А.Э. Синёв, О.А. Крапивкина

В настоящей статье рассматриваются два типа интертекстуальных связей, реализуемых в научном дискурсе. Теоретическая основа изучению феномена интертекстульности была заложена в работах теоретиво постмодернизма (Р. Барт, Ю. Кристева, М. Фуко и др.). Используя в качестве примеров высказывания из статьи, опубликованной в российском научном журнале, авторы анализируют проявления интекстуальности и архитекстуальности в научном дискурсе.  

Библиогр. 12 назв.

Ключевые слова: интертекстуальность, научный дискурс, архитекстуальность, статья, цитата.

Синёв Антон Эдуардович, студент группы ТПб-13-1 химико-металлургического факультета НИ ИрГТУ

 

Крапивкина Ольга Александровна, доцент кафедры иностранных языков для технических специальностей №2 НИ ИрГТУ

 

Целью данной статьи является анализ реализации двух типов интертекстуальных связей – архитекстуальности и интекстуальности – в научном дискурсе.

Идея о том, что дискурс множеством нитей связан с предшествующими и последующими произведениями и погружен в интертекстуальную среду, была высказана еще М. Фуко, а начало изучению феномена интертекстуальности было положено в работе
Ю. Кристевой [8], которая, опираясь на идеи М.М. Бахтина, разработала учение об интертекстуальности.

Суть концепции М.М. Бахтина можно свести к следующему: изолированного высказывание существовать не может, потому что это всегда реакция на высказывание другого субъекта и ожидание реакции на новое высказывание. Однако сам Бахтин говорит не о интертекстуальности, а о диалоге: «Слово рождается в диалоге, как его живая реплика, формируется в диалогическом взаимодействии с чужим словом в предмете. Конципирование словом своего предмета – диалогично» [4: 931].

Теория интертекстуальности Ю. Кристевой – это своего рода попытка синтезировать структуралистскую семиотику Ф. де Соссюра – его учение о том, как знаки выводят значение из структуры текста – с диалогизмом М.М. Бахтина. Однако если у Бахтина полифонический диалог происходит между суверенными субъектами, Я и Другим, то у Кристевой – между словесно-идеологическими инстанциями (текстами и дискурсами), которые лишь «встречаются» и «переплетаются» в отдельных индивидах, в свою очередь оказывающихся не чем иным, как подвижными текстами, находящимися в процессе «взаимообмена» и «перераспределения»: всякое слово (текст) есть такое пересечение двух слов (текстов), где можно прочесть по меньшей мере еще одно слово (текст)». «Любой текст строится как мозаика цитаций, любой текст есть включение и трансформация какого-нибудь другого текста» [8: 167].

Развитие идей Кристевой нашло отражение и в определении интертектста Р. Барта, который пишет: «Каждый текст является интертекстом <…>. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. <…> Как необходимое предварительное условие для любого текста, интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитаций, даваемых без кавычек» [3: 78].

Трактовка интертекстуальности как универсального явления характерна и для работ Ж. Женетта, Х.Ф. Плетта, В.Е. Чернявской, О.Г. Ревзиной, И.Н. Смирнова и др. Так, В.Е. Чернявская определяет интертекстуальность как необходимый конституирующий признак текста, а также критерий самой текстуальности в понимании современной лингвистики [12]. По О.Г. Ревзиной, интертекстуальность есть «основа порождения дискурса <…>…. основа продвижения языка во времени, его историчности» [10].

Неоспоримую роль играет интертекстуальность, построенная на множественных включениях знаков Другого, и в научном дискурсе, где она выступает в качестве некоего стабилизатора, обеспечивающего преемственность входящих в него текстов.

Своеобразие научного дискурса состоит в том, что он снимает границы между «своим» и «чужим», его тексты содержат бесконечные отсылки к «следам» предыдущих текстов. Будучи открытым, научный текст воспринимается как единый интертекст – продукт взаимодействия двух или более текстов или их элементов.

В научном сообществе невозможна замкнутость субъекта. Всякий дискурс порождается с оглядкой на предыдущий опыт Другого, достигнутые результаты его научной деятельности, экспериментов. Каждый новый создаваемый текст выступает элементом, структурным составляющим единой системы.

Научный текст, не соотнесенный с другими продуктами деятельности научного сообщества, вряд ли получит признание. В науке одну из главных ролей играют авторитетность, преемственность, достигаемые за счет обращенности к опыту Другого. Каждый последующий текст подкрепляется авторитетом предыдущего. Ни один текст не может существовать без опоры на речь Другого.

Суть интертекста сводится к обнаружению в рамках одного текста «следов» Другого, эксплицированных на языковом уровне в перечисленных выше элементах интертекстуальности, либо не получивших языковой экспликации. А так как ни один текст не чужд идее «соприсутствия» в нем в более или менее узнаваемых формах «чужого» слова, проблема интертекстуальности, на которую обратила внимание Ю. Кристева, получила огромную популярность среди исследователей.

Таким образом, тенденция обращения к текстам Другого делает проблему интертекстуальности в анализе научного дискурса одной из приоритетных.

В научной литературе можно выделить два основных направления в определении понятия «интертекстуальность»: 1) интертекстуальность как включение в текст других текстов в целом или фрагментарно; 2) интертекстуальность как связь, отношение между текстами.

Первый подход нашел отражение в работах Ю. Кристевой [8], по словам которой, интертекстуальность превращает каждый текст в «мозаику цитат» и часть более крупной мозаики текстов. Данное определение интертекстуальности разделяет и А.А. Реформатский: «обычная наша речь - это набор цитат из известного нам языка, словами и выражениями которого мы обычно пользуемся в нашей речи (не говоря уже о звуковой системе и грамматике, где «новое» никак нельзя изобрести» [11: 18]. Понимание интертекста как собрания цитат присутствует и в работе И.В. Арнольд [2], причем для полного понимания текста, по ее мнению, как раз и необходимо составление, анализ и интерпретация максимально полной номенклатуры источников цитирования. Под интертекстуальностью Арнольд понимает «включение в текст либо целых других текстов с иным субъектом речи, либо их фрагментов в виде маркированных и немаркированных, преобразованных или неизменных цитат, аллюзий и реминисценций» [там же: 346].

Вторая точка зрения на интертекстуальность отражена в работе Ж. Женнетта [5], которая была одной из первых, кто предпринял попытку вынести проблему интертекстуальности в область лингвистических исследований. Для нее интертекстуальность – это не первоэлемент литературы, а всего лишь один из типов существующих в ней взаимосвязей. В своей работе исследователь пишет: «Я определяю ее – пусть и несколько ограниченно – через отношение сопутствия, существующее между двумя или несколькими текстами. В наиболее эксплицитной форме это традиционная практика цитирования; в менее явной и менее канонической форме это плагиат; в еще менее эксплицитной и менее буквальной форме это аллюзия. Следовательно, интертекстуальность – это одно из транстекстовых отношений» [там же].

Ж. Женетт выделила пять типов межтекстовых взаимодействий:

– интекстуальность как соприсутствие в одном тексте двух или более текстов (цитата, аллюзия, плагиат и т.д.);

– паратекстуальность как отношение текста к своему заглавию, послесловию, эпиграфу;

– метатекстуальность как комментирующая и часто критическая ссылка на свой претекст;

– гипертекстуальность как осмеяние или пародирование одним текстом другого;

– архитекстуальность, понимаемая как жанровая связь текстов.

Придерживаясь теории Ж. Женнетт, рассмотрим, каким образом интекстуальные и архитекстуальные отношения, являющиеся объектом нашего анализа, реализуются в научной статье Л.В. Масселя, опубликованной в журнале «Вестник ИрГТУ» за 2013 год. Приведем пример:

Понятие «ситуационная осведомленность», или Situational Awareness, сформировалось на рубеже 1990-х годов и связано в первую очередь с пионерными работами Mica R. Endsley (Мика Эндсли) [1].

Пример демонстрирует нам интекстуальную связь между двумя текстами – статьей Л.В. Масселя и работами Мика Эндсли, к которым отсылает автор как к авторитетным источникам.

 Наиболее эксплицитной формой интекстуальных отношений между текстами являются включения, вносящие в текст информацию извне –цитаты, под которыми понимаются отрывки из другого текста, воспроизводимые дословно [9: 26].

(1) Согласно классическому определению, принцип Situational Awareness представляет собой «чувственное восприятие элементов обстановки в (едином) пространственно-временном континууме, осознанное восприятие их значения, а также проецирование их в ближайшее будущее» [2].

(2) Ключевая идея сетевой модели – выполнять анализ проходящего трафика и применять алгоритм минимума для определения свойств проходящих данных [8].

Автор статьи использует как маркированные (выделяется кавычками), так и немаркированные цитаты, указывая в квадратных скобках источник цитации.

Присущим научному дискурсу типом межтекстовых взаимодействий, на который хотелось бы обратить внимание, является архитекстуальность, то есть установление в отдельном тексте набора характеристик, типично ассоциируемых с тем или иным прецедентным жанром [7].

Жанр «статья» является одним из прецедентных жанров научного дискурса. Наиболее яркими чертами данного жанра является сухость языка; терминологичность; наличие средств, повышающих уровень плотности когнитивной информации; наличие большого количества сложных синтаксических конструкций; разнообразные средств выражения пассивности по отношению к формальному подлежащему (специальные глагольные залоговые формы; глагольные конструкции с пассивным значением, безличные и неопределенно-личные предложения); четкость и логичность построения, следование жестким правилам текстовой композиции; недопустимость эмоционально-экспрессивных определений, метафор, инверсий и других иностилевых включений.

На примере статьи Л.В. Масселя отчетливо прослеживается ряд отмеченных выше особенностей:

Вторая зона (рисунок 4) содержит значения номера t, аддитивной помехи, независимой переменной в 1-й – 5-й степенях, значения сгенерированного полинома, рассчитанного по исчисленным коэффициентам полинома и очищенного от случайной составляющей (помехи) полинома исчисленной степени с коэффициентами из первой четверти.

В приведенном примере мы наблюдаем сложный синтаксис и использование специальных терминов, отсутствие эмоционального типа информации.

Структура анализируемой статьи также соответствует научному стилю изложения: присутствуют все композиционные части, являющиеся прототипичными для научной статьи – введение, основная часть, в которой авторы обсуждаются достигнутые результаты, и заключение.

Отличительной чертой научного дискурса является и семантика подлежащего. Как пишет И.С. Алексеева, в качестве подлежащего, как правило, используется существительное из тематического круга данной области знаний или средства вторичной номинации (личные и указательные местоимения, наречия), указывающие на такое существительное [1: 167]:

Дальнейшие шаги будут направлены на разработку гибридного приложения, работающего по принципу сетевого анализатора, но включающего в себя нейронную сеть.

Проведенные исследования полностью подтвердили правомерность выдвинутых предположений по высокой эффективности изложенного в [2] подхода.

Нижеследующие примеры демонстрируют присущее данному жанру разнообразие средств выражения пассивности:

В этой работе был предложен вариант за счет функций API придать детерминированность прокси, используя нейронную сеть как регулятор адаптивных правил.

Тестовый пример работы пользователей с использованием сетевого приложения веб-браузера представлен на рис. 10.

Ход работы модели условно можно разделить на два этапа.

Все высказывания являются неопределенно-личными предложениями с нулевым субъектом. В научном дискурсе пассивные конструкции с формально не выраженным субъектом позволяют акцентировать абсолютное и универсальное и являются самым распространенным методом имперсонализации языка. Эта особенность свидетельствует о своего рода «отчуждении» высказывания от индивида, придавая ему объективный характер, переводя его из сферы субъективных речемыслительных операций в область объективно существующего [6]. Деперсонализация, достигаемая за счет употребления бессубъектных конструкций придает научному дискурсу большую убедительность, весомость, увеличивает его перлокутивный эффект.

Примером использования в научных текстах средств повышения плотности информации может служить следующее высказывание:

Это придало импульс развитию таких сетевых сервисов, как DICOM, IP-конференция, телефония VoIP, синхронизация серверов и сетевых хранилищ.

Мы видим, что автор использует три аббревиатуры, которые являются сигналом повышения плотности информации.

В настоящей работе были обозорно рассмотрены два типа интертекстуальных связей – интекстуальность и архитекстуальность, которые доказывают присутствие Другого в дискурсе субъекта, выступая как универсальный принцип построения научных текстов.

Средствами интестуальных и архитекстуальных связей в научных статьях служат цитаты и ссылки с одной стороны, и характеристики, типично ассоциируемые с данным жанром, поскольку статья как жанр научного дискурса характеризуется определенными специфическими признаками.

В заключение отметим, что изучение интертекстуальности является одним из наиболее перспективных направлений лингвистики. Многие вопросы, связанные с освещением природы межтекстовых связей, еще ждут своего исследователя. Одной из насущных проблем является менее каноническая форма интертекстуальных связей - плагиат.

Библиографический список

1. Алексеева, И.С. Профессиональный тренинг переводчика. Учебное пособие по устному и письменному переводу для переводчиков и преподавателей. Санкт-Петербург: СОЮЗ, 2001. – 287 с.

2. Арнольд, И.В. Семантика, стилистика, интертекстуальность. СПб: СПбГУ, 1999. – 443 с.

3. Барт, Р. Текст (теория текста) // Encyclopaedia universalis. 1973.

4. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975. – 504 с.

5. Женнетт, Ж. Палимсесты: литература во второй степени // Фигуры: Работы по поэтике: в 2-х т. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1998. – С. 79-93.

6. Кожемякин, Е. А. Юридический дискурс как культурный феномен: структура и смыслообразование [Электронный ресурс]. – URL: http://www. konference.siberia-expert.com (дата обращения: 28.12.2010).

7. Коновалова, М.В. Глобальные категории когерентности и интертекстуальности в юридическом дискурсе. Челябинск, 2008. – 215 с.

8. Кристева, Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. – 656 с.

9. Олизько, Н.С. Семиотико-синергетическая интерпретация особенностей реализации категорий интертекстуальности и интердискурсивности в постмодернистском художественном дискурсе. Челябинск, 2009. – 350 с.

10. Ревзина, О.Г. Лингвистика XXI века: на путях к целостности теории языка // Критика и семиотика. Вып. 7. Новосибирск, 2004. - С. 11-20.

11. Реформатский А.А. Введение в языковедение. М.: Просвещение, 1967. –

С. 407-464.

12. Чернявская, В.Е. Интертекстуальное взаимодействие как основа научной коммуникации. СПб, 1999. - 209с.

⇐ Предыдущая41424344454647484950Следующая ⇒

Поделиться: