Лексическая и грамматическая абстракция.

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 5Следующая ⇒

Лексическая абстракция состоит в том, что слово – самая конкретная единица языка – соотнесено не прямо с вещью, которую это слово может называть, но с целым классом вещей. Это касается не только нарицательных (дом, человек), но и собственных имен (Александр, Марья, Заречье, Спасск, Комсомольск). Нарицательные и собственные имена – это разные степени того же качества лексической абстракции.

Грамматическая абстракция не касается вещей и отдельных фиксированных понятий. На первый взгляд она «Уже» лексической (ср. такие случаи лексической абстракции, как жизнь, бытие, и такие случаи грамматической абстракции, как суффикс –ик- в словах столик, садик, или такие флексии, как –а в словах стола, профессора, коня, края), однако это неверно. Грамматическая абстракция имеет иное качество; присоединить суффикс –ик- или флексию –а можно к любым по своему значению корнями основам (садик и фунтик, стола и рыбака); грамматическая абстракция безразлична к лексической и имеет особое качество – это абстракция признаков и отношений.

Омонимия и омонимы.

От полисемии, когда налицо разные значения того же слова, следует отличать омонимию; омонимы - это разные слова, имеющие одинаковый звуковой состав. В пределах омонимии в широком смысле следует различать:

1) Омофоны, т. е. такие случаи, как пруд и прут, слова, звучащие в именительном и винительном падежах одинаково, но имеющие разный состав фонем, что обнаруживается в других формах этих слов и в производных: прута - пруда, прутик - прудики т. п.

2) Омоформы, т. е. случаи, когда у двух слов совпадает и произношение и состав фонем, но лишь в одной форме или в отдельных формах; например, три - “З” и три! - повелительное наклонение от глагола тереть; трем - дательный падеж от числительного “З” и трем - 1-е лицо множественного числа настоящего времени от этого же глагола; или стекло - существительное в именительном падеже, стекла - в родительном падеже, стекло, стекла - глагол в прошедшем времени в среднем и женском роде. Все прочие формы таких слов, совпадающих в одной-двух формах, уже не совпадают (трех, тремя - трите, тру я т. п.; стеклу, стеклом, стекол и т. п. и стек, стекли, стеку и т.п.). В последнем примере и состав слова разный: существительное состоит из корня стекл- и падежной флексии -о или -а, а глагол - из приставки с-, корня тек-, суффикса прошедшего времени -л- и родовой флексии -о, -а. В случае же три (числительное) и три (глагол) состав слова совпадает, но и корни и флексии имеют разное значение.

Такие омоформы могут быть и однокорневыми, например существительные и глаголы печь, знать, где в примере печь состав слова в существительном и инфинитиве глагола одинаковый, но так называемый нулевой аффикс означает разное: в глаголе это признак инфинитива, а в существительном - признак именительного падежа единственного числа, в случае же знать и состав слова разный: в существительном корень [знат'] и нулевой аффикс, а в глаголе корень [зна-] и аффикс [-т'].

3) Собственно омонимы, которые, в свою очередь, могут распадаться на существенно различные группы:

а) Подлинные омонимы, т. е. слова, звучащие одинаково, имеющие одинаковый состав фонем и морфологический состав (те же морфемы аффиксальные, но разные корни) и при этом и в словоизменительных формах слова, но разное происхождение из двух ранее не совпадавших по звучанию слов, например: лук - “растение” и лук - “оружие”, лама - “копытное животное” и лама - “тибетский священник”, балка - “овраг” и балка - “бревно”, град - “город” и град - “заледеневший дождь”, некогда - “когда-то” и некогда - “нет времени” и т. п.

Такие омонимы возникают в языке либо при заимствовании слов, либо как результат действия фонетических законов в своем языке.

Пример лук - “оружие” и лук - “растение” разъясняется так: в языке было свое слово, исконное ë ѫ ҡ ъ со значением “изогнутого” (ср. однокорневое литовское laň kas - “лук”), где было носовое о, которое потом перешло по фонетическим законам в [у] (лук), а позднее было заимствовано из германских языков слово look (с “ о долгим”), где германское “ о долгое” было заменено через [у] в древнерусском языке. Так ранее несозвучные разные слова [лõ к] и [lo: k] совпали в одинаково звучащем слове лук. Так же тюркское балка и немецкое Balken совпали в русском языке в омониме балка; испанское llama (льяма) и тибетское blаma - в русском слове лама; немецкое Brack - “бракованный продукт” и русское брак - супружество (от á ü ð à ò è; прежнее á ü ð à ê ú ). В этих примерах благодаря звуковым изменениям при заимствовании чужих слов либо совпали два слова разных языков (лама, балка), либо свое слово совпало с заимствованным (брак, лук).

Однако благодаря фонетическим изменениям могут возникать омонимы и без заимствования. Например, некогда, где прежде различавшиеся гласные hи е совпали, и в результате нhкогда - “когда-то” и некогда - “нет времени” стали омонимами.

Таковы же омонимы, идущие от разных слов одного языка: ливер - “внутренности убойных животных, идущие в начинку пирогов и т. п.” (из английского liver с [i] кратким) и ливер ~ “трубка для насасывания жидкостей” (из английского lever с [i] долгим); штоф - “бутыль емкостью в одну десятую ведра” (из немецкого Stof) и штоф - “плотная ткань для обивки мебели” (из немецкого Stоff); а также от разных слов разных языков: лак - “раствор смолы в спирте” (из итальянского lacca) и лак - “сто тысяч индийских рупий” (из новоиндийского lã kh). Совпадение своего слова с заимствованным можно продемонстрировать примером лейка - “сосуд с носиком для поливания” и лейка - “фотоаппарат” (от немецкого Leika - усечение из Leizkamera по собственному имени Leiz).

Как подойти к решению вопроса, что данный случай - омонимия или полисемия, можно разъяснить следующим образом на примере слов лук - “оружие” и лук - “растение”.

Лук - “оружие”, и от того же корня в русском языке слова лука (седлá, реки), излучина, лукоморье - “изогнутый берег моря”, переносное: лукавый, лукавить, т. е. “действовать не прямо, а огибая что-то”, ясно, что это слово свое, имеющее большую словопроизводную семью. Сравним в родственных языках: в украинском лук, в польском ł ę k - “горный хребет”, “лука седла”, “лук” ł uk и в литовском laň kas - “лук”. Это исконное слово славянских языков, где в древнерусском (доисторического периода) и в старославянском было “ о носовое” (лѫ ҡ ъ).

Лук - “растение”, в русском есть только производные: луковица, луковичные и т. п., но параллельных образований от этого корня нет.

В украинском “лук” - цибуля, в польском cebula и ł uk (заимствовано из русского). Зато в немецком наряду с Zwiebel (откуда украинское цибуля и польское cebula) есть Lauch из древнегерского look (с о долгим), откуда и было заимствовано в древнерусском языке ë î ó ê ú.

б) Те случаи, когда от тех же корней или основ, независимо друг от друга, образованы “такие же слова”, т. е. в той же части речи и тех же совпадениях по словоизменению, например: голубец - “голубая краска” и голубец - “кушанье из фаршированной мясом капусты”, самострел - “оружие” и самострел - “сознательное саморанение с целью демобилизоваться”, ударник - “ударное приспособление в оружии”, ударник - “передовой рабочий”. Однако такие случаи, как лайка - “порода охотничьих собак” и лайка - “сорт мягкой кожи” или пионер - “человек, впервые осваивающий неисследованную страну” и пионер - “член детской пионерской организации”, не относятся к омонимии, это случаи явной полисемии.

в) Наконец, могут быть и такие случаи, когда одно и то же слово заимствуется в разное время, с разным значением и, очевидно, из не вполне тожественного источника, например: из итальянского banda - банда - “сборище бандитов” и более позднее, из жаргона итальянских музыкантов, banda - банда - “духовой оркестр, играющий в опере на сцене” (участники которого отнюдь не б а ндит ы, а бандисты).

г) Особый вид омонимии представляют собой случаи так называемой конверсии, когда данное слово переходит в другую часть речи без изменения своего морфологического и фонетического состава, например: зло - краткое прилагательное среднего рода и зло - наречие. Ср. также существительное зло. Все три слова: зло - существительное, зло - прилагательное и зло - наречие - являются омонимами, так как это разные части речи с разным лексическим значением, хотя вещественное значение корня у них и совпадает.

д) Самый трудный случай - это те омонимы, где нет ни совпадения разных слов, ни параллельного образования от того же корня, ни конверсии, ни параллельного или последовательного заимствования. Это те случаи, когда полисемия настолько расходится, что становится омонимией. Как правило, в этих случаях различие лексического значения подкрепляется и различием грамматических связей. Например, настоять - “добиться исполнения чего-нибудь” (“настоять на. своем” - “настоять на том, чтобы отклонили предложение” и т. п.) и настоять - “приготовить какую-нибудь настойку” (“настоять водку на лимонной корочке”), где оба случая - совершенный вид к настаивать, но первое настоять не может иметь прямого дополнения, а второе обязательно его требует; таким образом, это два разных слова. Так же лисичка - уменьшительное от лисица и лисичка - “сорт гриба” - разные слова, так как лисичка -“сорт гриба” не соотнесена с лисица, это уже непроизводная основа, и морфологическое строение здесь иное, чем в уменьшительном лисичка от лисица.

Из сказанного ясно, что омонимы - это главным образом результат совпадений, и вряд ли правы те исследователи, которые утверждают, что образование омонимов - это обогащение словарного состава языка (такое рассуждение может относиться лишь к последнему случаю). Скорее, наоборот, омонимы во всех случаях - это досадное неразличение того, что должно различаться. Поэтому положительную роль омонимы играют только в каламбурах и анекдотах, где как раз нужна “игра слов”, в прочих же случаях омонимы только помеха пониманию. Количество омонимов тем больше, чем быстрее следуют в этом языке звуковые изменения и чем больше разнообразных заимствований.

На почве быстрых и далеко идущих звуковых изменений богат омонимами французский язык, в основе которого лежит народная латынь. Латинские “длинные” и по составу сложные слова благодаря упрощению дифтонгов в монофтонги, образованию носовых гласных из сочетаний разных гласных с п и т, а также благодаря отпадению падежных флексий и опрощении морфологического состава слова превратились в короткие несклоняемые французские слова, причем произошло много звуковых совпадений ранее фонетически различавшихся слов, например, латинские panis - “хлеб” и pinus - “сосна” совпали в [рɛ ] с “ э носовым”; такие совпадения разнозвучащих латинских слов в одном французском звучании могут доходить до 5-6 омонимов, например: saint - “святой”, sein - “грудь”, sain - “здоров”, - cinq - “пять”, ceint - “опоясанный”, seing - “надпись” = [sɛ ].

В английском языке основная масса омонимов возникла после среднеанглийского передвижения гласных, когда различавшиеся гласные (а иногда и согласные) стали звучать одинаково, например: deer [diə ] - “олень” и dear [diə ] - “дорогой”, week [wi: k] - “неделя” и weak [wi: k] - “слабый”, away [ə wer] - “прочь” и aweigh [ə wei] - “отвесно”; примером омонимов благодаря заимствованию может служить base [beis] - “низкий” (из французского) и base [beis] - “базис” (из греческого).

В немецком, где фонетические изменения шли медленнее и не приводили к таким сильным изменениям слов, как в английском, омонимов гораздо меньше, например: Acht - “внимание” и acht - “восемь”, Saite [zá ę tə ] - “струна” и Seite [zá ę tə ] - “сторона” и т. п.

В русском больше всего омонимов, возникших благодаря заимствованиям, например: балка - “овраг” (тюркское) и балка - “бревно” (немецкое), лама -“монах” (тибетское) и лама -“животное” (испанское) или лук -“оружие” (русское) и лук -“растение” (германское), град - “город” (церковнославянское) и град - “вид осадков” (русское) и т. п. Другим путем благодаря фонетическим изменениям омонимов в русском появилось значительно меньше, например: жать (жму) и жать (жну), некогда - “нет времени” и некогда - “когда-то в былые времена” (ранее нѣ когда). Зато много омонимов в производных глаголах многократного подвида, где благодаря внутренней флексии совпали корневые о и а: засаливать (от засолить и засалить), закапывать (от закопать и закапать), спаивать (от споить и спаять) и т. п.

Иногда языки стараются избавиться от омонимов. Это может быть достигнуто путем замены основы другим ее видом, например: в белорусском жать (жну) - будет жацъ, а жать (жму) - жмаць; в украинском должны были совпасть бити и быти, однако нашелся выход: бити - “бить” и бути - “быть” (от основы буду); в русском должны были совпасть инфинитивы есть (ем) и есть (еду), однако второй инфинитив мы знаем в виде ехать, или слать (шлю) и с[т]лать (стелю), последнее чаще стелить.

Другой путь устранения омонимов - это вытеснение одного из них синонимом или дублетом, например, замена слова бор словом лес, или брак словом супружество, или слова весь словом селение (синонимы); также и дублеты: чарование вместо чары, потухать вместо тухнуть, пятерка вместо пять и т. п.

Однако в ликвидации недоразумений, могущих возникать благодаря омонимам, прежде всего помогает контекст, и чем отдаленнее тематически омонимы, тем менее они опасны в отношении двусмысленности и недопонимания речи (например, брага - “сорт пива” и брага - “канат на речных судах”, бур - “инструмент” и бур - “голландец в Южной Африке” или гамма - “греческая буква” и гамма - “последовательность музыкальных тонов” и т. п.).

Синонимия и синонимы

Обычное определение синонимов как слов, по-разному звучащих, но совпадающих по значению или имеющих сходное, близкое значение, страдает неточностью и неясностью. Что общего в значении слов-синонимов: понятие или называемая вещь? Основана ли синонимия на семасиологической общности или же на номинативной? Мы думаем, что общность здесь номинативная. Эта мысль была высказана более ста лет назад В. Гумбольдтом: “...слово не является эквивалентом чувственно воспринимаемого предмета, но пониманием его, закрепляемым в языке посредством найденного для него слова. Здесь находится главный источник многообразия обозначения одного и того же предмета. Если, например, в санскрите слон называется либо дважды пьющим, либо двузубым, либо снабженным рукой, то в данном случае обозначаются различные понятия, хотя имеется в виду один и тот же предмет. Это происходит потому, что язык обозначает не сами предметы, а понятия...”.

Иными словами: два слова называют ту же вещь, но соотносят ее с разными понятиями и тем самым через называние вскрывают разные свойства данной вещи.

Графически это можно показать так (см. рис. 2): где С₁ и С₂ - разные слова, П₁ и П₂, - разные понятия, а В - та же вещь.

Если мы возьмем типичные для русского языка синонимические пары, где одно слово живой разговорной речи, а другое - церковнославянское: лоб - чело, глаза - очи, губы - уста, щеки - ланиты, шея - выя, палец - перст и т.д., то, во-первых, внутри каждой пары имеется резкое стилистическое различие: лоб, губы, щеки, шея, палец - слова нейтральные, а чело, уста, ланиты, выя, перст - архаизмы, употребляющиеся в торжественном, поэтическом и ораторском стиле, т. е. эти слова стилистически особо окрашены. Но дело здесь не только в стилистических различиях. Свои слова соответствуют анатомическим понятиям, церковнославянские же никакого отношения к этим понятиям не имеют. Старые риторики это правильно оценивали, разъясняя, что чело - это не часть черепа, а “вместилище мысли”, очи - это не орган зрения, а “зеркало души”, уста - это не орган приема пищи (или, допустим, лабиализации гласных), а “источник речей премудрых” и т. д.

Такое понимание синонимики объясняет, что “стопроцентные синонимы”, т. е. те случаи, когда тожественна не только называемая вещь, но и понятие, не уживаются в языке и либо стремятся дифференцироваться по значению, либо один из синонимов уступает дорогу другому, а сам уходит в пассивный словарь или становится фактом диалекта, профессиональной речи, жаргона.

При дифференцировании синонимов сначала выступает стилистический момент, далее обнаруживаются и более существенные расхождения. Так было в русском литературном языке с парами “свое” - “церковнославянское”, так часто бывает с парами “свое” - “международное”, где “свое” получает более широкий объем понятия, а “чужое” - более узкий, выражая специализированное понятие; например, вывоз - экспорт: вывоз - не только экономическое понятие, но и обозначение обыденного действия: “вывоз мусора со двора” (экспорт сказать нельзя); или испытание - экзамен: “курсовые, государственные, кандидатские; ” могут быть и экзамены, и испытания, в словосочетаниях же “испытание бумаги на ломкость”, или “полевые испытания подружейных собак”, или “испытания верности” слово испытание уженельзя заменить словом экзамен.

“Уход” синонима в пассивный запас можно видеть в борьбе слов аэроплан - самолет, где победил самолет, а аэроплан “отступил” в запас, сохранив свое производное аэродром (аэро|плано|дром) В паре велосипед - самокат победило международное слово, а. самокат стал < на некоторое время> фактом профессиональной речи военных ротах самокатчиков.

В парах конь - лошадь и пес - собака основными словами стилистически нейтральными и годными для любого стиля речи, стали заимствованные ломать (татарское) и собака (иранское), свой же слова “уступили им дорогу”, перейдя в сферу экспрессивной лексики, их употребляют с целью особой выразительности в поэзии (“Куда ты скачешь, гордый конь, и где опустишь ты копыта? ” - Пушкин; “Позади голодный пес” - А. Блок), в разговорной экспрессивной речи (“Пес его знает! ”), в специальной терминологии (конь в шахматах), тогда как, например, в учебнике зоологии может быть только лошадь и собака (“дикая лошадь”, “лошадь Пржевальского”; “Волки принадлежат к семейству собак”, “собака Иностранцева” и т. п.).

Синонимы часто образуют ряды в несколько членов и обычно распределяются по сфере употребления и по другим признакам.

Так, в ряду врач - доктор - лекарь - эскулап слово врач является основным (“Он работает врачом”, “Вызвать врача на дом” и т. п.), но в обращении нельзя сказать врач, следует употреблять слово доктор (“Скажите, доктор, эта болезнь заразная? ”), то же и пои фамилии (“Доктор Соколов”); слово лекарь приобрело ироническое и презрительное значение (“Это не врач, а лекарь какой-то”) или же употребляется в военной лексике (где также не фельдшер, а лекарский помощник - лекпом); эскулап - чисто литературное слово (“Я ускользнул от Эскулапа, худой, обритый, но живой...” - Пушкин, почти мифологическое прозвище) или в ироническом смысле (“Сельские эскулапы” - рассказ Чехова).

Синонимия касается не всех значений данного слова. Путь и дорога могут быть синонимами как в прямом значении (“утомительный путь” - “утомительная дорога”), так и в переносном (“жизненный путь” - “жизненная дорога”), однако в специализированном значении эти два слова перестают быть синонимами: “железная дорога”, а не путь, но: “По путям ходить воспрещается”. Может быть и различение синонимов по роду - виду, например: “Наш путь шел шоссейными и проселочными дорогами”.

У слова худой в значении “нехороший” есть синоним плохой, в значении “нецельный” - синоним дырявый, в значении “нетолстый” - синоним тощий и т. п., т. е., синонимируясь в одних своих значениях, слова-синонимы могут расходиться в других и получать иные синонимы. Так, актер и артист применительно к театру синонимы, но артистом можно назвать и любого выдающегося представителя искусства: скрипача, композитора, живописца, писателя, - тогда синоним актер отпадает, но зато появляется новый синоним - художник (не как синоним к живописец! ); слово же актер в переносном значении получает синонимы притворщик, хитрец.

Все эти случаи показывают, что синонимы могут существовать в языке при соблюдении формулы: “то же, да не то же”, т.е. два слова, совпадая в одном, расходятся в другом. Если бы синонимы были целиком “то же”, то сосуществование их потеряло бы смысл, это было бы не обогащение словарного состава, а, наоборот, его засорение. Наличие же указанного типа синонимов создает в языке богатейшие возможности для стилистики, когда выбор одного из синонимов определяется заданием высказывания, его жанром и стилем.

В синонимической номинации следует различать те случаи, когда синонимы не зависят от контекста, т. е. в любом контексте могут друг друга заменять, без стилистического различия, например: огромный - громадный, бегемот - гиппопотам, аэроплан - самолет языковедение (дублет: языкознание) - лингвистика, миг - мгновение, доклад - сообщение и т. п., или же с наличием стилистического различия, когда выбор синонима зависит не от предметной или тематической стороны контекста, а от жанра и стиля, например: вкушать - кушать - есть - жрать - трескать - лопать - шамать; голова - башка; лицо - морда - харя; ребенок - младенец - дитя; если - ежели и т. п.

Иного рода синонимика рождается контекстом, и именно его номинативной, тематической стороной, когда, например, одно и то же лицо названо: 1) собственным именем, 2) по происхождению, 3) по занимаемой должности, 4) по положению и т. п. Например, в 1921-1927 гг. в шахматных отчетах тогдашний чемпион мира Хосе-Рауль Капабланка-и-Граупера именовался: 1) Капабланка (фамилия), 2) Капа (прозвище), 3) кубинец (происхождение), 4) чемпион мира (“занимаемая должность”), 5) победитель Ласкера (“положение”), а с 1927 гг. его можно было назвать и 6) побежденный Алехиным, что не отменяло 5-го, хотя побежденный и победителе - антонимы, т. е. слова противоположного значения.

Особо следует учитывать фразеологическую синонимику, когда взаимно замещаются слова, которые сами по себе никак не синонимы, но могут синонимироваться лишь в определенных фразеологических оборотах, например: “дело - факт - обстоятельство такого рода”, но “от слов надо перейти к делу”, “наука любит точные факты”, “особые обстоятельства побудили его к этому” (замена невозможна).

Источники синонимии в языках бывают разные:

1) Иноязычное и свое, например: лингвистика - языковедение (или языкознание), экспорт - вывоз, дефект - недостаток, туберкулез - чахотка, эксперимент - опыт и т. п. В этих случаях бывает максимальное совпадение понятий, выраженных данными словами, но чаще всего свое слово шире по значению, чем иноязычное (ср. эксперимент и опыт).

2) Диалектное и общелитературное, например: вé кша - бé лка, рó ньжа - сó йка, зеленя’ - ó зимь и т. п.

3) Синонимика может идти и от жаргона, например: жулик - мазурик или упомянутые выше: лопать - шаматъ как синонимы есть.

Антонимия и антонимы.

Антонимы - это слова противоположного значения. Здесь соотношение чисто семасиологическое: оно основано на противопоставлении понятий; это отношение не номинативное. Поэтому самыми “примитивными” антонимами являются слова с “отрицательной частицей” типа: хороший - нехороший, трудно - нетрудно; близки к этим и случаи антонимирования приставок или суффиксов, например, в русском: спокойный - беспокойный, подземный - надземный, или в английском: useful “полезный” - useless “бесполезный”. Однако для лексикологии интереснее разнокорневые антонимы.

Конечно, не всякое слово может иметь антоним; трудно себе представить, что может быть “противоположным” словам стол, доска, лошадь, семь и т. п. и тем более Петя, Рязань.

Для появления антонимики необходимо наличие качественного признака в значении слова, который может градировать и доходить до противоположного. Поэтому, естественно, больше всего антонимов у качественных прилагательных и соответственных наречий: хороший - плохой, близкий - далекий, длинный - короткий, горячий - холодный, добрый - злой, светлый - темный, бедный - богатый и т. п.

В существительных, взятых в прямых значениях, антонимика проявляется реже; она возникает, прежде всего, у существительных, соотнесенных с антонимированными прилагательными: свет - тьма, жар - холод, добро - зло, бедность - богатство, широта - узость, любовь - ненависть, начало - конец. То же и в глаголах: беднеть - богатеть, любить - ненавидеть, начинать - кончать, удаляться - приближаться и т. п.

Так же, как и при синонимах, данное слово в одном значении может иметь антоним, а в другом нет или же может иметь разные антонимы для различных значений.

Так, слова жар - холод - антонимы, но жар в специальном значении “раскаленные уголья” теряет свой антоним; счетное прилагательное первый (в ряду: нулевой, первый, второй...) не имеет антонима, но в значении “начальный” получает антоним последний. Легкий в одном значении имеет антоним тяжелый (вес), в другом - трудный (урок); белый в физическом значении имеет антоним черный, а в политическом - красный; при этом, как легко заметить”; разные антонимы не синонимированы.

Иное дело такие случаи, как наличие двух антонимов у слова мягкий - жесткий vi твердый, которые могут синонимироваться.

Входя в составные термины, слова, как правило, теряют свои антонимы, например: белые грибы, белые медведи, белый билет, бледная спирохета, черная оспа и т. п.

И, наоборот, слова, взятые в словаре, могут быть не антонимичными, но, будучи употреблены не в прямых значениях, в том или ином контексте получают антонимы. Так, в общем словаре волна и камень, лед и пламя, стихии проза никак не антонимы, но, синекдохически сузив свое значение, они начинают антонимироваться. Ср. у Пушкина:

Они сошлись: волна и камень,

Стихи и проза, лед и пламень

Не столь различны меж собой...

(“Евгений Онегин”)

Здесь волна - “нечто подвижное”, а камень - “нечто неподвижное”, стихи - “нечто пламенное”, а проза - “нечто сухое”, лед - “нечто холодное”, а пламень - “нечто горячее”, и поэтому эти пары антонимированы.

Антонимы могут появляться в результате поляризации значений, т. е. расщепления прежнего нейтрального значения на два противоположных.

Чаще всего это бывает при параллельном развитии тех же слов или корней в родственных языках, например латинское hostis - “враг”, а русское гость и немецкое Gast - “дружеский посетитель”. Здесь дело в том, что первоначально в индоевропейских языках это слово означало “чужеземец”; у римлян в связи с их военной экспансией оно получило значение “враг”, а у русских и немцев, имевших торговые связи, “чужеземный купец” и далее “дружеский посетитель” (ср. “торговые гости”, “заморские гости” в былине о Садко). Этим разъясняется, каким образом в русском могло появиться “противоречивое слово”, как благовоние; дело в том, что первоначально корень [uon-] означал в славянских языках просто “запах”, что сохранилось в южнославянских языках и в старославянском языке, откуда перешло в русский, как благовоние, так и зловоние; в русском же корень [-вон'-] получил значение “дурной запах”, тогда как в западнославянских, например в чешском, voně ti значит “благоухать”; или: в польском zapamię tać значит “запомнить”, а в русском слово запамятовать значит “забыть”.

Иногда такая поляризация проявляется и в пределах одного языка; так, антонимы начало и конец происходят от одного корня *ken - *kon (где чередование е - о было такое же, как в словах заб е ру - заб о р, т е ку - т о к и т. п.).

Антонимы - очень сильное стилистическое средство языка. Они нужны для передачи контрастов, для осуществления приема антитезы в ораторской и поэтической речи. Очень интересным примером использования антонимики может служить клятва Демона в одноименной поэме Лермонтова, в связи с замыслом весь этот текст пронизан антонимами:

Клянусь я первым днем творенья,

Клянусь его последним днем,

Клянусь позором преступленья

И вечной правды торжеством.

Клянусь паденья горькой мукой,

Победы краткою мечтой;

Клянусь свиданием с тобой

И вновь грозящею разлукой.

Клянуся сонмищем духов,

Судьбою братии мне подвластных,

Мечами ангелов бесстрастных,

Моих недремлющих врагов;

Клянуся небом я и адом,

Земной святыней и тобой,

Клянусь твоим последним взглядом,

Твоею первою слезой,

Незлобных уст твоих дыханьем,

Волною шелковых кудрей,

Клянусь блаженством и страданьем,

Клянусь любовию моей...

Для определения разных значений слова очень большую пользу приносит сопоставление синонимики и антонимики данного слова. Так, например, возьмем слово худой:

Синоним	Слово	Антоним
тощий плохой дырявый	худой¹ (человек) худой²(поступок) худой³ (сосуд)	толстый, полный хороший целый

В свою очередь полный может иметь:

Синоним	Слово	Антоним
толстый целый	полный¹ (человек) полный² (сосуд)	тощий пустой

А целый:

Синоним	Слово	Антоним
невредимый весь	целый¹ (сосуд) целый² (день)	дырявый, худой³ неполный и т. д.

Терминология и термины.

Термины - это слова специальные, ограниченные своим особым назначением; слова, стремящиеся быть однозначными как точное выражение понятий и называние вещей. Это необходимо в науке, технике, политике и дипломатии.

Термины существуют не просто в языке, а в составе определенной терминологии. Если в общем языке (вне данной терминологии) слово может быть многозначным, то, попадая в определенную терминологию, оно приобретает однозначность (см. выше пример со словом операция). Термин не нуждается в контексте, как обычное слово, так он 1) член определенной терминологии, что и выступает вместо контекста, 2) может употребляться изолированно, например, в текстах реестров или заказов в технике, 3) для чего и должен быть однозначным не вообще в языке, а в пределах данной терминологии. Это не означает того, что употребление терминов никогда не может быть связано с экспрессией, но такое их употребление не имеет отношения к сущности терминологии, а проявляется в тех случаях, где терминология использована для иных целей. То же самое относится и к стилистическому использованию терминологии, хотя сама по себе терминология стоит вне стилистики.

Один и тот же термин может входить в разные терминологии данного языка, что представляет собой межнаучную терминологическую омонимию, например: реакция 1) в химии, 2) в физиологии, 3) в политике; редукция 1) в философии, 2) в юриспруденции, 3) в фонетике; ассимиляция 1) в этнографии, 2) в фонетике и др.

Для лингвистов очень важно понимать, что термин речь, встречающийся в терминологии разных наук, не то же самое, - это типичный межнаучный омоним в 1) языковедении, 2) психологии, 3) физиологии, 4) медицине, не говоря уже о таких значениях, как “речь прокурора”, “речь ректора на торжественном акте”, “бессвязная речь преступника”, “Я слышу речь не мальчика, но мужа” (Пушкин) и т.п..

Таким образом, терминология - это совокупность терминов данной отрасли производства, деятельности, знания, образующая особый сектор лексики, наиболее доступный сознательному регулированию и упорядочению.

Хорошие термины должны быть “отграничены” от полисемии, от экспрессивности и тем самым от обычных нетерминологических слов, которые как раз по преимуществу многозначны и экспрессивны.

Однако нельзя думать, что между терминологией и нетерминологией существует непроходимая пропасть, что термины состоят из иных звуков и не подчиняются грамматическим законам данного языка. Если бы это было так, то терминология не принадлежала данному языку и вообще представляла бы собой другой язык. На самом деле это не так. Откуда бы термины ни черпались и какими бы особенностями (фонетическими, грамматическими) ни отличались, они включаются в словарный состав данного языка и подчиняются его фонетическому и грамматическому строю.

Между терминами и не терминами происходит постоянный обмен: слова общего языка, утрачивая некоторые свои свойства, становятся терминами (не переставая быть фактами общего языка: сапожок в сеялке, мушка на стволе ружья, лебедка в порту или такие технические термины, происходящие из названий частей тела, как плечо, колено, лапа, палец, шейка, щека, хобот, клыки т. п.), и, наоборот, термины входят в общий язык(чуять, следить, травить - из охотничьей терминологии; приземлиться -из авиационной; подрессоривать, спустить на тормозах, закрыть поддувало - из транспортной технической терминологии; термины даже могут становиться особыми идиоматическими выражениями: отутюжить - из терминологии портных; разделать под орех, ни сучка ни задоринки - из столярной терминологии; пасовать - из терминологии картежников и т. п.)'.

Среди терминов бывают слова, существующие только как термины и в пределах одной терминологии (форсунка, вагранка, вектор, резекция, увула, метатеза и т. п.); бывают и такие, которые существуют тоже только как термины, но участвуют в разных терминологиях (операция, ассимиляция, прогрессивный, регрессивный, протеза и т. п.); бывают (что чаще всего) и такие, которые употребляются и как термины и как обычные нетерминологические слова, например, при различии прямого и переносного (метафорического) значения: мушка - “маленькая муха”, мушка - как термин стрелкового дела (“держать мушку на нижней линии мишени”), мушка - как термин театральных парикмахеров и гримеров (“поставить мушку на левую щеку”); или же при условии менее и более специализированного значения: дорога - как слово общего языка и дорога - как термин инженерно-дорожного дела; земля - как общее слово и как термин геологии и т. п.

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒