Системный кризис и «новое мышление»
Неотъемлемой частью коммунистической власти был «большой террор». Под девизом «борьбы с врагами» использовался Сталиным для укрепления власти, смены политической и деловой элиты, лояльной и преданной новому вождю. Через ГУЛАГ и тюрьмы прошло 12 млн. советских людей, многие были расстреляны или погибли в лагерях. Террор сопровождался фанатичным одобрением трудящихся масс. Многие с энтузиазмом занимали освободившиеся вакансии во власти и на производстве.
Великая Отечественная война 1941—1945 гг.стала освободительной войной советского народа против фашистской Германии и её союзников. На полях сражений столкнулись не только крупнейшие армии мира, но и разные цивилизационные подходы к войне. Для западноевропейских стратегов, воспитанных на индивидуализме, сохранилась относительная самоценность человека, что было заложено и в военно-стратегические планы. Восточная Европа исходила из сталинского девиза «людские ресурсы неисчерпаемы» и заплатила за Победу ценой миллионов человеческих жизней. Сталин, учитывая бинарную природу человека, в отличие от Гитлера временно отказался от идеологических догм и заручился поддержкой церкви. Нацисты-язычники сохранили колхозы, но воспринимали славян как недочеловека.
Победа в войне превратила Советский Союз в мировую державу, лидирующую с Соединенными Штатами в военно-промышленной сфере и освоении космоса. Однако постепенная утрата стратегических целей привела к системному кризису советской власти и глубокому застою в обществе и экономике.
В 1985—89 гг. был взят политический курс по реформированию советской тоталитарной системы. Перестройка привела к гласности и политическому плюрализму внутри страны и окончанию мировой «холодной войны». Одновременно новое поколение партийного руководства оказалось в западне советской идеологии. Перестройка была осуществлена политиками, воспитанными на принципе «думающий человек — смертельный враг советской власти». Перестройка началась с примитивной очередной борьбы с алкоголизмом, подорвавшей поступления в доходную часть госбюджета от продажи водки. КПСС оказалась неготовая к быстрым переменам и «ускорению» неизвестно куда. Внешнеполитический курс на «общечеловеческие ценности» сопровождался катастрофической утратой государственных интересов. Перестройка стала одной из причин распада Советского Союза и своеобразным продолжением Великой Октябрьской революции. Оказалась неистребима низменная природа человека к материальной наживе. Отбросив фиговые листки идеологии, на большую дорогу власти в поисках добычи вышли новые маргиналы, включая перестроечную партноменклатуру. Коммунистический лозунг «Народ и партия — едины» в исторически короткий срок трансформировался в новый «Власть и бизнес — едины».
«Новое мышление» стало следствием одичавшего сознания времен советской Перестройки. Когда советские руководители начали «ломиться» на Запад, забыв, что Советский Союз многонациональное государство, где значительная часть населения с менталитетом восточных цивилизаций. «Новое мышление» послужило искрой для раскола советского евразийского социокультурного пространства. После распада Советского Союза символом противостояние «новому мышлению» стала Чечня. «Новое мышление» превратило «демократическую» Россию в форпост западной лжедемократии на Востоке. Российская лжедемократия породила рыночный фундаментализм, убивающий в душах людей такие понятия, как честь, совесть и долг. Рыночный фундаментализм вывел на российскую столбовую дорогу Стеньку Разина (борца с привилегиями) и простых русских парней-миллиардеров (а не только лиц не той национальности). «Новое мышление» привело к вестернизации власти, для которой думающий человек остается смертельным врагом. Образовалась криминально-коррумпированная демократия с рыночным и религиозным фундаментализмом
В 90-е годы завершилась вестернизация власти, начавшаяся три десятилетия назад. Осуществилась очередная петровская попытка «пробиться в европейский дом», но только для правящего класса, решившего устроить «маленький капитализм» для себя. «Беспочвенная» правящая элита, утратившая национальную идентичность и профессионализм, отождествляет себя не столько с собственным народом, сколько с «процветающим Западом». Появились «новые русские» (не всегда русских по национальности) — физические лица, приватизировавших преимущественно незаконным путем собственность в особо крупных размерах. Основу «новых русских» составляют криминально ориентированные олигархи и коррумпированные чиновники.
Как подчеркивал А.С. Панарин, «новые русские» идут в Европу, а «старые русские» в противоположном направлении — к усилению крепостной зависимости, к бесправию, к азиатчине и нищете. Отсюда опасность тотальной дестабилизации и социального взрыва.
В Восточной Европе удалось скомпрометировать на долгие годы западные ценности, что будет служить предостережением другим восточным народам. В результате «демократической» трансформации в Восточной Европе совокупный доход «слуг народа» (депутатов и сенаторов) превышает госбюджет государства. Корпоративные группировки (семьи) «последних оплотов демократии» доминируют в экономике.
Возвращение геополитики
По иронии судьбы после самоубийства Хартленда и распада СССР возрос повышений интерес к геополитике, что обусловлено поиском места России в изменившем мире. Предпринимаются попытки с использованием мирового наследия построить новую теоретическую основу геополитики. Особое развитие получили неоевразийство и неозападничество.
Наибольший вклад в популяризацию классических геополитических доктрин вносят труды писателя и философа Александра Дугина, ставшего лидером российского неоевразийства. Однако его «Основы геополитики» (1997) получили неоднозначную оценку оппонентов неотрадиционалистских сторонников «консервативной революции».
Неозападничество формируется под воздействием физических лиц, как правило, не обладающих европейским уровнем культуры и образования. Гремучую смесь образовали выходцы из бывшей партноменклатуры, журналисты-публицисты и младшие научные сотрудники. К ним присоединились бывшие диссиденты, не обучавшиеся в Оксфорде или Гарварде, но закончившие тюремные университеты. Характерной особенностью этого движения являлось наивная вера последнего советского и первого российского лидера в межличностные отношения с американскими президентами и другими государственными деятелям Запада. Вероятно, у бывших крестьянских парней, вошедших на вершину власти, началось головокружение от общения с мировыми политиками. В международной политике отсутствуют такие категории, как «друг Билл» или «дружба народов». Неозападничество исполнило разрушительную роль в Восточной Европе, привело к власти «элиту в законе» и становлению криминально-коррумпированной демократии.
Геополитические труды стали непременным атрибутом российских политиков и ученых. Существует множество рассуждений о новом геополитическом коде — от сверхнациональной интеграции постсоветского пространства до изоляционизма России. Концепция «геополитического плюрализма» американского политолога Збигнева Бжезинского рассматривает политическую, экономическую и военную мощь России как региональной державы, открытой к европейской интеграции и играющей важную роль в постсоветском пространстве, включая недопущение превращения новых независимых государств в фактор нестабильности в регионе. Поэтому Запад должен поддерживать планы экономической интеграции и свободной торговли, но выступать против военных союзов.
Россия рассматривается как держатель «хартленда» (А.С. Панарин и многие другие), как своеобразный геополитический «остров» (В.Л. Цымбурский). Одни исследователи выступают против попыток интеграции Центрально-Восточной Европы и Средней Азии в геополитическое пространство России. Другие ученые выступают за концепцию «Евразийского мира», основанной на геополитической оси «Берлин - Россия - Китай». В случае дальнейшего ослабления России и её дезинтеграции держателями «хартленда» называют Германию или Китай.
Русский философ и политолог Александр Сергеевич Панарин (ум. 2003), автор книг «Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХI веке» (1998), «Искушение глобализмом (2002), «Правлославная цивилизация в глобально мире» (2003), видит причины упадка в России не в экономическом, а духовном кризисе общества. В 90-е годы завершилась начатая три десятилетия назад вестернизация власти. Осуществилась очередная петровская попытка «пробиться в европейский дом», но только для правящего класса, решившего устроить «маленький капитализм» для себя. «Беспочвенная» правящая элита, утратившая национальную идентичность и профессионализм, отождествляет себя не столько с собственным народом, сколько с «процветающим Западом». «Новые русские» идут в Европу, а «старые русские» в противоположном направлении - к усилению крепостной зависимости, к бесправию, к азиатчине и нищете. Отсюда опасность тотальной дестабилизации и социального взрыва.
Цивилизационный подход стал особенно популярен в СССР времен перестройки, когда будущее виделось в скором построении правового гражданского обществе и практическое возвращение в единую мировую цивилизацию. Однако распад Советского Союза и имитация реформ привели к отрезвлению от избыточного и неоправданного романтизма. Реалистически обнажился утопизм скорой трансформации в «европейский дом». «Безоговорочная капитуляция» Советского Союза благодаря переориентации правящей элиты на ценности «атлантизма» привели не только к утрате геополитического статуса, но вызвали этнонациональные и этноконфессиональные конфликты вдоль «южного подбрюшья» бывшего СССР.
В результате активизировался альтернативный цивилизационному геополитический тип сознания. А.С. Панарин выделяет следующие различия между цивилизационным и геополитическим видением мира. Вместо единого или взаимодействующего мира в геополитическом сознании доминируют различные пары оппозиционных противостояний. Характерной особенностью дихотомий геополитического мышления является их «натуральный» характер, когда биология, этнология и география берут реванш над социологией. Парадигма «крови и почвы» вытесняет религиозную парадигму духа. Открытия геополитического неоязычества касались несовместимости латинского и германского духа, противоборства германства и славянства, белой и желтой рас, то, наконец, столкновения между морскими и континентальными народами и близкой этому дихотомии «хартленд — римленд». Таким образом, геополитическое сознание утверждает отступление ноосферы (сферы разума) под давлением геобиосферы - природных детерминаций коллективного человеческого поведения.
Геополитический тип мышления наследует дух романтической критики Просвещения, утверждая несводимость существования к сущности, феномена — к закону (устойчиво повторяющейся связи явлений). Опора уникальности находится не во внутреннем мире культуры, а в давлении биологии и географии на историю.
Цивилизационный сценарий исходит из картины упорядоченного, структурированного мира, над которым высится свод высших принципов, создающих стабильное пространство предсказуемости. Геополитический сценарий исходит из устройства мира на подобии изолированных организмов — государств, ведущих трудную и опасную борьбу за выживание, а вся цивилизационная суперсистема — международное право, «новый мировой порядок» и т.д. — отбрасываются в роковые часы. Не случайно геополитический тип сознания пробудился накануне Первой мировой войны, а достиг пика уже в поверженной Германии 20-х годов.
В конце ХХ века вновь оказалось вполне возможным то, что казалось «навсегда преодоленным» с позиций цивилизационного порядка. Как только распался биполярный мир, основанный на мировом порядке силового контроля, древние архетипы потребовали человеческих жертв. Появились претензии больших и малых государств на «мягкие» в геополитическом отношении пространства. По мнению А.С. Панарина, парадокс состоит в следующем. Крупные государства, обладающие огромной мощью, ведут себя более сдержанно и ответственно. Мировой порядок является наследием старой римской идеи контролируемого пространства, а не продуктом либерально-демократических ценностей.
В большинстве глобальных геополитических моделях используется дихотомия противоборства Моря и Континента. В основе этой дифференциации мира лежат различия между морскими и континентальными державами. К морской цивилизации, основанной «пиратами моря», немецкий географ Фридрих Ратцель отнес западный, атлантический мир. Морская цивилизация отличается открытостью к внешнему миру, географическими открытиями. Обладая мобильной и экономически эффективной коммуникационной сетью морских путей, военным и торговым флотом, морские державы используют береговую зону Мирового океана как плацдарм для колонизации новых земель. Морские державы требуют свободы судоходства, свободы проливов и морей, «открытости» портов и приморских территорий, различных преференций, обеспечивающих свободу торговли. «Логика моря» стала одним из истоков принципа «открытого общества».
Континентальная цивилизация характеризуется консервативным, обороняющим началом. Континент живет более замкнутой жизнью «закрытого общества», нарушаемой неожиданным появлением морских пришельцев. «Морская стихия» стремиться размыть берега и взять под контроль срединную землю — сердце Континента.
Геополитическая теория противоборства Моря и Континента была разработана в Германии, которая являясь в прошлом континентальной державой, вела длительную борьбу с «атлантистами» — Великобританией, Францией и США. В ответ англо-американская геополитическая школа разработала геостратегию наступления на Континент, замыкания его внешней береговой зоной (римлендом), дробление на части и вовлечение в атлантическую систему.
Главная задача держав атлантического «римленда» состояла в противоборстве держателей хартленда - сердцевины Континента. Ключевое значение в этой теории имеет Евразия и хартленд, отождествляемый примерно с территорией бывшей Российской империи/СССР.
В будущем наиболее вероятные держатели евразийского монолита (хартленда) кроме России, на Западе — Германия, на Востоке — Китай и исламский фундаментализм. На основе логики «вызова и ответа» А.С. Панарин считает, что с позиций цивилизационного оптимизма Западу во главе с США выгодно иметь Россию как демократическую страну — союзника и соучастника в строительстве нового мирового порядка. Но с позиций геополитического пессимизма, основанного на истории и географии, появляется соблазн «дожать» бывшего противника, раздробив его пространство и уничтожить его бытие в качестве великой державы.
Россия сталкивается с тремя геополитическими вызовами. Запад теснит Россию с европейских границ, Восток стремиться вовлечь в сферу своего влияния Среднюю Азию, Закавказье и «родственные» автономии в Российской Федерации. Китай готов к «мирной колонизации» Российского Дальнего Востока и Сибири. Эти вызовы заявляют о себе, когда фундаментализм русской идеи — энергетика русификации единого евразийского пространства терпит фиаско. В условиях провала российской модернизации по западному образцу, Панарин видит выход в предполагаемом сдвиге на Восток и переориентации с атлантической модели на тихоокеанскую, предусматривающий активный диалог с дальневосточными соседями.
Никита Никитович Моисеев (1917 — 2000), российский академик-математик, автор научно-публицистических книг «Человек и ноосфера» (1990), «Как далеко до завтрашнего дня» (1994), «Расставание с простотой» (1998) и др. В последние годы жизни, являясь неравнодушным свидетелем постсоветской трансформации, описал происходящее как системный кризис государства . Предложил геополитический проект для России («северный обруч») и возможные пути интеграции Хартленда (проект Восточно-Европейского Содружества или Общего рынка). Геополитический проект «северный обруч» охватывает наряду с экономическими, проблемы безопасности в самом экологически уязвимом регионе Земного шара — в Арктике. Ответственность за это несут все страны «обруча» — Россия, США и Канада. Возможно создание космической информационной системы, обеспечивающую военную, политическую и экологическую безопасность в регионе.
По аналогии с Европейским Сообществом академик Н.Н. Моисеев выдвинул идею создания Восточноевропейского Содружества (Общего рынка) со своим Страсбургом, например, парламентом в Чернигове. Восточные славяне — русские, украинцы и белорусы — совместно осваивали путь на Восток, приведший к рождению нации «двух океанов». На западе лежат маргинальные пространства, населенные принявшими католицизм славянами. Это уже не славянский Восток, но и не Западная Европа. И как всякие маргиналы, жители Центрально-Восточной Европы отвергают свою «почву» и стремятся туда, куда их не очень-то принимают. Православным славянам проще вести диалог с «настоящими европейцами» — англичанами, итальянцами и другими, чем с соседями. Барьер маргинальных государств реально разделяет Европу.
Отмечая неспособность существующих экономических теорий от Маркса до Кейнса и Фридмана дать рецепты выхода из системного кризиса, Моисеев предложил следующий сценарий. Состояние перехода страны из одного социально-экономического и политического состояния в другое всегда уникально. Когда перестаивается вся система, нельзя оперировать только экономическими факторами. При дележе фантастического богатства огромной страны возможность его «урвать» имеют, прежде всего, властные структуры. Отсюда острая борьба за власть корпоративных групп.
Сценарий «слабой власти» способствует дикой приватизации, неприкрытому грабежу природных ресурсов и перекачке ценностей за рубеж, стремительному росту компрадорской буржуазии, усилению неравенства и социальной напряженности в обществе. Такой сценарий будет иметь непредсказуемые геополитические последствия, вплоть до окончательного распада государства.
Сценарий «сильной власти» возможен при появлении правительства, обладающего доверием народа. В условиях России такая власть не может возникнуть одномоментно, в результате, например, военного переворота. Любое насилие приведет лишь к крови и уничтожит Россию. Власть должна созреть, опираясь на систему национальных целей. Главной задачей сильного правительства окажется развитие государственной промышленности и её включение в систему рыночных отношений.
В 21 веке в авангарде истории окажутся народы, менталитет которых наиболее настроен на социокультурные универсалии цивилизации. Думая о национальных интересах, следует, прежде всего, без иллюзий ответить на вопрос — что такое Россия? Как в процессе невероятного перемешивания людей и стремительного этногенеза огромная часть нашей нации обрела психологию люмпенов, как в её толще рождалась «коммунальная сволочь», стоящая сегодня на пути в будущее? Никита Моисеев пишет: «Я называю свою позицию позицией ограниченного пессимизма. Такой термин я оправдываю тем, что вижу огромные возможности моей страны и моего народа. Но у меня глубокие сомнения в том, что мы сможет ими сегодня умело воспользоваться. Сталкиваясь с людьми, которые всю жизнь посвящали себя политики, я вижу такую ориентированность их мысли, которая не дает возможности спокойного обсуждения будущности страны, обсуждения, исключающего ориентацию на собственный и притом сиюминутный успех. Это свойство политиков современной волны, может быть одно из самых страшных наследий коммунистической эпохи».
Российский географ В.А. Колосов полагает, что геополитику можно анализировать в трех измерениях: традиционном политическом и военно-стратегическом, экономическом и культурно-историческом. Если первые два измерения связаны главным образом с интересами государств, то последний — объясняет существующие и потенциальные конфликты на социокультурных рубежах. Политическое и экономическое измерения геополитики охватывают процессы глобализации и регионализации, тогда как дезинтеграционные процессы, напротив, имеют в своей основе этно- и историко-культурную подоплеку.
В.А. Колосов считает, что культурно-исторический подход продуктивен для понимания процессов в бывшем социалистической «лагере» Центральной и Восточной Европы, ставшим источником нестабильности в мире. Этот регион с этнокультурным разнообразием пересекают глубокие цивилизационные разломы. Из-за многочисленных переделов здесь политические границы между странами самые молодые в мире и их делимитация представляет серьезную проблему. В регионе особенно высок риск обострения национальных конфликтов, обусловленных новыми территориальными претензиями и нестабильными режимами. Этот риск наглядно оценивается с помощью серии географических карт, показывающих «возраст» территории, «дрейф» политических границ, контрастность культурных и этнических рубежей. Переход стран из одной геополитической системы в другую происходит в соответствии с конфигурацией «тектонических» линий, вдоль которых концентрируются культурные, лингвистические, конфессиональные, этнические и старые политические границы. Карта подобных разломов, опубликованная во французском атласе «Фрагменты Европы», наглядно показывает поразительное совпадение линии «железного занавеса» между Западом и Востоком Европы со средневековыми экономическими и политическими границами. Знаменитая геополитическая диагональ, отделяющая «настоящую» Европу от «востока» проходит по конфессиональному рубежу западных христиан и православных.
В.А. Колосов совместно с А.И. Трейвишем оценили геополитические риски в ареалах компактного расселения национальных меньшинств Европы (с численностью свыше 50 тысяч человек). Социально-политическая напряженность в выделенных таким образом почти 200 ареалах измерялась группами показателей, отражающих численность населения, геополитическое положение, культурную и экономическую ситуацию, политический статус и политическую мобильность. Расчеты показали, что наиболее опасная этнополитическая ситуация в Юго-Восточной Европе, включая балканский кризис объясняются резкими этнокультурными и экономическим контрастами в регионе, частыми изменениями политических границ в недавнем прошлом.
Популярное:
