Августа 1923 г., Этталь. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ

Августа 1923 г., Этталь

Этталь, 3 августа 1923

 

Дорогой Николай Яковлевич.

Вы так захвалили третий концерт, что даже переконфузили автора. Пассаж цифры 21 действительно похож на третью сонату, даже более — это два варианта одной и той же идеи, причем один попал в одну вещь, а другой в другую, ибо я переделывал третью сонату (в первой, детской, редакции этого пассажа нет) и делал наброски третьего концерта одновременно, весною 1917 года. Замечание о толстом брюшке при коротеньких рожках и ножках, кажется, правильно, но я не столько огорчился репримандом* общему телосложению, сколько обрадовался похвале брюшка, так как в Париже меня довольно настойчиво глодали за дешевый лиризм, а по выражению иных, за пошлятину, одним словом, рахманиновщину, этого самого брюшка. Я же, как концертант, который во время брюшка и его пальцевой техники рад отдохнуть от скачки остального концерта, всячески старался его защитить и теперь рад, что нашел в Вас союзника. В Скифской сюите мне по-детски нравится ее карманное издание (большой формат — хуже), сама же фактура — за исключением нескольких любимых мною эпизодов, как Восход солнца, бурности в Ночи, флажолетные синкопы в Пляске — крайне груба, что я особенно мучительно чувствовал во время медлительной корректуры, когда такты все одного и того же аккомпанемента тянулись через десятки страниц. В этом отношении сюита из «Шута» выглядит много лучше.

Кусевицкому про высылку Вами корректуры пятой симфонии напишу. Что за поворот у Вашего творчества в седьмой? Вы сообщаете лишь то, от чего Вы отреклись, но что вплели нового, не говорите. Печатают ли ее? Исполняли ли или когда будут исполнять?¹ Я вызубрил несколько «Причуд» и поставил их в программу моего осеннего концерта в Париже². Вероятно, Вам скоро пришлют корректуру, так умоляю Вас — подчистите вторую «Причуду» (кажется, это вторая: начинается аккомпанементом в басу, fantastico), она ужасно мусоргская, а между тем несколькими штрихами ее можно в значительной мере от этой мусоргщины очистить.

Спасибо за сведения про мой чемодан, а то Держановский написал гак, что ничего нельзя понять. Я, например, не знал, что замок таки изломали. Во всяком случае, очень рад, что опись составляли именно Вы, а то было бы очень обидно, если письма и дневники попали бы в нескромные руки. Ноты, содержащиеся в этом чемодане, я не хотел бы печатать: хоры, особенно второй, надо основательно переделать, партитуру симфоньетты весьма полезно перед печатанием проглядеть и подчистить, а переложение в 4 руки³ я вообще еще не проигрывал. Слоном, я прилагаю письмо к Музиздату с просьбой передать все это Вам,

* выговором — от la réprimande (франц.).

<стр. 167>

а Вас прошу поступить по Вашему усмотрению, то есть взять или сейчас или тогда, когда Вы найдете это нужным. Подпись засвидетельствована бургомистром. Если форма письма не правильна — сообщите, я пришлю другое.

Затем многократно обнимаю Вас и жду Вашего ответа на мое письмо от 23 июля со многими деловыми вопросами. Кстати, я Вас как-то спрашивал про Яворского, а также про Мейерхольда, видел ли последний мои «Апельсины», а если нет, то нельзя ли ему их как-нибудь показать?

Целую Вас.

Ваш С. Пркфв

Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ

Августа 1923 г., Москва

 

Москва. 12/VIII 1923

 

Дорогой Сергей Сергеевич,

спешу Вам написать на письмо 3 августа, так как там есть пункты, которые лучше предупредить. Дело в том, что Вы пишете о скором получении мной корректур. Как это ни странно, но лучше их мне не посылать, а обойтись немецкими корректорами, которые, по-моему (сколько я помню по Российскому] муз[ыкальному] издательству), очень благопристойны. Пьесы мои настолько просты, что недоразумений особых я никаких не жду, а [...] слишком изысканная корректура этих пьес не необходима настоятельно.

Что касается изменений в № 2, то мне очень трудно делать их с той точки зрения, с какой Вы предлагаете — увильнуть от мусоргщины. Дело в том, что я этого не чувствую и потому могу к этому подойти только формально, то есть несколько исказить фигуру аккомпанемента, оказавшуюся одинаковой с буйной песней Варлаама из «Бориса». Прилагаю Вам поэтому попытку внести в этот басовый фон некоторое разнообразие, что значительно утруднит пьесу, лишив аккомпанирующую возню механической монотонности. Впрочем, если Вы этого не апробируете, то пускай остается, как было, а если Вы эту пьесу будете играть, то можете делать любые штрихи, какие захотите. В этой пьесе я очень боюсь за 3-й голос, ёрзающий взад и вперед между выбиваемыми октавами в среднем эпизоде, — кажется, это очень трудно.

Вы задаете мне вопрос о 7-й симфонии в разных формах. Мне трудно ответить. Что в ней нового? Известная свобода формы, сжатость изложения, наконец, местами оторванность от прочных басов и вообще фонов — она местами очень приятно повисает в воздухе. Но это исключительно мои завоевания для себя, а не вообще, нового в этой симфонии, пожалуй, только ее характер — так как никому не удалось в ней отметить влияний, заимствований и тому подобной ерунды. Печатать, исполнять!! Нет, дорогой мой, Вы неясно представляете себе наши

<стр. 168>

условия. Теперь, когда все увлечены идеей о доходности предприятий, а оркестры предпочитают играть без дирижера, о такой роскоши, как печатание или исполнение, хотя бы даже такой крошечной симфонии, как моя 7-я, и речи быть не может. У меня до сих пор не играна даже 4-я симфония¹. Благодаря счастливому случаю и настойчивости Н. А. Малько, пошла в ход — и самый неудержимый — моя 5-я дама, остальное же добро, наверное, будет без конца валяться у меня под роялем. Хорошо еще, что нам удается играть их на 2-х роялях в 8 рук в переложении П. А. Ламма². Недавно мы в этом ансамбле поразили московскую публику таким исполнением 6-й моей махины, что у меня в партитуре даже осталась чья-то слеза! Ну, да все это ерунда, к счастью, я больше думаю о приобщении к уделу Цинцинната³, чем о том, чтобы завоевывать положение в музыкальном мире своими симфониями.

Вы меня спрашиваете об Яворском и Мейерхольде. С последним у меня, к сожалению, нет совершенно никаких точек соприкосновения, и, как я ни ищу, не могу найти, а непосредственно обращаться не хочу по разным московским соображениям. Яворский у нас главный руководитель музыкального образования по всей Республике, заведует Музыкальным отделом в Главном управлении профессионального образования. Встречаюсь я с ним очень редко, и за что-то он на меня сердит, за какие-то мои действия (или бездействия!) в консерватории,— не знаю. Во всяком случае, если его увижу, буду ему от Вас кланяться, хоть и не имею полномочий. Он все время окружен молодыми прозелитами, вещает и... неудержимо много стал говорить в самом обывательском роде.

Я говорил Ан. Александрову и Фейнбергу, чтобы они послали Вам свои opus’ы — Ан. Александров это уже сделал, а Фейнберг что-то стесняется. Александров будет с одним новообразовавшимся у нас русским квартетом играть Вашу еврейскую увертюру, от которой все в восторге. Фейнберг в своих концертах будет играть Вашу 4-ю сонату и ряд мелких вещей, из которых он совершенно волшебно в звуковом отношении играет Вальс из последних. Г. Нейгауз (знаете Вы его или нет?) играет Вашу 2-ю сонату, и очень многие пианисты играют 3-ю, но хорошо играл только Г. Бик (теперь где-то за границей). Когда заведующим Муз[ыкальным] издательством был П. А. Ламм, у нас было обыкновение для всех приобретавшихся оркестровых произведений немедленно заказывать оркестровые голоса, поэтому такие имеются и для Ваших «Семерых», и уже почти налаживался концерт, где они были бы сыграны, к сожалению, подоспели известные Вам недоразумения, и теперь мы вовсе даже не печатаем современную музыку⁴.

Чемодан Ваш я еще не взял, так как только вчера получил Ваше письмо; только мне казалось, что он не был взломан, так как Федор Иванович Гришин, под чьим бдительным оком он до сих пор хранился, дал нам ключ, которым и открыл чемодан. [...] Ну, всего хорошего. Жду «Шута».

Ваш всегда Н. Мясковский

<стр. 169>

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться: