Марта 1938 г., Москва. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ. Июня 1942 г., Алма-Ата

Марта 1938 г., Москва

Дорогой Сергей Сергеевич,

сегодня получил Ваше голливудское письмо. Пишу Вам ответ на Париж, так как едва ли он поспеет в Америку до Вашего выезда. Дело с Кауфманом уладилось 7 марта—он, оказывается, просто забыл, а я как-то совсем не умею пользоваться телефоном, особенно, когда надо их искать.

За свое семейство можете очень не беспокоиться, надеюсь, что оно не умрет с голоду и на улице. Вер[оника] Александровна], навер-

<стр. 458>

но, писала, как наладилась жизнь и учеба Вашего потомства. Кажется, там все обстоит вполне благополучно.

Что касается Ваших издательских и концертных дел, то я не очень в курсе. Впрочем, не думаю, чтобы Гринберг надувал. Он теперь вернулся только на издательское поприще, так что сможет и сам руководить. «Ромео» пока еще из печати не появился; вышли 6 пьес ор. 52¹ неважно напечатанные — слепо и грязно. Вальсы сданы, причем диез и еще одну поправку сделал не я, а редактор². Но я ему обещал, что если Вы заартачитесь, я за свой счет попрошу сделать вкладку с поправкой. О других партитурах ничего не знаю, так как в издательстве почти не бываю. Там теперь очередное помешательство — немедленно печатать 5-ю симфонию Шостаковича. Правда, это очень хорошо, но есть и другие сочинения не хуже.

Гаук едва ли учит кантату. Он все время с симфонией Шостаковича— сыграл ее раз десять³, кроме того провел концерт из сочинений Глинки — новая симфония, замечательно законченная Шебалиным и т. д. ⁴, готовится к Танееву и, наверное, не думает о Вашей кантате. [...] На днях я видел у Ламма Вашего «Гамлета»⁵, там есть чудесная музыка: нее песни Офелии, явление тени отца, и даже марш Фортинбраса будет, вероятно, хлестко звучать. Между прочим, не отложил ли Тосканини Вашу увертюру из-за 5-й симфонии Шостаковича. У нас ходили слухи, что он ее играет в начале марта. Это для него подходящее сочинение: очень экономно написанное, наглядное по фактуре, психологически незамысловатое и ясное по течению мыслей, хотя и длинное — 50 минут.

Наша музыкальная жизнь абсолютно лишена малейшего интереса. Декада русской классической музыки проходит безобразно-халтурно. Все дирижеры и оркестры состязаются в том, кто хуже сыграет. [...] Новинок никаких. Асафьев мне показал два своих балета⁶: «Кавказский пленник» — неинтересно, кроме парочки «кавказских» моментов, «Иван Болотников» — много лучше, особенно, в «русской» части. Русский песенный диатонизм Асафьева, хотя и пресноват, но все же интереснее, чем его попытки «просто музыки», где он не брезгует банальностями, а гармонические «изысканности» звучат ни к селу, ни к городу. Спасает отчасти непосредственность, наивность и уж, конечно, дансантность.

Вот и все. Когда будете в Париже, заберите в издательстве «Мысли» и «Пейзаж», — я их не могу получить от Ю. Крейна, а безумно без них скучаю.

3-ю симфонию Рахманинова, наверное, просто не могут оценить на Западе, хотя я тоже особенного от нее не жду, но Рахм[анинов] все-таки Рахм[анинов], и у него всегда найдется за что уцепиться. Между прочим, я очень не люблю обработки Мотля Гретри, Люлли и еще кого-то. Это так вычурно и назойливо, но деревянно звучит.

Как несчастная Австрия?⁷ Бедняжка Дзимитровский тоже, наверно, пострадает, если уже не пострадал.

<стр. 459>

Сердечный привет. Также Лине Ивановне. Обнимаю Вас и непременно жду обратно.

 

Ваш Н. Мясковский

18.3.38. Москва

Письмо Кауфману не передаю, не к чему теперь, а кантату едва ли учат.

С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ

Июня 1942 г., Алма-Ата

Алма-Ата, Красноармейская 81,

Гостиница Дом Советов, комн. 143

29 июня 1942

Дорогой Nicolas-Jacob.

Фро¹, вероятно, потому, что я играл «Золото Рейна» по экземпляру, доставшемуся от Шейблера, оказал нам милость в пути через пустыню: в Красноводске пошел дождь, который прекратился перед Алма-Атой, так что в поезде не было жарко, а по ночам иногда тянулись за пальто. Алма-Ата² («отец яблок» или «яблочный отец») оказалась приятным местом с правильными, широкими улицами, тонущими в зелени — тополя в несколько рядов: скорее дачное место, если бы не асфальт, во всяком случае, на дачу отсюда не тянет. Гостиница вроде нальчиковской, и комната тоже вроде.

Мне привезли пианино, лимонное, без фабрики, но приятного звука. Я соркестровал все, что можно в «Войне и мире»,³, то есть все картины, кроме трех народных. Не найдя письма от Храп[ченко], телеграфировал и получил ответ, что письмо с пожеланиями поправок высылается авиапочтой. Иначе говоря, эти беззаботные птенчики, получив клавир в апреле, не удосужились направить мне свои пожелания до конца июня. С Ламмом дело не так просто, так как здесь не хватает комнат и карточек в столовую, без чего, конечно, его вызывать нельзя⁴. К тому же он прислал письмо, из которого неясно, приедет ли он или не приедет, буде мне удалось обломать это дело. В отчаянии пробую приучать местного полудирижера к расшифровке моей партитуры, чтобы не сесть окончательно на мель, если с Ламмом дело лопнет.

Как Ваша Увертюра?⁵ Кончили? Не начали? Взялись за что-нибудь другое? Здесь знакомых композиторов мало или вовсе нет; это и зависимости от того, считать ли Н. Крюкова за такового. О вызове сюда Шапо⁶ и Нечаева говорил, и это приняли к сведению. Обнимаю Вас крепко. Сердечный привет Валентине и Евг[ении] Яковлевнам. С удовольствием вспоминаю, как мы ходили к Вам за молочком. С меньшим — Тимура⁷. Пишите.

Ваш С.

<стр. 460>

⇐ Предыдущая140141142143144145146147148149Следующая ⇒

Поделиться: