Воробьиная ночь и сказочный король

 

Воробьиная ночь. Горобина. Рябина. Украинский и польский изоглосс. Совершенно непонятный. У литовцев рябиновая палочка и воробей как король, которого ведут аисты. Сюда монтируется и МиМ, что это не вальпургиева ночь, а именно воробьиная ночь. Сдвижка с пасхального цикла на купальский. И выход на двух мессий – Иоанна и Иисуса и пары мошиах бен Йосеф и мошиах бен Давид. И тогда становится понятно, что за бал у сатаны и откуда такие разрушения в полёт Маргариты. И с килоновой смутой. 15 таммуза. Всё в тот же цикл.

 

Право крови и право силы

 

У Тесея – сандали и право первой ночи, принадлежавшее Посейдону.

И опять таки мотив увода в лес. Сандалия как у Золушки. Человек пришедший в одной сандалии. А Золушка это переполюсовка. Здесь герой солярен. А Золушка это то же Солнце, но только златовласка. И потеря сандалии по странной аллюзии напоминает повреждение ног и раздевание Инанны в подземном царстве и танец Саломеи. И опять таки Саломея пара Шалиму. Тогда Золушка должна стать новой царицей. Он сын царя, который пришёл возвращать себе власть и тогда и Золушка тоже дочь короля, которая возвращает себе власть. Бастард короля. Она дочь жены лесничего (или даже мажордома) и короля. И выходит за своего сводного брата и это египетская традиция брака брата и сестры с полной аналогией на балладу об инцесте, но не в славянской версии, где проклинают попов, обвенчавших брата и сестры, а именно в египетской версии, где брак брата с сестрой естественен, потому что они божественной природы, а все остальные непонятно кто. Тогда понятно почему все эти три героя получают ту самую чудесную жену из иномирья, с которыми они видимо тоже в близкородственных отношениях. Если не брат и сестра, то хотя бы общее родство.

И складывается такое ощущение, что в Золушке либо они таки брат и сестра либо (это доказать сложнее на материале конкретной сказки) что в ней, как в Дейнерис течёт кровь истинного короля, а в сыне короля этой крови нет (как у принца Чарльза нет, а у Дианы Спенсер есть), что они от разных королевских линий. Момент легитимации власти. Этот король правит, у него есть права на трон. Вот его 19 лет закончились. Он должен передать власть новому истинному королю. У этого царя есть какое-то право на трон, право ли это силы или право рождения не суть важно (потому что есть мотив ордалии, золотой ветви, победивший прежнего царя-жреца становится новым, поэтому право силы приравнено к праву крови, побеждает тот, кто обладает большей маной, позднее большей поддержкой богов). Этот царь не может передать власть своему сыну по праву рождения, этот сын может получить власть либо победив отца по праву силы, либо путём брака с истинной королевой. Есть две линии: право силы и право рождения. У Золушки есть право рождения, которое выше права силы. И король хочет передать власть не по праву силы, а по праву рождения. А передать по праву рождения можно только путём брака с Золушкой.

Поединок сына и отца есть в Эдипе, причём он уже переосмыслен. Есть Артур и Мордред. Но, Артур получает по праву рождения. Если он получил по праву крови, то Мордред может унаследовать ему по праву крови. Но Мордред идёт на битву и побеждает отца по праву силу. А нафига, если можно получить по праву рождения. Артур незаконнорожденный. Его собственное право крови спорно. У Артура непонятно чей он сын. У него три отца. Два короля и Мерлин. Все трое имели его мать и неизвестно кто его отец. Тогда получается, что Артур получил тоже по праву силы, он смог вытащить меч, он победил своего сводного брата.

Могут быть бродячие сюжеты и психологические интерпретации. Смерть как уход и т.п., а когда появляются такие символы как сандалии и меч – они указывают на генетическую общность, основанную на общности культурного круга.

Сисифа опознали тоже по сандалиям. У него на ногах были сандалии с монограммами полной Луны (сигма, самех). Опознание по сандалиям опять таки туфелька и монтируется на размер ноги – они должны быть или великанами (греческие герои) или карликами (как Золушка). У героев должна быть героическая, великанская нога. В Золушке наоборот маленькая нога. Да, конечно, я могу опознать сандалии в которых я ходил 15 лет назад, но логичнее, что опознание связано с размером, если они такого размера, какие никто не носит.

Когда пришли ИЕ, у которых было право силы, они принесли его и в метисные культы. У греков сформировалась традиция агона и олимпиады, которые проводили 15 таммуза. В Англии мы тоже видим право силы, но тут ещё и напластование рыцарское. Для рыцаря логичнее взять в поединке. Приз – взятое. От prendre. Ордалия. Бог даёт мне силы победить. Или определить самого лучшего.

Нужно понять было ли это право силы у семитов, у них меньше всего ИЕ влияния, хотя здесь уже пробежали хеттские колесницы. Потом египетские колесницы пробежали в другую сторону. У египтян было при объединении. Каин и Авель. Поединок братьев. Каин проклят, потому что он победил. Но при этом Каин связан с металлургами через Тубал-Каина и с другой стороны, но он как победитель носил печать. Вот это смущает в этой легенде и указывает на то, что она подвергалась нескольким переработкам. У него есть право победителя, есть право силы. Бог не убил его. Бог не только допустил это убийство, но именно Бог дал ему силы победить. Из них двоих остаться должен быть только один. Два великана дерутся. Это поединок и прямая рифма на Пынуэл, где Исроэл равный Богу дерётся на равных с Элои и подтверждает свою правоту и право сражаться с Богом и право силы. Сюда же монтируется и поединок Давида с Голиафом. Скелет осла, обращение к духу мёртвых, одного из животных Иштар. Осёл тупое животное, но с большой половой силой.

А как монтируется тут Авшалом? Он король по крови. Он гибнет не на поединке. И право крови у него есть. У него условное право крови как у Джона Сноу, да он считается первенцем Неда Старка, но унаследовать Винтерфелл он может только в случае смерти всех законных детей Неда. Причём его могут обойти Рамси Болтон, который Старкам вообще никто. Та же проблема и у Артура. По крови он сын короля, что от того короля, что от другого. А поскольку у него происхождение королевское, но сомнительное, он становится обычным бастардом. Артур как и фигура Мерлина, очень хорошо монтируется с соломонарами. И вся история с мечом из озера и помощь фейри указывает на то, что он сын Мерлина. (Аналогично первенцы и первая брачная ночь, которая была при зачатии Тесея? От Посейдона. И отсюда выкуп первенцев, они дети жречества). Поэтому Артуру и приходится строить свой город, он не делает столицу в замке своего отца, не садится на его место и не наследует столицу за отцом. Строительство нового замка опять таки замок и Мелюзина. Нет, Артур уходит в горы и строит собственный замок. Но он уходит в горы, он уходит к своему отцу, не к Утеру, а к магу Мерлину. И это ещё один ход на соломонаров и он входит в дом своего настоящего отца – небесного или точнее горнего и этот отец Мерлин. И то же делал и Иисус, часто уходивший на разные горы. Где-то должен быть мотив того, что Артура забирает друид, подобно тому как мальчика забирает соломонар. В Акеде соломонаром для Ицхака выступает сам Авраам. Он забирает сына, а вместо него приносится агнец или Сарра. И соломонар даёт этого чудесного агнца (из него был создан шофар и ещё много чудесных вещей). Святилище Хермон, святилище Мерон (Мориа).

И тут же и падающий со скалы Тесей, который, падая со скалы, возвращается к своим предкам полузмеям-полулюдям, здесь змеиный культ наложился на морской народ. И ушедший к своим предкам Тесей точно также оживает в своих преемниках, как в ритуале коронации франкских королей оживает Хлодвиг. Афинская династия воспринималась как оживление второго тела короля.

 

Герб Эгера и гностики

 

Иоанн – орёл, единорог – Иисус, стоящий на земле и указывающий на Солнце в котором звезда и башня. И змей на мече. Единорог опирается на меч. Башня. Разрушенная башня из Таро? Мигдаль. Три карты – Башня, Солнце, Звезда. Орёл – Ишван. Птица смерти? Единорог – ртуть как металл. Солнце – золото. Звезда – Венера. Философский камень. И должно быть 5 элементов. Змея – вода. Они нашли философский камень. Он имеет форму неправильного пятиугольника. В Прагу пришли не просто евреи, но и алхимики. Осели в Эгере. Городок маленький. Без Таро тут не обошлось. Звезда Давида. Бюк – буковые горы. Вино «Эгерская бычья кровь». Германские племена, потом авары, славяне. Пик развития 14-16 вв., войны с турками и правление Матиаша Корвина Хуньяди. Ворон. Много зданий. Потом турецкое нашествие. Цитадель 13 века. Стена такая как на гербе. Не хватает строительной жертвы. Она должна быть как-то отмечена. Цветочек на стене или что-то такое. Змея на мече не похожа на строительную жертву. Стена с 2 бойницами – это глаза. Карта звезда – два ручья. Ещё женщины – Папесса, Исида. 2 женщины – карта Возлюбленный. При любой раскрутке не хватает одного элемента. Кадуцей Гермеса вместо него меч. Это должен быть обелиск. Жертва находится в проезжей башне и раз меч – мальчик. На Эгер нападали гуситы, но жители отбились. Опять таки белый камень стен. План города – пятиугольник. Распятый змей. Ещё карта Суд, там Солнце в небе и ангел трубит в трубу. Головы грифонов на обрамлении герба. Герб создан после 1694 года. Символ суда крови. Зелёная змея – вера.

Легенд об Эгере практически нет. Есть две легенды об эгерском красном вине «бычья кровь». Кажутся довольно поздними, чуть ли не современными. Бычья кровь напоминает о митраистском крещении в бычьей крови.

Большинство историй о названии «Bull`s Blood» используют осаду 1552 как отправную точку. Самые популярные из них следующие: (1) В начале осени 1552 года, когда осада продолжалась в течение нескольких дней, солдаты, изнуренные от непрерывной, подрывающей энергию битвы, умоляли своих начальников что-то утолить свою жажду. Капитан замка Иштван Добо открыл подвалы и великодушно подал вино своим солдатам. В своем рвении пить рубиново-красное вино струилось по их бокам, усам и доспехам. Турецкие, которые атаковали замок, увидели темную красную жидкость на лицах и одежду венгров и, предположив, что это была кровь быка, приписывали ему большую силу защитников. (2) История Ахмеда Паши и служанки. Ахмед-паша, лидер одной из двух турецких армий, осаждавших замок, проявил интерес к одной из горничных, которые служили в местной гостинице. У хранителя и персонала не было достаточно времени, чтобы убежать, прежде чем атакующая армия прибыла, поэтому они остались, смирившись с их судьбой; однако, к их удивлению, турецкий не убил их. Напротив, паша использовал жену-хранителя в качестве повара. Это была ее помощница. Как только паша взглянул на нее, он решил взять горничную в качестве одной из наложниц. Девочка не восприняла это как комплимент, вместо этого ее заботились и смущали, и поэтому попросил жену-хранителя спасти ее. Она пообещала горничной сделать все возможное, чтобы паша не одолела ее. В ночь перед осадой был большой обед в гостинице, а жена-хранитель приготовила вкусный толстый красный соус, чтобы сопровождать обильное количество мяса. Соус был настолько вкусным, что паша не мог перестать есть, на самом деле ему так понравилось, что он начал пить его из чашки. Алкоголь сделал его дезориентированным, поэтому он лег спать. На следующее утро служанка сбежала из палатки и нигде не было видно. Ахмед-паша был в ярости и обвинил повара в добавлении какой-то секретной субстанции к соусу, что привело его к бессознательному. Повар защищал себя, заявляя, что единственным дополнительным ингредиентом, который она положила в пищу, была кровь быка, которая обычно потреблялась в Венгрии.

Иоанн – тут апостол, но тут хочется сделать оппозицию Крестителя и Иисуса. У змеи голова развёрнута на Иоанна. Иоанн единственный умер своей смертью в старости, на Патмосе, остальных казнили так или иначе. Сильно отошёл от синоптиков, он осмелился даже переписать «брейшит бора элогим…» Тоже был рыбаком. Секретная книга Иоанна. Он был сослан на Патмос. Апокриф Иоанна использовала гностическая секта сикианов. Во время праздника Дианы обвинил язычников в идолопоклонничестве. Апокриф Иоанна. Известен Иринею. Иисус приходит к Иоанну и даёт гнозис (тайное знание), фактически тот текст, который предшествует евангелиям. Дальше Иоанн получает санкцию и на переписывание картины сотворения мира. После этого Иисус возвращается на небо. Во 2 в.н.э. многие христиане надеялись получить личное откровение, как Павел в Коринфе. Иоанн получил его на Патмос. Начинается с вознесения Иисуса на небо на 40-й день. Слова скрытые в тишине. Иоанн – брат Якова, сына Заведдея. Один из списков – в Наг Хаммади. Дуализм. Борьба света и тьмы. Это маздеизм. В Берлинском кодексе используется «Христос», в Наг Хаммади – «Господь» или «Спаситель». Текст начинается с печали и недоумения Иоанна после распятия, затем Иисус принимает различные облики, разгоняя сомнения и страхи Иоанна. Говорит: главный божественный принцип – монада, как монархия над которой ничего больше не стоит. Отсюда идея власти. Гностический символ крест со змеёй. Монада святая, высшая, бесконечная… Она не может быть выражена числом или количеством, она существует в непостижимом совершенстве. Происходит из своей божественной сущности или божественного принципа Барбела. Слово с геминацией корня как гилгул. Барбела – первая мысль. Но Барбела и изначальная мать и изначальный отец и первочеловек (Адам) и описана в терминах андрогинности (гала?). Барбела – первая из эонов. Монада производит из своей мысли свою женскую сущность.

Гностики что наделали. Платон с Сократом договорились до того, что боги – фигня, а есть высшая троица Благо – Добро – Красота. Красота – женский, Благо – высший, а Добро - мужской. А всё остальное, что существует в мире вокруг – порождение этой троицы. Первым с этим стал спорить Аристотель, он перестроил триаду под себя. На этом они с Платоном и разошли. «Платон мне друг, но истина дороже». А где же боги? Куда их девать и наоборот откуда они взялись? Эмпедокл – владыки 4 стихий. Сократ с Платоном восходили от частных понятий к триаде. Гностики же развернули путь Сократа на 180 градусов. Они пошли по пути индоевропейцев, которые поклонялись абстрактам, поскольку были кочевниками и они не могли обожествлять природные объекты, например, конкретную гору, тогда они обожествили некую Космическую Гору. Божественная речь (вач), грамматически она женского рода. В греческом Логос – мужского рода, а Вач – женского и воспринималось как богиня. Гностики обожествили абстракты и антропоморфизировали и наделили плотью. Пошла идея личного откровения и каждый уважающий себя гностик считал своим долгом иметь такое видение, видимо кушали грибы, и написать собственное откровение. Истечения эонов. Вопрос о влиянии. Платоновская триада укладывается в древо верхних сфирот. Три высшие сфиры: Кетер – благо, хокма (женский принцип) – мудрость, Бина – (мужское начало) – добро. Этого нет ещё у Платона в такой мере, как у гностиков, идея Софии. Вплоть до русского космизма столетней давности. Они очень любили Софию, считали её матерью Логоса и она заменяет Марию. Небесная мать Иисуса, противопоставленная Марии. Если Платон выстраивал абстрактное благо, как доброе начало, которое благое и неовеществлено и по мере его овеществления благо теряет и благость и распадается на частные понятия. Греки верили в то, что слово есть вещь. Что есть прекрасное? Это абстрактная категория. Есть прекрасная женщина и прекрасная лошадь. А как их сравнить? Значит, в них есть нечто невыразимое прекрасное, что присутствует в них обоих, что обладает неким божественным свойством, что делает их обоих прекрасным. «Некоторые вещи являются прекрасными в своём роде, но этот род сам по себе не может быть прекрасным». Ночные горшки или жабы. Вот мы взошли на эту пирамиду понятий, познали, что есть высшее благо, которое невыразимо словами, но поняли, что оно есть. А дальше проводится тот же путь в обратном направлении. Гностики рисуют обратный процесс ниспадения блага в материю. Тут ещё выстраивается первая дуальность мира дух / материя. Начинается проникновение маздеизма, но это противопоставление пока ещё безоценочно, как оно будет в христианстве. Дух постепенно обретает физические характеристики. Уже Красота и Добро материальны и овеществлены. Благо может быть оформлено в красоту, в категорию прекрасного. И каждый начинает под себя адаптировать. Гнозис и процесс познания и его результат (текст). Греки различали Логос – как знание и установленный порядок и гнозис как процесс познания. Стали называться гностиками и каждый под кайфом получал свой Логос, своё собственное слово / откровение. Когда мы добрались до Блага. Добирались умозрительно. Когда Платон это выстраивал они особо не заморачивались и шли умом. Теперь нужно описать процесс того как мир из точки Блага дошёл до конкретного человека или червяка. Фактически это описание сотворение мира и именно поэтому Иоанн переписывает «брейшит бора элогим».

Традиционный календарный цикл, к которому привязаны мифы о сотворении и разрушении мира, уже разрушен. Люди формально совершают обряды, но мифопоэтические и мифоритуальные связи уже разрушены, мифы их уже не устраивают. Люди пытались понять как мир устроен. Один говорит, что мир произошёл от Геи, другой – от Реи, третий – из огня, 4-й – из эфира и т.д. И людям хочется чего-то более оформленного и логичного. Гностики описывают мир как эманации – истечения из начального Блага. Благо – это каббалистический Эйн Соф. Дальше разделяется на мужское и женское, потом они истекают в 4 и т.д. Эманация – истечение. Поскольку каждый в процессе гнозиса получал некое слово (видение), то в этой иерархии Логос подменяет красоту. Это фактически уже женское начало. Хокма меняет красоту. Как раз Аристотель ввёл истину вместо красоты. Платон – ещё чувственный мир. Для него женское начало – красота. А у Аристотеля уже – истина, как Хокма. А это время эллинизма. Собственно Аристотель – учитель Александра Македонского. Македонский завоевал персов, а у персов чёткий дуализм света и тьмы, братья-близнецы, борющиеся между собой. Приверженец этой религии, естественно, воин света и воин добра, должен уничтожать всякую нечисть, начиная от лягушек и комаров. У русских это дожило до наших дней. В один из дней выходят на поля и уничтожают лягушек. У персов и у русских это формулируется, что за убийство одной лягушки снимается сколько-то грехов. Есть даже пословица, что за убитого еврея 40 грехов вон.

Потом появляются христиане, которые противопоставляют себя и иудаизму и всем другим религиям, это подхватывается народом. А Бог Торы своенравен, местами зол, местами жесток, местами странен. Возникает концепция о том, что Бог-Творец зол и жесток. А идея дуализма уже впиталась. Зло и добро уже противопоставлены. Это есть и у кумранян. Происходит переворачивание. Бог-Творец жесток. История распятия с точки зрения здравого смысла выглядит по-идиотски: «Ибо Бог так возлюбил мир, что принёс своего сына в жертву». Раз этот бог (Иисус) был добрым, ходил по земле, никого не трогал, учил хорошему. В логике дуализма, если этот бог – добрый, то его противник должен быть зол. Раз доброго бога принёс в жертву сам его отец, значит его отец изначально зол. Иисус нарушил его порядки и за это пострадал.

Манихейство. Дальше оно распространилось как раз на Балканах.

На гербе гностик Иоанн и Иисус-единорог и между ними меч.

 

Цари-жрецы Севера и Юга

 

На стелах Эхнатона он изображён с тем же синдромом, что и у Линкольна, у него пальцы выворачивались в обратную сторону. Большой палец ноги повёрнут. Длинные гибкие пальцы и по египетским меркам он был урод – высокий, худой, с длинными конечностями и гнущимися во все стороны суставами. Моисей похож на сына фараона, в частности Эхнатона. Если вспомнить, что известный фанатик иудаизма Ехезкия на скарабеоидах после своего имени ставил стандартную египетскую формулу анх-снеб-уас (жив-цел-здоров) и сам факт того, что он делал скарабеоиды. Южане вполне логично тяготели к Египту. Смысл в том, что иудаизм представляет собой варваризацию египетского культа. Поэтому когда мы читаем в Библии, что Ехезкия уничтожал языческие святилища и покусился даже на такую святыню, как жезл Моисея, то мы должны понимать это прежде всего в политическом ключе так, что он насаждал культ южан, близкий к египетскому и поэтому боролся с исконно ханаанейскими культами.

 

Хранители и цари-жрецы

 

Это дом, который спроецирован с одной планеты на другую. Из одной реальности в другую. По сути это один большой замок, с большой оборонной стеной как в Игре Престолов. Эдем – это весь шарик, но он забавно разросся, а стена – это дом, замок. Сама по себе эта древнейшая стена Храма, хотя достроена на старом основании Иродом. Рухнули как раз новые постройки, а эта устояла. Она стоит как раз над краеугольным камнем, на котором Авраам хотел принести жертву. Его, по легенде Бог бросил для того, чтобы весь сотворённый мир ожил, начал развиваться. Он – как омфал. Тот, который падал в Дельфах, когда боги принудили Крона выплюнуть его детей, упал камень, которым Рея заменила новорожденного Зевса. Хотя тот камень, на котором приносили Ицхака, находится таки на горе Мерон в Шомроне.

Возможно, что и само название Шомрона может происходить из того же корня Мем-Рейш, от которого происходит и название горы Мерон.

Ше – что? Шель?

Мерон – как одна из гор Шомрона.

Созвучие Шма Исроэль и Шомрон – неслучайно.

 

Меровинги

 

Хлодион правил 20 лет. Может быть 19?

Фредегар (7 в.) описывает, что мать Меровея (жена короля франков Хлодиона), уже беременною соблазнил зверь кентавр, вышедший из морской пучины, в тот момент, когда она купалась в океане. В процессе соблазнения две крови смешались и породили новую династию, в представителей которой была вложена большая сила и ореол магии и сверхъестественных способностей: «Говорят, что как-то в летнюю пору Хлодион пребывал со своей супругой на берегу моря. В полдень его женой, которая отправилсь искупаться, овладело чудовище Нептуна, похожее на кентавра. С того момента то ли от зверя, то ли от мужа она понесла и родила сына, которого нарекли Меровеем. По его имени все франкские короли стали зваться Меровингами».

Прежде всего надо сказать, что у германцев (франков) не было напрямую морских мифов, поэтому это должно быть кельтским заимствованием или, вернее, даже докельтским, транслированным при посредстве кельтской традиции. Некоторые исследователи считают Меровея чисто мифологическим персонажем, сыном моря. Игра слов: mer – море, где-то рядом и march – болото. Он – бог или герой франков и под влиянием христианизации он стал королём (аналогичный процесс был и в ирландском и валлийском эпосах). Годфруа Курт писал, что «все примитивные народы верили в сверхъестественное происхождение своей правящей династии, их цари напрямую происходили от богов, это был их главный титул, обеспечивавший преданность воинов и наилучшее обоснование для покорности народа своему дворянству». Более того было предположено, что слово меровин восходит к названию реки Мервезе (ныне – Голандия), чьё русло в то время протекало по владениям салических франков. Эта версия хороша тем, что в ней водное чудовище соединяет в себе и морские и речные характеристики, хотя для Западной Европы морское происхождение важнее речного.

При этом историки обычно не отрицают того, что Меровей мог быть исторической личностью. В генеалогии австразийских царей сказано, что Хлойо был первым королём франков, породившим Глодобода, Глодобод – Меровея, Меровей – Хилдебрика, Хилдебрик – Гениода, Гениод – Хильдерика, а Хильдерик – Хлодвиг, хотя более устоявшая генеалогия иная: Клодион породил Хлодобода и Меровея, Меровей – Хильдерика, а Хильдерик – Хлодвига. (…)

Меровей – герой в античном понимании. Значит, в процессе ритуала в котором душа Хлодвига вселяется в тело нового короля, необходимо что-то типа утопления и возрождения из воды («то, что умерло – умереть не может»). Если они не могут воспроизвести в ритуале оплодотворения матери истинного короля чудовищем, то они должны хотя бы выход героя из водной стихии и его символическое рождение как получение душой Хлодвига нового тела.

У Меровея была красная палатка. Опять таки красный цвет, который является цветом и войны и огня. Меровей мог участвовать победе Аэция над гуннами на Каталаунских полях. Они между Шалон-ан-Шампань и Труа.

Приск писал, что предлогом для наступления Атиллы на франков послужила смерть их короля и раздоры, возникшие между его сыновьями за власть. Старший из них (Хлодобод) обратился за помощью к Атилле, а второй по старшинству (Меровей) – к Аэцию. Франкский принц не просто пришёл в Рим, но и стал приёмным сыном римлянина Аэция.

Любопытен облик пришедшего в Рим франка: его лицо было закрыто покрывалом и его длинные светлые волосы были заплетены в косички. Покрывало на лице находит прямые аналогии в африканских ритуалах царской власти, внешность царя табуирована и защищена различными магическими ритуалами от сглаза и порчи, из-за чего короли вынуждены скрывать своё лицо от посторонних. Обращает на себя внимание и причёска Меровея - это африканские дреды и аналогия со змеями на голове Медусы Горгоны. Голова Медусы Горгоны была с африканскими дредами. Интересно, что по свидетельству Приска король франков Меровей с такими же дредами пришёл в Рим за помощью против старшего брата, позвавшего на помощь «гуннскій міръ» Атиллы. Дальше парадокс: хотя дреды известны и у ИЕ Азии, но греки почему-то приняли образ дредов за змей. Это облик Солнца и Медусы одновременно. При этом Меровей – сын морского божества, следовательно это должны быть морские змеи. У ферейских боксирующих мальчиков на голове дреды. Прямая ассоциация с Критом. Любопытно, что образ лица скрытого от посторонних взглядов трансформировался в образ лица, способности убить любого на него взглянувшего.

История описанная Приском за почти две тысячи лет обросла различными интерпретациями, так считалось, что младшим сыном франкского короля был не Меровей, который к тому времени уже умер, а его сын Хильдерик. В этой версии есть два важных момента, связанных с восприятием одного и того же обычая разными народами: для римлянина усыновление было ритуалом передачи власти и компромиссом между республиканской формой правления и монархией императорского Рима, тогда как для франков (и, по всей видимости, и галлов) усыновление считалось позорным тем более для такого богочеловека как Меровей, поэтому усыновление переносилось с него на его сына Хильдерика. Усыновление означало, что франкский король брал преемственность у Рима и перевозил её в свои земли, а сам Рим утрачивал свою мощь. 

Франки считали себя потомками троянцев. Труа, по этой версии основали выходцы из Трои. Это довольно знаковый момент бифуркации идентичностей, характерный для западноевропейской историографии: либо принимать библейскую историю либо историю гомеровскую. Гомеровская оказывается полностью независимой от библейской и параллельной ей. Если в Восточной Европе счёт лет вёлся от сотворения мира, а основной историей была библейская история, то в Западной Европе ориентировались больше на светскую историю начинающуюся от Троянской войны. Французские троянцы шли из Трои через Чёрное море, Дунай и Рейн и попали к франкам. Тогда как британские троянцы, ведомые эпонимом британцев Брутом шли из Трои морем через Средиземное море и Атлантику. Считалось, что племя паризиев, некогда обитавшая на Иль де Сите получило своё название от потомков троянца Париса. Его дети чудесным способом спаслись от насилия греков и столь же чудесным образом оказались на острове посреди Сены.

Матерью святого Ремигия была некая святая Селин. Лунная или небесная богиня. Дочь епископа суассонского. Селина Лаонская была женой Эмилия графа Лаонского. Когда она была очень стара, один проходящий мимо отшельник предсказал ей, что у неё родится сын, который получит большую известность. Встретила отшельника и тут же забеременела. В житии Ремигия говорится, что «Бог соизволил взглянуть на эту землю с небес, чтобы все народы мира узнали чудеса его власти и чтобы короли считали за честь служить ему». Также отшельник сказал, что сына, который у неё родится следует назвать Реми(гий), потому что Бог хочет использовать его для крещения местного населения. (Однако здесь уже были несториане-готы!). Когда ребёнок родился его крестили в имени Ремедий (лекарство, отрава), потому что он должен был вылечить свой народ от многих (душевных) недугов. Селина была старой и она очень скоро умерла.

http://www.abbaye-saint-benoit.ch/voragine/ - Золотая легенда

http://www.abbaye-saint-benoit.ch/voragine/tome02/083.htm - Святой Вит в Золотой Легенде.

День святой Селины Лаонской, матери Реми – 21 октября.

Есть ещё день святой Селины Девственницы, который также отмечают 21 октября. Похоже, что это та же самая Селина. Мотив девственницы, породившей святого, мотив распространённый во Франции, но непопулярный из-за того, что у христиан рождение ребёнка девственницей было узурпировано Марией и её матерью Анной.

Имя переводится как небесная. Допустима и игра слов selene / celin?

Селина девственница (из Мо, Meaux) была подругой святой Женевьевы. Она умерла в 530 году. Селина лаонская умерла около 458 года.

Селина Лаонская была дочерью то ли римского наместника в Галлии Сиагрия Суассонского, то ли Йовина Реймсского. Она вышла замуж за лаонского графа Эмилия и родила от него четырёх сыновей (Принципа, Агриколу, Претекстата и Аэция) и дожила до внуков. Позднее она встретила отшельника Монтана, обитавшего в лесу ля Фер^[491].

«Sainte Cilinie et l’enfance de Saint Rémi«

Монтан был слеп и пришёл к Селине попросить у неё немного грудного молока, чтобы им омыть глаза и прозреть. Селина удивилась, поскольку у неё не было грудных детей, а её сыновья уже были достаточно взрослыми. В день когда Реми был отлучён от груди (особый праздник и ритуал, на который позвали и Монтана) Селина дала Монтану немного молока, он смочил свои глаза и прозрел.

Два имени Реми: Ремедий – лекарство, Ремигий – кормчий (Remigius, от régir – править, прежде всего кораблём). Это имя даёт прямые ассоциации с морем и кораблём.

Мощи Селины Лаонской были перевезены 1 мая.

Лаон назван в честь Луга.

Реми крестил Хлодвига на Рождество 496 года, однако современные историки склонны давать разброс между 496 и 506 г. Опять таки солярный символизм и рождение нового короля.

По каталогу солнечных затмений 18 апреля 497 года – частично видимое во Франции.

Женевьева (форма от Гвиневеры?). Романизация кельтского «кено» - раса, племя, жанр и «вефа» - жена (герм.). Убеждала парижан не сдавать город во время осады Парижа в 451-м Атиллой и в 465-м франками во главе с Хильдериком. Она смогла убедить Хлодвига принять католицизм из рук Реми. Принятие католичества франками было политическим ходом против готов-несториан. Праздник Женевьевы – 3 января, в память о её смерти в 512 году. Интересно, что у самой Женевьевы тоже есть свой клон Женевьева Локеффретская (Бретань, 10 в.), основательница монастыря в Финистере, её день празднуется в один день с более известной тёзкой, также как и в случае с двумя Селинами.

Решайте сами это две Селины или одна. Их считают одной даже польская вики.

Родители Селины из Мо хотели, чтобы она вела светскую жизнь, но она встретила святую Женевьеву и она предпочла оставаться святой девственницей как весталка. Лесби?

Очень похоже, что это именно один персонаж.

Ещё была ирландская святая Селенан.

… он правил 20 с чем-то лет. Он – первый король, который более менее подтверждён исторически. Привидение Хильдерика. Рим попытался сделать ставку на него в войне с соседями и Риму это было выгодно.

Имя Меровея носил и принц Меровингов умерший в 577 году^[492]. Поскольку он был назван в честь того Меровея, то он считал себя истинным королём и (возможно) реинкарнацией того Меровея.

Времена Сигибера 1 и Брунгильды. Свадьба в Руане.

Интриги служанки Аудоверы Фредегонды привели к тому, что Хильперик удалил от себя жену и сблизился с Фредегондой. Аудовера, которая уже принесла Хильперику четверых детей - сыновей Теодеберта, Меровея, Хлодвига и дочь Базину - была отправлена в изгнание в Руан. Впоследствии, та же Фредегонда добилась того, что вторая жена Хильперика Галесвинта была задушена во сне по приказу короля, а Фредегонда вышла замуж за Хильперика и стала королевой. Убийство Галесвинты вызвало родовую месть со стороны её сестры Брунгильды и её мужа, брата Хильперика Сигиберта I. Войска Хильперика были разбиты и сам он осаждён в Турне. Однако Фредегонда организовала убийство Сигиберта, сведя этим на нет все успехи австразийцев. Хильперик двинулся к Парижу и захватил там Брунгильду. Пленную австразийскую королеву и её сокровища отвезли в Руан, где Хильперик передал их под охрану Претекстату, епископу этого города. Это был один из немногих прелатов, не изменившим прежнему королю, когда в Нейстрию вторгся Сигиберт. Таким образом, в 576 году Брунгильда оказалась в том же городе, что и Аудовера, бывшая жена Хильперика. Если обе женщины встретились - а трудно представить, чтобы этого не произошло, - у них были очевидные причины вступить в союз. В совпадении интересов двух изгнанниц, вероятно, и следует искать причины неожиданных событий, случившихся весной 576 года.

Захватив Париж, Хильперик I принялся возвращать себе луарские и аквитанские города, которые в предыдущие годы завоевал Сигиберт I. Австразийская армия, пришедшая в полное расстройство, казалась неспособной их защищать. Для начала весной 576 года Хильперик послал полководца Рокколена завоевать Тур. Помимо этой стратегической цели, планировался захват в плен австразийского герцога Гунтрамна Бозона, которому король не простил гибели своего сына Теодеберта, старшего брата Меровея. Тур без труда заняли, но Гунтрамну Бозону со всей семьёй удалось укрыться в базилике святого Мартина и люди Рокколена не посмели нарушить право убежища. Теперь Хильперику, если он собирался долго удерживать Тур, надо было считаться с постоянным присутствием мятежника в городе. Всё было бы просто, если бы епископ Турский был достоин доверия, но Григорий был заведомым ставленником Сигиберта и Брунгильды. Чтобы контролировать завоёванное, Хильперик решил назначить графом Тура некоего Левдаста. Он уже занимал этот пост во время краткого нейстрийского владычества в городе, но был изгнан в 573 году, когда австразийцы отвоевали Тур. Левдаст ненавидел Григория Турского, который отвечал ему тем же.[1][2]

Став хозяином городов на Луаре, Хильперик попытался захватить Пуатье и поручил эту миссию своему сыну Меровею, который после гибели своего старшего брата Теодеберта, стал наследником престола. Однако, принц Меровей, вместо того чтобы выступить на завоевание Пуатье, как требовал отец, свернул в Тур и провёл там Пасху. Потом под предлогом, что желает навестить мать, он направился в Руан. Там Меровей женился на Брунгильде в присутствии епископа Претескстата.

Мотивы главных участников этого события не в равной мере представляются понятными. Мотивы Меровея и его матери Аудоверы как будто ясны, поскольку этим браком они повышали свой статус. В самом деле, Фредегонда недавно принесла Хильперику мальчика, Самсона, а прежняя история Меровингской династии показывала, что королевы всегда пытались покровительствовать своим детям в ущерб детям от других браков. Так несколько лет назад Маркатруда, жена короля Гунтрамна, отравила своего пасынка Гундобада.[3] Так что у Меровея были все основания опасаться за будущее, если ему не удастся обеспечить собственную легитимность. Женитьба на Брунгильде позволяла ему приобрести часть престижа Сигиберта и питать некоторые надежды, даже если они могли показаться зыбкими, на получение трона Австразии. Это могло быть достаточно для защиты от ненависти мачехи.

Более удивительным может казаться участие в этой сцене Претекстата Руанского. Прелат не мог не знать, что Брунгильда - тётка Меровея по свойству. То есть с точки зрения канонического права их брак считался кровосмесительным. Благословляя его, Претекстат переступал через всё церковное законодательство в матримониальной сфере, хотя на Турском соборе 567 года он лично осудил короля Хариберта за подобный проступок. Но у епископа Руанского сомнения канониста, вероятно, заглушались амбициями политика. Ведь должности тюремного надзирателя при Брунгильде Претекстату, мечтавшему о большей чести и власти, несомненно было мало. К тому же Меровей был его крестником.[4] Если бы молодому принцу когда нибудь удалось свергнуть отца, епископ Руанский стал бы духовным отцом нового короля Нейстрии и тем самым его главным советником.

Позволяя вдове Сигиберта соединится с Меровеем, Претекстат, возможно, замышлял мятеж против Хильперика. Многие так считали, тем более что рассказывалось, что епископ с несколько подозрительной щедростью раздавал подарки «верным» короля, словно пытался их подкупить. Ради этого Претекстат якобы даже совершенно непозволительно запускал руку в личную сокровищницу Брунгильды, хранимую им.[4] Однако игра епископа Руанского далеко не ясна. В 575 году он поддержал Хильперика, оказавшегося в отчаянном положении, против Сигиберта. Открытая измена в следующем же году и после того, как его вознаградили за верность, кажется несколько странной. К тому же, даже если Претекстат действительно собирал в своём городе все козыри для совершения узурпации (претендента, богатую вдову, «верных», сокровищницу), этот план совершенно не принимал в расчёт рост могущества Хильперика. Хотя, возможно, епископ Руанский был слишком самоуверен или недостаточно осведомлён о возможностях короля оказать сопротивление.

Что касается Брунгильды, её кажущаяся пассивность в руанском деле не должна вводить в заблуждение. Если бы она не желала этого брака, ей нетрудно было дать о нём знать Хильперику, который бы немедленно запретил Меровею жениться. Но вдове Сигиберта надо было выбраться из затруднительного положения, в которое она попала. У неё уже почти не оставалось надежды на Австразию, где находящаяся у власти аристократическая группировка ничего не сделала, чтобы вступиться за неё. Если бы она помедлила, её будущее было слишком легко предвидеть: Хильперик, или выдал бы её за аристократа средней руки, или, что более вероятно, заточил бы в монастырь до самой смерти. Поэтому, чтобы избежать судьбы многих меровингских вдов, Брунгильда решила выйти за Меровея. Возможно, она полагала, что весть об этом уязвит Хильперика, и тогда это была бы своеобразная месть за убийство её первого супруга. Но весной 576 года Брунгильда, вероятно, больше думала о сохранении собственного положения, чем о памяти Сигиберта. Несколько лет назад её мать Гоисвинта сохранила место на троне, выйдя вторым браком за честолюбивого Леовигильда, ставшего с тех пор королём вестготов; Брунгильда просто последовала материнскому примеру.

Свадьба в Руане представляет собой один из любопытных эпизодов меровингской истории, в отношении которых наша нехватка данных особенно вопиюща. Ведь смущение, которое чувствовал Григорий Турский, рассказывая об этом эпизоде, отразилась в краткости его отчёта. Хронист испытывал к Брунгильде чувство почти политической верности, к Меровею - невольную нежность (враги его врагов в какой-то мере были его друзьями), а к Претекстату - чувство личной и христианской солидарности, ведь епископу Руанскому предстояло через несколько лет погибнуть как святому от ударов, направленных Фредегондой. В его «Истории» заговор, в котором, возможно, участвовали все трое, скрыт завесой молчания.[5]

Если заговор действительно существовал, то Меровей, Брунгильда и Претекстат существенно переоценили свои силы. Возможно, они надеялись, что от короля Нейстрии их избавит убийца, как рассказывалось позже. К несчастью для них, к Руану форсированным маршем подошёл вполне живой Хильперик. Когда король вошёл в город, молодожёнам пришлось искать убежища в бревенчатой церкви, посвящённой святому Мартину и построенной близ городской стены. Хильперик не рискнул нарушить право убежища. Чтобы побудить Меровея и Брунгильду выйти, он поклялся не разлучать их, а потом предложил совершить жесты примирения, взаимно расцеловавшись и разделив трапезу. Начинающие заговорщики могли счесть, что легко отделались. Но, когда Хильперик покинул Руан, он нарушил свои обещания, забрав с собой Меровея и оставив Брунгильду в городе.[6]

На обратном пути Хильперик сделал неприятное открытие, обнаружив, что австразийцы пришли в себя и один отряд из Шампани, вероятно, под командованием герцога Лупа, только что напал на Суассон. Фредегонда и другие члены семьи нейстрийского короля были вынуждены спешно покинуть город. Хильперик сумел отбить свою столицу, но начал испытывать подозрения насчёт того, кто подстроил это нападение. Не факт, что он был неправ. Луп в своё время был близок к Брунгильде, и его набег на Суассон вполне мог быть инспирирован из Руана. Даже если объективно можно сомневаться, что Брунгильда сохранила реальное влияние на регентов Австразии, Хильперик уступил той здравой паранойе, которая иногда продлевала жизнь меровингским государям, и велел разоружить Меровея.[7] В воинском обществе, каким был франкский мир, это было равносильно символическому лишению индивида статуса свободного человека. Тем самым молодой муж Брунгильды был лишён возможных прав наследования, и нескольким стражникам было поручено не пускать его в Руан или Реймс. Чтобы ситуация стала ещё ясней, Хильперик публично вернул расположение младшему сыну от Аудоверы, Хлодвигу. Он доверил ему армию и поручил отвоевать бывшие нейстрийские владения к югу от Луары[8], то есть миссию, во время выполнения которой Меровей изменил отцу.

Налёт на Суассон побудил Хильперика заподозрить также австразийских перебежчиков, которых после убийства Сигиберта при его дворе было немало. Не зная, насколько им можно доверять, он изгнал полководца Година, тогда как референдарий Сиггон предпочёл бежать сам и перейти на службу к юному Хильдеберту II, сыну Сигиберта и Брунгильды.[7] Видимо в тот же период выросло и влияние Фредегонды, которая из просто супруги стала настоящей советчицей короля.

Первой жертвой этой смены состава дворцового персонала стал Меровей, который более не имел покровителей при дворе. Летом или осенью 576 года ему выбрили тонзуру, рукоположили его в священники и обрекли закончить дни в монастыре Анинсола (впоследствии Сен-Кале), близ Ле-Мана.[9] Лишённый длинных волос (отличительный признак королевского рода) и облачённый в монашескую рясу, принц больше не мог претендовать на трон.

Тогда же Хильперик решил выслать Брунгильду, её дочерей и её сокровищницу в Австразию. Хотя об этом событии сообщает мало источников, объяснить это решение довольно просто. Прежде всего, освобождение матери короля Австразии представляло собой явный примирительный жест по отношению к восточным франкам. Хильперик повторял, что сделал это, чтобы «не возникла вражда между мной и Хильдебертом, моим племянником».[4] Далее, отпустить королеву значило добавить нового участника в борьбу за регентство, которая уже велась в Австразии; Хильперик мог полагать, что склока у соседей будет способствовать миру на его границах. Наконец это освобождение позволяло окончательно отдалить Брунгильду от Меровея, поскольку было вероятно, что королева, вновь окунувшись в австразийскую политическую игру, утратит интерес к нейстрийской интриге.[10]

Приняв свободу, которую предложил ей Хильперик, Брунгильда обрекла Меровея на печальное завершение игры. Однако принц был не обделён смелостью. При помощи нескольких сообщников, он сумел бежать из монастыря и направился в церковь святого Мартина Турского. Этому выбору можно удивиться, ведь Меровей мог бы попытаться воссоединиться с супругой. Григорий Турский настаивает, что мятежного юношу завлекал в турскую церковь Гунтрамн Бозон, австразийский герцог, который тоже укрывался там. Такое соглашение хоть и возможно, но выглядит странно: Гунтрамн Бозон убил на войне Теодеберта, старшего брата Меровея, и герцог прятался в базилике, именно опасаясь мести нейстрийцев. Возможно, Меровей, направляясь в Тур, рассчитывал на какую-либо помощь епископа Григория Турского, хотя хронист, боясь скомпрометировать себя, утверждал, что сколько мог отказывал мятежнику в причастии. Однако это не помешало Хильперику усомниться в верности Григория Турского. При первой возможности король даже отправил в изгнание члена его семьи по обвинению в сотрудничестве с узурпатором.[9]

Каким бы ни были истинные мотивы, по которым Меровей поехал в Тур, базилика святого Мартина предоставила ему надёжное укрытие: Хильперик просто не посмел бы нарушить право убежища в церкви где хранились мощи святителя Галлии. Итак, прибыв на место, принц проводил дни, молясь на могиле Мартина, злословя насчёт отца и Фредегонды в беседах со снисходительным Григорием Турским и разыскивая в Библии пророчества о будущем своей узурпации. Слуги Меровея занимались более прозаическими делами - рыскали по окрестностям и грабили «верных» короля, чтобы принести хозяину немного денег. Особо им полюбились владения графа Левдаста, которые они методично разоряли; они несомненно действовали по совету Григория Турского, даже если он крайне энергично отрицает какую-либо причастность к таким делам.[1]

Однажды, в начале 577 года, Меровей рискнул выйти из базилики, чтобы поохотиться. Теперь его волосы отрасли и он мог показаться на людях. Несмотря на эту браваду, его положение в Туре ухудшилось. В течение недолгого времени граф Левдаст сумел расправиться с шайками грабителей, действовавших по приказу Меровея, и восстановить контроль над своим городом. Ещё более смущали слухи, что королева Фредегонда якобы обещала Гунтрамну Бозону прощение в случае, если ему удастся выманить Меровея за пределы священной ограды церкви святого Мартина.[9][11]

Поняв, что его будущее в Турени ненадёжно, Меровей вовлёк Гунтрамна Бозона и пятьсот последних «верных» в отчаянную скачку с целью добраться до Брунгильды. Беглецы сочли более осмотрительным срезать путь, проехав по территории Бургундии, но в Осере Меровей был арестован герцогом Эрпоном, чиновником короля Гунтрамна. Хильперик немедленно потребовал его выдачи, но принцу удалось ускользнуть от охранников. Герцог Эрпон поплатился за этот побег: Гунтрамн сместил его с поста и оштрафовал на семьсот золотых за то, что арестовал человека без оснований, а также за то, что упустил его, когда как тот мог бы пригодится.[9]

После многих перипетий Меровей добрался до Австразии, но «австразийцы его не приняли»[9], отмечает Григорий Турский. Эту запись можно толковать по-разному. Возможно, Брунгильда предпочла покинуть этого молодого и неудачного супруга, который отныне был более помехой, чем опорой. Или его отказались поддерживать магнаты, контролировавшие дворец от имени Хильдеберта II, чтобы не создавать прецедент с Хильпериком менее чем через год после их неудачного наступления на Суассон. То ли все австразийцы в целом опасались, что новый муж королевы будет претендовать на регентство, а то и на трон.

Конечно, эти три объяснения скорее согласуются меду собой, чем исключают друг друга. Ведь в отсутствие Брунгильды регенты Луп и Гогон, оба превосходные дипломаты, далеко продвинулись по пути установления постоянных союзных отношений с Бургундией. На самом деле они воспользовались случаем, потому что король Гунтрамн только что потерял одного за другим обоих последних сыновей, Хлотаря и Хлодомера, павших жертвами эпидемии. Чем оставаться без наследника, король Бургундии изъявил готовность усыновить юного Хильдеберта II. С этой целью в середине 577 года в Помпьерре, в Вогезах, была организована встреча. Там Гунтрамн усадил племянника на трон и публично признал Хильдеберта сыном и законным наследником. Однако король Бургундии не хотел заходить слишком далеко. Сторонник старинного равновесия, он отказался объявлять войну Хильперику и довольствовался тем, что потребовал от него вернуть Австразии города, захваченные в 575-576 годах. Хильперик, впрочем, оставил это его требование без внимания.[12]

Если бы Брунгильда публично поддержала Меровея, она рисковала разгневать Гунтрамна, который в наказание мог лишить наследства Хильдеберта II. К тому же в самой Австразии аристократическая клика во главе с епископом Реймсским Эгидием выступала за союз с Хильпериком и, следовательно, была враждебна мятежным замыслам, которые вынашивал Меровей. Таким образом, восточные франки довольствовались тем, что дали укрытие Меровею и его спутникам. Принц нашёл убежище в Реймской области, и это наводит на мысль, что он пользовался поддержкой герцога Лупа. В то же время в ряды мятежников против Хильперика вступили некоторые бывшие чиновники Сигиберта, как дворцовый граф Циуцилон. Это присоединение к Меровею магнатов, как можно догадаться, близких к Брунгильде, несомненно означает, что королева не совсем отреклась от нового мужа. Просто у неё не было ни желания, ни возможностей поддерживать его в Австразии. Молодому принцу рано или поздно следовало вернуться в Нейстрию и попытать удачи в деле захвата отцовской короны.[13]

Чтобы не допустить этого победоносного возвращения, Хильперик произвёл в своём королевстве чистку, убирая сторонников сына. Самым заметным из них был епископ Претекстат Руанский, благословивший его брак с Брунгильдой. Желая соблюсти формальности, король Нейстрии в 577 году созвал в Париже судебный собор. Перед собравшимися коллегами Претекстаат был обвинён в том, что позволил заключить кровосмесительный союз и поддержал узурпатора; к тому же он якобы использовал часть сокровищ Брунгильды, которые хранил, для подкупа «верных» короля. Претекстат, умело защищавшийся весь день, после этого счёл удачным ходом признать себя виновным, чтобы испросить прощения. Сделав это, он совершил тяжёлую ошибку: сначала его бросили в тюрьму, а потом приговорили к ссылке на остров близ Кутанса (несомненно Джерси).[4] Взамен его Хильперик назначил в Руан более верного епископа, Мелантия[14].

Воспользовавшись собранием епископата в Париже, Хильперик обвинил также Григория Турского в вероломстве, поскольку хороший приём, который тот оказал Меровею, наводил его на подозрения. «Ворон ворону глаз не выклюет», - пробормотал король и оказал нажим на епископа, добиваясь признания в недопустимых сговорах. Григорий показал себя более ловким, чем Претекстат: он отверг обвинение полностью, а в конечном счёте согласился разделить с королём трапезу, чтобы закрепить примирение.[15]

Сознавая, что к Меровею в Нейстрии ещё сохранились симпатии, Хильперик решил раз и навсегда покончить с его мятежом. Он послал в Шампань армию, чтобы попытаться взять в плен сына. После неудачи этого похода он прибегнул к хитрости. В конце 577 года гонцам было поручено сообщить Меровею, что на его сторону перешёл нейстрийский город Теруанн. Принц, который никогда не мог во время своего мятежа опереться на какую-либо территорию, пришёл в восторг. Он собрал свою маленькую армию и двинулся к этому городу. Там его ждали люди отца. Окруженный врагами, Меровей понял, что попадёт в плен, и испугался, что его ждёт долгая и мучительная смерть, поскольку так обычно поступали с узурпаторами. Тогда Меровей позвал к себе одного из соратников, некого Гайлена и, произнеся похвальное слово дружбе, попросил убить его. Гайлен, не колеблясь, пронзил Меровея кинжалом. Когда король прибыл в Теруанн, он нашёл Меровея уже мертвым. Однако Григорий Турский замечает, что этот рассказ о самоубийстве Меровея мог быть лишь официальным вымыслом, а на самом деле это Фредегонда велела тайно расправиться с принцем. Хильперику оставалось только схватить соратников принца и казнить их, подвергнув многочисленным пыткам в острастку другим кандидатам в узурпаторы.

«Гайлена схватили, отрубили ему руки и ноги, отрезали уши и нос и, подвергнув его другим многочисленным пыткам, убили безжалостным образом. Гриндиона же колесовали и тело его подняли вверх. Циуцилона, который некогда был дворцовым графом короля Сигиберта, убили, отрубив ему голову. И многих других, которые пришли с Меровеем, умертвили, подвергнув жестоким пыткам».[4]

Из друзей Меровея уцелел только Гунтрамн Бозон, потому что не принял участия в походе на Теруанн. Его отсутствие выглядело подозрительным. Молва немедля обвинила герцога, что он с самого начала предал Меровея, сговорившись с епископом Эгидием.

Это за 1000 лет до войн Генриха.

Опять таки Руан, где судили Жанну.

Власть у королевы. Меровей Хильперикович становится королём именно благодаря браку с Брунгильдой.

Церковь святого Мартина. Гусь. 11 ноября и божоле нуво.

Паранойя и подозрительность Руссо. И здравая паранойя, которая часто продлевала жизнь меровингам.

Меровингов не просто называют длинноволосыми королями, было распространена вера, что магическая сила этих королей заключена как раз в их длинных волосах, эта сила в реальной жизни реализовывалась в особом королевском счастье, олицетворявшем витальность и фертильность всего франкского народа. По Григорию Турскому франки пришли из Паннонии (Средний Дунай) франки поселились правом берегу Рейна, затем заняли и левый берег и, расселившись там, избрали себе длинноволосых королей из наиболее знатных родов. Они были язычниками и не признавали христианского бога. Хотя тот факт, что над франками правили короли с золотыми развевающимися волосами, упоминался и у Клавдия Клавдиана и у Агатия Миринейского, наибольшего расцвета этот обычай достиг именно тогда, когда оказались гальских землях. Франкские короли не стриглись с самого детства. Это очень напоминает обычаи назиров. Франкские короли согласно Агатию носили «длинные развевающиеся волосы, простирающиеся до спины», и им было запрещено «когда-либо стричься, и они остаются с детства нестриженными… волосы их сзади красиво падают на плечи, и спереди посредине разделены пробором (…) Это считается как бы некоторым знаком и величайшей прерогативой чести королевского рода. Подданные же стригутся в кружок, и иметь им длинные волосы отнюдь не разрешается».

Есть некоторая сложность в определении этнического и социального статуса длинноволосых. Обычай этот считается франкским, но его не было у германцев, при этом римские авторы неоднократно отмечали, что галлы, даже простые настолько не любили стричься, что северная половина современной Франции носила у римлян прозвище «Косматой Галлии». Для меровингов отрезание волос считалось равнозначным потери силы и власти: Хлодоальд, сын Хлодомира опасаясь за свою жизнь сам остриг свои волосы и тем самоустранился из династической борьбы (в дальнейшем он станет монахом и почитается под именем святого Клода).

Паннония была заселена кельто-тракийцами, но не германцами. И если верить Григорию Турскому, то вполне возможно, что франки восприняли у местного кельтского населения этот обычай. Галлы не стригли волосы в отличие от германцев.

Тут ещё нужно отметить псевдославянские имена. Как и Боромир.

Длинные золотые волосы – символ божественного происхождения и божественной избранности их носителя. Особое состояние королевского счастья хорошо укладывается в те представления о рыжих людях, которые мы рассматривали в «Поцелованных огнём».

Мажордом. Фактически, такие короли не могли сами ничего делать. Их статус очень напоминал статус африканских королей, чьё царствование было ограничено множеством мифоритуальных запретов. Поэтому при таком ленивом короле должны были быть деятельные мажордомы и военачальники, которые, соответственно, выполняли светские и военные функции и обеспечивали жизнедеятельность и правление истинного короля. В последствии именно мажордомы настолько возвеличились, что решили избавиться от королей, тем более, что в них текла часть королевской крови, по сути они в той или иной степени были бастардами королей.

Первые франки появляются ещё в римской армии и иногда достигали больших высот.

Также любопытно, что обычай святости длинноволосых был у салических (западных) франков, но его не было у рипуарских (восточных) франков. Салические заняли северную Францию. Граница между ними – лес Харбоньер, частью этого леса был и Арденнский лес. Рипуарские – на берегу реки, а Салические – на берегу моря. Отсюда тема морского чудовища и глубина мегалитического субстрата в их традициях. Вполне возможно, что именно тот факт, что салические франки лучше других германских племён восприняли культуру субстрата, обеспечил им лучшее «сцепление» с галло-римским субстратом, тогда как другие германские племена, те же готы, не смогли овладеть Галлией на долгое время и, соответственно, не оставили существенного следа во французской истории и культуре. Салические франки не просто позаимствовали галло-римские обычаи переселившись в Галлию, но, пришли уже с комплексом верований и обычаев, близким к галльским, что обеспечило более быструю и успешную метисацию, а население адстрата воспринимало салических франков как своих.

Мотив рождение героя от морского чудовища был доиндоевропейским. С другой стороны, он является зеркальным отражением Беовульфа, в котором герой противостоит морскому чудовищу. Это похоже на одну и ту же историю, рассказанную по своему на каждом из берегов Северного моря. Мать Беовульфа ночью увидела очень яркий свет и вышла на дорогу посмотреть, что это было и этот луч втянул её в себя, она вернулась через год уже беременная и родила Беовульфа. А кроме того, будучи беременной она получила указание во сне о том, что это родится великий воин, основная задача которого – убивать. Если он не будет убивать – убьют его. Вот он всю жизнь и убивал, а когда решил отойти от дел, убили его.

Беовульф – пчелиный волк, медведь. Опять таки возвращаемся к пчёлам Хильперика. Медведь опять таки Артур, как истинный король. В кельтском поединке медведя и вепря. И опять-таки Баратеон погибающий в охоте на кабана. И в этом смысле Беовульф как медведь тоже один из них. В этот ряд как ни странно укладывается и русский культ медведя, он кажется ярмарочно-лубочным, но он является отголоском исконного кельтского культа. Медведя водили на двух лапах и этим они полностью уподобляли медведя человеку. Особенно хорошо сохранился культ медведя по новугородской Руси. Здесь верили, что если снять с медведя шкуру, у него тело человеческое. Из этого делали вывод, что он близок к человеку. Отсюда особая форма оборотничества в медведя. Берендеи поклонялись медведю. А берендеи – полукочевые племена в степной Украине. При этом он был священным животным. В скоморохов превратились в христианское время волхвы-друиды. Медведя водили на цепи не затем, чтобы посмеяться над ним, а затем, чтобы привести его на какой-то праздник и освятить его присутствием медведя на нём. Сюда же и одевание жреца или короля в медведя. Как король объезжает свои земли в полюдье, так же точно и жрец-скоморох с медведем обходит подвластную ему территорию, обходит все селения, а не только ярмарки. Это не подаяния и не издевательство над животным, а священный обход земли. Истинный царь этой земли, воплотившийся в этого медведя обходит свои владения и наводит в них порядок. Это всё выродилось в «мишка, танцуй» во второй половине 19 века, когда пошло разгульное михалковское веселье. А до этого времени медведь рассматривался именно как священное животное. Против скоморохов были запреты ещё во времена Ивана 4 Грозного. При нём ходили настоящие скоморохи, язычники. Позднее традиция прервалась. Скоморохи или вымерли или же их вырезали. Это чисто кельтский мотив поединка медведя и вепря, который проигрывается в Артуровском цикле, в Беовульфе. Причём в Беовульфе он сцеплен с мотивом пчелы. У славян в неявном виде он представлен в двух славянских названиях – медведь и бер. В слове бер также в неявном виде содержится бе- пчела. Собственно этимология «борть» не может происходить от «брать», поскольку это гнездо для диких или уже одомашненных пчёл. И здесь же связка с мёдом поэзии.

Беарн? Тут же? Но на гербе Беарна – два быка.

На остатки культа похожи легенды в которых король видит оленя с крестом между рогами или кабана также с крестом над головой.

Само по себе разделение на королей (rex, который царствует, но не правил) и вождей (dux, военачальников) у кельтов зафиксировал ещё Юлий Цезарь, который при завоевании Галлии подошёл к галлам в очень неудачное для галлов время: междуусобная вражда между военными вождями, королями и жрецами. Вожди не имели права на священную власть, но у них при дворах скапливались богатства. Они тоже как и короли обрастали клиентеллой. Король был носителем плодородия, вокруг него была многочисленная клиентелла, то есть люди, которые выполняли для него те или иные повинности или услуги. Из них набиралось и войско. За это они ели со стола и от щедрот короля. Но если наступали неприятности (недород, голод, плохая погода), то такого плохого короля убивали и избирали нового. Такого короля нельзя было отравить, а задушить, потому что король перестал справляться со своими функциями носителя плодородия. Тут очень любопытно возрождение идеи о праве на убийство неправильного короля в философии монархомахов. Они появились после Варфоломеевской ночи, поскольку убийство королём своих подданных являлось страшным преступлением. 7 января 1589 года факультет теологии Парижского университета освободил подданных Генриха 3 от верности ему, что фактически означало низложение его. При этом главным требованием было избрание нового, истинного короля, взамен низложенного или убитого тирана. На Британских островах монархомахами были католики, считавшие, что король низложив церковь превысил свои полномочия. Во Франции изначально монархомахи были протестантами, но позднее эти идеи использовали и католики близкие к иезуитам. В своей философии они отталкивались от права на восстание.

У Равайяка были видения. Его называли «рыжеволосым в зелёном пальто». Генриха же католическая лига называла «Красным драконом Апокалипсиса». Он не пытался скрываться после убийства, он оставался на свободе в течении нескольких дней, виделся со многими людьми и считал себя оружием возмездия.

Целостная идеология обосновывавшая почему подданный имеет право на убийство короля, который не оправдывает его чаяний.

У короля должны быть пышные рыжие волосы, королевское счастье и он всем своим видом должен символизировать благополучие подданных. В этом смысле из королей Вестероса лучше всего этому образу отвечает Баратеон. Сразу видно, что он король. Он всем своим видом показывает, что его народ сыт, пьян и счастлив. Он царствует, но не правит. Приходят Ланнистеры – они правят, но не царствуют, они делают многое совершенно правильно, а всё равно получается плохо. Трон их не принимает. И точно также это отражено в идеологии монархомахов, но с той разницей, что монархомахи считали себя оружием убивающим несправедливого по их мнению короля. В основе их права лежали прецеденты в виде Великой Хартии Вольностей и Золотой Буллы, изданной венгерским королём Андре 2. Также следует отметить Саламанкскую школу права, которая обосновывала многие моменты естественного права.

Ещё одна линия реконструируется по ирландским сагам. Друид накладывал на короля гейсы (рифмованные запреты), нарушение которых приводило к смерти короля.

По климатическим условиям в Ирландии была необходимость воевать друг с другом. Это сокращало численность населения до того количества, которое могло прокормиться на этой достаточно скудной земле. В Южной же Европе такой потребности не было. Здесь короли царствовали и всем от этого было хорошо. Кельтская волна экспансии до Киева, до Полтавы (Гелон), до Галатии. Еврейская рыжина вполне возможно результат притока кельтской крови в Леванте, источником были не только галаты, но кельты из числа римских легионеров, кельтский легион стоял на границе с Аравией. Хотя может быть и более раннее происхождение, вспомним опять таки рыжину Шимшона.

Греки споили кельтов импортным вином и кельтские цари были готовы ради этого вина продать в рабство кого угодно из своих клиентов. Вместо истинных королей возвышаются военные вожди. Точно то же произойдёт когда каролинги сменят меровингов. Воинство сменяет истинных королей и начинаются длительные войны. В этот самый момент приходит Цезарь и берёт их голыми руками. То же мы видим и в меровингов.

Добрый король Дагобер.

 

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться: