Часть 2 ИНДИЙСКАЯ НЕВЕСТА

Хит-парад идиотских фраз

С тех пор как я во всеуслышание объявила своим родным и друзьям, что собираюсь выйти замуж за Санни и навсегда уехать в Индию, меня стали преследовать глупейшими вопросами и комментариями с их стороны. Порой я просто диву давалась: ну как люди могут жить с таким количеством устойчивых, но абсолютно примитивных стереотипов в сознании?! Идиотские штампы повторялись с завидной регулярностью. Были среди них и настоящие «перлы», которые меня даже развлекали. В конце концов я по своей журналистской привычке записывать все забавное и интересное составила этакий своеобразный хит-парад фраз, которые мне довелось услышать от своих близких в период подготовки к отъезду. Не могу не поделиться таким сокровищем с вами.

Итак, нижнюю строчку моего хит-парада заняла фраза, выданная родным дедом:

– Внучка, я вот опасаюсь… Вдруг ты туда приедешь, а Саня тебя омманет?..

Что такое «омманет» в понимании моего дедушки? Вовсе не то, что «Саня» коварно завладеет моими миллионами – хотя бы потому, что у меня их нет. Здесь имелось в виду, что мой индийский жених может меня, порядочную и честную русскую девушку, соблазнить, а потом не жениться. Не стану рассуждать о пропасти между моим и дедушкиным поколениями: 26 и 78 лет, согласитесь, существенная разница. Скажу лишь, что дед был просто не в курсе того, что «соблазнение» уже давным-давно состоялось, и кто кого «соблазнил» в нашем случае, Санни – меня или я – его, это еще бо-о-ольшой вопрос!

В принципе я не винила дедулю за подобные дикие предположения, я все же всегда была его любимой внучкой, и он очень волновался за меня. Для него мой переезд в Индию – шутка ли! – был сродни чему-то абсолютно фантастическому и невероятному. Тем не менее дедушка стал одним из первых, кто поддержал меня в стремлении выйти замуж за индийца; он заявил, что в Индии люди очень чтят семейные узы (о, как он здесь был прав!), в отличие от русских, у которых порой «брат с братом не знается». И несмотря на все свои тревоги, дедушка сказал, что в целом меня «удобряет».

 

Обожаю своего дедулю. Это такой человек! Прощаясь со мной на вокзале (путешествие предстояло длинное – сначала поезд «Самара – Москва», затем самолет «Москва – Дели», ну, а после уже – на машине из Дели до Агры, где, собственно, и проживал мой любимый), дедушка сказал:

– Ну, внучка, как говорится… Ты там крепис! Не поддавайса… Спокойной ночи!

А было слегка за полдень. Мама показала мне глазами – мол, совсем сдурел старый хрыч, а вслух громко сказала ему:

– Какое «спокойной ночи»?! До ночи еще ой-ой-ой сколько!

На что дед мудро заметил:

– Ну, спать-то сегодня ночью в поезде она все равно будет? Вот, а тогда-то я ей спокойной ночи уже не смогу пожелать, поэтому я заранее…

И ведь не придерешься!..

Однако я отклонилась от курса. Вернемся к нашему хитпараду.

В следующей его строчке – перл из уст моей родной мамы:

– Хочу тебе какой-нибудь подарок перед отъездом сделать… А давай тебе дубленочку купим?..

Мама никак не могла смириться с мыслью о том, что в Индии мне вообще не понадобятся дубленочки, шапочки, шарфики, сапожки и тому подобная теплая одежда. Согласна, зимой по ночам в Агре бывает прохладно, это же север Индии, поэтому свитер и легкая курточка не помешают… Но не дубленка же!

 

На очередной ступени хит-парада – фраза, высказанная подружкой:

– А у него там в Индии гарем, да?..

Ага, конечно же гарем, всегда охотно отзывалась я на подобные глупости. И я конечно же буду младшей, самой любимой женой. А еще мы будем жить в бамбуковой хижине посреди джунглей, спать на гвоздях, выращивать чай на собственноручно вспаханных плантациях, разводить слонов, дрессировать диких обезьян и приручать змей.

 

Далее в хит-параде – крик души моего лучшего друга:

– Юлька выходит замуж за какого-то индуса!..

Каждый раз, когда мы встречались, эта фраза повторялась с периодичностью раз в пять минут. При этом лицо у него становилось совершенно отсутствующим, взор устремлялся в заоблачную даль, и он с ужасом восклицал, словно осмысливая весь трагизм ситуации:

– Ю-у-улька выходит за-а-амуж за какого-то инду-у-уса!…

Я не уточняла, что в общем-то не за индуса, а за индийца. Это абсолютно разные вещи: слово «индус» («хинду») обозначает вероисповедание, а «индиец» – национальность. Впрочем, у нас в России всех жителей Индии поголовно называют индусами и могут даже задать вопрос такого рода: «А твой индус – мусульманин?», что равносильно вопросу: «А это белое – черное?» Да, подавляющее большинство индийцев являются индусами (то есть исповедующими индуизм), но есть среди них также и мусульмане, и буддисты, и сикхи, и даже христиане… Так вот, мой индиец – мусульманин.

 

На следующей ступени хит-парада оказалась реплика знакомого молодого актера Димы:

– В Индии – зашибись… Там гашиш отличный…

Это было произнесено мечтательным тоном, с грустно затуманившимся взглядом. Хотела я тогда сказать ему, что лучше бы он меньше увлекался курением травки, а больше бегал по кастингам и получал новые роли… Ведь умница парнишка, талант-то какой, от Бога! А он его растрачивает попусту…

Была в прошлом у Димки одна звездная роль, после которой его все поголовно узнавали на улицах… Но после этого он как-то успокоился, живет в свое удовольствие, не суетится по поводу работы, в ус не дует, думая, что роли будут продолжать сыпаться на него как из рога изобилия. Не тут-то было… Сейчас очень мало кто вспомнит его фамилию, если спросить. А жаль…

Ну и, наконец, лидер хит-парада – моя старенькая прабабушка:

– А они, оказывается, не такие уж и страшные…

Сей гениальный вывод был сделан после просмотра фотографий, привезенных мною из Индии. Факт констатировался с искренним удивлением – видимо, бабуля, дожив до почтенных девяноста лет, все еще полагала, что индийцы внешне мало чем отличаются от обезьян.

– Ничего, ничего, симпатичный… – бормотала она, рассматривая фотографию Санни, а затем, переведя взгляд на другую фотографию, где был запечатлен толстый, лысый и усатый дядя Санни, спросила: – А это тоже он?..

Записки сумасшедшей

Сейчас мне уже трудно вспомнить до мелочей то свое эмоциональное состояние. Помню лишь, что волновалась тогда страшно – ну еще бы, не так-то просто изменить всю свою жизнь!

Запись в дневнике того периода.

Похоже, я действительно схожу с ума… Нервничаю, извожусь и вообще маюсь дурью, как, пожалуй, все влюбленные девушки, которые собираются замуж… Трясет от самых противоречивых чувств: от безумной радости и эйфории до жуткого страха перед неизвестностью… То смеюсь, то плачу как форменная идиотка…

Мне казалось, самое страшное, что меня ожидает, – это разговор с мамой. А разговор, надо сказать, был очень, очень серьезным… Одному Богу известно, как моя мама переживала из-за того, что я собралась жить в чужой стране, с каким-то неизвестным ей индийцем! Съездила, называется, дочка в Индию отдохнуть – и встретила там какого-то Санни, который разбил ей сердце!.. К счастью, до того как я приехала домой для этой беседы (мои мама и младшая сестра Дашка жили в Самаре, а я вот уже несколько лет обитала в Москве), основная работа уже была проделана: Дашка основательно подготовила почву для нашего с мамой будущего разговора. Во всяком случае, к моменту моего приезда мама уже не падала в обморок от слов «Юля», «замуж», «Санни» и «Индия», произнесенных в одном контексте. Зато сестре пришлось дать торжественное обещание, что сама она никогда ни за что в жизни не выйдет замуж за иностранца и не уедет из России, – только после этого мама немного успокоилась.

Правда, в дальнейшем у нас с ней все же возникло некоторое недопонимание. Дело в том, что Дашка в своем благородном порыве облегчить мне задачу настолько приукрасила действительность, что мама пребывала в полной уверенности, что мой жених – писаный красавец (Митхун Чакроборти сдох бы от зависти), миллиардер, у которого в Агре шикарный многоэтажный особняк, ничем не уступающий знаменитому Тадж-Махалу. Иными словами, мама настроилась на то, что ее ненаглядная кровиночка собралась замуж за самого завидного жениха планеты. Когда же выяснилось, что мой Санни – никакой не богач, а обыкновенный бизнесмен среднего достатка, живущий в простой двухкомнатной квартирке с ванной, кухней и балконом, и уж вовсе не «танцор диско» по внешности, а вполне даже обычный парень, то у мамы возникли серьезные сомнения в здравости моего рассудка.

– Что, что ты в нем нашла?! – восклицала она трагически, меча в меня скорбные взгляды. – Что тебе, русских парней мало?! Замуж она собралась, понимаешь! После нескольких дней знакомства! А ты, случайно, не беременна?!

Я начинала возмущенно доказывать ей, что брак с иностранцем – вполне естественное явление, особенно в наши дни, и ничего тут нет ужасного. В качества примера я приводила имена двух своих подруг детства: Анька замужем за французом, а Наташа – за немцем, живут за границей очень счастливо, возвращаться не собираются…

– Так то – Европа! – патетически восклицала мама, воздевая руки. – А Индия-то, Индия?! Кто по собственной доброй воле поедет жить в Индию?..

Этого я не знала. Среди моих знакомых не было девушек, которые имели бы опыт индийского брака. Мне пришлось полазить в Интернете и отыскать пару форумов, на которых общались друг с другом русские девчонки – жены и невесты индийцев. Поверьте, НАС оказалось так много! Душа моя немного успокоилась. Я зарегистрировалась на этих форумах и стала активной участницей всех конференций. Чаще, конечно, я не вещала сама, а интересовалась у своих более опытных товарок – как там, вообще, в Индии житье-бытье? Народ охотно кинулся учить меня и давать советы. В основном все рекомендации сводились к следующему: мол, не обольщайся, это только в индийском кино влюбленные бегают по зеленым лужайкам и поют песни, а в жизни все гораздо сложнее – и в быту, и в отношениях с родственниками… Маме, понятное дело, обо всех перечисляемых трудностях я не рассказывала. И так хватало ее страхов и опасений…

Конечно, наговаривать почем зря не буду – в целом мама восприняла новость вполне благожелательно. Правда, впоследствии у нее случались приступы меланхолии, и тогда она начинала причитать:

– Что я делаю, дура?! Отпускаю своего ребенка в Индию!!!

В такие моменты я старалась спрятать от нее подальше все собранные для замужества справки, ибо она в запале грозилась их порвать. Но потом гроза проходила, и солнышко вновь проглядывало сквозь тучи. Мама обнимала меня, и мы начинали с ней реветь вдвоем – уже от облегчения…

Ну так вот: как выяснилось, тот главный разговор был еще не самым ужасным событием. Основные сюрпризы начались потом. Мама и Дашка, несомненно, самые близкие люди в моей жизни, но оставались еще и другие родственники, которых мне тоже предстояло «обрадовать».

С дедушкой все прошло относительно гладко. Он меня, как я уже упоминала выше, «удобрил», только немного попереживал из-за того, что «Саня» может меня «оммануть». Впрочем, одна моя приятельница рассказывала, что ее бабуля чудила похлеще моего деда: она опасалась, что, как только внучка уедет к жениху в Индию, тот ее зарежет, почему-то непременно кухонным ножом, ни больше ни меньше!

Папа… Родители были в разводе вот уже десять лет. Все наше общение с отцом сводилось к эсэмэскам примерно раз в две недели:

«Привет, дочь. Как дела? Целую. Папа».

«Привет. У меня все хорошо. Как ты, как бабушка?»

«Все нормально. Скучаем по тебе».

Если я приезжала из Москвы домой на недельку-другую в отпуск, то мы встречались с отцом где-нибудь на нейтральной территории – у бабушки дома или у него в машине. Всякий раз, мучительно придумывая темы для разговора, мы не желали признаваться даже себе, что давно уже стали чужими друг другу…

Короче, собственно папина реакция, положа руку на сердце, меня не очень-то волновала… Однако к нему, хоть и стыдно признаться, у меня был вполне корыстный интерес: для выезда на постоянное место жительства за границу необходимо было нотариально заверенное согласие обоих родителей.

Воображение услужливо подкидывало мне самые разные варианты разговора с папой. От сцены из «Интердевочки» Кунина: героиня просит отца подтвердить у нотариуса, что он согласен на брак и не имеет к ней материальных претензий, на что отец, бросивший их с матерью много лет назад, поганенько ухмыляясь, заявляет, что материальные претензии он как раз имеет… До чего-то уж совсем нереального, в духе девятнадцатого века: папуля топочет ногами, потрясает в воздухе сжатыми кулаками и вопит с пеной у рта: «Только через мой труп! За нехристя замуж собралась! Нету моего родительского благословения! А подайте-ка мне этого хиндуса! Дуэль! Стреляться!»

На мое удивление, все прошло достаточно гладко. У папы, конечно, был шок – я и не ожидала, что он так расстроится… Однако подписать согласие у нотариуса согласился без проблем.

Бабушка по отцовской линии… С ней у нас всегда были странные отношения. С одной стороны, она меня ужасно раздражала. Бесило все в ней: и привычка сплетничать, и то, что она вечно жалуется на жизнь, и ее постоянные слезы по поводу и без…

Но больше всего меня убивали ее поэтические опыты. Дело в том, что на старости лет бабулька вдруг открыла в себе талант рифмоплетства (по крайней мере, она думала, что это талант). Она начала строчить стишки к каждой мало-мальски значимой дате: к дням рождения родных и знакомых, к годовщинам смерти… До сих пор с содроганием вспоминаю, какие вирши она слагала в мои дни рождения. Писалось все это на открытке, а затем неизменно зачитывалось вслух во время праздничного застолья при скоплении гостей (на этом настаивала сама поэтесса). Я была готова провалиться сквозь землю от неловкости за нее; мне казалось, что все мои друзья ржут исподтишка и крутят пальцем у виска. Бабушка с пафосом читала что-нибудь вроде:

– В этот день родилась наша зоренька ясная, внученька прекрасная… – А потом начинала сама же рыдать от нахлынувших чувств – где-то на второй-третьей строфе.

Хуже всего было то, что иногда бабушка посылала свои стишки в местную газету. О, как я мучилась и страдала из-за того, что у нас с ней одна фамилия! До поступления на журфак и переезда в Москву я активно сотрудничала с нашей городской газетой, мои статьи часто появлялись даже на первых полосах. И тут вдруг за подписью «Монакова» в том разделе, где принято поминать покойников, помещается шедевр типа: «Помяните тихим добрым словом мужа моего, сердце мое… Не зарастет тропинка к его могилке, протоптана она слезами несчастной жены, и сыновей, и внуков…» Противно, если учесть, что при жизни деда они с бабушкой, прости господи, просто-таки ненавидели друг друга: тот запросто честил бабушку паскудой и сволочью, а та не оставалась в долгу, обзывая его подлецом и скотиной…

А с другой стороны, мне всегда было бабушку жалко. Со старшим сыном, то есть с папой моим, у нее отношения никогда толком не складывались, они вечно ругались по пустякам.

Младший же, любименький сыночек, мой дядя, был настоящей свиньей. Жил вместе с женой и дочкой в бабушкиной квартире, прожирал и пропивал всю ее пенсию, с работы его вечно выгоняли… Я не любила своего дядю и считала его быдлом (ох, прав был дедуля, говоря, что русским людям не хватает индийского чувства почтения к старшим и к родственникам).

Именно поэтому я ненавидела всеми фибрами души эти обязательные походы к бабушке во время моих побывок в родном городе. Но всякий раз я неизменно покупала тортик, коробку конфет, подарок двоюродной сестре и тащилась как на заклание – исправно отвечать на одни и те же вопросы об «этой своей Москве», как они с видимым пренебрежением говорили.

Меня усаживали на диван в большой комнате, и бабушка сразу же начинала охать и причитать:

– Ох, похудела-то как в этой своей Москве!

Дядя принимался наставлять меня:

– Замуж-то не вышла еще там, в этой своей Москве? Смотри мне, чтоб не выбирала никакого нового русского или артиста! Выходи только за простого, рабочего парня – такого, как я! (А я думала: не дай бог за такого, лучше уж вообще никак…)

Его жена жадно спрашивала:

– А сколько ты в этой своей Москве получаешь?

Их дочь и, собственно, моя кузина глупо стеснялась и пряталась за спинку дивана (семь лет девице, скоро замуж выдавать!).

 

Весть о моем предстоящем замужестве бабушка восприняла именно так, как я ожидала: начала рыдать и причитать. Причем самое ужасное, что к тому моменту, когда я официально преподнесла эту новость, ей об этом уже доложили какие-то доброжелатели – кажется, соседи по даче. Всегда поражалась скорости распространения слухов. По дороге информация обрастает все новыми и новыми подробностями и в конце превращается в банальную сплетню. Уж не знаю, каким образом эти дачники, которых я никогда в жизни в глаза не видела, были в курсе предстоящих изменений в моей личной жизни, но бабушка разобиделась вусмерть: решила, что я собиралась утаить от нее столь важное известие. В общем, без слез и стенаний не обошлось, как я и предвидела. Бабушка периодически бросала на фотографию моего возлюбленного (должна же я была предъявить жениха) скорбные взгляды и с горьким пафосом восклицала:

– Ох, Санни, Санни, что же ты наделал, что ты натворил!.. (Отчего меня начинало буквально тошнить.)

Короче, понятно, что родственнички отнюдь не придали мне бодрости духа; я начинала нервничать все больше и больше. Кроме того, куча справок, которые предстояло собрать для замужества, не давала мне покоя. Все было так непросто… Периодически я срывала зло на Санни, который был абсолютно ни в чем не виноват. Бедный, как он выносил меня, как терпел в тот период? Я цеплялась к нему из-за всякой ерунды…

Как-то, во время очередного припадка пессимизма, я отправила ему глупейшую в мире эсэмэску:

«Ты меня любишь?» (В тот момент мне было необходимо это знать.)

Ответ:

«А ты сама как думаешь, люблю или нет?»

Я ему:

«Вот ты мне и скажи!»

Он:

«Конечно же я не люблю тебя. Не пиши мне больше и никогда не звони!»

Не помню, что последовало за этой его эсэмэской – возможно, я даже рухнула в обморок. Помню только, что после моего десятиминутного молчания Санни испуганно перезвонил и обнаружил, что я бьюсь в истерике.

– Дурочка!!! – взволнованно заорал он. – Я же пошутил!!! Почему ты плачешь???

– Шутки у тебя идиотские… – ответила я сквозь слюни, сопли и слезы.

– А вопросы у тебя не идиотские? «Любишь или нет?» Ты же прекрасно знаешь, что я тебя люблю больше жизни…

Затем мы с ним торжественно помирились: он взял с меня клятвенное обещание больше не плакать; я потребовала от него заверений, что он больше никогда в жизни не будет так жестоко шутить со мной… Успокоенная, как ни в чем не бывало, я отправилась пить кофе и снова радоваться жизни…

Как там в мультике про моего любимого Карлсона? «А-ля-ля-ля, а-ля-ля-ля, я сошла с ума… Какая досада!»

Суета сует

Запись в дневнике, сентябрь 2006 года

Ура-а-а!!! У меня наконец-то есть первая справочка! Да, да, да, да, да!!! Это – нотариально заверенное согласие моих родителей о том, что материальных и других претензий они ко мне не имеют и против моего выезда за границу не возражают. И пусть справка пока всего одна, но ведь начало все равно положено! Даст бог, и дальше все хорошо пойдет…

Я хорошо помню процесс получения этого своего первого документа для Индии. Просидели с родителями у нотариуса больше двух часов. Я все опасалась, найдут ли мама с папой общий язык, после развода они практически не общались, как бы не сцепились сейчас… Но они ничего так, нормально разговаривали.

– Ты на свадьбу-то к дочери поедешь? – спросила мама.

– Нет, откуда у меня такие деньги, там только на билет сколько бабла надо!.. – привычно вздохнул отец.

Вечно он ноет, что у него денег нет, сколько себя помню. На самом деле просто человек не хочет работать во всю мощь, ленится, ему удобнее быть, как все. Никогда в жизни за границей не был и вряд ли уже туда попадет, слаще морковки ничего не ел, единственная радость в жизни – выпить пива с друзьями по пятницам да на охоту в выходные съездить. Я ясно видела, что читалось в тот момент в мамином взгляде: «На твоем месте, скотина, я бы лучше по уши в долги влезла, но деньги на свадьбу нашла!» Да какое там… Проще отмахнуться – мол, денег нет!

– А ты поедешь, что ли? – недоверчиво спросил он маму.

– Конечно, поеду, – с достоинством ответила она. – Все-таки в первый раз дочь замуж выдаю… Событие, как-никак.

Гляжу – у папашки челюсть так и отвисла, а в глазах цифры замелькали: подсчитывать уже начал мысленно, во сколько ей эта поездочка обойдется.

Они с бабушкой горазды деньги в чужом кошельке считать! Причем если у остальных денег больше, чем у них, то значит, все они жулики и воры. Они и на мамин счет тоже языки частенько чешут, я знаю… А то, что она пашет как вол, с утра до ночи, три года в отпуске не была – это в расчет не принимается…

Отец вообще совершенно искренне полагает, что это он нас с сестрой воспитал и вырастил. Ну, если считать воспитанием его алименты на Дашку, то, быть может, он и прав… Помимо же этих обязательных ежемесячных жалких выплат, мы с ней ни копейки от него в жизни не видели.

Я даже не только про материальную базу сейчас говорю. Нашим воспитанием он не занимался никогда в принципе. Даже когда они с мамой еще жили вместе, все его участие в жизни семьи сводилось к тому, что он являлся вечером с работы и укладывался на диван перед телевизором. Помните старую хохму: «Папа пришел с работы, устал, читает газету. А мама – барыня какая! – стирать начала!»

Раздражало же меня в нем больше всего не это. Я не могла стерпеть того, что все наши с Дашкой заслуги он скромно записывал на свой счет. Допустим, выиграю я в каком-нибудь областном литературном конкурсе или Дашка сыграет в спектакле своего драмкружка на сцене Дома культуры главную роль – отец гордо распрямляет плечи:

– Мои гены!

Когда я в одиннадцатом классе получила золотую медаль, папа растрепал эту весть по всему городу (разумеется, без его генов опять не обошлось). Не принималось во внимание то, что это мама учила меня читать, писать, прививала мне любовь к литературе, корпела со мной над уроками, заставляя заново и заново переписывать мои первые крючочки и загогулинки, внушала мне изо всех сил, что «четверка – это, конечно, хорошая отметка, но вот пять – значительно лучше!». Нет, конечно, все это было ни при чем, ведь главное – папины гены!

Спустя какое-то время у него появился новый повод для гордости:

– Старшая дочь моя журфак окончила, я ее в Москву отправил; младшую – в медицинский устроили…

Блевать хочется, ей-богу! Ко всем этим событиям он имеет такое же отношение, как к восходу и закату солнца! Да что толку палить из крупных орудий, если даже за эту пресловутую справку у нотариуса мама заплатила пятьсот рублей из своего кармана, а у отца и мысли не возникло предложить поделить расходы. Очевидно, потому что пятьсот рублей – ну какие это деньги, даже смешно…

Ладно, не буду больше ворчать. Что было – то прошло, а в тот момент для меня главным было, что «лед тронулся, господа присяжные заседатели!».

 

Ох, я еще не знала тогда, что для меня начинается пора сплошного дурдома и беготни. Справки, переводы, нотариусы, апостили… Впервые я вплотную столкнулась с нашей бюрократической системой. Меня футболили из одного кабинета в другой, то посылали в Самару, то отправляли из Самары в Москву и обратно – никто толком ничего не знал («Ой, нет, такое мы не заверяем! Нет, на такие документы апостиль не ставим!»). В некоторых инстанциях вообще часы приема и выдачи документов были составлены, кажется, по принципу: «Каждый третий четверг месяца, кроме полнолуния, месячных у главного бухгалтера и праздников, с двух до трех часов, а в остальные дни даже не суйся!» Честное слово, я не преувеличиваю!

С каждой вновь полученной справкой я мчалась во весь опор к старенькому профессору, который переводил мои бумажки на английский язык. Чудесный старичок, преподаватель Самарского госуниверситета, умница! Он сотрудничал со многими нотариусами Самары – очевидно, зарплаты профессора на нормальную жизнь все же было недостаточно… Далее я хватала готовый перевод и галопом неслась к нотариусу, чтобы этот самый перевод официально заверили. После ехала в регистрационную палату – за апостилем. И затем свистопляска начиналась по новому кругу…

Просиживание в очередях к нотариусу уже стало моим постоянным времяпрепровождением. Сотрудники конторы узнавали меня и приветствовали как свою. Однажды даже секретарша, проходившая мимо по коридору, страдальчески вздохнула и сказала:

– Ох, господи, ну что вы все переводите, переводите, переводите… В следующий раз подойдите без очереди, я у вас документы сразу приму!

Иногда, конечно, случались и в скучных очередях всякие забавные ситуации, которые развлекали всех присутствующих. Да уж, богата талантами земля русская… Например, старающаяся прорваться к нотариусу без очереди толстая тетка, поначалу скандалившая с пытавшимися удержать ее людьми, а затем, так и не прорвав оборону, рухнувшая в обморок. Или идиллическая пара – бабулька с дедулькой, явившиеся в контору вдвоем, чтобы составить завещания. У хрупкой седенькой старушки между тем оказался на редкость громкий и зычный голос, и она трубила на всю приемную:

– Вот, дед, посмотри, какая красавица сидит с нами рядом! – И бесцеремонно пихала меня локтем в бок. – А ты не побрился с утра, старый хрен, стыдись!

– Ну, откудова же я знал! – виновато шепелявил дед.

Вот такие смешные мелочи жизни не позволяли мне в то время окончательно пасть духом. А руки, надо заметить, частенько готовы были опуститься…

К середине сентября все необходимые документы были собраны, бумаги подготовлены. Мне сказали, что я еще легко отделалась – бывает так, что оформление справок затягивается на месяцы… Наташа (та самая, которая вышла замуж за немца) рассказывала, что ей особенно пришлось помучиться со штампом в загранпаспорте. Для того чтобы получить позволение выйти замуж за рубежом, нужно иметь отметочку в загранпаспорте – мол, ни с какими другими товарищами эта гражданочка в браке не состоит. Мне этот штампик шлепнули в паспорт достаточно легко, всего полчаса заняло. А вот с Наташки немецкое правительство стребовало, чтобы в ее паспорте, помимо штампа, было указано: она-де собирается выйти замуж за такого-то конкретно (имя, фамилия полностью), и ни с каким другим гражданином Германии вступать в брак она не имеет права! И смех и грех… Сейчас Наташка ржет, вспоминая об этом, но тогда, я помню, она немало слез пролила – в ОВИРе никто не хотел ей писать этот вздор в паспорт.

Возможно, когда-нибудь и я буду хохотать, вспоминая всю эту суету, но… пока мне все еще не до смеха, хотя прошел уже год. Как вспомню – так вздрогну! Не дай бог когда-нибудь снова пережить такое… Впрочем, что это я? Какое – «снова пережить»? Второй раз за иностранца я замуж выходить не собираюсь, и не просите! Хотя бы потому, что мне никаких нервов уже не хватит…

А тогда… Тогда оставалась лишь самая малость – поехать обратно в Москву, получить причитающиеся мне гонорары во всех редакциях, с которыми я сотрудничала, собрать и упаковать вещи, освободить снимаемую жилплощадь, отдать документы на оформление визы, купить билет на самолет до Индии, сделать необходимые прививки, попрощаться со всеми столичными друзьями… Ух!

Ну, а оставшееся до отъезда в Индию время я планировала пожить дома с мамой – она настояла на том, чтобы последние дни перед разлукой мы провели вместе…

Индийские сценаристы отдыхают!

Как-то, проверяя электронную почту, я обнаружила в своем ящике извещение о том, что некто с индийского форума прислал мне личное сообщение. Я зашла на форум, открыла приватные сообщения и через несколько секунд с любопытством читала вот это.

«Дорогая Юля! – писала мне Евгения из города Мурманска. – Вот уже несколько дней я внимательно наблюдаю за вами на форуме. Признаться, ваша история меня очень заинтересовала. И причина даже не столько в том, что все у вас с вашим возлюбленным вышло так красиво и романтично (хотя это так, спору нет). Больше всего меня зацепил другой момент… Дело в том, что я также собираюсь выйти замуж за индийца. И мой возлюбленный – тоже из Агры, как и ваш Санни. Наверное, вы, как никто, можете сейчас понять мои чувства – и волнение, и радость… Мой любимый все время подсмеивается над моими страхами, особенно когда я говорю, что боюсь впоследствии чувствовать себя очень одиноко в Индии, вдали от соотечественников… И вот на днях он заявил мне, чтобы я не волновалась по поводу будущего: мол, его близкий друг вскоре собирается жениться на русской девушке, так что у меня в Агре будет русская подруга! К сожалению, я не помню, как зовут его друга, но вот то, что его возлюбленная – московская журналистка, отложилось у меня в памяти… Перечитывая ваши сообщения на форуме, я, как говорится, сложила два и два и подумала – быть может, вы и есть та самая журналистка?..»

«Эх, и ни фига себе! – подумала я. – Как тесен мир…» В том, что в письме речь шла именно обо мне, я практически не сомневалась. Хотя, конечно, информация требовала все же более тщательной проверки. А мало ли, может, действительно в Агре есть еще одна пара индиец – россиянка, и эта россиянка – тоже журналистка из Москвы, бывают же в жизни совпадения…

Не откладывая дела в долгий ящик, я тут же принялась строчить Санни эсэмэску:

«Привет, милый! Скажи, нет ли у тебя в Агре какого-нибудь друга, у которого подружка – тоже из России, как и я? Целую в обе щечки».

Санни не замедлил откликнуться:

«Привет, любимая! Насколько я помню, у всех моих друзей жены и девушки – индианки. А почему ты спрашиваешь? Целую в носик».

«Да ничего, просто ошиблась…» – ответила я, чувствуя легкое разочарование. Значит, Женин возлюбленный имел в виду вовсе не нас с Санни… Тем не менее ответ я ей написала вполне жизнерадостный и оптимистичный:

«Привет, Женя! Ничего, что я сразу на „ты"? Мы же с тобой, как-никак, „подруги по несчастью", которых угораздило втюриться в индийских парней… Шучу, конечно. Спасибо тебе за письмо. Я выяснила у Санни – кажется, речь шла все же не о нас, ни у кого из его друзей нет русской невесты… Но ты не огорчайся, ведь теперь, как выясняется, нас, русских девчонок, в Агре будет уже ТРОЕ! Предлагаю нам с тобой не теряться – все-таки мы должны держаться друг за дружку в чужой стране, чтобы не сойти с ума… А потом ты познакомишь меня и с той девчонкой-журналисткой, о которой говорил твой жених. Будем устраивать там русские девичники! Кстати, а когда вы собираетесь пожениться? Я прилетаю в Индию в начале ноября. Надеюсь, что обязательно встретимся вживую и подружимся. С уважением, Юля, и давай на „ты", договорились?»

Ответ прилетел минут через пятнадцать (наш человек, целыми днями сидит в Инете!):

«Юля, привет еще раз! Ну конечно же встретимся и подружимся, я уверена в этом. Ты совершенно правильно заметила – нам следует держаться друг за друга в Индии. О той девушке-журналистке я потом Раджа еще подробнее расспрошу, в прошлый раз он не очень-то много мне сообщил, да по телефону особо и не поговоришь… Тем более с моим английским… Я собираюсь в Индию через две недели, лечу через Москву, с ночевкой в столице. Если у тебя будет время, мы могли бы пересечься!»

Мой ответ:

«Не вопрос, пересечемся! Если что, можешь у меня и переночевать, никаких проблем, я квартиру одна снимаю. А когда ваша с Раджем свадьба? Быть может, я еще успею на ней побывать? Жду ответа. Юля».

Ее ответ:

«Большое спасибо за предложение, но не хотелось бы тебя стеснять. Я планировала остановиться на ночь в гостинице. В общем, ближе к делу спишемся, еще раз спасибо. Насчет свадьбы – честно, пока не знаю… Я еду в этот раз еще не насовсем, а так – окончательно определиться, надо ли мне это… Ты знаешь, я еще не до конца избавилась от всех сомнений и колебаний. Короче, поживем – увидим… А обратный билет у меня на конец декабря, так что ты меня по-любому еще застанешь! С удовольствием познакомлю тебя с Раджем и буду счастлива увидеться с твоим Санни».

С того дня мы стали регулярно переписываться по электронной почте и перебрасываться эсэмэсками. Я чувствовала, что нашла родственную душу, с которой можно было поделиться абсолютно всем! Женя понимала меня, как никто, ей были по личному опыту знакомы все мои переживания; и то же самое, знаю, она чувствовала по отношению ко мне. В те мгновения, когда просто хотелось завыть с тоски (а периоды меланхолии стали повторяться с удручающей регулярностью), только Женька всегда находила нужные слова.

Вскоре я поехала в Москву – добивать оставшиеся там у меня дела. Вдруг выяснилось, что времени катастрофически не хватает ни на что. Я имею в виду деловые вопросы. А тут еще и личные обстоятельства… Все московские друзья, прознав о моем скором отбытии в чужую страну по случаю замужества, изъявили желание непременно со мной встретиться и «повеселиться» напоследок. Если же я говорила, что не могу, тут же начинались смертельные обиды – пренебрегаешь, мол…

Однажды вечером позвонил Санни. Поболтали, разумеется, о том о сем («так скучаю по тебе… скорее бы ты приехала…»), и тут вдруг Санни спрашивает меня, как ни в чем не бывало:

– Слушай, а ты, случайно, не знаешь девушку по имени Дженни? Она из Мурманска, скоро собирается приехать в Индию к своему любимому человеку…

Я чуть в обморок не рухнула.

– Здрасьте, пожалуйста! – говорю. Ну, то есть по-английски я произнесла, разумеется, нечто иное (а мы с Санни разговариваем исключительно на английском языке), но по смыслу и по степени ироничности это было примерно то же самое. – Проснулся! Я же тебя раньше про нее уже спрашивала! Конечно, я ее знаю… Только ты мне тогда заявил, что понятия о ней не имеешь.

– Не помню… – озадаченно говорит мне этот упрямец. – Когда это ты мне такое говорила? Так вот, ее возлюбленный – мой близкий друг…

– Знаю, знаю! – перебиваю я. – Друга твоего зовут Радж, правильно?

– Ну да, – удивленно отвечает Санни. – Я ему про тебя рассказывал… Но ты-то его откуда знаешь?

– Все очень просто, дубинушка мой, – говорю. – Ты рассказал про меня Раджу, потому что Радж – твой друг. Радж рассказал про меня Жене, потому что Женя – его девушка. А с Женей мы случайно встретились в Интернете…

Ну надо же, кино просто! Так все закручено… А скажешь кому – не поверят, скажут, слишком уж напридумано, так в жизни не бывает…

– Понятно теперь… – неуверенно отвечает Санни. – А мне Радж сегодня говорит – мол, Дженни общается с девушкой из России, очень на твою Джули похожа…

– Ну наконец-то все прояснилось! – смеюсь я. – А мыто с Женькой гадали, что там еще за загадочная московская журналистка объявилась в Агре…

И тут меня вдруг осеняет.

– Постой, – говорю, – ты сказал, что Радж – твой близкий друг?

– Ну да, – отвечает Санни, – я его лет пять уже знаю, он мой друг и деловой партнер…

– Хм… А о Жене ты давно знаешь?

– Если честно, вот только на днях узнал, – простодушно отвечает Санни. – Я и не знал, что у Раджа русская девушка есть. И тут он просто обмолвился, что она скоро приезжает, ну и о тебе речь зашла…

– Странно… – говорю я.

– Что странно?

– Да странно, что ты узнаешь про Женю только сейчас… Она говорила, что они с Раджем уже года два встречаются, она к нему регулярно прилетает, у них вроде все серьезно… И тебе, своему близкому другу, он ничего не сказал о том, что собирается жениться!

– Жениться? – в замешательстве переспрашивает Санни. – Нет, он мне ничего такого не говорил…

– Вот это и странно, понимаешь… Ты вон обо мне в первый же день всем друзьям и родственникам растрепал – мол, женюсь, женюсь! – хотя я тебе тогда еще даже согласия не давала…

Не понравилось мне это все почему-то… Ох как не понравилось… Но своими сомнениями я ни с Санни, ни с Женей делиться не стала. В конце концов, не мое это дело, подумала я, не подозревая еще о том, скольких неприятных минут, нервов и негативных эмоций будут мне стоить в будущем эти отношения Раджа и Жени…

Женька из Мурманска

В реальности Женя оказалась невысокой худенькой блондинкой, голубоглазой и серьезной. С первых же минут общения стало ясно, что мы с ней разные как небо и земля, причем не только по внешности, но и по темпераменту, по характеру, по взглядам на жизнь. Насколько она была рассудительной, здравомыслящей, практичной и основательной, настолько же я была эмоциональной, импульсивной, витала в облаках, жила мечтами и фантазиями.

Однако, несмотря на эту нашу разность, было одно обстоятельство, связывающее наши судьбы невидимой, но прочной нитью. И ее, и меня в Индии дожидались женихи: ее – Радж, а меня – Санни. Возлюбленные наши к тому же приятельствовали между собой, так что мы с Женькой имели все основания полагать, что в будущем станем «дружить семьями».

В общем, едва встретившись (я приехала на вокзал вечером, специально к Женькиному поезду), мы с ней принялись болтать, не умолкая, делиться планами, надеждами, страхами и опасениями. Все-таки я уговорила ее остаться на ночь у меня в съемной квартире и не ехать в гостиницу. Самолет у нее был на следующий день, у нас впереди оставалось не так уж много времени, чтобы обсудить все наиболее важные вопросы.

По дороге купили бутылку японского вина, дома нас дожидалась курочка с сыром и грибами, приготовленная мною в духовке, – гулять так гулять!

– Ну и ну, – присвистнула Женька, оказавшись у меня дома. Ее удивление можно было понять – квартира была практически пуста. Я готовилась к переезду, вернее – к отъезду насовсем, и потому почти полностью уже собрала и упаковала все свои вещи, которых, поверьте, за четыре года проживания в Москве накопились вагон и маленькая тележка. Всюду – чемоданы, сумки, пакеты, мешки, узлы… Полное ощущение, что находишься на вокзале, а точнее – в камере хранения… Стены голые, книжные полки и шкафы пустые – короче, красотища неописуемая.

Впрочем, нам с Женькой много не надо было – расположились за столом на кухне, разлили японское сливовое – и понеслась!.. Что может быть задушевнее девичьих разговоров о мужиках!..

– А у вас с Санни… ну, в первый раз когда секс случился? – стесняясь, спрашивала Женька. – Вы к тому моменту были уже давно знакомы?

– Какое там давно! – отмахивалась я. – Дня два-три, не больше… Да и то, если бы я его тогда чуть ли не силой вынудила остаться у меня на ночь, может, он еще долго бы не решился! Он же к этому вопросу относится ответственно – спать можно только с той девушкой, на которой ты в будущем стопроцентно женишься… А вы с Раджем?

– Только во второй мой приезд в Индию, – ответила Женька.

Я почувствовала себя немного сконфуженной – интересно, какого она сейчас должна быть мнения обо мне? Наверное, считает, что я легкомысленная вертихвостка… Не могу же я ей объяснить, что с Санни у меня было очень серьезно, все, не побоюсь этого слова, по любви! Просто внятно этого не выразишь, не растолкуешь, не будешь же ударяться в дешевую лирику: «В первую же секунду мы поняли, что предназначены друг для друга самой судьбой…» Да, черт возьми, так и было! Предназначены, и смеяться тут не над чем! Ну и что, что Женька в этих вопросах более разумная и ответственная, чем я, все равно наша с Санни история – не менее серьезная и важная, чем история Женьки и Раджа, да-да… (Эх, знала бы я тогда, как вляпается Женька по уши с этой своей ответственностью и порядочностью, в какое дерьмо попадет из-за своего Раджа, в то время как мне, легкомысленной идиотке, действительно повезет…)

– А где вы будете жить? С родственниками или отдельно? В доме или в квартире? – продолжала расспрашивать Женька.

Я, признаться, слегка растерялась. А в самом деле – где? Как-то мы с Санни раньше не затрагивали этот вопрос в наших разговорах… Предложил выйти замуж – я согласилась, уж куда-то муж должен привести свою жену, не в собачью же конуру!

– Ну, ты даешь, – покачала головой Женька. – Я-то самым первым делом выяснила у Раджа, где мы с ним будем обитать после свадьбы. Он сейчас занят тем, что копит деньги на строительство дома для нас – мы собираемся жить отдельно от его родственников, потому что он понимает, как мне было бы тяжело с ними, у нас же такие разные традиции и образ жизни!

Мне осталось лишь завистливо вздохнуть. Эх, и в самом деле, почему я такая непрактичная дурында? Даже не поинтересовалась у будущего мужа, где мы с ним жить станем, словно мне все равно… Прислушавшись к своим ощущениям, я вдруг с изумлением осознала, что мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО все равно. То есть абсолютно! Главное для меня было – это жить с Санни, а уж в хоромах или в хижине – дело десятое…

«Нет, я все-таки неисправимая идиотка», – пристыженно подумала я.

Когда вина в бутылке осталось совсем на донышке, мы с Женькой дружно решили, что пора звонить нашим благоверным. Я дозвонилась до Санни первой, и он тут же перезвонил мне сам, чтобы я не тратила деньги.

– Угадай, с кем я сейчас! – торжественно провозгласила я. – С той самой Дженни, девушкой твоего друга! Завтра она летит в Индию, а сегодня ночует у меня!

– А теперь ты угадай, с кем я сейчас! – не менее торжественно отозвался Санни. – С тем самым Раджем! Как раз только что заехал к нему на работу…

В ту же секунду в трубке послышался незнакомый мужской голос:

– Привет, Джули! Очень рад узнать, что моя любимая сейчас у тебя… Вы там, я смотрю, неплохо спелись, а? – И он захохотал. Если честно, голос его мне не понравился. Но мало ли – голос, по голосу о человеке не судят… Однако и его манера общаться мне тоже как-то не приглянулась – слишком уж свободно и развязно он себя вел.

– А мы тут с твоим дорогим Санни сидим, да… Пиво пьем!

Я на секунду остолбенела, зная прекрасно, что мой Санни не пьет – то есть вообще, в принципе ни капли!

Но Радж тут же снова радостно загоготал:

– Шутка!.. Поверила, да?

«Придурок!» – выругалась я про себя.

– Знаешь, что я тебе скажу, – проникновенно поведал мне Радж. – Санни совсем замучал меня! Целыми днями от него только и слышно: Джули! Джули! Джули! Я уж сказал ему, что он меня достал, что я и без него прекрасно разбираюсь в русских девушках и знаю, какие они необыкновенные! – Он вновь заржал. – А теперь передай-ка телефон Дженни…

«Ничего себе, раскомандовался!» – подумала я раздраженно, отдавая мобильник Женьке. В самом деле, что еще за бесцеремонность! Надо тебе поговорить с любимой – ну так и говори по своему сотовому, чего деньги друга-то тратить!

К моей чести, кипятилась я не так уж и долго. В конце концов, да бог с ним, с Раджем, если уж он такой непосредственный… Главное, чтобы Женька счастлива была, а она после разговора прямо оживилась вся, глаза сияют, разулыбалась! Я еще успела у нее сотовый выхватить и сказать Санни, что пошлю с Дженни небольшой подарочек для него. Зажигалку ему купила дорогую, а еще напечатала пачку своих фотографий да письмецо небольшое настрочила… Знаю, что до встречи нам с ним осталось чуть больше месяца, но все равно – хочется, чтобы у него уже сейчас было что-то, напоминающее обо мне, чтобы он не забывал…

– Слушай, – спросила я у Женьки, когда мы допили вино. – А фотографии Раджа у тебя случайно с собой нет?

– Только в мобильном одна… – Женька показала мне снимок немолодого уже человечка с усами. О боже, ужас, и это вот и есть Радж?! Я была в шоке. Ну как, как можно такого любить? Хотя я, конечно, понимаю, не во внешности дело, можно и в пугало огородное влюбиться, главное, чтобы человек был хороший… Но общение с Раджем по телефону оставило неприятный осадок, и я лишь недоумевала про себя – это что и в самом деле то самое, что называется «любовь зла, полюбишь и козла»? (Я еще не подозревала тогда, как сильно была близка к истине насчет козла…)

На следующий день я проводила Женьку в аэропорт, мы нежно и трогательно распрощались – ненадолго, всего на какой-то месяц. Ух, как же я завидовала ей – не передать словами! Уже через несколько часов она будет рядом со своим возлюбленным, какое же это счастье!..

А мне оставалось только набраться терпения и ждать… Общеизвестная истина: чем меньше времени остается до какого-нибудь долгожданного события, тем длиннее это время тянется…

«Нервы ни в…» Никуда не годятся!

Чем меньше времени оставалось до моего отъезда в Индию, тем большей дурой я становилась, даже на свой собственный взгляд. Я постоянно устраивала скандалы и истерики со слезами и не могла объяснить не только другим, но и самой себе: как так получается, что я безумно ХОЧУ в Индию и в то же время так же безумно этого БОЮСЬ?

Есть такой скабрезный анекдот, я его обожаю. Извините за ненормативную лексику, но из песни, как говорится, слова не выкинешь…

Значит, переполненный троллейбус. На одной из остановок входит интеллигентного вида дядечка – в очках, в плаще, в шляпе, с «дипломатом»… Скромно встает в уголочке и держится за поручень. И вдруг на весь троллейбус… громко-громко ПУКАЕТ! На него, естественно, все смотрят ошарашенно – мол, как же так?! А еще в шляпе! На что дядечка скромно отвечает:

– Извините, ради бога. Нервы ни в п…ду!

Вот про мои нервы в последний месяц перед отъездом можно было сказать то же самое – они были абсолютно ни в п…ду! Для примера могу просто привести несколько записей из дневника того периода, и вы поймете, насколько я была невменяема.

Кажется, не на шутку поссорились… Ну почему он всегда так любит дразнить меня? Прямо до слез… С утра все было нормально, он прислал мне эсэмэску с признанием в любви, я написала ответ и поинтересовалась, как вообще дела. Он замолчал. Промучившись часа два, я не выдержала и послала эсэмэску вдогонку первой: мол, чего молчишь, как жизнь-то? А этот свинтус мне пишет: «У меня все прекрасно, просто я занят по работе… Сейчас вожу по Агре очень красивую туристку, она из Англии!»

Ну понятно, просто хочет меня немного позлить, заставить ревновать! Так добился же своего, я по-глупому, совершенно по-идиотски заревновала! Сразу – в рев… Так мне обидно стало… Пишу ему: «Ну что ж, удачи тебе с этой красивой девушкой… Уверена, что вы найдете общий язык… А после осмотра достопримечательностей что? Отель, предложение руки и сердца, просьба приехать еще раз? Тактика-то одна, наверное?.. Отличная у тебя работа!..» Знаю, что это было чересчур резко. И пожалуй, несправедливо… Но он тоже додумался – так со мной шутить…

Ответ прилетел через секунду: «Что ты такое говоришь?! Ты сошла с ума?!»

«Да, сошла, – ответила я, – спасибо». И на этом он прочно замолчал. Пару часов я еще крепилась, а потом, не дождавшись от него реакции, отправила две извинительные эсэмэски, написала, что люблю его, – он молчит… Видимо, обиделся… Реву, скрывая слезы от мамы и Дашки… Господи, пожалуйста, пусть он напишет… Я не могу без него… Я НЕ МОГУ БЕЗ НЕГО…

(Спустя несколько часов.)

Честное слово, хочется подохнуть… Кажется, я своими собственными руками разрушила счастье… Зачем, зачем я послала ему ту глупую эсэмэску?! Боже, как мне стыдно… Санни так обижен на меня… очень… Я звонила ему весь день напролет – он не брал трубку… Писала ему одну эсэмэску за другой с просьбой простить меня… Наконец он ответил: «Боюсь, я недостаточно хорош для тебя. Каждый день я предлагаю новой девушке выйти за меня замуж… Это моя работа». Как его задело то мое тупое послание! Я себя убить готова… Пыталась звонить ему пару минут назад – он вообще отключил телефон… Рыдаю так, что уже не хватает воздуха – кажется, сердце вот-вот разорвется… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, любимый, прости меня…

(На следующий день.)

Ужасно…

Всю ночь у Санни был отключен телефон. Я не спала ни минуты – просто не могла заснуть, меня трясло от рыданий… Думала, задохнусь… Плакала всю ночь напролет… Я и не подозревала, что в человеке может быть столько слез… Под утро уже не могла сдерживаться – завыла в голос так, что мама и Дашка в другой комнате проснулись, прибежали ко мне, перепуганные… С трудом объяснила, что поссорилась с Санни, они попытались меня как-то успокоить…

– Не переживай, из-за такой ерунды люди не расстаются, – сказала мама, – если он тебя любит по-настоящему, то позвонит…

А я не могу успокоиться…

(Спустя несколько часов.)

Телефон он все-таки включил – мне пришло извещение о доставке моей эсэмэски… В ней я написала: «Просто хочу напомнить тебе твои собственные слова… Однажды ты сказал мне: „Как я могу сердиться на тебя? Ты – моя жизнь… Разве можно сердиться на жизнь?!" И что теперь? Выходит, ты меня обманывал?..»

Пробрало. Все-таки ответил. Правда, продолжает гнуть свою линию: «Я говорю эти слова каждой своей новой девушке!»

(Полчаса спустя.)

Простил! Простил! Простил!!! Ура-а-а-а-а!!!

Не знаю, как я жила эти два дня… Да я просто НЕ ЖИЛА… В общем, в ответ на его последнюю эсэмэску я написала ему, что он должен хотя бы поговорить со мной… Глупо же бросать трубку, нельзя прятаться в обиженное молчание… Пусть он скажет, что мне делать – может, мне вообще теперь не стоит приезжать в Индию?!

Он ответил мне: «Той красивой туристке, о которой я тебе писал, шестьдесят лет… Никогда больше не говори мне тех слов, что ты сказала вчера, договорились? Я люблю тебя».

Я в который раз разревелась – уже от счастья…

Где-то я читала, что это признак развивающейся шизофрении – беспричинная ревность… Видимо, тогда я была очень близка к тому, чтобы впасть в шизофрению. Я ревновала Санни ко всем, даже к его друзьям, с которыми он проводит свободное время. Стыдно сейчас признаваться, но да – я ревновала его даже к Женьке!

Кстати, о Женьке. Когда, спустя пару дней после ее прилета, Санни встретился с ней, то тут же позвонил мне и сообщил, что Женя передала ему мои подарки и что ему очень понравилось. («Он твои фотографии уже раз сто пересмотрел!» – прокомментировала Женька.) Я же, вместо того чтобы радоваться, начала мучительно думать о том, что они сейчас вдвоем. А что они делают? О чем говорят?

Конечно, я сама себя накрутила, но честное слово – мне казалось, что, пока я тут сижу в Самаре, Женька там в Агре может влюбиться в моего Санни, а Санни может влюбиться в нее! Идиотизм, верно?

Правда, Женька порой сама подливала масла в огонь. Она часто присылала мне эсэмэски, в которых расхваливала Санни на все лады, какой он хороший, да милый, да добрый… А про Раджа даже не заикалась. Когда я же я прямо спрашивала ее: мол, а твой-то благоверный что? – она неопределенно отвечала: да так… он весь в заботах и делах… страшно занят… «Ага, занят, – злилась я про себя, – и ты решила, что мой Санничка должен тебя развлекать?»

В общем, я банально и тупо ревновала и сама же презирала себя за это недостойное чувство, боясь, что кто-нибудь может заметить, а Женька, словно чувствуя мою слабину, продолжала меня дразнить… «Да, кстати, – писала она, – я ведь была у Санни в гостях, он познакомил меня со своими родными… Он тебе ничего не говорил?» Нет, он мне ничего не говорил. Наверное, там и говорить-то особо было не о чем, видимо, Санни просто не придал этому большого значения… Ну не потому же он смолчал, что это для него что-то значит?! Мне было неприятно не потому, что он ПРОМОЛЧАЛ об этом (я была уверена, что он любит меня по-прежнему), а потому, что Женька мне об этом СКАЗАЛА. Зачем? Какую цель она преследовала? Сейчас у меня закрадываются подозрения – а может быть, уже тогда, почувствовав всю бесперспективность и обреченность их с Раджем отношений, Женька пыталась хоть таким образом самоутвердиться? Нарочно причиняя мне боль?.. Кто знает…

Ее Радж тоже раздражал меня неимоверно. Как-то раз я получила эсэмэску от Санни странного содержания: «Какой у тебя номер рейса?» Странным мне это показалось потому, что я Санни давно уже все отправила – и номер рейса, и время прилета, – он должен был это уже наизусть знать! Ну, делать нечего, послала ему все данные еще раз и пошутила: «Смотри не забудь меня встретить!» Он пишет в ответ: «Пока не знаю. Может, встречу, а может, и нет…»

Это еще что за новости? Пока я недоумевала, Санни тут же перезвонил мне и принялся извиняться:

– Прости, любимая, это был не я, это Радж взял мой мобильный, решил пошутить… А я конечно же приеду в аэропорт!

– Шутничок, – мрачно буркнула я в адрес Раджа. – Передай ему, что, как только приеду в Агру, я его убью!

Слышно было, как Санни дословно передал мое послание Раджу. Тот захохотал и выхватил у него трубку (вот же бесцеремонный!):

– Джули, я почту за честь погибнуть от рук самой красивой в мире девушки…

«Придурок! – выругалась я про себя. – Иди вон лучше своей Женьке дифирамбы пой, а то у нее явно нехватка твоего внимания!»

В общем, заочно Радж мне категорически не понравился…

«А сейчас я буду с вами нежно прощаться!»

Была у меня учительница истории, Наталья Петровна, расчудесная тетка. Я сейчас говорю даже не о ее педагогическом таланте, а о чисто человеческом обаянии. На ее уроки мы всегда ходили, как на праздник, настолько все было весело и интересно. Впрочем, не буду сейчас впадать в лирику на тему «школьные годы чудесные», я о другом. Так вот, у Натальи Петровны была коронная фраза: «А сейчас, дорогие мои, я с вами буду нежно прощаться!» Произносила она ее обычно в конце урока, но иногда и перед более длительной разлукой – например, перед каникулами.

С момента окончания школы минуло уже, страшно сказать, почти десять годков-с, а фраза эта крепко застряла у меня в сознании. Теперь я вставляю ее к месту и не к месту всякий раз, когда собираюсь с кем-то расстаться – неважно, на несколько месяцев или минут.

Запись из дневника.

Итак, мои дорогие, сейчас я буду с вами нежно прощаться… Вернее, не с вами, а со своей прошлой жизнью, своими друзьяии, родными – в общем, со всем, что было для меня привычным в течение двадцати шести лет, но с чем, увы, мне предстоит вскоре расстаться. Настало время уезжать…

Мой последний месяц в России пролетел как-то бестолково. Абсолютно ничего не отложилось в памяти – ни встречи с друзьями, ни трогательные последние свидания с родней, ни напутствия… Но, несмотря на то что последние дни прошли как в тумане, собственно день отъезда врезался мне в память намертво. Все было очень эмоционально и слезливо-сентиментально, аж самой противно…

В последнюю ночь дома мне так и не удалось поспать. Я жутко нервничала и переживала, понимая, что неумолимо истекают мои последние часы в России и совсем скоро начнется абсолютно другая жизнь… Чтобы как-то упокоить нервы и занять себя, я пересмотрела какие-то старые фильмы, затем попробовала почитать книжку, но поняла, что совершенно не разбираю, о чем там написано, смысл от меня ускользал. Отложила книгу, попыталась заснуть. Ворочалась-ворочалась, и вдруг как разрыдаюсь от страха!.. Немного успокоившись, пошла на кухню попить. Туда же вскоре явилась мама, которой тоже не спалось.

– Ну что, – спрашивает, – ревешь? – Она всегда отличалась высокой проницательностью… Мы обнялись с ней и еще некоторое время поревели хором.

Встретились с папой – наспех, в машине, на пять минут, мне было страшно некогда. Расщедрился, преподнес мне тоненькое золотое колечко – вроде как подарок на будущую свадьбу…

Позвонила бабушка. Я заранее предупредила ее, что если она начнет реветь, то я и разговаривать-то с ней не стану, и так нервы на пределе… Первые пять минут разговора она еще как-то держалась, бодрилась. Когда же настало время сказать последнее «до свидания», она не выдержала и расплакалась прямо в голос.

Заехали к деду. Тот тоже пустил слезу, вот это меня просто доконало – я никогда раньше не видела его плачущим.

– Ну что ты в самом деле, – рассердилась я, – словно на войну меня отправляешь! Как будто в последний раз меня видишь! Я уже через полгода приеду, мне надо будет визу новую получать!

– А кто знает, – пробормотал он сквозь всхлипывания, – может, больше и не увидимся, я же такой старый, наперед загадывать нельзя…

Как назло, поезд на Москву опоздал на полтора часа. Все это время мы (то есть я, мама и сестра) проторчали на перроне на пронизывающем ветру, приплясывая, чтобы согреться. Дашка торжественно вручила мне запечатанный конверт и сказала, чтобы я прочитала ее послание только тогда, когда уже буду в поезде.

…То ее прощальное письмо до сих пор хранится у меня в дневнике, зажатое между страницами общей тетради…

«…Ну вот, ты распечатала мое дурацкое, нелепое письмо, а это значит, что ты уже едешь… А за окнами, наверное, темно и бегут вереницы деревьев… А я в этот момент, скорее всего, бреду по перрону и, возможно, плачу…

Да, конечно, я уже привыкла, что ты давно живешь своей жизнью, что ты всегда далеко, на расстоянии… Но это все равно по-другому. Потому что сейчас ты не просто уезжаешь в другой город или страну – ты уезжаешь в другую жизнь, ты выходишь замуж… А это значит, что теперь все будет не так, как раньше… Раньше ты была частью НАШЕЙ семьи, а теперь ты создашь СВОЮ, а мы останемся просто родными. Я, наверное, пишу банальности, но просто думаю я в данный момент именно такими конструкциями.

Теперь мы будем реже видеться – и меня это огорчает. Потому что я тебя очень, сильно-пресильно люблю, моя самая лучшая сестричка!!! Я вот сейчас пишу и реву…

…Я хочу, чтоб ты знала – ты необыкновенная!.. Я никогда не стану такой, как ты, а я всегда с детства тебе завидовала и хотела быть на тебя похожей. Это правда…»

И я до сих пор плачу, когда перечитываю это письмо. Всякий раз… Как впервые…

«Дорогая, это Индия!»

Запись из дневника.

Иногда я ловлю себя на том, что все происходящее кажется мне нереальным, как во сне. До сих пор не верится, что я действительно нахожусь здесь. Я прилетела несколько дней назад… Однако каждое утро, когда я выползаю из своего гостиничного номера в сад, чтобы позавтракать на свежем воздухе, наблюдая, как по залитой солнцем траве шныряют юркие бурундучки, моя душа наполняется диким восторгом – да, да, да, я в Индии, вместе с любимым! Это не сон…

Санни устроил меня в гостиницу, знакомую мне еще по прошлому визиту в Агру. Считается неприличным, чтобы возлюбленные до свадьбы жили и спали под одной крышей, именно поэтому – ради соблюдения формальных приличий – я не остановилась в доме его родственников. Собственно, приличия действительно остались лишь формальностью, ибо каждую ночь конечно же Санни проводит со мной в номере.

Занятно, что весь обслуживающий персонал гостиницы прекрасно меня помнит, хотя с момента моего прошлого приезда прошло больше трех месяцев… И они, разумеется, ждут того же и от меня, постоянно подкатываясь ко мне с дружескими улыбочками:

– Мэм, вы меня не узнаете?

Ну конечно же я не узнаю… Если честно, для меня они все на одно лицо, уж извините… Все работники этой гостиницы, как на подбор, темнокожи, худощавы и усаты.

Единственный, кого я признала, – это Бола, мой «горничный». В этот раз он снова, как и в прошлый приезд, обслуживает мою комнату, убирает, выносит мусор, меняет белье, приносит мне завтраки, чай, кофе, воду… Словом, незаменимый в хозяйстве человек! Ко мне Бола относится с каким-то благоговейным трепетом, стесняясь лишний раз слово сказать. Прежде чем заговорить со мной (в случае совсем уж крайней необходимости), он долго собирается с духом и морально готовится к такому важному событию. Меня он по-настоящему забавляет… У него немного женственные повадки, голос и взгляд; он даже при ходьбе виляет бедрами, как манекенщица. Первое время, грешным делом, я думала, что он гей (а что, в Индии тоже такое случается), но потом выяснилось, что у Болы есть жена и двое детишек…

Впрочем, о Боле, который, несомненно, является личностью уникальной, я еще успею рассказать. Времени у меня предостаточно, практически весь день Санни на работе, а я от безделья описываю все свои впечатления, шаг за шагом… Так что надо соблюдать последовательность повествования – вернемся к тому моменту, как я села в самолет.

…Пока пассажиров еще не попросили отключить сотовые телефоны, я в панике отправила Санни эсэмэску следующего содержания:

«Я уже в самолете. Я ТАК БОЮСЬ!!! Напиши мне что-нибудь хорошее…»

«Я с тобой, моя девочка – откликнулся он. – Все будет хорошо, не волнуйся! Люблю тебя, жду тебя».

…Полет прошел в целом нормально, если не считать двух парней-белорусов, которые сидели позади меня. Эти добрые молодцы стали активно заливать в себя виски, едва мы успели взлететь, а затем, развеселившись, начали орать на весь салон глупости типа: «Белораша форева, Лукашенко зэ бест!» Спустя некоторое время к этой милой компании присоединился тоже в зюзю пьяный пенджабец; он вообще лыка не вязал, все время бубнил что-то неразборчивое по-английски вперемешку с хинди, так что понять его было практически невозможно, но, тем не менее, белорусы с ним все же достаточно живо общались на какую-то увлекательную тему. К концу полета пенджабцу стало плохо, и он принялся издавать угрожающие звуки, обещая, что его сейчас вывернет наизнанку… Разумеется, находившиеся в салоне индийцы с чувством оскорбленного достоинства поджимали губки: «Эти свиньи русские споили добропорядочного индуса…»

Слева от меня сидела молодая симпатичная индианочка, оказавшаяся такой болтушкой! Она меня просто заговорила и забросала вопросами. Звали ее Лавли^[15] (чудесное имя); она успела поведать мне историю своей несчастной любви, затем рассказала о том, какие экзамены ей предстоит сдать в этом году, перечислила все нравящиеся ей индийские фильмы, напросилась ко мне на предстоящую свадьбу – в общем, вела себя так, будто мы были знакомы сто лет! В конце полета мы с ней обменялись телефонами и сердечно простились. Милая девочка…

Когда самолет приземлился в Дели, меня начало трясти и даже слегка подташнивать от волнения. Вот сейчас… совсем скоро… Я увижу ЕГО!

Я выскочила из самолета одной из первых и резво помчалась на паспортный контроль. Встречавшиеся по дороге индийцы с улыбкой глядели на мое взволнованное лицо – казалось, все они понимали, куда я так спешу!..

Стоя возле багажной ленты и даже подпрыгивая от нетерпения, я принялась строчить Санни очередную эсэмэску, передававшую все мое нетерпение:

«Я уже здесь, здесь, здесь! Жду багаж…»

Представила, как он сейчас тоже переживает и волнуется, извелся весь от ожидания, наверное…

Спустя минуту мне приходит «потрясающий» ответ – я даже не с первого раза врубилась, перечитала несколько раз:

«Извини, дорогая. У меня сейчас очень много работы в Агре, я не смог вырваться. Не волнуйся, я попросил Дженни встретить тебя. Целую, люблю, до скорой встречи!»

Когда я наконец поняла, что такое здесь написано, у меня внутри все просто опустилось… Стою, жду свой чемодан, а у самой слезы в глазах закипают… «Я попросил Дженни встретить тебя… Попросил Дженни встретить тебя…» Состояние такое, что впору хватать свой багаж – и на ближайший обратный рейс до Москвы!

«Сволочь, сволочь, сволочь!» – повторяю я про себя, не думая даже о том, что у него ДЕЙСТВИТЕЛЬНО могло быть много работы и он в самом деле не смог приехать… Ерунда! Чепуха! Ради меня он должен был бросить все свои дела и примчаться в аэропорт! Скотина… Я его почти ненавидела в тот момент – с такой же страстью, с какой до этого любила.

Конечно же, забрав свой чемодан, я вышла к толпе встречающих с бодрой улыбкой… Чтобы Женя, не дай бог, не догадалась, как для меня это больно и унизительно… Глаза, должно быть, все равно были несчастные, но зато улыбка – до ушей!..

Женьку я сразу увидела, она меня тоже; радостно замахали друг другу руками… Обнялись мы с ней, то-се… Она подхватила одну из моих сумок, и мы зашагали с ней к автомобильной стоянке, где, как объяснила Женя, ждало такси… Я иду, о чем-то с ней вроде даже разговариваю, спрашиваю что-то, а в горле вот такой ком стоит!.. Только бы не разрыдаться, думаю…

Вдруг слышу сзади шаги – догоняет нас кто-то. И – как схватит меня за руку!.. Вздрагиваю, оборачиваюсь…

Стоит Санни собственной персоной и улыбается как ни в чем не бывало!!! И Женька, слышу, хохочет рядом…

Ну и шуточки!!! До сих пор к его вечным розыгрышам не привыкну… «Не смог вырваться», надо же…

Обнял он меня, а я чуть не плачу… Прижалась к нему, уткнулась лицом в его шею, такой запах родной, любимый… И рубашка эта синяя, я ее помню…

Кстати, первое мое впечатление от Санни после разлуки: какой он смуглый, господи! Отвыкла я за это время от индийцев… А второе впечатление: ах, какой же он красивый!..

– А я, как только получил твою эсэмэску, сразу же предложил Дженни немного подшутить над тобой, – объясняет он, довольный произведенным эффектом, как ребенок. Шутнички…

– А что ты почувствовала в этот момент? – допытывался он потом.

– Что, что… Желание тебя убить – вот что!

В ответ – хохот… Весело, что уж тут скажешь…

В общем, подхватил он мой багаж и бодро зашагал к стоянке.

– Ага, – подкалываю я его, – специально до последнего не появлялся, дотянул, чтоб чемоданы самому не переть!

– Ну, вот ты меня и раскусила, – смеется он. – Разве ж охота таскать такую тяжесть! У тебя там что, кирпичи?..

Ну, короче, сели мы в такси и поехали по ночной Индии в Агру. Женька впереди устроилась, рядом с водителем, а мы с Санни – на заднем сиденье… Боже, как же я соскучилась по нему!!! Обнялись, он меня за руку держит, пальцы мои целует, по волосам гладит – столько нежности… И все говорит, говорит, говорит… И как он скучал по мне, и как часто плакал из-за того, что ему меня не хватало, и как сильно он меня любит…

– Неужели я и вправду здесь, с тобой? – и веря и не веря, спрашиваю саму себя.

– «Дорогая, это Индия!» – смеется Санни, цитируя один из известных фильмов. – Ты со мной, это правда…

Индия… Я снова вдыхала ее запах! Индия вообще пахнет особо – остро, пряно, резко; здесь нет оттенков, запахи чрезвычайно сильны и контрастны – от сильных ароматов до одуряющей вони… Впрочем, особенно ясно ощущается это лишь в первые полчаса-час, а затем принюхиваешься и уже не замечаешь…

И воздух в Индии другой – он весомый, плотный, его можно потрогать, подержать в руках, как вату…

В Агру мы приехали, когда уже начало светать. Сначала подбросили Женьку до ее гостиницы, а потом поехали в мой отель…

«С приездом! – сказала я себе, торжественно водружая на полочке перед зеркалом все свои кремы, шампуни, духи… – Добро пожаловать в новую жизнь!»

Семья Санни

– Ты не представляешь, как все мои родственники мечтают поскорее с тобой увидеться, – сообщил мне Санни, еще когда мы ехали из аэропорта. – Постоянно спрашивают меня: ну когда наконец приедет Джули?

Я выдавила из себя улыбку. Встреча с семьей любимого меня и радовала, и страшила одновременно. Как себя вести? Что делать? Что говорить? А вдруг они сочтут меня недостойной их сына, развязной русской девицей? Ведь порядочные индийские девушки, как известно, отличаются повышенной застенчивостью, а я этим, признаться, не страдаю… А еще меня мучил вопрос – падать или не падать в ножки? Ну, вспомните сцену из любого индийского фильма – при встречах со старшими или просто уважаемыми личностями молодежь постоянно бухается на землю, чтобы прикоснуться к их ногам… А может, тупо строить из себя классическую индийскую скромницу – хихикать, краснеть, смущаться, закрывать лицо руками?.. Наверное, со стороны эти размышления выглядят смешно, но ведь проблема действительно стояла! Ведь там, пардон, такая культура!!!

– Don't worry, be happy,^[16] – вот что примерно сказал мне Санни в ответ на все мои переживания. Мол, расслабься и веди себя соответственно ситуации. – Все, что тебе нужно делать, когда ты встретишь кого-нибудь из моей родни, – это сказать «салам алейкум», а если он скажет это первым, ты должна ответить «алейкум салам», все просто! Уверяю, этого будет достаточно, чтобы ты произвела благоприятное впечатление.

Ага, ему-то легко говорить – он дома, среди своих. А я чувствую себя такой зажатой… Их много, а я одна! А родни у Санни, надо сказать, предостаточно… Только в Агре наберется сотни полторы близких и дальних родственников, и со всеми он поддерживает отношения. Я помню, еще в мой прошлый приезд, когда мы с ним гуляли в саду возле его дома, он постоянно здоровался с каждым встречным, попутно объясняя мне:

– Это моя двоюродная бабушка… А это дом моего старшего кузена… А это мой дядя с женой… А это – мои племянники…

Я только мычала в ответ что-то невразумительное, делая вид, что запоминаю всех, кто нам повстречался в тот день.

– Когда мы поженимся, на свадьбу с моей стороны приедет минимум две тысячи человек, – задушевно поведал мне Санни. Я малость обалдела и попыталась отшутиться: мол, в таком случае я не приеду на твою свадьбу, и даже не зови!.. Что уж поделаешь – индийцы очень чтят семейные узы и стараются по возможности жить общиной… А значит, хочу я того или не хочу, мне придется отдать дань уважения – встретиться с каждым Санниным родственничком.

Как выяснилось позже, практически каждый житель того района, где жил Санни, так или иначе имел отношение к его семье. Представьте себе – уютный индийский дворик, около двадцати частных домов. В центре – зеленый сад, где играют детишки, резвятся обезьянки и некоторые особо спортивные личности совершают утренние и вечерние пробежки. По вечерам жители всех домов выносят во двор стулья, кресла-качалки, усаживаются у порога и, попивая кто чай, кто холодный ласси,^[17] ведут неспешные светские беседы с соседями, наблюдают, как садится солнце, присматривают за копошащимися в саду детьми… Идиллия!

Каждый новый родственничек, к которому Санни и я являлись с визитом, считал своим святым долгом угостить меня чем-нибудь вкусненьким. Меня усаживали в красном углу, приносили какое-нибудь угощение (чаще всего чай и сладости), а сами рассаживались вокруг и с любопытством рассматривали, как восьмое чудо света. Ей-богу, порой я ощущала себя диковинным животным в зоопарке. Неловкость усугублялась еще и тем, что многие (особенно женщины) вообще не разговаривали по-английски. Только и оставалось, что сидеть как идиотке и улыбаться всем на всякий случай. Когда же я, дабы разрядить атмосферу, изрекала что-либо на хинди, в доме поднимался дикий шум – дети визжали от восторга и ужаса одновременно. Ах, оказывается, я умею говорить по-человечески! После пары-тройки подобных визитов все имена родственников перемешались у меня в голове, как винегрет. Хотя кое-кто все же остался в памяти – и даже если я не могла вспомнить потом их мудреные имена, все равно прекрасно помнила обстоятельства, при которых мы познакомились, и о чем говорили.

Сначала, помнится, Санни повез меня к своему дяде. Повод был двойной – во-первых, дядя на днях отбывал навсегда в Америку к сыну, так что нужно было успеть познакомиться и заодно попрощаться; во-вторых, в эти дни там гостила кузина Санни из Гуджарата, мнением которой Санни очень дорожил.

Дом, помимо собственно кузины и дяди, был полон народу, родственников, соседей и гостей, не меньше тридцати человек, – и все сидели в одной комнате. Это был очень старый дом – Санни сказал, что ему около двухсот лет, и даже показал мне комнату, в которой он родился!

Конечно же на меня все пялились. Обсуждали мою одежду, внешность, цвет кожи, наши с Санни отношения, думая, что я ничего не понимаю, но общий смысл я все-таки улавливала. Я смущалась невероятно, непритворно краснея, – куда там индийским скромницам до меня!

Кузина оказалась милой женщиной. Правда, она, к сожалению, прекрасно владела английским и потому буквально забросала меня вопросами:

– А вы любите Санни? А как вы познакомились? А что ваши родители думают по этому поводу? А кем вы работаете в России? А когда вы планируете пожениться? – Ужас просто…

Дядя, несмотря на то что отбывал в Штаты, по-английски не говорил и не понимал абсолютно. Поэтому наше общение с ним свелось к тому, что он любезно демонстрировал мне фотографии своей внучки и требовал от меня подтверждения, что она – «вылитая Айшвария Рай», знаменитая индийская актриса, Мисс мира. Я поддакивала – как две капли, ага! Когда же этот милый дядечка узнал, что мы с Санни собираемся пожениться, он расплакался, как ребенок, из-за того, что теперь вряд ли попадет на нашу свадьбу, ибо из Америки не налетаешься…

Потом в комнату внесли маленькую Саннину племяшку. Девочка – чудо, еще говорить не умеет, а уже вся такая из себя модница, с двумя хвостиками, браслеты звенят на крошечных ручках… Я тут же попросила, чтобы мне позволили взять малышку на руки, усадила к себе на колени и спасалась от всех любопытных взглядов тем, что утыкалась лицом в ее волосики и целовала в щечку.

Затем неожиданно отключили электричество, но посиделки продолжились как ни в чем не бывало при зажженных свечах. Мне, признаться, в темноте было значительно легче – я практически никого не видела, и можно было не переживать.

Когда наш с Санни визит подходил к концу, настал апофеоз – народ вздумал со мной фотографироваться. Это в темноте-то!!! Представляю, что там за физиономия у меня получилась при вспышке фотоаппарата в кромешной тьме! Я чувствовала себя обезьянкой в городе Сочи, с которой все отдыхающие снимаются на память как с экзотикой. Умереть была готова от неловкости… Поэтому, когда Сан-и спросил меня: «Пойдем?», я испытала просто невероятное облегчение.

Следующей по степени важности была встреча со старшим кузеном Санни, имеющим большой вес в семье и пользующимся огромным авторитетом. В семье его ласково звали «Биту-бхай», то есть «братец Биту», но боялись все этого братца – о-го-го! Он долго и придирчиво меня рассматривал, но молчал, и я не знала, что и подумать. Наконец Санни шепнул мне на ушко:

– Он хочет поговорить с тобой наедине… Я ненадолго вас оставлю! – И прежде чем я успела опомниться, вышел из комнаты.

Я обмерла от страха, предчувствуя настоящий допрос. Так оно и вышло: кузен устроил мне целый экзамен. О чем он только со мной не говорил, о чем только не спрашивал! Причем обсуждали порой такие отстраненные вещи, вроде курса доллара в России и Индии, что я недоумевала – для чего ему это? Он что, хочет проверить уровень моего английского? От волнения у меня даже сердце разболелось, но я мужественно отвечала на все его вопросы и вежливо улыбалась, давая понять, что мне очень интересна беседа.

На другой день Санни с радостью сообщил мне, что я понравилась его кузену. Поначалу, как выяснилось, тот был очень сердит на Санни и настроен ко мне заведомо недоброжелательно: что, мол, в Индии тебе хороших девушек мало?! «Да зачем мне индийские девушки, – отвечал Санни, – если я эту люблю…» Но, пообщавшись со мной, суровый Битубхай сменил гнев, как говорится, на милость. Сказал:

– Она очень милая и приятная девочка. Больше всего мне понравилось, что она стеснялась – совсем как индианка, такая скромная…

– Между прочим, – смеялся Санни, рассказывая мне об этом, – он и сам невероятно смущался, разговаривая с тобой! Он хотел расспросить тебя о наших отношениях, а вместо этого задавал какие-то посторонние вопросы – про погоду, про курсы валют, про карьеру…

Как-то одна из кузин Санни – весьма интеллигентная и образованная девушка в очках, студентка лет двадцати – затеяла со мной светскую беседу. Один из ее вопросов мне запомнился:

– Мисс Джули, так получается, что вы оставили свою профессию, работу, карьеру во имя любви?!

– Получается, так, – кивнула я. В ее глазах читался неприкрытый ужас: сама она наверняка была уверена, что никогда в жизни так бы не поступила. Подожди, девочка, подумала я в тот момент, вот влюбишься по-настоящему – тогда поймешь. И все твои прогрессивные феминистические идеи испарятся как дым… Но вслух, понятно, ничего этого я не сказала.

В целом общее единогласное мнение родственников обо мне было таковым: я очень «nice»,^[18] «innocent»^[19] и «beautiful»^[20] (последнее слово они произносят как «бьюууутифуль»), что в устах индийца, видимо, считается наивысшей похвалой. Благоприятное впечатление произвели, помимо этого, мои манеры и образованность, а также познания в индийской культуре, особенно любовь к местным фильмам. Так что, можно сказать, благословение предков мы с Санни получили.

Но больше всего меня полюбила, несомненно, старшая сестра Санни. Ее звали Гульназ. Санни жил вместе с ней, ее мужем и сыном в одном доме. Семья сестры обитала на первом этаже, а Санни на втором. После свадьбы Санни намеревался торжественно перевезти меня к себе, на второй этаж, а пока что это было обычное необжитое холостяцкое жилье, поэтому все свободное время Санни проводил на первом этаже. У сестры, которая его обожала, он завтракал и ужинал, племянник души в нем не чаял, да и муж Гульназ не возражал, что здоровый, по сути, мужик все время находится в их доме.

Мы с Гульназ понравились друг другу с первого взгляда. Несмотря на то что она почти не говорила по-английски, мы отлично понимали друг друга – очевидно, на уровне подсознания. Уже в первые дни моего пребывания в Индии Гульназ спросила у Санни:

– А где Джули обычно кушает?

– Иногда в отеле, а иногда я ее в ресторан вожу, – ответил он.

Гульназ пришла в ужас, заохала и замахала руками:

– Это все нездоровая, нехорошая пища! Как же можно без домашнего-то! Вот что, отныне каждый вечер вы будете ужинать с Джули у нас, и без возражений!

В мой первый визит специально для меня Гульназ приготовила свое коронное блюдо: плов бриани с вкуснейшими мясными котлетками кебаб.

– Мне очень, очень понравилось! – восторженно сказала я, благодаря Гульназ за ужин. Та была просто счастлива услышать мою похвалу.

– А ты когда-нибудь приготовишь то же самое для меня? – лукаво ввернул Санни. Я вздрогнула. Ох, как же много существует вещей, которым мне предстоит научиться! В том числе готовить вот такие кулинарные шедевры… Смогу ли? Верится с трудом…

А затем так и повелось – каждый вечер Санни заезжал после работы за мной в отель, и мы отправлялись к Гульназ на ужин. Постепенно я стала чувствовать себя там как у себя дома – настолько это место было родным, теплым и душевным…

Гульназ привязалась ко мне всем сердцем. Иногда меня буквально вгоняли в краску ее выходки – например, она могла взять мою руку и начать ее расцеловывать, приговаривая ласково: «Бхаби…». «Бхаби» в переводе с хинди означает «жена брата», «невестка».

Когда я подарила Гульназ русскую матрешку, она пришла в дикий восторг! Она снова и снова вынимала деревянных куколок одну из другой, а затем вставляла обратно, радостно считая: «Одна… две… три… четыре… пять!» Каждому вновь прибывшему гостю матрешка демонстрировалась как чудо света.

Как-то Гульназ заметила, что у меня руки все в комариных укусах. А комары здесь противные, злющие и активные круглый год, просто ужас. Плюс у меня еще кожа очень чувствительная… В общем, Гульназ разохалась, разахалась, запричитала, обняла меня, начала целовать – жалела так, видно, а затем принесла мне средство против комаров и мазь от укусов.

– Да-а-а, – задумчиво и немного ревниво потянул Санни, наблюдавший эту сцену. – Она уже сейчас любит тебя больше, чем меня… Что же будет позже?..

Безграничная любовь Гульназ дошла даже до того, что она стала… стирать мою одежду. Поначалу, едва она мне это предложила, я отмахивалась от нее руками и ногами:

– Нет, спасибо, не нужно… Я как-нибудь сама…

– Да что ты там настираешь у себя в гостиничном номере?! – скептически восклицала она, уперев руки в бока. – Клянусь Аллахом, мне это нетрудно… Отдавай мне всю свою грязную одежду в конце недели, я с удовольствием ее постираю для тебя!

– Она права, – вступил в разговор Санни. – В отеле нормально стирать ты все равно не сможешь… Или ты стесняешься? Ну, хочешь – отдавай одежду не Гульназ, а мне. Я сам постираю…

– Нет!!! – в панике вскрикнула я. – Тебе не отдам тем более…

Однако они насели на меня вдвоем, и в конце концов мы пришли к компромиссу: пятьдесят на пятьдесят. Что-то стирала я сама, вручную, а что-то (вроде джинсов, которые можно было стирать в машинке) отдавала Гульназ.

Санни продемонстрировал мне свои две комнаты на втором этаже. Очень волновался, какое впечатление на меня произведет его жилище. Все время напряженно спрашивал:

– Тебе и вправду нравится? Честно-честно, нравится? Сможешь ли ты здесь жить со мной? А как тебе вид с балкона? А вот скоро еще тут побелят стены и потолок, покрасят пол… А какие цвета ты предпочитаешь? Еще и мебель надо новую купить…

Смешной такой… Мне не может не нравиться, потому что с ним я готова жить всюду и в любых условиях. Главное, чтобы он был рядом…

Кстати, для Санни важно было мнение обо мне не только его родных, но и друзей. Тут, конечно, он больше ждал не одобрения – он был в нем уверен, – а попросту хотел похвастаться невестой! Друзей у него – полгорода, все очень неплохие ребята. Но мне в душу запали двое из них.

Первый был раза в три старше Санни. Но, несмотря на разницу в возрасте, они были друзья не разлей вода! Санни очень уважал его и ценил.

На меня произвели огромное впечатление его изысканные манеры. Когда мы с Санни впервые прибыли к другу с визитом, он обратился ко мне с торжественной, пусть и несколько высокопарной, речью:

– Мисс Джули, разрешите мне представиться, а также познакомить вас с остальными членами моей семьи… Моя жена, мой сын, две моих дочери… Прошу прощения, дом у меня маленький, но зато в этом доме царит любовь… И я буду безмерно счастлив видеть вас в своем доме снова и снова…

Я была тронута такой пламенной речью. С удовольствием (и вполне искренне) заверила, что обязательно приеду еще раз, что дом у него чудесный, что здесь очень уютно.

Второго друга, знакомство с которым мне запомнилось, звали Ваджид. Он мне тоже сразу понравился – такой невысокий пухленький здоровячок, помешанный на своем сотовом телефоне со всякими наворотами и прибамбасами. В первую же минуту знакомства он успел меня сфотографировать на свой мобильник раз десять! Ваджид был жутко смешным и добрым. Он был женат и несколько месяцев тому назад стал отцом – фотографии сынишки (сделанные этим же телефоном) были с гордостью мне продемонстрированы, а затем для меня даже включили (в телефоне же) запись плача малыша.

Ваджид искренне привязался ко мне – как к девушке лучшего друга и как к младшей сестренке.

– Можешь называть его «бхай-джан», – шутя посоветовал мне Санни, – на хинди это означает «дорогой братец»!

Но шутка прижилась; с тех пор я неизменно звала Ваджида «бхай-джан», он и сам привык к подобному обращению. Привыкли и окружающие – едва вдалеке слышался голос Ваджида, все наперебой кричали мне:

– Джули, твой «бхай-джан» идет!..

«…И давай на ней жениться!»

Кстати, вопрос о женитьбе, подобно кузине из Гуджарата, не задал мне только ленивый. Каждый из Санниных родственничков непременно с пристрастием интересовался: «А когда вы собираетесь пожениться?», – причем интересовались почему-то не у Санни, а у меня. Я в ответ только мычала «Не знаю…» и растерянно оборачивалась к Санни. Он же и не думал приходить мне на помощь и вообще вел себя так, будто ничего не происходит. Словно только от меня зависело, когда мы поженимся! Я вообще ничего не знала – ни-че-го, – я была в чужой стране, и все, что у меня было, – это полный комплект документов, необходимых для заключения брака.

Мало-помалу мной начало овладевать серьезное беспокойство. Прошел день, другой, третий, неделя… а Санни даже и не заикался о том, что мы должны пожениться. Словно было в порядке вещей, что я приехала в Индию, поселилась в отеле и живу себе… И менять никто ничего как будто не собирается, все всех устраивает.

Больше всего меня раздражало то, что меня все спрашивали: «А когда ты улетаешь обратно в Россию?», хотя, по сути, подразумевалось, что я никуда не улетаю, я остаюсь здесь жить – разве нет?!

«Не знаю пока… – бормотала я, – я еще не покупала обратный билет, я подумаю…»

А тут еще Женя подливала масла в огонь. Они с Раджем постоянно были у меня перед глазами, и я не могла не заметить, что их отношения далеки от идеальных. Думаю, в глубине души Женя и сама это понимала. Раньше, до этого приезда в Индию, она была полна самых радужных надежд – я помню это по ее письмам. Когда она ночевала у меня в Москве накануне отлета, то делилась со мной планами:

– Возможно, в этот раз я уже никуда не уеду от любимого, а останусь в Индии навсегда… Поженимся мы или нет – зависит только от меня, все давно решено, дело только за моим согласием, и Радж вот уже два года терпеливо ждет…

Однако, приехав сюда и лично оценив ситуацию, я поняла, что Женька выдавала желаемое за действительное. От нее, собственно, не зависело абсолютно ничего. Бо́льшую часть времени она была предоставлена сама себе, Раджу было просто не до нее. Он, конечно, отговаривался всевозможными делами и вообще занятостью по работе, но, думаю, ему просто не хотелось напрягаться и возиться со своей подружкой. Она была нужна ему только по ночам, уж простите за цинизм… Да и ночами-то, делилась со мной Женька, он не всегда с ней оставался – часто уезжал, объясняя это опять же бизнесом (уж что-что, а болтать он мастер, в этом я имела возможность убедиться), и она оставалась в гостинице одна… Естественно ни о какой женитьбе речи даже не шло.

Самое неприятное то, что Женя, видя такое отношение Раджа к себе, стала проецировать его поступки на всех индийских мужчин без исключения.

– Ну-ну, языком-то трепать они все умеют, – скептически говорила она, – но словам я теперь не верю. Верю только делам…

Плохо, что ее речи только укрепляли зародившиеся в моей душе сомнения. Я жутко переживала из-за того, что Санни тоже темнит с нашей свадьбой. Помню, когда мы ехали из делийского аэропорта в Агру, Женя уже тогда смутила меня вопросом:

– Юль, а ты уверена, что вы с Санни поженитесь?

– В каком смысле? – растерялась я.

– Ну, вы с ним прямо об этом говорили? Что вот, мол, ты приедешь и вы с ним пойдете в загс…

Я растерялась еще больше. Ну, не то чтобы мы говорили об этом в деталях, но… это же подразумевалось само собой, разве не так? Он же сделал мне предложение…

Женины слова выбили меня из колеи, я жутко расстроилась. А потом невольно стала получать им подтверждение – молчание Санни было красноречивее всяких слов. Я начала думать: а может, и вправду я что-то не так поняла в его словах? Вот, примчалась как дура, а он и не собирается на мне жениться! Во всяком случае, в этот раз… Думает, я просто к нему погостить приехала… И как мне ему сказать – мол, я не в гости, я замуж! Разбежалась, надо же!.. Губы раскатала… А тут получается, как в старой хохме: «Поймал Иван-царевич Царевну-лягушку – и давай на ней жениться!..» Да, в идиотское положение я попала, ничего не скажешь…

Причем я была уверена, что Санни действительно хочет на мне жениться – но, возможно, не сейчас, а в каком-то неопределенном будущем. Я же истолковала его предложение руки и сердца буквально – поженимся немедленно, сразу как ты приедешь! И что теперь мне делать? Напрашиваться, набиваться в жены я не хочу, хотя, если я его об этом прямо попрошу, он согласится, я знаю… Но вот ведь проклятая девичья скромность – стыдно мне просить его об этом! И что же теперь – домой возвращаться? С позором? «Мама, мы пока решили не жениться, вот через годик, наверное, я снова к нему поеду, и уж тогда…» Да ни за что на свете! Я знала, что, если я приеду обратно в Россию, в следующий раз мама костьми ляжет, но никуда меня не отпустит.

– Все они одинаковы! Вот и мой Радж такой же, – сетовала Женька, – поначалу все пел мне песни о том, что мы должны серьезно поговорить о нашем совместном будущем, а потом стал все откладывать и откладывать этот разговор… Когда же я сама поднимаю эту тему, он тут же находит тысячу причин, по которым мы не можем пожениться немедленно…

– А ты что? – сочувственно спросила я, подозревая, что меня ожидает та же участь.

– А что я?.. – вздохнула Женя. – Соглашаюсь с его доводами, потому что очень люблю его и не хочу потерять…

А я? Готова ли я была пойти на такие унижения ради любви? Вряд ли… Я себя, знаете ли, не на помойке нашла… Молча ждать, когда драгоценный возлюбленный изволит согласиться – ну ладно, мол, дорогая, потопали жениться! – нет уж, благодарю покорно…

На душе скребли кошки. Разумеется, просто проводить время рядом с любимым – тоже здорово, но я постоянно думала о том, как мне завести разговор о женитьбе. А поговорить было жизненно необходимо, потому что возвращаться домой я не хотела ни под каким предлогом – да лучше умереть! За неделю мучительных размышлений я довела себя до того, что буквально извелась и похудела от переживаний. Глаза постоянно были на мокром месте.

– Да что с тобой происходит? – недоумевал Санни. – Ты не чувствуешь себя счастливой здесь, со мной?

«Я была бы более счастлива, если бы мы узаконили наши отношения!» – отвечала я мысленно, но вслух сказать это пока не решалась.

– Я счастлива, – отвечала я уклончиво, – но…

– Что «но»? Скажи мне – о чем ты думаешь? Если у тебя есть какие-то вопросы – ты спрашивай, не стесняйся!

– Да нет, ничего, – трусила я в последний момент, боясь показаться жалкой и смешной.

Но момент истины все-таки наступил. В ответ на очередное Саннино «что случилось?» я собралась с духом и выпалила:

– Я думаю о том, как мне грустно будет с тобой расставаться…

Расчет мой был таков – в ответ на эти слова Санни должен ответить что-то вроде: «Мне тоже…» Тогда я скажу: «Тем более я не уверена, что после моего отъезда мы с тобой еще когда-либо увидимся…» «Не понял! – воскликнет Санни. – Почему это не увидимся?! Ты же приедешь ко мне еще раз?!» «Нет, – отвечу я кротко, – ты понимаешь, я тебя очень сильно люблю и, конечно, хотела бы еще раз к тебе приехать… Но ты не знаешь моих родных… Они будут страшно оскорблены такой ситуацией… Я же не девочка по вызову, которая приезжает и уезжает, когда тебе вздумается… Поэтому вряд ли моя семья отпустит меня к тебе еще раз…» «Так что же, ты предлагаешь нам пожениться сейчас?» – спросит он. «Я ничего не предлагаю, – невинно отвечу я, хлопая ресницами. – Я лишь говорю тебе, как обстоят дела… А что делать дальше – решать тебе, ибо от меня здесь ничего не зависит…» Потом, по моему сценарию, Санни должен будет несколько минут мучительно раздумывать и в конце концов скажет: «Нет, я не смогу с тобой расстаться. Давай уж поженимся!»

Однако с первой же фразы Санни нарушил все мои планы.

– Расставаться?! – заорал он. – Ты что это говоришь, а?!

– Ну, мне же надо будет рано или поздно возвращаться домой… – проблеяла я. Честное слово, я думала – он меня убьет!

– Возвращаться?! Домой?! – кричал он. – Ты что, с ума сошла?! Твой дом теперь – Агра, ты моя будущая жена, куда это ты еще возвращаться собралась?! Ты же сказала мне, что выйдешь за меня замуж!

– Ну, так я… я в общем-то и не отказываюсь… – испуганная вспышкой его гнева, пробормотала я. – А когда ты планируешь на мне жениться?

– Да вот как раз на следующей неделе собирался начать оформление всех документов! Разве я знал, что ты не хочешь! Ты же обещала… Я же умру здесь без тебя, я больше не смогу прожить без тебя ни минуты… – Он готов был заплакать.

– Идиот! – Я обняла его и сама заплакала. – Да я же хочу стать твоей женой больше всего на свете! Просто мне показалось, что это ты не хочешь жениться…

Откуда же мне было тогда знать, что Радж и Санни – это небо и земля! Сравнивать их чувства и поступки нельзя было в принципе. Насколько Радж хитер, изворотлив, свободолюбив – настолько же Санни открыт, чист и готов к браку со мной. А не разговаривал он со мной о свадьбе, оказывается, потому, что это действительно подразумевалось само собой, у него и мысли не могло возникнуть, что меня терзают какие-то сомнения. Просто он решил дать мне немного времени на адаптацию – чтобы не сразу приступать к бумажной волоките, связанной с подачей заявления. «Если люди любят друг друга – они должны немедленно пожениться!» – для него этот закон был такой же непреложной истиной, как то, что после ночи наступает утро, а утро сменяет день…

Господи, как же мне с ним повезло-то! Какое сокровище мне досталось! Может, и правда – судьба? Да нет, это дар Божий…

Женька + Радж =?

Что касается отношений Жени и Раджа, то тут все по-прежнему оставалось очень непростым. Даже Санни, близкий друг Раджа, не знал, какие у того планы на Женьку – по крайней мере, когда я приставала к Санни с расспросами, что Радж вообще думает о будущем, Санни невероятно смущался и менял тему. Хочет он жениться, не хочет… Любит ли он ее в принципе… Или просто удобно: к нему регулярно приезжает девушка, он ею, пардон, целый месяц пользуется, а потом – гуд бай! – машет ей ручкой и благополучно забывает до следующего приезда… Женя как-то говорила мне, что, когда она уезжает обратно в Мурманск, они обычно тяжело переносят разлуку, разговаривая по телефону чуть ли не ежедневно. Мне почему-то показалось, что звонила Раджу всегда она сама (как выяснилось позже, я была права).

Я очень жалела Женьку, видя, как она переживает. Она действительно очень сильно любила Раджа, она была готова на все ради него. Радж же вел себя абсолютно по-свински. Бывало, бедняга Женька целыми днями просиживала в одиночестве, ибо Радж совершенно о ней не помнил. Потом, конечно, он находил тысячу причин для своего поведения: «Дорогая, я был страшно занят, встречался с деловым партнером, мы с ним планируем открыть новый бизнес в Таиланде…» – словом, плел очередную чушь, но Женя верила всему безоговорочно. Она готова была проглотить любое его объяснение: даже если бы он сказал, что не смог уделить ей время, потому что обсуждал бизнес-контракт с марсианами, она приняла бы и это.

– Он хороший, – говорила она мне, словно оправдываясь. – Я знаю, что он меня очень любит. Просто у него нет времени, столько проблем сразу навалилось – и дядя заболел, и с бизнесом нелады, и тетя из другого города приехала…

Я понимала, что в глубине души она и сама не верит тому, что говорит. Просто ей неловко было открыто признать, что ее Радж – полная скотина. Какая, в самом деле, тетя?! Какой дядя?! Какой бизнес?! Приехала твоя любимая девушка – так плюнь на все и проводи время только с ней, потому что скоро она снова уедет!

Санни, чувствуя неловкость за друга и искренне сочувствуя Женьке, старался ее как-то развлечь, когда Раджу было не до нее. «Она хорошая девочка, – говорил он, – и так страдает…» Поэтому частенько он брал Женьку с нами – в гости, в магазин, в кафе…

– Санни у тебя просто прелесть, такой внимательный, – вздыхала Женя. – Вот бы мой Радж был таким…

После этих ее слов я ощущала одновременно и гордость (теперь-то она поняла, какой замечательный мой Санничка – не то что этот засранец Радж!), и горечь (обидно же за подругу!). Иногда я чувствовала, что Женя мне завидует – не со зла, конечно. Просто ей невыносимо было видеть наши с Санни счастливые лица и влюбленные взгляды, обращенные друг на друга. Именно поэтому я старалась реже хвастаться перед ней нашими с Санни успехами. Когда она спрашивала: «Ну, как там у вас?», я пожимала плечами: «Нормально…» – хотя иногда так нестерпимо хотелось поделиться своей радостью!

Я заметила, что даже общие друзья Санни и Раджа по-разному относились к нам с Женей. С ней все вели себя запросто, панибратски – могли, играючи, шлепнуть ее по попке или ухватить за плечо, приобнять, что для индийцев в принципе недопустимо, ибо считается просто верхом аморальности – так обращаются только с девицами легкого поведения. Радж смотрел на все эти поползновения сквозь пальцы. Со мной же картина была иной. В глазах всех я уже была практически женой Санни, не меньше, ибо он ни от кого не скрывал серьезности своих намерений и распевал на каждом углу, как сильно он меня любит. Поэтому никаких вольностей по отношению ко мне никто себе не позволял; они, конечно, запросто вели со мной дружеские беседы, но все – с необходимой долей уважения и даже почтения. Саннины близкие друзья считали меня кем-то вроде младшей сестренки, как и мой дорогой «бхайджан» Ваджид, – а разве могли братья допустить, чтобы их сестру чужие мужики хватали за задницу и за другие выступающие места?..

Однажды, когда мы сидели в офисе Раджа, я заметила, что у Женьки красные глаза и измученный вид. Да и Радж был как-то взбудоражен – сильнее обычного даже для него. Радж с Санни негромко переговаривались друг с другом на хинди, и Радж время от времени кидал на свою подружку обеспокоенные взгляды.

– Что-нибудь случилось? – спросила я у нее в тревоге. – Ты плакала?

– Нет, – Женя покачала головой, – просто неважно себя чувствую…

– А что такое?

– Не знаю – может быть, отравилась… – неохотно ответила она. Но я заметила, что и Санни после разговора с Раджем сразу как-то посерьезнел, хоть и старался это скрыть.

– Что стряслось у Раджа и Дженни? – спросила я у Санни вечером, когда мы были вдвоем.

– А она тебе ничего не сказала? – осторожно уточнил он.

– Сказала, просто недомогание… Но я же вижу, что-то происходит!

Некоторое время Санни колебался, словно размышляя, стоит ли мне доверять такую страшную тайну. Но, поскольку мы давно договорились, что у нас с ним не будет друг от друга никаких секретов, он решился:

– Только обещай мне, что никому не скажешь… Это между нами, хорошо?

– Ну, разумеется! – кивнула я, умирая от любопытства и одновременно от беспокойства – что там еще могло произойти?..

– Дженни беременна… – выдавил из себя он.

– Что?! – завопила я, вскакивая. – Что, что, ЧТО ты сказал?!

– Она ждет ребенка от Раджа, – угрюмо произнес Санни.

Некоторое время я молча переваривала полученную информацию. Это было слишком неожиданно. Женька же принимала противозачаточные таблетки, мы с ней об этом говорили… Хотя и с таблетками случаются осечки, не стопроцентная же гарантия… А может быть, она сделала это специально, осенила меня вдруг догадка. Она же так мечтала о детях… Возможно, забеременев, она хотела тем самым привязать к себе Раджа навсегда, ибо других способов уже не оставалось… Надо же – а мне ни полслова!..

– И что Радж думает по этому поводу? – осторожно спросила я. – Собирается он теперь жениться или нет?

– В том-то и проблема… – Санни вздохнул, мучаясь от того, что сейчас придется сказать гадость о друге. – Радж решительно против, он и слышать ничего не хочет о ребенке…

– Как это? – пробормотала я, ошарашенная. – Как это – не хочет?

Уж насколько Радж был свиньей по отношению к Жене, но насчет детей, как я считала, у него была четкая позиция! Женька не раз рассказывала мне, что Радж говорил с ней о будущих детях; он очень хотел, чтобы она родила ему ребеночка…

– И что… Что они намереваются делать теперь? – тупо выдавила я из себя.

– Не знаю, чего хочет Дженни, но Радж настаивает, чтобы она сделала аборт, – вздохнул Санни. – Ну, ты же знаешь Раджа… Он нашел миллион причин, по которым они сейчас никак не могут позволить себе завести ребенка…

Меня это потрясло еще сильнее, чем собственно новость о Женькиной беременности. Хоть я недолюбливала Раджа еще до этого, но с той минуты я его просто возненавидела! Перед глазами стояло счастливое Женькино лицо, когда она с воодушевлением рассказывала мне: «Ты знаешь, раньше я не думала о детях, но Радж так часто говорит об этом, что я теперь тоже хочу… Мне наши будущие дети даже снятся, представляешь?» Домечталась… В голове у меня все перемешалось, я только и думала: «Бедная, бедная, бедная Женька…» Господи, а что она сама должна сейчас чувствовать, даже подумать страшно… Это же ужасно – когда любимый человек заставляет тебя убить вашего общего ребенка… А мне она ничего не сказала, видно, потому, что ей стыдно за Раджа. Стесняется признаться, что все ее иллюзии разрушены окончательно…

Я не выдержала и расплакалась. От сочувствия к Женьке, да еще и потому, что в голову закралась трусливая мысль: а вдруг и мой Санни в подобной ситуации поведет себя точно так же, если, не дай бог, случится то же самое?

Сейчас-то он говорит, что мечтает о детях, но… лапши на уши навешать – дело нехитрое…

Санни жутко перепугался, когда я заплакала. Прижал меня к себе, по волосам гладит, слезы мне вытирает, успокаивает…

– Глупенькая, – говорит, – ты чего ревешь? Ты что, подумала, что я такой же, как и Радж?..

Я от этой его проницательности еще больше разрыдалась.

– Даже и не думай больше реветь по такому поводу, – убеждает он меня. – Я тебе жизнью клянусь, что такого с нами никогда не случится… Поверь мне!

– Дженни тоже верила Раджу, и тот тоже ей клялся, – отвечаю, всхлипывая.

– Я не Радж, сколько можно повторять! – Вижу, он уже сердиться начинает. – Говорю тебе, я – другой… А Раджа я и сам не понимаю, откровенно говоря… И нахожу его поступок просто отвратительным.

– В любом случае, запомни: даже если ты потребуешь от меня сделать аборт, я не стану тебя слушать, – говорю я. – Ты просто никогда в жизни больше меня не увидишь. Мой ребенок будет только моим, это – моя проблема, так и знай!

– Не твоя, а наша, – поправляет он меня с мягким укором и целует. – И не проблема это, а настоящее счастье… Я очень хочу, чтобы у нас были дети и чтобы они были похожи на тебя – такие же красивые…

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: