О ГЛАВНЫХ ДИАЛЕКТИЧЕСКИХ СИСТЕМАХ

 

Нельзя изучать предмет и тем более устанав­ ливать его, типы, не зная того, что такое сам этот предмет. Это знание на первых порах, конечно, самое примитивное, самое элементарнее, самое наивное и, можно сказать, почти детское. Тем не менее в интуитивной форме оно все же дол­ жно быть у того исследователя, который в даль­ нейшем хочет представить его в расчлененном и научном виде. Метеоролог еще до построения своей науки должен знать, например, что такое земная атмосфера и атмосферные осадки. Чело­ век, который не знает, что такое дождь или снег, не может исследовать причины появления того и другого. Подавляющее большинство людей почти ничего не знает о строении атома, как оно понимается в настоящее время в научной физи­ ке. Однако любой приступающий к изучению физики уже знает, что атом есть мельчайшая материальная частица. Поэтому говорить о ти­ пах диалектики может только тот, кто исходит из какого-нибудь понимания диалектики, пусть наивного и предварительного, пусть самого эле­ ментарного. Но без этого предварительного зна­ ния диалектики, конечно, невозможно исследо­ вать ее типы. Невозможно исследовать тины та-

кого предмета, о котором мы ровно ничего не знаем.

Итак, в качестве первой предпосылки для установления диалектических систем необхо­ димо уже знать, что такое диалектика и что та­ кое диалектическая система. Иначе все разго­ воры на эту тему будут впустую. Эта предпо­ сылка принимается нами без доказательства как вполне очевидная.

Второй такой предпосылкой является та или иная формулировка того, что такое диалектика. Вопрос этот решается и всегда решался весьма разнообразно  и даже  противоречиво.  Конечно, исходить  из  всех  систем  диалектики,  которые когда-либо существовали и которые существуют в настоящее время, невозможно. Тут нужно про­ сто условиться, как мы будем понимать диалек­ тику в данном нашем изложении. Пусть это по­ нимание будет слишком узким или слишком ши­ роким, пусть оно будет односторонним и ограни­ ченным, недостаточным и         даже                 неверным. В данном кратком изложении нет ни возможно­ сти, ни необходимости охватывать этот предмет сразу целиком, во всех деталях и подробностях и чисто логически показывать его необходимость или  правильность.  Здесь  мы тоже  будем опи­ раться только  на  нечто очевидное,  не  требую­ щее никаких доказательств. Другие подходы к диалектике дадут ряд других ее построений. За­ ниматься всеми этими подходами к диалектике необходимо, без них не будет полноты изобра­ жения предмета. Однако это совсем не наша за­ дача в настоящем изложении, и мы заранее до­ пускаем некоторого рода односторонность. Зато при установлении нашей второй предпосылки мы не обременяем себя никакими доказательствами.

Таких  односторонних  определений диалектики существует много. Но чтобы их охватить, каж­ дое из них должно быть рассмотрено отдельно (одно из таких определений мы здесь и имеем в виду), а кроме того, обзором всех таких опре­ делений занимается вообще история философии.

При определении диалектики мы хотели бы обратить внимание на тот общеизвестный факт, что вся окружающая нас действительность ни­ когда не стоит на месте, а всегда движется и меняется. Но вместе с тем необходимо не упу­ скать из виду также и факт той или иной устой­ чивости и даже неподвижности составляющих действительность вещей и явлений, по крайней мере в тех или иных точках протекания. Оба эти факта известны даже детям, даже первобыт­ ным людям. Решительно все знают, например, что человек ежеминутно меняется с момента своего появления на свет и кончая своей смер­ тью. И тем не менее семидесятилетний человек является все-таки тем же самым человеком, ко­ торый родился семьдесят лет назад и рождение которого было зафиксировано в метриках. Солн­ це, Луна и звезды все время движутся. Но мы без труда их узнаем при первом же их появле­ нии, то есть находим в них и нечто неизменное или, по крайней мере, устойчивое.

Все непрерывно движется. И тем не менее все имеет те или иные прерывные точки в своем движении. Одно только чистое и непрерывное движение исключало бы те неподвижные точки, через которые что-то движется. А если бы не было этих точек, то мы не знали бы, откуда и куда что-нибудь движется, то есть движение пе­ рестало бы восприниматься как именно движе­ ние. Однако совокупность одних неподвижных

точек тоже не есть движение, а только вечная неподвижность. Следовательно, движение есть сразу и непрерывное, эволюционное становле­ ние, и  прерывное,  скачкообразное  становле­ ние. Вся эта картина движения очевидна. Ребе­ нок, потерявший куклу, которую утащила соба­ ка, спустя некоторое время находит эту куклу, узнает ее, а значит, представляет ее себе как нечто постоянное и устойчивое. Но, с другой стороны, эта кукла может быть теперь уже ис­ пачкана или разорвана. И ребенок это тоже зна­ ет, то есть по-своему знает, что непрерывность невозможна без прерывности, а прерывность невозможна без непрерывности.

Таким образом, совершенно правы те, кто по­ нимает диалектику как установление единства и борьбы противоположностей. Здесь мы отказы­ ваемся на первых порах как от других опреде­ лений диалектики, так и от детализации пред­ лагаемого нами определения. Это и есть наша вторая предпосылка для установления основных типов диалектики, причем предпосылка, не тре­ бующая никаких доказательств.

Может быть, стоит только уточнить указан­ ную  сейчас  противоположность  слияния  под­ вижности и неподвижности или прерывности и непрерывности,  создающих  то  новое  качество, которое мы и назвали диалектическим единст­ вом. Первый член диалектической триады мож­ но представить как некоторого рода общий прин­ цип, в отношении которого второй член может указывать на  нечто иное,  на инобытие,  на  ту область,  которая  не  есть  указанный вначале принцип,  но  которая  способна  так  или  иначе осуществить  его,  организовать или материали­ зовать, то есть стать его материалом. Другими

 

словами, в этом случае второй член диалектиче­ ской триады в сравнении с ее первым принци­ пом является, грубо говоря, только материалом для его осуществления. Но тогда ясно, что тре­ тий член диалектической триады — то заверша­ ющее и окончательное слияние, когда отвлечен­ ный принцип появился в своем конкретном осу­ ществлении и когда самоосуществление из хаотического, слепого и немого инобытия превра­ тилось в закономерно действующий организм,— этот третий член триады оказывается той неде­ лимой цельностью первых двух членов, в кото­ рой часто трудно узнать составляющие ее пер­ вые два момента и которая является совершенно новым качеством, так сказать, снятием первых двух составивших ее мотивов.

Само собой разумеется, что триада является здесь весьма элементарным изображением диа­ лектического процесса, который может быть представлен в виде четырех, пяти и скольких угодно моментов, смотря по степени подробно­ сти, которая здесь требуется. Можно и совсем не привлекать никаких подчиненных моментов. Так, например, «Основы химии» Д. И. Менде­ леева или «Происхождение видов» Ч. Дарвина являются трактатами, по существу, диалектиче­ скими, но в них и в помине нет диалектических триад, тетрад, пентад и так далее. Сформули- рованная нами сейчас диалектическая триада преследует скорее только педагогические и на­ учно-популярные цели.

Третья предпосылка относится к тому мо­ менту диалектики, который можно назвать ее системой. В нашем кратком изложении речь бу­ дет идти о типах именно систем диалектики, а не просто самой диалектики. При этом говорить

о самой диалектике, не имея в виду никакой ее системы, вряд ли было бы целесообразно. Ведь для того наивного подхода к действительности, который мы положили во главу угла, вся дейст­ вительность представляется чем-то весьма бес­ порядочным и почти хаотическим. Пусть мы умеем выявлять противоположности и объеди­ нять их в нерушимое и неразделимое единство. Это нисколько не спасет нас от беспорядочности и хаоса в изображении действительности. Таких единств противоположностей существует беско­ нечное множество, охватить их и построить из них какую-нибудь упорядоченную картину дей­ ствительности совершенно невозможно. Однако кроме беспорядочного хаоса, который бросается в глаза при первом же взгляде на действитель­ ность, мы после некоторого размышления начи­ наем вдруг замечать, что она подчиняется неко­ торого рода принципам, развивается в тех или иных направлениях и в ней находят осуществ­ ление те или иные закономерности. Они тоже входят в действительность.

Я, скажем, хозяин своей комнаты. Уже одно это обстоятельство заставляет вещи, находящие­ ся в этой комнате, пребывать в определенном по­ рядке, в определенной системе. А если я «беспо­ рядочный» хозяин, то мои вещи тоже находятся в беспорядке. Но и всякий беспорядок, всякая бесформенная куча тоже имеют свою форму, а именно форму беспорядка или кучи. И когда мы говорим, что в этом месте находится бесформен­ ная куча мусора, то это имеет смысл только в сравнении с теми или другими оформленными вещами. Сама же эта бесформенная куча тоже имеет  вполне  определенную  форму,  а  именно форму кучи. Иначе такую кучу мы и не могли

 

8 5

i

 

бы назвать бесформенной. Только это, конечно, особая форма, не та, которой обладают вещи, в бытовом отношении так или иначе оформлен­ ные. Словом, реальная действительность кроме беспорядочности, «бесформенности» всегда со­ держит в себе определенный принцип своего по­ строения или протекания.

Гамлет в пьесе у Шекспира резонно замеча­ ет, что в безумии есть свой принцип. И не слу­ чайно врач, имея перед собой умалишенного человека, прежде всего старается определить именно принцип этой умалишенности, на осно­ вании чего он только и получает возможность соответственно квалифицировать то или иное психическое заболевание и приступить к его ле­ чению. В самой беспорядочной истории и в са­ мом сумбурном капризе всегда есть некий принцип.

Теперь спросим себя: может ли все невообра­ зимое разнообразие бесконечных проявлений закона единства и борьбы противоположностей не иметь своего принципа? Конечно нет. Однако в таком случае наше познание действительности без его принципиального оформления тоже бу­ дет беспорядочным, хаотическим и слепым, то есть вовсе не будет отражать действительности в ее хотя бы некоторого рода цельности, некото­ рого рода системном протекании, пусть это последнее будет на первых порах и ограничен­ ным, и примитивным, и лишенным широкого охвата.

Итак, вот третья предпосылка для получения формулы диалектической системы; единство и борьба противоположностей, присущие действи­ тельности, всегда содержат в себе определенный принцип, без которого все эти противоположно-

сти становятся слишком слепыми, слишком хао­ тическими.

О содержании и характере принципов диа­ лектической системы можно спорить сколько угодно, из этих споров и состоит реальная исто­ рия философии. Но, говоря о третьей предпо­ сылке всякой диалектической системы, мы пока не входим в содержание этого принципа и при­ нимаем его в максимально «оголенном», бессо­ держательном виде. Однако и на этот раз дан­ ная предпосылка не требует никаких доказа­ тельств. Отрицать указанный принцип значило бы отрицать возможность человеческого знания вообще.

В этом отношении тот, кто, не задумываясь, употребляет выражение «закон единства и борь­ бы противоположностей», не отдает себе доста­ точного логического отчета в использовании та­ кого рода слов. Дело в том, что термины «един­ ство» и «борьба» обычно понимаются как нечто несовместимое и как нечто необъединимое. Борьба вовсе не единство, ведь она предполагает противоречивую направленность борющихся элементов. Поэтому сказать «единство и борьба» значит указать на нечто противоречивое: если люди находятся в единстве, это значит, что они не борются; а если  заявить, что они борются, то это значит предполагать отсутствие в них единства. И тем не менее такое словосочетание, как «единство и борьба», вполне может обладать определенным смыслом и при этом не указывать на нечто противоречащее и раздвоенное. Но это возможно только в случае расширенного упот­ ребления термина «единство». Если бесформен­ ные нагроможденные тучи или облака мы все же понимаем как единую и общую картину, то

это возможно только потому, что под «общей картиной», или «формой», мы имеем здесь в ви­ ду не просто рациональное распределение ча­ стей в едином целом, но и совсем нерациональ­ ное нагроможденное множество вещества при любом сочетании составляющих его элементов. Поэтому когда мы говорим о диалектической системе, то здесь на первых порах мы вовсе не мыслим какую-нибудь обязательно рациональ­ ную упорядоченность, а мыслим вообще всякое единство, хотя бы и состоящее из чего-то неупо­ рядоченного.

Эту максимальную общность в понимании терминов «единство» и «борьба» мы непремен­ но должны допустить как необходимую пред­ посылку для установления тех или иных воз­ можных диалектических систем. А то, что мы должны понимать под этими терминами, нужно выяснять не при анализе еще только предпо­ сылок для формулирования того самого диалек­ тического построения, которое мы сами примем за единственно правильное. Другими словами, общеизвестная и прославленная диалектическая триада только тогда получает свое осмысление, когда в ней выражен еще и принцип ее опреде­ ленной направленности.

Далее, возникает вопрос и о содержании сa- мого этого принципа, без которого невозможна никакая диалектическая система.  Kaкoe-то пусть хотя бы в высшей степени формальное, содержание диалектического принципа устано­ вить все-таки необходимо, так как иначе мы рис­ куем свести все дело к констатации совершение бесполезных  фактов.

Ясно, что принципом построения диалектиче­ ской системы всегда является то или иное ми­

 

ровоззрение. Но различных мировоззрений было в истории так много, что перечислить их здесь было бы невозможно, да и не нужно. Ведь для этого существует специальная дисциплина, а именно история философии. Впрочем, и историк философии не перечисляет всех существовав­ ших исторически реальных систем мировоззре­ ния, а подходит к ним выборочно, в соответствии с избранным им методом исторического иссле­ дования. А для формулирования основных типов диалектических систем нам вовсе не нужно пе­ речислять все исторически известные мировоз­ зрения, в которых так или иначе фигурировал диалектический метод. Здесь необходимо вос­ пользоваться чем-то максимально общим и в первичном смысле основным, раз мы поставили своей целью формулировать именно только ос­ новные типы диалектических построений.

Итак, четвертая предпосылка для формули­ рования основных диалектических систем гла­ сит следующее: любая диалектическая система всегда определяется тем или иным содержатель­ ным принципом; на первых порах он должен быть максимально простым, предельно общим, первичным, наиболее понятным и, вообще гово­ ря, конкретно-историческим.

Теперь наконец мы можем сформулировать последнюю, пятую предпосылку, без которой не­ возможно опознание диалектической системы в целом. Тут мы исходим из того ясного предпо­ ложения, что если речь идет об основных типах диалектических систем, то нельзя ограничивать­ ся только тем или другим субъективным построе­ нием такой системы, как бы глубока она ни бы­ ла. Если речь зашла о чем-то основном, простом и всеобщем, то обойтись без истории уже никак

не возможно. Какая же это будет простая и ос­ новная всеобщность, если мы не учтем никаких исторических эпох человеческого развития? Раз что-нибудь мы толкуем как всеобщее, то уже никак нельзя ограничиваться нашей современ­ ностью. Всеобщее — значит в первую очередь всемирно-историческое, общеисторическое. Но тут опять нас ожидает роковая опасность, гро­ зящая полным провалом нашего построения.

Ведь если мы взялись за формулирование именно основных типов диалектических систем, то это значит, что исторические эпохи, прини­ маемые нами к сведению, тоже должны быть основными и всеобщими. Их не может быть много, чтобы не потребовалось многотомного ис­ следования или не пришлось ограничиваться одними общими фразами.

На первых порах мы хотели бы остановиться только на пяти основных социально-историче­ ских, а значит, и общественно-экономических формациях, а именно мы будем иметь в виду первобытнообщинную, рабовладельческую, фео­ дальную, капиталистическую и коммунистиче­ скую формации. Здесь не место для подробного рассмотрения этих формаций. Они нам нужны только в связи с формулированием пяти прин­ ципов основных диалектических систем. Мы не будем доказывать, что эти формации не разде­ ляются какими-то неподвижными перегородка­ ми и часто заходят одна в другую; что их отно­ шение к отдельным слоям культурно-историче­ ского процесса отнюдь не прямое и они должны, сохранять специфическое лицо каждого куль­ турно-исторического слоя; что различные куль­ турно-исторические слои, играющие роль над-, стройки  над  общим  социально-историческим

базисом, возникают иной раз раньше самого базиса и исчезают позже его гибели, а зависи­ мость различных видов надстройки от базиса не мешает им иметь свою собственную  историю; что зависимость надстройки от базиса не только не требует, но исключает механическое их соот­ ветствие; что та или иная надстройка по своему содержанию не является простым отражением порождающего ее базиса и обладает специфиче­ ским содержанием; что тут возможно и даже необходимо активное воздействие надстройки на сферу базиса и прямое его преобразование; что многие исторические явления зависят от разно­ временных типов базиса или от каких-либо трудноопределимых переходных отношений ме­ жду ними.

Более того. Базис и надстройка часто не только плохо соответствуют друг другу, но и на­ ходятся во взаимном противоречии. К. Маркс пишет: «Относительно искусства известно, что определенные периоды его расцвета отнюдь не находятся в соответствии с общим развитием об­ щества, а следовательно, также и с развитием материальной основы последнего, составляющей как бы скелет его организации. Например, греки в сравнении с современными народами, или так­ же Шекспир. Относительно некоторых форм ис­ кусства, например эпоса, даже признано, что они в своей классической форме, составляющей эпоху в мировой истории, никогда уже не могут быть произведены, как только началось произ­ водство искусства как таковое; что, таким обра­ зом, в области самого искусства известные зна­ чительные формы его возможны только на низ­ кой ступени развития искусств. Если это в пределах самого искусства имеет место в отно-

шениях между различными его видами, то тем менее поразительно, что это обстоятельство име­ ет место и в отношении всей области искусства к общему развитию общества»1.

Далее К. Маркс рассуждает о том, что антич­ ная мифология и эпическое творчество прихо­ дят в упадок как раз в те времена, когда растет экономика и развивается техника. В период про­ цветания фабрично-заводских предприятий и банков люди мало интересуются мифологией. Их больше занимает наука. И поэтому именно в эти периоды прогресса и нарастает антагонизм между мифологией и наукой, которого не было раньше, в период слабого развития экономики и техники.  Следовательно,  согласно  учению К. Маркса, соотношение между базисом и над­ стройкой может быть не только весьма разнооб­ разным, но даже исключительно противоречи­ вым.

Однако при изучении соотношения базиса и надстройки возникает один фундаментальный вопрос, избежать которого никак не возможно. Он сводится к следующему. Если каждый куль­ турно-исторический слой по своему содержа­ нию специфичен, то что же в таком случае oft* щего между надстройкой и базисом и почему мы находим нужным говорить здесь именно о бази­ се и надстройке? Имеется самая насущная по­ требность точно сформулировать соотношение данных понятий, не ограничиваясь обычными довольно расплывчатыми их характеристиками. Мы считаем, что в подлинном смысле общим между этими понятиями является не их содер- жание  (подобного  рода  вульгаризм уже  давно

 

1  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 47.

почти всеми осознан), а метод развертывания этого содержания, его структура, тип его пост­ роения.

Так, классическая скульптура Древней Гре­ ции по своему содержанию не имеет ничего об­ щего с рабовладением. Тем не менее гармония между физическим человеком и его функциони­ рованием в меру его физических сил (то есть без использования специально умственных сил, без внутреннего настроения и без самостоятель­ но выраженной психологии), такого рода гармо­ ния, безусловно, продиктована опытом в усло­ виях социально-исторической действительности тех времен.

Новоевропейский человек в отличие от сред­ невекового верил в вечный и непрерывный про­ гресс. Но уже в XVII в. появилось учение Нью­ тона и Лейбница о бесконечно малых, причем бесконечно малая величина определялась не как неподвижный атом, но как постоянное и непре­ рывное стремление к бесконечному уменьшению или увеличению. По содержанию между учени­ ем о вечном прогрессе и математическим учени­ ем о переменных величинах, ставших предметом специальной науки — дифференциального и ин­ тегрального  исчисления,  нет  ничего  общего. И тем не менее сам тип развертывания содер- жания, сама структура его построения, то еоть непрерывное становление  бесконечного  ряда, там и здесь одно и то же.

Чтобы не затягивать изложения, других при­ меров такого структурного соответствия между культурно-историческими слоями, совершенно несравнимыми по своему содержанию, приво­ дить не будем. Заметим только, что соотноше­ ние между социально-историческими базисом и

надстройкой исключительно структурно и что только с учетом этого и можно сохранить специ­ фику содержания каждого из культурно-исто­ рических типов и не объединять в них то, что необъединимо.

Теория базиса и надстройки выходит за пре­ делы нашего исследования; пятью социально- историческими формациями, повторяем, мы пользуемся только как самыми общими, самыми простыми и для нас максимально понятными историческими категориями, не входя в изуче­ ние их по существу.

Таким образом, пятой совершенно необходи­ мой предпосылкой для формулирования основ­ ных типов диалектики является установление до­ статочно обширных и глубоких исторических эпох, каждая из которых обладает определенным типом или структурой своего развития, наклады­ ваемыми ею также и на развитие соответствую­ щих культурно-исторических систем. Без такого точно проводимого историзма рассмотрение диа­ лектического развития применительно к обще­ ству не только бессмысленно, но и просто не­ возможно.

 

ЕДИНСТВО ТРЕХ ПОНЯТИЙ

 

Меня просили высказаться по поводу одного очень важного философского мнения В. И. Ле­ нина. Я это охотно сделаю, но только при усло­ вии соблюдения вами определенной позиции.

В первую очередь вы должны критически от­ носиться решительно ко всем предрассудкам, которые еще встречаются в научной и ненауч­ ной литературе. Вы будете читать, что сущест­ вует только объект, а все субъективное ничтож-

но и как бы даже совсем не существует. Вам бу­ дут твердить, что на первом плане должен быть только человеческий субъект, а все объективное всегда сомнительно, всегда условно, всегда на последнем месте. Все подобного рода утвержде­ ния, все подобного рода предрассудки идут враз­ рез с самыми простыми жизненными ощуще­ ниями человека. Если вы не хотите расставаться с реальной жизнью, то жизнь потребует от вас признавать и реальность объекта, и реальность субъекта, и реальность их жизненных соотно­ шений. Мало того, жизнь полна недостатков и требует борьбы. Жизнь требует не идеального созерцания действительности, а ее активного переделывания, иначе говоря, активно переде­ лывающей практики.

Наконец, ваш критицизм не должен доволь­ ствоваться самим собою, но и не должен сразу и с потолка решитеяьно все отрицать и призна­ вать только собственный критически настроен­ ный рассудок. Нет, если вы действительно не хотите расставаться с реальной жизнью, вы должны уметь находить в ней наряду с ее слож­ ностями и движением также и самоочевидные, всегда наличные стороны, не требующие ника­ ких доказательств, а требующие только всеце­ лого признания.

Если мы условимся, что будем всегда на страже интересов жизни, что будем находить в жизни нечто всегда постоянное и нечто всегда текучее, и если будем всегда стараться во что бы то ни стало переделывать не удовлетворяю­ щую требованиям времени действительность, тогда я согласен с вами разговаривать и тогда читайте мои дальнейшие философские разъяс­ нения. А иначе будет совершенно бесполезным

 

и никому не нужным занятием разбираться во всех этих философских тонкостях. Лучше тогда не читайте того, о чем я буду сейчас говорить.

В. И. Ленину принадлежит очень интересное и весьма важное высказывание о том, что логи­ ка, теория познания и диалектика для филосо­ фии диалектического материализма являются одним и тем же, так что здесь «не надо 3-х слов: это одно и то же» '. Таким образом, эти три фи­ лософских термина настолько близки по своему содержанию, что можно и не употреблять этих трех слов, а ограничиться лишь одним общим принципом. Это глубокое суждение В. И. Ленина требует комментария, которому мы и посвящаем следующие строки.

В самом деле, почему наблюдается тенден­ ция говорить о логике отдельно от диалектики и отдельно от теории познания? Это происходит в  том  случае,  если логика  понимается  весьма узко и упрощенно. Логика есть наука о мышле­ нии, а так как мыслит человеческий субъект, то отсюда легко делался вывод о том, что все со­ держание  мышления  субъективно  и  является порождением  только  человеческого  субъекта. В таком виде, конечно, логика ни в какой мере не являлась диалектикой, а с другой стороны — уже являлась неявной теорией познания, часто совсем неосознанной и узкой, всегда произволь­ ной и насквозь ложной. В таком виде, конечно, логика занимала вполне обособленное место, и не могло быть и речи о тождестве ее с диалек­ тикой и теорией познания.

Но все дело в том и заключается, что такое явно  субъективистское  понимание  мышления

 

1  Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 301.

содержит в себе не менее трех логических оши­ бок.

Во-первых, делать вывод, что любое содер­ жание мышления обязательно есть порождение человеческого субъекта,— это все равно что из утверждения о существовании белой стены де­ лать вывод о том, что все стены вообще окраше­ ны в белый цвет. Мышление действительно субъективно. Но делать отсюда вывод о том, что все содержание мышления принадлежит челове­ ческому субъекту,— это значит один из призна­ ков понятия считать самим понятием. Частное путем произвольной подмены заменяется здесь общим. И это первая логическая ошибка.

Во-вторых, того, кто утверждает абсолютную субъективность мышления, необходимо спро­ сить: а претендуете ли вы на то, что ваше вы­ сказывание объективно-истинно? Если вы не знаете, что такое объективная истина, то и ва­ ше суждение о субъективности всякого мышле­ ния тоже лишено какой бы то ни было истин­ ности, так что и вы своим суждением об абсо­ лютном субъективизме мышления, в сущности, ровно ничего не утверждаете. Если же вы пре­ тендуете на то, что ваше суждение о субъектив­ ности всякого мышления истинно, то это значит, что ваше суждение о субъективности мышления вполне объективно. Другими словами, тот, кто утверждает абсолютный субъективизм мышле­ ния, только прикидывается, что отвергает объек­ тивную истину. На самом же деле он сам ею пользуется и без нее не мог бы высказать не только своего суждения об абсолютно субъек­ тивном характере всякого мышления, но и ка­ кого бы то ни было суждения вообще. Либо же утверждение о всеобщем субъективизме мышле-

 

ния не претендует на объективную истинность, но тогда его защитники говорят о том, чего во­ все не существует, то есть говорят вздор.

В-третьих, это можно выразить и в более об­ щей форме. Поставим вопрос так: субъект суще­ ствует или не существует? Если он не сущест­ вует, то это значит, что сторонники всеобщего субъективизма утверждают то, чего не сущест­ вует, и, следовательно, своими словами о субъ­ ективизме ровно ничего не говорят и попросту занимаются пустословием. Если же субъект су­ ществует, то тогда он есть не только субъект, но и объект, а точнее сказать, одна из разно­ видностей объективного бытия.

Если учесть эти и подобные логические ошиб­ ки,  заключенные  во  всякой  субъективистской теории логики,  то  ясно,  что  такая логическая теория несовместима ни с диалектикой, ни с под­ линно научной теорией познания. И тут дейст­ вительно придется употреблять три разных тер­ мина, а не один. Но логический субъективизм ошибочен,  и  его  устранение  открывает дорогу к совместному изучению логики с диалектикой и теорией познания, а такое изучение приводит и к единству этих трех философских дисциплин.

Точно так же и диалектика, взятая в отрыве от логики и теории познания, совершенно теря- ет всякий смысл. Что такое диалектика без ло­ гики? Вне логики она оказывается чем-то недо­ казанным, непонятным, хаотическим и непозна­ ваемо-иррациональным.  В истории философии были и такие философы, и такие исторические периоды, когда диалектика действительно теря­ ла всякий смысл и превращалась в пустое сло­ вопрение, в         средство  доказательства  любых нелепостей, в произвольную  игру понятиями и

 

словами. Такую диалектику еще в древности на­ зывали эристикой, то есть произвольной игрой словами ради спора и без всякого желания фор­ мулировать истину. Диалектика без логики есть чистейшая софистика, и при помощи такой диа­ лектики  можно  вообще  доказать  что  угодно. Иной раз даже и в общежитии можно встретить улыбки по поводу того, что какой-нибудь вздор, дескать,  вполне  оправдывается  диалектически. Для современной философии эти детские и на­ ивные, хотя в основе своей весьма злые, пред­ ставления о диалектике ушли в безвозвратное прошлое. С помощью диалектики действительно можно «доказать» все, что угодно. Но такая ли­ шенная  всякой  логики  и объективной опоры диалектика является для нас не только логиче­ ской ошибкой, но может оказаться и политиче­ ским правонарушением. Поэтому только вслед­ ствие  весьма  узкого  и превратного  понимания диалектики ее могут противопоставлять логике. Настоящая  логика  требует  диалектики,  а  на­ стоящая  диалектика невозможна  без логики. Если правильно употреблять термины «логика» и «диалектика», то, действительно, тут перед на­ ми только одна наука, или, точнее, две нерастор­ жимые  тенденции  одной  нераздельной  науки.

Наконец,  также  и теория  познания  только в своем уродливом, искаженном виде может про­ тивопоставляться логике и диалектике. К сожа­ лению, однако, необходимо сказать, что конец прошлого и начало настоящего столетия ознаме­ новались в буржуазной философии неимовер­ ным преувеличением, раздуванием роли теории познания и трактовкой ее как основной и чуть ли не единственной философской дисциплины. В  течение десятилетий буржуазные  философы

 

твердили, что, прежде чем строить какую-либо систему философии, необходимо исследовать и установить,  до  каких  пор простирается наше знание и на что вообще оно может претендовать. Такие философы были слепы настолько, что не понимали того противоречия, в котором назре­ вает  такое  представление  о теории познания. Получалось так, что хотели установить границы знания, но не отдавали себе отчета в том, что всякое установление границ знания уже само по себе есть процесс не чего иного, как использо­ вания все того же знания. Границы знания хо­ тели установить с помощью все того же знания. Это — типичная ошибка, то есть такой процесс мышления, когда для доказательства существо­ вания  какого-нибудь  предмета  оперируют  бес­ сознательным признанием того, что этот пред­ мет  существует.  Теория  познания  либо  уже пользуется знанием и тогда представляет собою сплошное  логическое  противоречие,  сплошное недоразумение и пустословие; либо сама теория познания не есть процесс познания, но тогда у нее нет никаких средств для констатации и уж тем  более  для  доказательства  существования изучаемого предмета. Сторонник теории позна­ ния, который ставит своей целью изучение гра­ ниц познания, подобен ездоку на лошади, кото­ рый, пользуясь этой лошадью и направляя ее к определенной цели, утверждает, что он не знает ни того, что такое лошадь, ни того, что такое он как ездок на лошади и что такое то место, куда он сам же направляет свою лошадь. При такой забавной слепоте представителей теории позна­ ния  последняя  действительно  не  является  ни логикой, ни диалектикой, в то время как теория познания, если она вообще претендует на науч-

ность, не может и шагу ступить без логики, а если подумать глубже, то и без диалектики.

Таким образом, логика, диалектика и теория познания в их научном значении не только не противоречат одна другой, но представляют со­ бою существенное единство. И вот почему для обозначения трех дисциплин даже нет необхо­ димости употреблять три разных термина. Это одна и единая философская дисциплина, в кото­ рой, конечно, вполне возможно и даже необхо­ димо изучать отдельные проблемы, но эти проб­ лемы, как бы они ни были различны, не уничто­ жают единства основной философской дисцип­ лины, а, наоборот, его подтверждают.

Если мы все это усвоили, то можно ставить вопрос о том, как же надо приступать к построе­ нию этой единой дисциплины. Разрешение это­ го вопроса опирается на определенного рода не­ посредственные данности, которые  очевидны уже сами собой и не требуют никаких доказа­ тельств. Нам представляется, что здесь мы дол­ жны исходить из следующих четырех утверж­ дений.

Первое утверждение сводится к тому, что су­ ществует объективный мир, объективная дейст­ вительность, или, попросту говоря, существует объект. Читатель пусть не удивляется, что здесь мы говорим о чем-то слишком понятном и оче­ видном, не требующем вроде бы даже простого упоминания. Такой читатель,  по-видимому, не отдает себе отчета в том, что такое буржуазная философия последнего столетия. Здесь сущест­ вует много мыслителей, которые либо отрицают существование реального  мира,  либо  считают его только субъективно-человеческим предполо­ жением и никак не обоснованной гипотезой. Од-

нако субъективизм этой позиции очевиден. При­ знание объективного существования мира для нас ясно и неопровержимо и не требует особых доказательств.

Наше второе утверждение сводится к тому, что существует также и субъективный мир, су­ ществует субъект. И это тоже не является пу­ стым и ненужным утверждением. Дело в том, что всегда имелось достаточно таких мыслите­ лей, которые до того раздували значение объек­ та, что для субъекта уже не оставалось никакого места. На самом же деле субъект тоже есть не­ что вполне специфическое, вполне и целиком отличное от объекта, и притом вполне достовер­ ное, вполне убедительное и понятное, вполне неопровержимое. Сознание и мышление, что бы ни говорилось о примате объекта, всегда есть нечто специфическое и не требующее доказа­ тельств своего существования. Сознание и мыш­ ление, или, вообще говоря, субъект, нельзя рас­ творить в объекте, и ни в коем случае нельзя говорить о его случайности и необязательности.

Третье, тоже вполне очевидное, утвержде­ ние свидетельствует о связи объекта и субъекта. Сейчас мы не будем затрагивать необозримые историко-философские пласты, в которых самы­ ми разнообразными способами формулируется эта связь субъекта и объекта. Нас сейчас инте­ ресует только простое и неопровержимое, а именно то, что между субъектом и объектом не может не осуществляться той или иной связи. Эта связь вполне очевидна. Нет никакого объ- екта, если о нем ничего нельзя ни помыслить, ни сказать, то есть такого объекта, для которого в принципе нет никакого субъекта. Однако для нас было бы просто смешно  пытаться  рассуж­

дать о таком субъекте, для которого не сущест­ вует никакого объекта и который никак не свя­ зан ни с каким объектом. Определенная связь субъекта и объекта — это такая истина, сомне­ ваться в которой можно только в случае душев­ ного заболевания.

Очень важно также и четвертое утверждение. В нем речь идет о таком характере связи субъ­ екта и объекта, который можно обозначить сло­ вом «отражение».

Объект отражается в субъекте. Но и объект специфичен, то есть и он является в первую оче­ редь бытием, существованием; субъект вполне специфичен, то есть он является в первую оче­ редь сознанием и мышлением. Но если объект существует, то он отражается в субъекте тем, что и субъект существует, хотя и существует специфично.

Объект действует и создает новые объекты. Но мышление, отражая объект, создает все но­ вое и новое, причем это новое, конечно, специ­ фично, то есть мысленно. Правда, многие тут затрудняются признать за мышлением специфи­ ческую творческую деятельность. Однако это сомнение в творческом становлении мышления основано на гипнозе объективизма. Уже простой факт наличия натурального ряда чисел неопро­ вержимо свидетельствует о творческом станов­ лении мысли. Ведь единица возможна только тогда, когда есть двойка; а двойка существует только в том случае, если есть тройка. Если еди­ ница не порождает двойки, она не есть единица; а если двойка не порождает тройки, она не есть двойка. Натуральный ряд чисел есть неопро­ вержимое доказательство творческого характера мысли. При этом переход от одного числа нату-

рального ряда к другому числу вовсе не совер­ шается ни материально, ни во времени. Если бы переход от двойки к тройке требовал обязатель­ но двух или трех вещей — орехов, каранда­ шей,— тогда можно было бы говорить о необ­ ходимой и существенной связи чисел с вещами. Но натуральный ряд чисел приложим к любым вещам, не зависит от качества вещей; и мыслим он уже сам по себе, без всяких вещей. Это и есть акт мысли. Точно так же в своей бытовой обста­ новке в случае оперирования с числами и вели­ чинами мы, конечно, нуждаемся во времени, и для перехода от общего числа к другому требу­ ется определенный временной промежуток. Од­ нако всякому ясно, что время не играет здесь никакой существенной роли. Натуральный ряд чисел не имеет возраста, и таблица умножения не имеет возраста. Малейшее сомнение в том, что дважды два есть четыре, если это сомнение высказывается всерьез, уже есть признак ум­ ственного расстройства. Переходить от одного числа натурального ряда к другому числу мож­ но с разной быстротой. Эти числа можно произ­ носить одно за другим и очень медленно, и очень быстро. Но это значит, что переход от одного числа натурального ряда к другому числу не имеет отношения к протяжению во времени.

Итак, когда мы говорим об отражении объек­ та в субъекте, то тем самым мы и в субъекте признаем творческую деятельность. Но деятель­ ность эта здесь вполне специфична, то есть мыс­ ленна. Поэтому отражение объекта в субъекте не нарушает творческой роли субъекта и неот­ делимо от его творческой деятельности, кото­ рая, повторяем, вполне специфична, то есть яв­ ляется мысленной, мыслительной.

 

Когда мы говорим об объекте, то, конечно, можно говорить и о его начале, и о его конце. Однако само понятие объекта еще не указывает ни на его начало, ни на его конец. Можно пря­ мо сказать, что объект бесконечен, поскольку бесконечна и вся объективная действительность. Стоит только задать себе вопрос о том, куда ис­ чезает действительность, как уже становится ясным и то, что существует еще какое-то «куда», какое-то «ничто», во что погрузилась действи­ тельность. Другими словами, можно говорить о разных периодах действительности,  о  разных ее степенях, о разных ее качествах или коли­ чествах, о разных ее перерывах и разрывах, но никак нельзя мыслить об абсолютной гибели действительности. В науке это обстоятельство уже давным-давно осознано и сформулировано. А именно пользуется всеобщей и вполне аксио­ матической достоверностью тезис, что материя пеуничтожима. Фактически или исторически мышление на земном шаре, конечно, когда-то началось; и если земной шар вследствие косми­ ческой катастрофы погибнет, то погибнет и че­ ловек, а с ним и его мышление. Но это нисколь­ ко не мешает говорить нам о бесконечности мышления, поскольку оно связано с материей. (Не говоря уже о том, что вполне возможно су­ ществование мыслящих существ и в других ме­ стах мировой действительности.)

 

Возьмем самую обыкновенную арифметиче­ скую единицу, например расстояние между двойкой и тройкой или между девяткой и десят­ кой. Можно эту единицу разделить пополам? Разумеется, можно. А можно ли каждую из этих двух половин единицы разделить пополам? То­ же,  разумеется,  можно.  И когда прекратится

этот процесс дробления единицы? Ясно, что он никогда не прекратится. И сколько бы мы ни дробили единицу, мы никогда не дойдем до ну­ ля. Следовательно, единица является не чем иным, как бесконечностью, поскольку частей этой единицы — бесконечное множество. И вся эта бесконечность существует в пределах толь­ ко одной единицы. А это значит, что при своем переходе от одного числа натурального ряда к другому числу мы все время находимся в беско­ нечности и все свои конечные расчеты можем делать только с использованием бесконечности, наличной в каждом отдельном моменте, кото­ рым мы пользуемся как конечным. Но ведь чис­ ло вообще лежит в основе всякой раздельности и всякой расчлененности, поскольку если нет числа, то нет и никакого перехода от одного к другому, а есть только нераздельный и нерас- члененный беспросветный туман неизвестно чего. А это значит, что мышление, как бы оно ни ограничивалось установлением только одних конечных величин, по своему существу тоже есть не что иное, как бесконечность.

Возьмем  точку,  самую  обыкновенную  гео­ метрическую точку. Уж она-то, казалось бы, во всяком случае, не есть бесконечность, но вполне ей противоположна.  Ничего подобного.  Точка, возможна только потому, что мы имеем полную возможность и даже необходимость сдвинуться с этой точки хотя бы на какое-нибудь малейшее расстояние. Но, как бы мало ни было это рас­ стояние, оно уже предполагает, что мы имеем не одну, а две точки. Если же имеются две точки, то, как бы они ни были близки одна к другой, между ними, как мы сейчас  сказали, залегает неисчислимая бездна других точек. Следователь-

но, даже всякая точка, взятая как одна и един­ ственная, обязательно предполагает вокруг себя целую бесконечность точек.

Впрочем, для понимания бесконечной при­ роды точки нет никакой нужды в растягивании этой точки в какой-нибудь отрезок  прямой, пусть хотя бы и минимальный. Здесь достаточ­ но обратить внимание уже на одно то, что вся­ кая точка возможна только в том случае, когда она мыслится на общем и уже внеточечном фо­ не. А это значит, что, если мы даже можем брать точку вне ее движения, все равно она немысли­ ма вне бесконечности и является, точнее гово­ ря, одним из типов бесконечности. Другими сло­ вами, мышление, устанавливающее хотя бы два каких-нибудь различных момента (а без про­ цесса различения мышление вообще невозмож­ но), осуществимо лишь как непрерывное поль­ зование принципом бесконечности.

При всем этом нельзя забывать специфики объекта и субъекта. Когда мы говорим о бес­ конечности объективной действительности, то такого рода бесконечность есть бесконечность фактическая, например бесконечность во вре­ мени и в пространстве. Но когда мы говорим о бесконечности мышления, то это не есть беско­ нечность фактическая, а есть бесконечность мысленная. А мысленная бесконечность сколь­ ко угодно может и прерываться, и разрываться, и начинаться, и кончаться.

Наконец, весьма оригинальные результаты получаются при анализе объекта и субъекта, взятых в целом.

Возьмем объективную действительность в целом. Допустим, что мы ее всю изучили, про­ шли ее вдоль и поперек. Куда же идти дальше?

 

Дальше идти некуда, потому что все, что су­ ществует, мы уже включили в изученную нами действительность. Следовательно, остается пре­ бывать в самой же действительности, но без перехода от одной области к другой, пребывать так, чтобы всю действительность взять в целом и сравнивать ее с ней же самой тоже в целом. Но как только мы сказали, что «действитель­ ность есть именно действительность», мы  тот­ час уже оставили ее в ее непосредственной дан­ ности и перешли к действительности как к ее определению, к ее существенной структуре, су­ щественной закономерности. Структура объек­ та, закон его построения, закономерность объек­ та — все это  обязательно объективно, так как у нас сейчас вообще нет ничего, кроме объек­ тивной действительности (потому что мы уже заранее включили в нее все существующее). Но объективность — это еще не значит сам объект. Зеленый цвет принадлежит листве дерева, но он еще не есть само дерево. Само дерево — но­ ситель своей листвы и тем самым ее зеленого цвета. Поэтому и понятие объективности  не есть сам объект.

Подобно тому как после охвата объекта в целом (если он берется как объективная дейст­ вительность) нам уже некуда дальше двигать­ ся, а можно только сравнивать весь объект с ним же самим, то есть давать его определения и устанавливать его закономерную структуру, так и в мышлении, когда мы берем его в целом, остается только переходить от мышления к не­ му же самому, то есть определять его как имен­ но мышление, а не что-нибудь другое. Но тогда неизбежно возникает вопрос уже не просто о мышлении, а о его общем строении, его струк-

 

туре, его законах  и  общих  закономерностях. И если от объекта мы неизбежно приходим к законам объекта, то от мышления столь же не­ избежно приходим к законам мышления.

Оказывается, объект, если его продумать до конца, предполагает такую свою закономер­ ность, которая хотя и объективна, но не есть объект как таковой, а есть система отношений внутри объекта; и эта система отношений, оче­ видно, есть как бы система различительных отношений внутри объекта. И точно так же, когда в области мышления мы доходили до за­ конов этого мышления, то законы эти уже не есть просто само мышление, его субъективный процесс, но есть его результат, его предметная значимость.

Итак, спросим самого крайнего субъекти­ виста, существует объект или не существует. Если он не существует, то нам с тем субъекти­ вистом, который думает так, не о чем говорить. А если объект существует, он есть нечто и, следовательно, имеет определенные признаки. Если же он имеет определенные признаки, он познаваем, причем его познаваемость требует, чтобы он по самой своей природе обладал ею, хотя фактически его, возможно, никто и не познавал бы.

Но отсюда следует и решение другого важ­ ного вопроса. Мы хотели рассмотреть, как объ­ ект отражается в субъекте, и пришли к выводу, что это отражение, если брать его полностью, оказывается постижением структуры и законов данного объекта. Когда же речь идет об отраже­ нии субъекта, то такое отражение, если тоже брать его полностью, оказывается постижением структуры и законов данного субъекта.

Все это наше рассуждение может показаться кому-нибудь чересчур сложным и даже схола­ стичным. Но так это покажется только тем, кто незнаком с наиболее точной наукой, а именно с математикой и математическим естествознани­ ем. Скажите, пожалуйста, чем занимается ма­ тематик, когда решает свои уравнения, относя­ щиеся к движению и взаимному притяжению тел? Математик занят только одним вопросом, который сводится к стремлению избежать ошиб­ ки в своих вычислениях. Он не смотрит в трубу на небо и вообще никуда не смотрит, а только вычисляет, решает свои уравнения. Кто-то мо­ жет сделать вывод, что математик только и за­ нят своими субъективными  размышлениями и ни на шаг не выходит за их пределы. Но вот оказывается, что при помощи этого чисто тео­ ретического, чисто мыслительного решения уравнений можно предсказать затмения Солнца и Луны и точнейшим образом определить поло­ жение любого светила на небесном своде в лю­ бой сколь угодно удаленный момент времени. Спрашивается: как же это возможно? Это воз­ можно только потому, что субъективное мышле­ ние математика пришло к тем объективным за­ конам, которые уже не есть мышление. И с дру­ гой стороны, это стало возможным только пото­ му,  что  объективная  действительность,  взятая в целом, уже перестала быть только объектом, только вещью, но оказалась носителем  струк­ тур и законов, которые вполне объективны и вместе с тем делают возможным познание объекта.

 

Теперь спросим себя: чем же мы сейчас за­ нимались — логикой, диалектикой или теорией познания?  Всякий скажет, что мы занимались

здесь не специально логикой, не специально диа­ лектикой, не специально теорией познания. Мы занимались здесь той наукой, которая не есть ни то, ни другое, ни третье, хотя и не стоит ника­ кого труда четко и  неопровержимо  различать эти три момента в нашем рассуждении. То, что мы пользовались логикой,— это несомненно, по­ скольку рассуждения наши базировались на простых и наглядных непосредственных данных, получаемых на основе простой интуиции. Но также несомненно, что тут была у нас и диалек­ тика. Рассматривая, например, законы природы, мы убедились, что они и, безусловно, объектив­ ны, и, безусловно, являются предметом анализа и что противоположности слились здесь в одно нераздельное целое. А о теории познания нече­ го и говорить. И все объективное и все субъек­ тивное, несомненно, явилось для нас именно предметом познания, который сначала мы вос­ принимали интуитивно,  но  тут же подвергали и дискурсивному, рассудочному мышлению, что­ бы получить определенного рода научную исти­ ну. Поэтому не нужно трех слов, достаточно и одного слова. И это слово «философия». Когда упрямо держатся за отдельные понятия, обычно теряют из виду целое. Отсюда и ограниченность этих трех дискретно, в отрыве друг от друга понимаемых терминов и понятий.

В «Философских тетрадях» В. И. Ленин пи­ сал: «Бесконечная сумма общих понятий, зако­ нов... дает конкретное в его полноте»; «Движе­ ние познания к объекту всегда может идти лишь диалектически...» 1; «Каждое понятие находит­ ся в известном  отношени и ,  в известной свя-

 

1  Ленин  В.  И.  Поли.  собр.  соч.,  т.  29,  с.  252.

 

зи со всеми остальными...»1; «Человеческие понятия субъективны в своей абстрактности, оторванности, но объективны в целом, в процес­ се, в итоге, в тенденции, в источнике» 2; «Чело­ век не может охватить = отразить = отобразить природы всей, полностью, ее «непосредственной цельности», он может лищь вечно приближать­ ся к этому, создавая абстракции, понятия, зако­ ны, научную картину мира и т. д. и т. п.» 3

В заключение необходимо напомнить еще одно. Мы везде исходили из стихии существова­ ния, реальности бытия. Этр лежало у нас в ос­ нове рассуждений об объекте, который прежде всего есть, существует, действует и становится предметом познания. Но то же самое лежало у нас и в основе наших суждений о субъекте, ко­ торый также есть, существует, действует и ста­ новится предметом познания. Кто это забывает, тот не понимает ни нашего учения о субъекте и объекте, ни ленинского учения о той единой науке, в которой совпадают и логика, и диалек­ тика, и теория познания.

«Действительность выше, чем бытие и чем существование» 4; «Совокупность всех  сто­ рон явления, действительности и их (взаимо)- отношения — вот из чего складывается ис­ тина» 5 ,— подчеркивал В. И. Ленин.

Читая работы И. Дицгена — немецкого рабо­ чего, социал-демократа, философа, самостоя­ тельно пришедшего к основным положениям диалектического материализма (который он на-

 

1 Ленин В. И.  Поли.  собр. соч.,  т. 29,  с.  179.

2 Там же, с. 190.

?  Там же, с. 164.

4 Там же, с. 140.

 

зывал  социалистическим  материализмом), В. И. Ленин отметил, в частности, следующие его положения: «Социалистический материа­ лизм понимает под «материей» не только весо­ мое и осязаемое, но и все реальное бытие — все, что содержится в универсуме, а ведь в нем со­ держится все, ибо все и универсум — это только два названия одной и той же вещи; и социали­ стический материализм хочет охватить все од­ ним понятием, одним названием, одним клас­ сом — безразлично, называется ли этот универ­ сальный класс действительностью, реальностью, природой или материей» 1.

Таким образом, если В. И. Ленин говорит, что не нужно трех слов — «логика», «диалекти­ ка» и «теория познания», а достаточно одного слова, то, как мы уже сказали, это слово «фи­ лософия», то есть наука об абсолютной и всеох­ ватывающей действительности. Эта действитель­ ность выше и всякого объекта, и всякого субъ­ екта, потому что именно она все из себя порож­ дает и творит, в том числе и всякий субъект, и всякий объект. Логика, диалектика и теория по­ знания являются только частными, а следова­ тельно, и только частичными подходами к пони­ манию действительности вообще.

 

1234567Следующая ⇒

Поделиться: