Слово как предмет лексикологии. Место слова в системе языка.

Орфоэпия.

Нормировкой практической стороны фонетики и индивидуальных случаев произношения отдельных слов должна заниматься орфоэпия.

Орфоэпия буквально значит правильное произношение. Однако иногда под этим разумеют вообще произношение литературного языка и говорят о «хорошей» и «плохой» орфоэпии. В науке о языке орфоэпия обозначает раздел, посвященный произносительным нормам. Нормировать можно только литературное произношение, что необходимо для радиовещания, театра и эстрады, школы и ораторского искусства. Опираясь на знание фонетики данного языка, т.е. на знание состава фонем и законов распределения их по позициям с получающимися в слабых позициях вариациями и вариантами, орфоэпия дает индивидуальные нормы для разных случаев и выбирает из существующих вариантов произношения то, что более соответствует принятым традициям, тенденциям развития языка и последовательности в системе.

Так, для русского языка указываются пределы допустимости «фрикативного г » перед гласными (например, в междометии господи! , в заимствованном слове бухгалтер); нормы произношения прилагательных на –кий, -гий, -хий с безударными окончаниями (строгий, крепкий, тихий), нормы произношения согласных перед [э] в иноязычных словах, отклонения от нормальной схемы редукции гласных.

К ведению орфоэпии относится и место ударения в словах и формах (Иначе или инАче, далекО или далёко, в рЕку или в рекУ, клАла или клалА и т.п.)

Вспомогательным разделом орфоэпии служат так называемые правила чтения, т.е. произносительные указания к чтению букв и их сочетаний в тех случаях, когда письмо и язык не соответствуют друг другу, например чтение окончаний прилагательных мужского и среднего рода в родительном падеже единственного числа –ого как [-Ова], чтение ч в словах типа что, конечно, гречневый, Саввична как [ш], чтение щ в словах типа помощник как [ш], чтение зж и жд в словах визжать, брезжить, брюзжать, езжу, позже, дождя как [ж] «ж долгое мягкое» и т.п.

Лексическое значение и полисемия.

Лексическое значение в отличие от грамматического всегда индивидуально, то есть это то содержание, которое свойственно только данному слову и не меняется с изменением его грамматических форм. Например, лексическим значением слова стол является то содержание, которое отличает это слово от соотносительных по смыслу: стул, шкаф, диван, кресло и др.

В лексическом значении выделяют несколько аспектов – сигнификативный, денотативный и коннотативный. Предмет, или явление действительности, обозначаемые словом, называют денотатом.

Сигнификат – это отражение в лексическом значении слова основных признаков называемых предметов (денотатов). Сигнификативный компонент образует ядро лексического значения. Наряду с сигнификативным компонентом, в лексическое значение могут входить эмоциональные, экспрессивные «добавки», которые носят название созначений, или коннотаций.

Соотнесенность слова с обозначаемым предметом (денотативная соотнесенность) проявляется у разных классов слов неодинаково. Так, нарицательные слова могут соотноситься как с отдельными конкретными предметами и явлениями действительности, так и с целым классом предметов и явлений. Например, слово кошка, во-первых, соотносится с целым классом домашних животных, а во-вторых, относится к конкретной кошке. Сравните употребление слова: Кошка – мое любимое животное, Вот моя кошка.

В отличие от нарицательных слов собственные имена соотносятся обычно только с единичными денотатами: Бишкек, Борис, Волга. Эти слова не могут называть классы предметов в силу своей специфики – они служат средством выделения называемого предмета из ряда подобных: Наталья, Ирина, Ольга.

Местоимения имеют ряд сходных черт с собственными именами, так как они тоже в речи соотносятся только с конкретным лицом, местом и пр. Например, местоимение Я обозначает того, кто говорит, а поскольку роль говорящего переходит от одного лица к другому, то это местоимение соотносится каждый раз с конкретным, единичным денотатом. Такой тип соотнесенности связан с особыми функциями местоимений. В отличие от собственных и нарицательных слов, которые выполняют номинативную функцию, местоимения выступают в качестве слов, замещающих собственные и нарицательные слова: В комнату вошла девушка. Она была взволнована.

Полисемия, т.е. «многозначность», свойственна большинству обычных слов. Это вполне естественно. Слова как названия могут легко переходить с одной вещи на другую или на какой-либо признак это вещи или на ее часть. Поэтому вопрос о полисемии – это прежде всего вопрос номинации, т.е. перемены вещей при тожестве слова. Вопрос о сохранности и постоянстве понятия или его существенных признаков реализуется при полисемии по-разному.

Первый вопрос полисемии: что такое прямое и что такое переносное значение?

Переносное значение любого типа объяснимо (мотивировано) через прямое, но прямое значение непроизводных слов данного языка, где это слово существует, необъяснимо. В самом деле, почему – нос лодки так называется? Потому что эта часть лодки, находящаяся спереди и имеющая острую форму выделяющегося предмета, похожа на ту часть лица человека или морды животного, которая также находится впереди и имеет соответствующую форму.

А почему нос человека или животного так называется, исходя из данного языка, объяснить нельзя. Непроизводные слова прямого значения в том или ином языке даны, но необъяснимы; просто вот «это» по-русски надо назвать рот, по-английски the mouth, по-французски la bouche, по-немецки der Mund, по-киргизски ооз и т.д.

А «почему это так называется» - данный язык в его современном состоянии ответа не дает.

Однако не надо думать, что всегда переносные значения – уже факты языка; часто переносные значения возникают как явления стилистические и именно литературно-стилистические, т.е. как тропы, образные выражения.

Различие языковых метафор, метонимий и т.п. и соответственных поэтических тропов состоит в том, что троп является не прямым названием данной вещи, а лишь образным прозвищем, где сосуществуют два плана: прямое название и образное прозвище, что создает совмещение двух планов и образную «игру» совпадения и несовпадения прямого и переносного названий.

Так, если какой-нибудь писатель назвал девочку козочкой, то это основано на подмене одного названия другим, так как «существо, именуемое девочкой», так похоже на грациозную тонконогую, прыгающую козочку, то хочется словом козочка заменить слово девочка, и вот на совпадении и несовпадении двух планов (девочка – как козочка, девочка-козочка, козочка, т.е. девочка) и построен троп. В нем главное – средний объединенный член: девочка-козочка (или козочка-девочка), но оба плана (и девочка и козочка, как таковые) налицо. Иное дело в языковой метафоре: она становится прямым названием данной вещи: нос лодки никак иначе назвать нельзя, как и корму (прямое значение). Иногда слово в переносном значении может образовать синоним иному прямому названию, но все же оно как языковой факт лишено образности и характера тропа.

Отсюда следствие: в языковых словарях переносные значения зарегистрированы, так как это факты языка, обязательные для всех говорящих на данном языке, а тропы не зарегистрированы.

Так, в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова под словом нос указано: «1. Орган обоняния, находящийся на лице человека или на морде животного. 2. Передняя часть судна». При слове же козочка значение «девочка» не дано, так же как и при других тропах, встречаемых в русской литературе.

Слово и контекст.

Слова в языке большей частью многозначны, но в речи люди достигают однозначного понимания. Это получается потому, что люди в речевом общении имеют дело не с изолированными словами, как в словаре, а с целым, где слова выступают в связи с другими словами и обстановкой речи. Это окружение слова называется контекстом. Контекст может быть словесным (речевым) или бытовым.

Словесный контекст – это те слова, которые окружают или сопровождают данное слово и придают ему необходимую однозначность. Так, в высказывании «Перейди с носа на корму» нос узнается как «передняя часть лодки (корабля)», а в высказывании «высморкай нос» нос – «обонятельный орган человека». Многозначное слово операция (хирургическая, военная, финансовая) в разных окружениях получает нужную однозначность: «операция под наркозом» - хирургическая, «операция при поддержке танков» - военная, «двухпроцентная операция» - финансовая. Наличие подчеркнутого (наркоз, танк, процент) обеспечивает достаточный контекст. Указанные слова являются ключевыми, они сразу определяют контекст.

Однако не все слова дают достаточный контекст, например в высказывании «операция прошла блестяще, результаты налицо, все довольны» нет ключевых слов, все слова тематически нейтральны, и, какая операция имелась в виду, неизвестно.

Однако в этом случае на помощь приходит бытовой контекст.

Бытовой контекст – обстановка или ситуация речи: кто говорит, где и когда говорит, кому говорит, зачем говорит и т.п.. Если приведенное выше предложение, лишенное «ключевых слов», произносит хирург в нефронтовой клинике, то операция скорее всего хирургическая; если это же сказано в штабе полка в обстановке фронта – операция военная; если это из диалога финансистов в здании биржи, то операция финансовая. Конечно, ручаться на 100% для указанного опознавания значения слова операция и в таких случаях нельзя, так как и хирург, и финансист могли говорить о военной операции, а военные и финансисты – о хирургической. Но большая вероятность содержится в указанном понимании. Особенно важен бытовой контекст для понимания местоименных слов, для которых словесных контекст мало действителен.

Устная и письменная речь прежде всего различается тем, что первая всегда опирается на бытовой контекст, наличный в момент речи и существующий в опыте данных собеседников (обоюдное знание предшествующих событий, третьих лиц, не участвующих в данном разговоре, и т.п.), тогда как письменная речь почти не может использовать наличный бытовой контекст, даже если это молниеносный обмен телеграммами или переписка записочками в пределах одной комнаты; в лучшем случае это контекст, существующий обоюдно в опыте пишущего и читающего (письма, мемуары). Если же иметь в виду книгу или газету, то здесь каждое высказывание должно создать предварительный контекст – это описательные части текста, например в романе пейзажи, портреты, характеристики и т.п.; далее уже, например в диалоге, можно, опираясь на этот контекст, добиваться однозначности даже в эллиптических репликах.

Эллипсис – опущение в речи слов, которые подразумеваются из контекста и при надобности легко восстанавливаются в речи.

В драматическом тексте, где налицо только реплики, в большей или меньшей степени, имитирующие живой устный диалог, эллиптический текст опирается на театральный контекст, т.е. на декорации, реквизит, действия актеров и т.п., что и дает нужную однозначность. Когда же пьесу не смотрят в театре, а читают, то бытовой контекст отсутствует и заменяется словесным, роль которого выполняют ремарки к декорациям в начале актов, картин и явлений, ремарки к действию и т.п. Так происходит перевод из бытового контекста театра в словесный перевод издания.

Обратный перевод – из словесного контекста в бытовой – осуществляется при инсценировке романов и повестей с последующей постановкой этих инсценировок на сцене.

Омонимия и омонимы.

От полисемии, когда налицо разные значения того же слова, следует отличать омонимию; омонимы - это разные слова, имеющие одинаковый звуковой состав. В пределах омонимии в широком смысле следует различать:

1) Омофоны, т. е. такие случаи, как пруд и прут, слова, звучащие в именительном и винительном падежах одинаково, но имеющие разный состав фонем, что обнаруживается в других формах этих слов и в производных: прута - пруда, прутик - прудики т. п.

2) Омоформы, т. е. случаи, когда у двух слов совпадает и произношение и состав фонем, но лишь в одной форме или в отдельных формах; например, три - “З” и три! - повелительное наклонение от глагола тереть; трем - дательный падеж от числительного “З” и трем - 1-е лицо множественного числа настоящего времени от этого же глагола; или стекло - существительное в именительном падеже, стекла - в родительном падеже, стекло, стекла - глагол в прошедшем времени в среднем и женском роде. Все прочие формы таких слов, совпадающих в одной-двух формах, уже не совпадают (трех, тремя - трите, тру я т. п.; стеклу, стеклом, стекол и т. п. и стек, стекли, стеку и т.п.). В последнем примере и состав слова разный: существительное состоит из корня стекл- и падежной флексии -о или -а, а глагол - из приставки с-, корня тек-, суффикса прошедшего времени -л- и родовой флексии -о, -а. В случае же три (числительное) и три (глагол) состав слова совпадает, но и корни и флексии имеют разное значение.

Такие омоформы могут быть и однокорневыми, например существительные и глаголы печь, знать, где в примере печь состав слова в существительном и инфинитиве глагола одинаковый, но так называемый нулевой аффикс означает разное: в глаголе это признак инфинитива, а в существительном - признак именительного падежа единственного числа, в случае же знать и состав слова разный: в существительном корень [знат'] и нулевой аффикс, а в глаголе корень [зна-] и аффикс [-т'].

3) Собственно омонимы, которые, в свою очередь, могут распадаться на существенно различные группы:

а) Подлинные омонимы, т. е. слова, звучащие одинаково, имеющие одинаковый состав фонем и морфологический состав (те же морфемы аффиксальные, но разные корни) и при этом и в словоизменительных формах слова, но разное происхождение из двух ранее не совпадавших по звучанию слов, например: лук - “растение” и лук - “оружие”, лама - “копытное животное” и лама - “тибетский священник”, балка - “овраг” и балка - “бревно”, град - “город” и град - “заледеневший дождь”, некогда - “когда-то” и некогда - “нет времени” и т. п.

Такие омонимы возникают в языке либо при заимствовании слов, либо как результат действия фонетических законов в своем языке.

Пример лук - “оружие” и лук - “растение” разъясняется так: в языке было свое слово, исконное ë ѫ ҡ ъ со значением “изогнутого” (ср. однокорневое литовское laň kas - “лук”), где было носовое о, которое потом перешло по фонетическим законам в [у] (лук), а позднее было заимствовано из германских языков слово look (с “ о долгим”), где германское “ о долгое” было заменено через [у] в древнерусском языке. Так ранее несозвучные разные слова [лõ к] и [lo: k] совпали в одинаково звучащем слове лук. Так же тюркское балка и немецкое Balken совпали в русском языке в омониме балка; испанское llama (льяма) и тибетское blаma - в русском слове лама; немецкое Brack - “бракованный продукт” и русское брак - супружество (от á ü ð à ò è; прежнее á ü ð à ê ú ). В этих примерах благодаря звуковым изменениям при заимствовании чужих слов либо совпали два слова разных языков (лама, балка), либо свое слово совпало с заимствованным (брак, лук).

Однако благодаря фонетическим изменениям могут возникать омонимы и без заимствования. Например, некогда, где прежде различавшиеся гласные hи е совпали, и в результате нhкогда - “когда-то” и некогда - “нет времени” стали омонимами.

Таковы же омонимы, идущие от разных слов одного языка: ливер - “внутренности убойных животных, идущие в начинку пирогов и т. п.” (из английского liver с [i] кратким) и ливер ~ “трубка для насасывания жидкостей” (из английского lever с [i] долгим); штоф - “бутыль емкостью в одну десятую ведра” (из немецкого Stof) и штоф - “плотная ткань для обивки мебели” (из немецкого Stоff); а также от разных слов разных языков: лак - “раствор смолы в спирте” (из итальянского lacca) и лак - “сто тысяч индийских рупий” (из новоиндийского lã kh). Совпадение своего слова с заимствованным можно продемонстрировать примером лейка - “сосуд с носиком для поливания” и лейка - “фотоаппарат” (от немецкого Leika - усечение из Leizkamera по собственному имени Leiz).

Как подойти к решению вопроса, что данный случай - омонимия или полисемия, можно разъяснить следующим образом на примере слов лук - “оружие” и лук - “растение”.

Лук - “оружие”, и от того же корня в русском языке слова лука (седлá, реки), излучина, лукоморье - “изогнутый берег моря”, переносное: лукавый, лукавить, т. е. “действовать не прямо, а огибая что-то”, ясно, что это слово свое, имеющее большую словопроизводную семью. Сравним в родственных языках: в украинском лук, в польском ł ę k - “горный хребет”, “лука седла”, “лук” ł uk и в литовском laň kas - “лук”. Это исконное слово славянских языков, где в древнерусском (доисторического периода) и в старославянском было “ о носовое” (лѫ ҡ ъ).

Лук - “растение”, в русском есть только производные: луковица, луковичные и т. п., но параллельных образований от этого корня нет.

В украинском “лук” - цибуля, в польском cebula и ł uk (заимствовано из русского). Зато в немецком наряду с Zwiebel (откуда украинское цибуля и польское cebula) есть Lauch из древнегерского look (с о долгим), откуда и было заимствовано в древнерусском языке ë î ó ê ú.

б) Те случаи, когда от тех же корней или основ, независимо друг от друга, образованы “такие же слова”, т. е. в той же части речи и тех же совпадениях по словоизменению, например: голубец - “голубая краска” и голубец - “кушанье из фаршированной мясом капусты”, самострел - “оружие” и самострел - “сознательное саморанение с целью демобилизоваться”, ударник - “ударное приспособление в оружии”, ударник - “передовой рабочий”. Однако такие случаи, как лайка - “порода охотничьих собак” и лайка - “сорт мягкой кожи” или пионер - “человек, впервые осваивающий неисследованную страну” и пионер - “член детской пионерской организации”, не относятся к омонимии, это случаи явной полисемии.

в) Наконец, могут быть и такие случаи, когда одно и то же слово заимствуется в разное время, с разным значением и, очевидно, из не вполне тожественного источника, например: из итальянского banda - банда - “сборище бандитов” и более позднее, из жаргона итальянских музыкантов, banda - банда - “духовой оркестр, играющий в опере на сцене” (участники которого отнюдь не б а ндит ы, а бандисты).

г) Особый вид омонимии представляют собой случаи так называемой конверсии, когда данное слово переходит в другую часть речи без изменения своего морфологического и фонетического состава, например: зло - краткое прилагательное среднего рода и зло - наречие. Ср. также существительное зло. Все три слова: зло - существительное, зло - прилагательное и зло - наречие - являются омонимами, так как это разные части речи с разным лексическим значением, хотя вещественное значение корня у них и совпадает.

д) Самый трудный случай - это те омонимы, где нет ни совпадения разных слов, ни параллельного образования от того же корня, ни конверсии, ни параллельного или последовательного заимствования. Это те случаи, когда полисемия настолько расходится, что становится омонимией. Как правило, в этих случаях различие лексического значения подкрепляется и различием грамматических связей. Например, настоять - “добиться исполнения чего-нибудь” (“настоять на. своем” - “настоять на том, чтобы отклонили предложение” и т. п.) и настоять - “приготовить какую-нибудь настойку” (“настоять водку на лимонной корочке”), где оба случая - совершенный вид к настаивать, но первое настоять не может иметь прямого дополнения, а второе обязательно его требует; таким образом, это два разных слова. Так же лисичка - уменьшительное от лисица и лисичка - “сорт гриба” - разные слова, так как лисичка -“сорт гриба” не соотнесена с лисица, это уже непроизводная основа, и морфологическое строение здесь иное, чем в уменьшительном лисичка от лисица.

Из сказанного ясно, что омонимы - это главным образом результат совпадений, и вряд ли правы те исследователи, которые утверждают, что образование омонимов - это обогащение словарного состава языка (такое рассуждение может относиться лишь к последнему случаю). Скорее, наоборот, омонимы во всех случаях - это досадное неразличение того, что должно различаться. Поэтому положительную роль омонимы играют только в каламбурах и анекдотах, где как раз нужна “игра слов”, в прочих же случаях омонимы только помеха пониманию. Количество омонимов тем больше, чем быстрее следуют в этом языке звуковые изменения и чем больше разнообразных заимствований.

На почве быстрых и далеко идущих звуковых изменений богат омонимами французский язык, в основе которого лежит народная латынь. Латинские “длинные” и по составу сложные слова благодаря упрощению дифтонгов в монофтонги, образованию носовых гласных из сочетаний разных гласных с п и т, а также благодаря отпадению падежных флексий и опрощении морфологического состава слова превратились в короткие несклоняемые французские слова, причем произошло много звуковых совпадений ранее фонетически различавшихся слов, например, латинские panis - “хлеб” и pinus - “сосна” совпали в [рɛ ] с “ э носовым”; такие совпадения разнозвучащих латинских слов в одном французском звучании могут доходить до 5-6 омонимов, например: saint - “святой”, sein - “грудь”, sain - “здоров”, - cinq - “пять”, ceint - “опоясанный”, seing - “надпись” = [sɛ ].

В английском языке основная масса омонимов возникла после среднеанглийского передвижения гласных, когда различавшиеся гласные (а иногда и согласные) стали звучать одинаково, например: deer [diə ] - “олень” и dear [diə ] - “дорогой”, week [wi: k] - “неделя” и weak [wi: k] - “слабый”, away [ə wer] - “прочь” и aweigh [ə wei] - “отвесно”; примером омонимов благодаря заимствованию может служить base [beis] - “низкий” (из французского) и base [beis] - “базис” (из греческого).

В немецком, где фонетические изменения шли медленнее и не приводили к таким сильным изменениям слов, как в английском, омонимов гораздо меньше, например: Acht - “внимание” и acht - “восемь”, Saite [zá ę tə ] - “струна” и Seite [zá ę tə ] - “сторона” и т. п.

В русском больше всего омонимов, возникших благодаря заимствованиям, например: балка - “овраг” (тюркское) и балка - “бревно” (немецкое), лама -“монах” (тибетское) и лама -“животное” (испанское) или лук -“оружие” (русское) и лук -“растение” (германское), град - “город” (церковнославянское) и град - “вид осадков” (русское) и т. п. Другим путем благодаря фонетическим изменениям омонимов в русском появилось значительно меньше, например: жать (жму) и жать (жну), некогда - “нет времени” и некогда - “когда-то в былые времена” (ранее нѣ когда). Зато много омонимов в производных глаголах многократного подвида, где благодаря внутренней флексии совпали корневые о и а: засаливать (от засолить и засалить), закапывать (от закопать и закапать), спаивать (от споить и спаять) и т. п.

Иногда языки стараются избавиться от омонимов. Это может быть достигнуто путем замены основы другим ее видом, например: в белорусском жать (жну) - будет жацъ, а жать (жму) - жмаць; в украинском должны были совпасть бити и быти, однако нашелся выход: бити - “бить” и бути - “быть” (от основы буду); в русском должны были совпасть инфинитивы есть (ем) и есть (еду), однако второй инфинитив мы знаем в виде ехать, или слать (шлю) и с[т]лать (стелю), последнее чаще стелить.

Другой путь устранения омонимов - это вытеснение одного из них синонимом или дублетом, например, замена слова бор словом лес, или брак словом супружество, или слова весь словом селение (синонимы); также и дублеты: чарование вместо чары, потухать вместо тухнуть, пятерка вместо пять и т. п.

Однако в ликвидации недоразумений, могущих возникать благодаря омонимам, прежде всего помогает контекст, и чем отдаленнее тематически омонимы, тем менее они опасны в отношении двусмысленности и недопонимания речи (например, брага - “сорт пива” и брага - “канат на речных судах”, бур - “инструмент” и бур - “голландец в Южной Африке” или гамма - “греческая буква” и гамма - “последовательность музыкальных тонов” и т. п.).

Синонимия и синонимы

Обычное определение синонимов как слов, по-разному звучащих, но совпадающих по значению или имеющих сходное, близкое значение, страдает неточностью и неясностью. Что общего в значении слов-синонимов: понятие или называемая вещь? Основана ли синонимия на семасиологической общности или же на номинативной? Мы думаем, что общность здесь номинативная. Эта мысль была высказана более ста лет назад В. Гумбольдтом: “...слово не является эквивалентом чувственно воспринимаемого предмета, но пониманием его, закрепляемым в языке посредством найденного для него слова. Здесь находится главный источник многообразия обозначения одного и того же предмета. Если, например, в санскрите слон называется либо дважды пьющим, либо двузубым, либо снабженным рукой, то в данном случае обозначаются различные понятия, хотя имеется в виду один и тот же предмет. Это происходит потому, что язык обозначает не сами предметы, а понятия...”.

Иными словами: два слова называют ту же вещь, но соотносят ее с разными понятиями и тем самым через называние вскрывают разные свойства данной вещи.

Графически это можно показать так (см. рис. 2): где С₁ и С₂ - разные слова, П₁ и П₂, - разные понятия, а В - та же вещь.

Если мы возьмем типичные для русского языка синонимические пары, где одно слово живой разговорной речи, а другое - церковнославянское: лоб - чело, глаза - очи, губы - уста, щеки - ланиты, шея - выя, палец - перст и т.д., то, во-первых, внутри каждой пары имеется резкое стилистическое различие: лоб, губы, щеки, шея, палец - слова нейтральные, а чело, уста, ланиты, выя, перст - архаизмы, употребляющиеся в торжественном, поэтическом и ораторском стиле, т. е. эти слова стилистически особо окрашены. Но дело здесь не только в стилистических различиях. Свои слова соответствуют анатомическим понятиям, церковнославянские же никакого отношения к этим понятиям не имеют. Старые риторики это правильно оценивали, разъясняя, что чело - это не часть черепа, а “вместилище мысли”, очи - это не орган зрения, а “зеркало души”, уста - это не орган приема пищи (или, допустим, лабиализации гласных), а “источник речей премудрых” и т. д.

Такое понимание синонимики объясняет, что “стопроцентные синонимы”, т. е. те случаи, когда тожественна не только называемая вещь, но и понятие, не уживаются в языке и либо стремятся дифференцироваться по значению, либо один из синонимов уступает дорогу другому, а сам уходит в пассивный словарь или становится фактом диалекта, профессиональной речи, жаргона.

При дифференцировании синонимов сначала выступает стилистический момент, далее обнаруживаются и более существенные расхождения. Так было в русском литературном языке с парами “свое” - “церковнославянское”, так часто бывает с парами “свое” - “международное”, где “свое” получает более широкий объем понятия, а “чужое” - более узкий, выражая специализированное понятие; например, вывоз - экспорт: вывоз - не только экономическое понятие, но и обозначение обыденного действия: “вывоз мусора со двора” (экспорт сказать нельзя); или испытание - экзамен: “курсовые, государственные, кандидатские; ” могут быть и экзамены, и испытания, в словосочетаниях же “испытание бумаги на ломкость”, или “полевые испытания подружейных собак”, или “испытания верности” слово испытание уженельзя заменить словом экзамен.

“Уход” синонима в пассивный запас можно видеть в борьбе слов аэроплан - самолет, где победил самолет, а аэроплан “отступил” в запас, сохранив свое производное аэродром (аэро|плано|дром) В паре велосипед - самокат победило международное слово, а. самокат стал < на некоторое время> фактом профессиональной речи военных ротах самокатчиков.

В парах конь - лошадь и пес - собака основными словами стилистически нейтральными и годными для любого стиля речи, стали заимствованные ломать (татарское) и собака (иранское), свой же слова “уступили им дорогу”, перейдя в сферу экспрессивной лексики, их употребляют с целью особой выразительности в поэзии (“Куда ты скачешь, гордый конь, и где опустишь ты копыта? ” - Пушкин; “Позади голодный пес” - А. Блок), в разговорной экспрессивной речи (“Пес его знает! ”), в специальной терминологии (конь в шахматах), тогда как, например, в учебнике зоологии может быть только лошадь и собака (“дикая лошадь”, “лошадь Пржевальского”; “Волки принадлежат к семейству собак”, “собака Иностранцева” и т. п.).

Синонимы часто образуют ряды в несколько членов и обычно распределяются по сфере употребления и по другим признакам.

Так, в ряду врач - доктор - лекарь - эскулап слово врач является основным (“Он работает врачом”, “Вызвать врача на дом” и т. п.), но в обращении нельзя сказать врач, следует употреблять слово доктор (“Скажите, доктор, эта болезнь заразная? ”), то же и пои фамилии (“Доктор Соколов”); слово лекарь приобрело ироническое и презрительное значение (“Это не врач, а лекарь какой-то”) или же употребляется в военной лексике (где также не фельдшер, а лекарский помощник - лекпом); эскулап - чисто литературное слово (“Я ускользнул от Эскулапа, худой, обритый, но живой...” - Пушкин, почти мифологическое прозвище) или в ироническом смысле (“Сельские эскулапы” - рассказ Чехова).

Синонимия касается не всех значений данного слова. Путь и дорога могут быть синонимами как в прямом значении (“утомительный путь” - “утомительная дорога”), так и в переносном (“жизненный путь” - “жизненная дорога”), однако в специализированном значении эти два слова перестают быть синонимами: “железная дорога”, а не путь, но: “По путям ходить воспрещается”. Может быть и различение синонимов по роду - виду, например: “Наш путь шел шоссейными и проселочными дорогами”.

У слова худой в значении “нехороший” есть синоним плохой, в значении “нецельный” - синоним дырявый, в значении “нетолстый” - синоним тощий и т. п., т. е., синонимируясь в одних своих значениях, слова-синонимы могут расходиться в других и получать иные синонимы. Так, актер и артист применительно к театру синонимы, но артистом можно назвать и любого выдающегося представителя искусства: скрипача, композитора, живописца, писателя, - тогда синоним актер отпадает, но зато появляется новый синоним - художник (не как синоним к живописец! ); слово же актер в переносном значении получает синонимы притворщик, хитрец.

Все эти случаи показывают, что синонимы могут существовать в языке при соблюдении формулы: “то же, да не то же”, т.е. два слова, совпадая в одном, расходятся в другом. Если бы синонимы были целиком “то же”, то сосуществование их потеряло бы смысл, это было бы не обогащение словарного состава, а, наоборот, его засорение. Наличие же указанного типа синонимов создает в языке богатейшие возможности для стилистики, когда выбор одного из синонимов определяется заданием высказывания, его жанром и стилем.

В синонимической номинации следует различать те случаи, когда синонимы не зависят от контекста, т. е. в любом контексте могут друг друга заменять, без стилистического различия, например: огромный - громадный, бегемот - гиппопотам, аэроплан - самолет языковедение (дублет: языкознание) - лингвистика, миг - мгновение, доклад - сообщение и т. п., или же с наличием стилистического различия, когда выбор синонима зависит не от предметной или тематической стороны контекста, а от жанра и стиля, например: вкушать - кушать - есть - жрать - трескать - лопать - шамать; голова - башка; лицо - морда - харя; ребенок - младенец - дитя; если - ежели и т. п.

Иного рода синонимика рождается контекстом, и именно его номинативной, тематической стороной, когда, например, одно и то же лицо названо: 1) собственным именем, 2) по происхождению, 3) по занимаемой должности, 4) по положению и т. п. Например, в 1921-1927 гг. в шахматных отчетах тогдашний чемпион мира Хосе-Рауль Капабланка-и-Граупера именовался: 1) Капабланка (фамилия), 2) Капа (прозвище), 3) кубинец (происхождение), 4) чемпион мира (“занимаемая должность”), 5) победитель Ласкера (“положение”), а с 1927 гг. его можно было назвать и 6) побежденный Алехиным, что не отменяло 5-го, хотя побежденный и победителе - антонимы, т. е. слова противоположного значения.

Особо следует учитывать фразеологическую синонимику, когда взаимно замещаются слова, которые сами по себе никак не синонимы, но могут синонимироваться лишь в определенных фразеологических оборотах, например: “дело - факт - обстоятельство такого рода”, но “от слов надо перейти к делу”, “наука любит точные факты”, “особые обстоятельства побудили его к этому” (замена невозможна).

Источники синонимии в языках бывают разные:

1) Иноязычное и свое, например: лингвистика - языковедение (или языкознание), экспорт - вывоз, дефект - недостаток, туберкулез - чахотка, эксперимент - опыт и т. п. В этих случаях бывает максимальное совпадение понятий, выраженных данными словами, но чаще всего свое слово шире по значению, чем иноязычное (ср. эксперимент и опыт).

2) Диалектное и общелитературное, например: вé кша - бé лка, рó ньжа - сó йка, зеленя’ - ó зимь и т. п.

3) Синонимика может идти и от жаргона, например: жулик - мазурик или упомянутые выше: лопать - шаматъ как синонимы есть.

Антонимия и антонимы.

Антонимы - это слова противоположного значения. Здесь соотношение чисто семасиологическое: оно основано на противопоставлении понятий; это отношение не номинативное. Поэтому самыми “примитивными” антонимами являются слова с “отрицательной частицей” типа: хороший - нехороший, трудно - нетрудно; близки к этим и случаи антонимирования приставок или суффиксов, например, в русском: спокойный - беспокойный, подземный - надземный, или в английском: useful “полезный” - useless “бесполезный”. Однако для лексикологии интереснее разнокорневые антонимы.

Конечно, не всякое слово может иметь антоним; трудно себе представить, что может быть “противоположным” словам стол, доска, лошадь, семь и т. п. и тем более Петя, Рязань.

12 3 4 5 Следующая ⇒