Поцелуйчики вместо наркоты

 

– А почему ты не позвонил по 911? – спросил Джереми Скотт Томпкинсон Нейта, пока тот насыпал траву в папиросную бумагу «И‑Зи Уайдер», которая лежала у него на правом колене.

– Ну хватит вам, пацаны, – вставил Чарли Дерн. – Он же был под кайфом, вы что, забыли?

– Я бы на его месте сказал: «До скорого, ты, блин, чувиха! Мне по фигу, что ты хочешь трахаться», – съязвил Энтони Авульдсен.

Джереми удалось стырить немного травы у старшего брата, который приехал домой из колледжа, а теперь перед уроком физкультуры четыре парня тусовались на пустынной террасе на Ист‑Энд‑авеню.

Нейт подул на свои голые руки и спрятал их в карманы кашемирового пальто.

– Я не знаю.

Он все еще никак не мог разобраться в себе и понять, что произошло.

– Мне просто хотелось позвонить кому‑то, кто знал нас, когда мы были вместе. Кому‑то, кому можно было доверять.

Джереми покачал головой:

– Братан, этого‑то от тебя и хотят эти психиатры в клинике. Они тебя уже запрограммировали.

Нейт вспомнил, как Джорджи изображала наивную болтовню Джеки: весь этот маразм об излечивании ран и негативной дружбе. Джорджи не была похожа на запрограммированную. Вдруг ему захотелось узнать, злится ли она на него за то, что он позвонил Джеки, или нет, но он не решался вот так просто взять и позвонить и спросить ее об этом. Теперь она лечилась в клинике «Вырвись из плена» в стационаре, и ей не разрешалось принимать никаких звонков, а вдруг ей позвонит тот, кто снабжал ее таблетками, или мало ли кто еще. Но Нейт надеялся встретиться с ней на собрании группы.

– Сколько тебе еще ездить в эту голимую клинику? – спросил Чарли. Он потянулся к косяку и сделал затяжку.

– Шесть месяцев, – ответил Нейт. – Хорошо хоть то, что не надо там жить.

Парни вздохнули словно нараспев, выразив тем самым сожаление и отвращение. Нейт ничего не ответил. Хотя он никогда себе в этом не признавался, ему нравилось ходить на реабилитацию и встречаться с собратьями по несчастью, особенно с Джорджи. Ему даже будет грустно, когда все закончится.

– Вот, бери! – Чарли, передал Нейту косяк. Нейт покачал головой.

– Нет, спасибо, – пробормотал он вполголоса. На тротуаре перед верандой, на которой они сидели, валялось мятое бумажное сердечко. – А сегодня что, День святого Валентина? – спросил он растерянно.

– Типа того, – ответил Энтони. – А почему ты спрашиваешь?

Нейт ничего не ответил. Он встал и стряхнул снег со своего черного пальто от Хьюго Босса. На День святого Валентина он всегда посылал розы одной особенной девушке. Потом спохватился:

– У меня кое‑какие дела. Догоню вас в спортзале, ладно?

Его друзья наблюдали, как он пробирался по слякоти к Мэдисон‑авеню до тех пор, пока не скрылся из виду. С их старым другом Нейтом творилось что‑то неладное, и дело не только в том, что он впервые отказался от косяка с тех самых пор, когда был десятилетним ребенком.

Может быть, он просто влюбился?

 

Прощай, Одри Хепберн

 

Блэр сидела на заднем сиденье такси и ехала домой, зажимая рукой рот и освобождая свою голову от мыслей об Оуэне, чтобы ее снова не начало тошнить. Но когда она, выйдя из обитого деревом лифта, вошла в пентхаус, ее обдал жуткий запах роз, который заставил желудок вновь зловеще встряхнуться. Вся прихожая была завалена ими. Желтые розы, белые розы, розовые, красные. Она уронила сумку на пол и прочитала карточки, прикрепленные к букетам.

«О Любовь моя. С любовью, С», – было написано на карточке с желтыми розами.

«Одри, моя возлюбленная маленькая аристократка, стань моей Валентиной! С любовью, Кари», – прочитала она на карточке с красными розами.

«Моя дорогая миссис Роуз, пусть наша малютка будет такой же чудесной и веселой, как ты, и так же безнадежно счастлива, как я, проводя каждый день с тобой. Твой любящий муж, мистер Роуз», – было написано на карточке с букетом из розовых и белых роз.

Разве не достаточно одного из этих посланий, чтобы вызвать рвоту из ее и без того опустошенного желудка, так нет же – их было три. Бросив пальто на пол, она отправилась в ближайшую ванну, чтобы в очередной раз прочистить желудок.

– Мам, – крикнула она, вытирая рот пергаментного цвета полотенцем для гостей с монограммой «Р».

– Блэр? – откликнулась ее мать. Элеонора Уолдорф медленно прошла в прихожую в розовом шерстяном костюме от Шанель, который был расстегнут на талии, чтобы высвободить выпирающий живот. Ее мелированные светлые волосы собраны в аккуратный хвост, на ногах тапочки с кроличьими ушами, а в руках – радиотелефон. Подобно большинству замужних женщин Верхнего Ист‑Сайда Элеонора все время висела на телефоне, лишь иногда отвлекаясь на еду или прическу.

– Что ты делаешь дома? – спросила она дочь. – Ты заболела?

Блэр схватилась за живот, пытаясь не смотреть на мать.

– Я видела записку от Сайруса, – прохрипела она. – У тебя будет девочка?

Мать просияла.

– Разве это не прекрасно? Я узнала сегодня утром. Шлепая тапочками, она подошла к Блэр и заключила ее в объятия.

– Сайрус всегда хотел девочку. А ты, возвращаясь из колледжа, будешь играть со своей маленькой сестренкой!

Лицо Блэр искривилось, при упоминании о колледже она снова ощутила позыв к рвоте.

– Надеюсь, ты не будешь возражать, – продолжала она. – Но мы планируем из твоей комнаты сделать детскую. Вы ведь с Аароном все равно уедете учиться. Солнышко, ты ведь не против?

Блэр тупо уставилась на свою мать. Она не хотела иметь ни отчима, ни сводного брата, и, уж конечно, она не хотела никакой младшей сестры, тем более такой, которая собиралась завладеть ее комнатой.

– Я пойду прилягу, – слабым голосом ответила она.

– Я попрошу Мертль, чтобы она приготовила тебе бульон, – сказала ей вслед мать.

Блэр хлопнула дверью в спальне, рухнула на кровать и спрятала голову в мягких подушках на гусином пере. Китти Минки, ее серый кот породы русская голубая, прыгнул ей на спину и начал перебирать лапами по ее черно‑белому свитеру «Фэр Айль».

– Помоги мне, – жалобно простонала Блэр, обращаясь к коту.

Как бы ей хотелось пролежать здесь до конца августа, а затем улететь на вертолете в свою новую комнату в общежитии Йеля, пропуская в сценарии фильма, который был ее жизнью, все нехорошие эпизоды, эпизоды, которые нужно было переписать заново.

По привычке она протянула руку и нажала кнопку воспроизведения автоответчика, что стоял на прикроватном столике, и, закрыв глаза, стала слушать.

«Привет, Блэр, это Оуэн. Оуэн Уэллс. Извини, что не мог позвонить раньше. Что случилось? Я проснулся, а тебя нет. Ну да ладно. С Днем святого Валентина, красотка. Перезвони мне, когда у тебя окажется свободная минутка. Пока‑пока».

«Привет, Блэр, это снова Оуэн. Ты получила мои цветы? Я надеюсь, что они тебе понравились. Перезвони мне, когда у тебя окажется свободная минутка. Спасибо. Пока».

«Привет, Блэр. Я знаю, что это, должно быть, неожиданно для тебя, но, может, ты сегодня со мной поужинаешь? Кстати, это Оуэн. Планы на семейном фронте поменялись, и я совершенно свободен. Как насчет „Ле Сирк“, красотка? Звякни мне».

«Привет, Блэр. Я зарезервировал столик в „Ле Сирк“ …»  

Блэр сбросила со столика автоответчик, и он выскочил из розетки. Ей было все равно, что у Оуэна бал самый сексуальный голос и что он целовался лучше всех в Нью‑Йорке. Она больше не могла быть Одри для своего Кэри, раз он оказался таким лгуном, обманщиком, сволочью, подонком. Ей было все равно, скажет ли Оуэн в Иеле, что она была глупой безответственной девицей, которая вылетела бы из университета через пару недель. Да пошел этот Оуэн вместе со своим Иелем.

Она схватила телефон и набрала номер мобильника Оуэна. Это был единственный номер, который он ей дал, возможно, потому что только по этому телефону он мог ответить лично.

– Блэр? – радостно ответил Оуэн после первого звонка. – Где ты пропадаешь? Я весь день пытаюсь дозвониться до тебя!

– В школе, – почти крикнула Блэр. – Я знаю, у тебя это было много лет назад, это то место, куда ходят всю неделю и где тебя учат всякой фигне. Я дома только потому, что мне нехорошо.

– А‑а‑а, ты, наверное, тогда не сможешь поужинать со мной?

Голос Оуэна уже не казался ей столь сексуальным, после того как она узнала, каким козлом он был. Блэр подошла к зеркалу в полный рост, висевшему на двери шкафа, и стала рассматривать свои волосы. Они уже немного отрасли. Скоро станут такими, как прежде. А возможно, она пострижется еще короче. Она сильно пригладила волосы, убирая их назад, чтобы посмотреть, на что это будет похоже.

– Я знаю твою дочь, – прошипела она в трубку, подходя к комоду. Она выдвинула ящик и стала рыться в нем, пока не нашла маленькие старинные серебряные ножницы, которые унаследовала от бабки и которыми никогда прежде не пользовалась.

– Б‑Блэр, – заикаясь, произнес Оуэн.

– Да пошел ты.

Блэр выключила телефон и бросила его на кровать. Затем она стала хватать рукой волосы и отрезать их серебряными ножничками.

Прощай, Одри Хепберн, здравствуй, Миа Фэр‑роу из «Ребенка Розмари».

 

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

 

Народ!

 

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться: