком. Отец его, человек напористый, с жизненной хваткой, выбился из бедноты в галантерейные торговцы средней руки. Тиранический отцовский нрав, с детства подавляющий волю мальчика, сказался и на его психике. Позже, в известном " Письме отцу" Франц Кафка писал: " Из-за Тебя я потерял веру в себя, взамен приобрел безграничное чувство вины". До конца жизни он не избыл неприязнь к своей среде.

Несмотря на явную склонность Франца к литературе, отец заставил его поступить на юридический факультет Пражского университета, после чего тот работал мелким служащим в страховом обществе, а затем в конторе по страхованию от несчастных случаев, занимаясь расследованием дел, связанных с производственным травматизмом.

Ежедневное, по долгу службы, столкновение с человеческим горем усугубляло мрачные настроения и без того склонного к пессимизму молодого человека. Убежищем от удушья повседневности стало искусство. " Все, не связанное с литературой, я ненавижу, - записывал он, -...мне скучно ходить в гости, страдания и радости моих родственников наводят на меня безмерную скуку. Разговоры лишают все мои мысли важности, серьезности, подлинности".

Увлечение писательством в семье не поощрялось, и заниматься этим приходилось украдкой. " Для меня это ужасная двойная жизнь, - писал он в дневнике, - из которой, возможно, есть только один выход - безумие". Когда отец стал настаивать, чтобы после службы сын работал еще и в его лавке, а не занимался ерундой, Франц решился на самоубийство и написал прощальное письмо своему другу Максу Броду

" В последний момент мне удалось, вмешавшись совершенно бесцеремонно, защитить его от " любящих родителей", - пишет Макс Брод в книге " Франц Кафка. Биография". - Если родители его так любят, почему они не дадут ему 30 000 гульденов, как дочери, чтобы он мог уйти из конторы и где-нибудь на Ривьере, в дешевом местечке, создавать произведения, которые Бог намерен через его мозг передать миру..." Написанное Бродом на восьми страницах письмо фрау Кафке возымело действие - от роли лавочника Франца избавили, но службу он вынужден был продолжать.

Драматические отношения с отцом объясняют особую любовь Кафки к " Подростку" Достоевского, герой которого всю жизнь разгадывал роковую тайну власти над ним его отца Версилова. От отцовского давления Кафка так и не избавился до конца своей недолгой жизни. Даже на пороге смерти, по свидетельству Макса Брода, " в состоянии большой подавленности принимает он от семьи деньги и продуктовые посылки. Ведь ему кажется, что это угрожает его едва достигнутой самостоятельности".

Литературный дебют Франца Кафки состоялся в 1908 году, когда в журнале " Гиперион" вышли его два небольших рассказа. При жизни писателя было опубликовано всего несколько его книг: сборник маленьких притч " Созерцание" (1913), " Кочегар" - первая глава из романа " Пропавший без вести", позже названного " Америка" (1913), новеллы " Приговор" и " Превращение" (1915), сборник рассказов " Сельский врач" (1919), книги новелл " В исправительной колонии" (1919), " Голодарь" (1924).

Основные свои произведения Кафка не увидел опубликованными. Это связано и с его болезненной неуверенностью в себе, и с повышенной самокритичностью, и с оторванностью от литературной среды. При жизни он оставался неизвестным писателем. " Судьба смягчила участь Франца Кафки, сделав его совершенно равнодушным к славе, - пишет Макс Брод. - Творчество было для него (как говорится в одном из его дневников) " одной из форм молитвы"... Нельзя сказать, чтобы ему не было дела до того, что думает о нем мир. Просто у него не было времени заботиться об этом".

Позаботилась о неопубликованных рукописях Кафки судьба, в роли которой выступила любившая его женщина. Вообще сердечная тема многое объясняет в его личности.

Франц Кафка был помолвлен несколько раз - с Фелицией Бауэр (дважды) и Юлией Вохрыщек. Он любил и был любим, но каждый раз " дезертировал" со свадебной дорожки. Почему? Объяснение есть в его дневнике. Накануне свадьбы с Фелицией он подводит " итог всему тому, что говорит за и против моей женитьбы" - целых семь пунктов. " Против" победило: " Мне часто необходимо быть одному. Все, что я сделал, результат одиночества... Не будет ли это в ущерб писанию? Только не это, только не это! " Фелиция, почувствовав охлаждение, шлет залитые слезами письма. Кафка записывает в дневнике: " Я люблю ее, насколько способен на это, но любовь душат страх и самобичевание". На следующий день продолжает тему: " Единственным выходом кажется прыжок из окна". Отношения были разорваны. Помолвка с Юлией имела тот же финал.

Несмотря на разрушенную отцом способность к волеизъявлению, Кафка сохранил маниакальное упорство в одном - в отстаивании творческой свободы. Это же сформировало и привычку к одиночеству. Кафке вполне могла принадлежать фраза: " Ад - это другие", сказанная его литературным последователем Сартром.

В 1920 году Франц Кафка познакомился с Миленой Есенской, талантливой журналисткой и первой переводчицей его произведений на чешский язык. Одна из немногих, она при жизни увидела в нем гениального писателя, а он, зная чешский, сумел оценить ее литературные способности. Милена стала самой большой любовью писателя. Отвечая ему взаимностью, она тем не менее не спешила расстаться с мужем, венским банкиром, что, впрочем, нисколько ей не мешало.

Остроумная, жизнерадостная и энергичная, она сумела растормошить угрюмого и опасливого Кафку, этого " тощего верзилу", который, назначая свидание, всерьез писал: " Прошу тебя, Милена, не пугай меня - не появляйся неожиданно сбоку или сзади". Вызвала она и безграничное доверие к себе, позволяющее замкнутому Кафке быть с ней необычайно откровенным: " Я болен духом, а заболевание легких лишь следствие того, что духовная болезнь вышла из берегов", - писал он ей о прогрессирующем туберкулезе, начавшемся у него с 1917 года.

Только небывало сильное чувство могло заставить Франца Кафку покинуть свою " берлогу" в Праге и отправиться на зов Милены в Вену, где она жила. Четыре дня, проведенные вместе на природе, он считал самым большим счастьем в своей жизни. " Я, зверь лесной, лежал где-то в грязной берлоге (грязной только из-за моего присутствия, разумеется) - и вдруг увидел тебя там, на просторе, чудо из всех чудес... и все забыл, себя самого забыл... уткнулся лицом в твои ладони и был так счастлив, так горд, так свободен, так могуч, будто обрел наконец дом", - писал он ей.

Кафка требовал в письмах, чтобы она оставила мужа, но Милена тянула с решением. Может быть, ее удерживали некоторые особенности его натуры. Она переводила его рассказ " Превращение" и вполне могла задуматься над таким авторским признанием: " Я всегда буду внушать ужас людям, а больше всего - самому себе". Возможно, ее останавливали некоторые " перспективы", рисуемые им в письмах: " Мне кажется иногда, что мы, вместо того чтобы жить вместе, просто тихо-мирно уляжемся вместе, чтобы умереть". (Хотя, надо заметить, женщина эта была не робкого десятка - во время Второй мировой войны за участие в чешском Сопротивлении попала в немецкий концлагерь, где и погибла в 1944 году.)

Кафке казалось, что муж имеет над Миленой какую-то таинственную роковую власть. В это время он писал роман " Замок", где его личные перипетии получили фантастическое преломление По сюжету, землемер К. приезжает в деревню неизвестно откуда и неизвестно зачем, любой ценой пытаясь проникнуть в расположенный рядом Замок. Его управитель господин Кламм имеет какую-то мистическую власть над деревней, а также над Фридой, с которой у землемера завязывается роман. Как только устраивается их счастье, таинственный Кламм заявляет на Фриду какие-то свои права, и она безропотно ему подчиняется. Предав землемера К., она возвращается в Замок, откуда пришла. Землемер не ропщет, признав превосходство Кламма, и не протестует, когда один из персонажей сравнивает обитателя Замка с орлом, а его - с кротом.

В одном из писем Кафка писал Милене: " В твоей совместной жизни с ним я на самом деле всего лишь мышка в " большом доме", которой в лучшем случае раз в год дозволяется открыто перебежать по ковру". Так что исследователи творчества Кафки вряд ли заблуждаются, полагая, что Фрида списана с Милены, а демонический Кламм - с ее мужа.

" Теологией в действии" назвал " Замок" Альбер Камю, увидев в нем " путь души в поисках благодати, путь человека, который вопрошает предметы этого мира о тайне тайн, а в женщинах ищет проявлений дремлющего в них Бога", что, судя по финалу, женщины не оправдали.

В 1921 году Кафка передал Милене свои дневники и рукописи романов " Замок" и " Америка". При ее участии они были опубликованы после смерти автора: " Замок" - в 1926 году, " Америка" - в 1927-м. Роман " Процесс" Кафка также не увидел в печати - он вышел в 1925 году.

Эти публикации принесли Францу Кафке посмертную славу. Мир его героев - иррациональный, изломанный, жуткий и безнадежный - отражал упаднические настроения и апокалиптические страхи, оставшиеся после Первой мировой войны. Однако ни один из всех мировых пессимистов еще не показывал в таких формах ничтожность человека, как это сделал Кафка в своем знаменитом рассказе " Превращение".

" Бесспорно, в образной системе " Превращения" отразилась этика потери веры", - пишет Камю, и не согласиться с ним трудно.

" Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Зам-за обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое" - так начинается этот " приговор человеку". Мелкий коммивояжер, робкий маленький человек, он даже мысленно не протестует против постигшего его несчастья. Нетрудно догадаться, что превращение Замзы - просто материализация его самоощущения. Не удивляются его превращению и не доискиваются причин этого и близкие, больше озабоченные, как бы скрыть " насекомое" от чужих глаз. В итоге " оно" умирает от голода в закрытой комнате, и семья облегченно вздыхает, воспринимая это как предопределенность судьбы.

Эту же тему - жизнь как вечный приговор - продолжает новелла " В исправительной колонии". Молодой офицер показывает путешественнику машину для казни, которую он обслуживает, и представляет ее как орудие справедливости. На вопрос: есть ли у осужденного возможность защищаться, офицер отвечает: " Вынося приговор, я придерживаюсь правила: " Виновность всегда несомненна".

В этих словах заключена формула человеческого удела вообще - по Кафке, совпадающая с формулой его личного мироощущения, что он выразил в " Письме отцу": " безграничное чувство вины".

С таким чувством долго не живут. Франц Кафка умер в сорок один год от туберкулеза. Его любимым философом был Кьеркегор, которому принадлежит такое утверждение: " Отчаяние - смертельная болезнь". В своем отчаянии Франц Кафка был честен, что подтверждают и его

произведения, и воспоминания о нем. Известно, что самые тонкие психологи - любящие женщины, так что завершим наши размышления о Франце Кафке словами Милены Есенской: " Конечно, мы-то все как будто приспособлены к жизни, но это лишь потому, что нам однажды удалось найти спасение во лжи, в слепоте, в воодушевлении, в оптимизме, в непоколебимости убеждения... в чем угодно. А он никогда не искал спасительного убежища, ни в чем. Он абсолютно не способен солгать, как не способен напиться. У него нигде нет прибежища и приюта. Он как голый среди одетых..."

Любовь Калюжная

⇐ Предыдущая20212223242526272829Следующая ⇒

Поделиться: