Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Внешняя политика России: поиск геополитической идентичности



 

Советская внешняя политика имела две главные опоры — мессиан­скую коммунистическую идеологию, ориентированную па мировую революцию и глобальную экспансию, и богатейшую ресурсную базу, позволявшую в течение длительного времени поддерживать военно-политическую мощь. По мере угасания надежд па мировую революцию марксистско-ленинская идеология, являвшаяся первоначально стерж­нем внешней политики Советской России, стала постепенно заме­щаться не менее экспансионистскими и изощренными геополитиче­скими расчетами, сохранявшими прежний идеологический характер. К концу 80-х годов XX века коммунистическая идеология утра­тила привлекательность для большей части населения страны, а ре­сурсный потенциал, прежде всего запасы нефти, истощился. Страна отстала на решающих направлениях научно-технической революции. Совокупное действие этих причин и предопределило крах тотали­тарной системы. При этом не придавалось должного значения ни культурно-историческим различиям государств, ни наличию у них особых национальных интересов.

После распада СССР перспективы России казались предопреде­ленными — постепенная интеграция в систему индустриально раз­витых стран Запада, преодоление коммунистического мессианства. Руководство России исходило из того, что Запад будет доброжела­тельно относиться к российским реформам, закладывающим фунда­мент для общности ценностей, и воспримет Россию как великую державу и равноправного партнера.

Стремление России присоединиться к числу либеральных госу­дарств Запада отразилось уже в программе первых государственных визитов Б. Н. Ельцина: в ноябре 1991 года — в Бонн, в начале 1992 го­да—в Вашингтон, Оттаву, Лондон и Париж. По завершении этих визи­тов были провозглашены основные цели внешней политики России — войти в «сообщество цивилизованных государств» и одновременно обеспечить максимальную поддержку реформам. Внешняя политика России по отношению к Западу создавала впечатление бесконечной череды односторонних уступок: поддержка санкций ООН против Ли­вии, Ирана и Югославии, готовность отдать Японии Южные Курилы.

Однако в 1993 году в российской внешней политике произошел заметный сдвиг в сторону «державных» подходов. Он был вызван недовольством населения ухудшением экономической и социальной ситуации, разочарованием в объеме и действенности материальной поддержки реформ со стороны Запада, неравноправным положением России в партнерстве с Западом.

В определении геополитической идентичности страны и формиро­вании внешней политики российская власть сталкивается с серьез­ными проблемами геополитического, экономического, психологиче­ского и политико-культурного характера. Рассмотрим эти проблемы по существу.

В геополитическом аспекте Россия оказалась территориально сжатой до 1/7 части суши, тогда как СССР занимал 1/6 ее часть. В результате раздела Советского Союза Россия была как бы оттеснена в северную и северо-восточную части Евразии, лишена большинства удобных выходов в Мировой океан, отдалена от Западной и Цент­ральной Европы, а также Средней Азии. Резко сократилась ресурсная база обеспечения ее международной деятельности и влияния.

Драматичность новой геополитической ситуации постсоветской России состоит в том, что на южных границах она вынуждена противостоять, в том числе и вооруженным путем, во-первых, исламскому миру, стремящемуся расширить сферу своего влияния на бывшие советские республики, и, во-вторых, националистическим, фундамен­талистским силам Кавказа, угрожающим территориальной целост­ности самой России.

Существуют и территориальные претензии к России со стороны «центров силы». Япония требует возврата Южных Курил. Прежде­временно говорить о полном исчерпании территориальных претензий Китая. Наконец, исторически не снят с повестки дня вопрос о Кали­нинградской области.

Качественно изменяется геополитическая структура постсоветско­го пространства, теряющего «россоцентризм». СНГ неэффективно и функционирует главным образом благодаря действию двух факто­ров: прежде всего — зависимости многих постсоветских государств от российского топливного сырья и в меньшей мере — в силу куль­турно-исторических связей. Ввиду своей слабости Россия не может выполнять роль геополитического и геоэкономического центра пост­советского пространства. Тем временем бывшие советские республи­ки активно взаимодействуют с такими государствами, как Германия, Турция, Китай, США, образовав ряд геополитических союзов, аль­тернативных СНГ (европейская, тюркская, исламская и другие виды интеграции).

Существует угроза геополитическому единству и самой России. Национальные республики Волго-Уральского региона (Татарстан, Башкортостан) и Северного Кавказа устанавливают внешние связи, руководствуясь этнокультурными и религиозными критериями. Это ведет к усилению влияния на них со стороны исламских государств.

Имеются геополитические проблемы и в других регионах России. Дальний Восток вынужден самостоятельно развивать связи с Китаем, Южной Кореей и другими государствами АТР. В сложном положе­нии анклава оказалась Калининградская область.

В целом геополитическое положение России сейчас таково: у нее нет очевидных врагов, но вместе с тем нет и друзей; ей вовсе не га­рантировано благожелательное отношение соседей (кроме, возможно, Белоруссии при нынешнем режиме).

В экономическом аспекте Россия по объему валового внутреннего продукта в несколько раз уступает Японии, Китаю, Германии и при­мыкает к великим державам второго ранга (Франции, Италии, Вели­кобритании). Еще более она удалена от развитых стран по величине валового продукта на душу населения, находясь по этому показателю во второй полусотне государств мира.

Более благоприятно положение России на мировом рынке, где она владеет альтернативными источниками сырья (прежде всего ТЭК). Однако, согласно экспертным оценкам, разведанных запасов нефти в России осталось на 12 лет, а газа — на 60 лет2. Зависимость стран Запада от поставок нефти и газа из России локальна, ситуативна и не может привести к созданию критических ситуаций в их энергоснаб­жении.

При существующих масштабах отставания от развитых стран рывок в развитии России, который позволил бы ей вписаться в постиндуст­риальный мир, осуществим главным образом не путем централизации власти, а благодаря мобилизации наличных ресурсов, активизации экономического сотрудничества с развитыми странами за традици­онными рамками (нефть, газ, металл, лес), максимально возможной интеграции в глобализирующуюся экономику, повышению конкурен­тоспособности товаров на мировых рынках.

Для обеспечения России статуса великой державы необходимо приоритетное развитие новейших технологий, образования, науки. Экономическая стратегия страны должна строиться с учетом того обстоятельства, что к 2015 году удельный вес высокотехнологичной продукции в мировом экспорте составит 87%, а доля сырья снизится до 13%.

В военном аспекте Россия пока сохраняет примерное равенство с Соединенными Штатами в области стратегических вооружений. Но арсенал, созданный еще в 70-80-е годы, устаревает и не может быть действенным средством политики. В настоящее время для Рос­сии актуально не поддержание ракетно-ядерного паритета с США, а обеспечение безопасного хранения, демонтажа и нераспростране­ния накопленного оружия. Перед лицом новых угроз, с которыми сталкивается Россия, со всей остротой стоит проблема оснащения вооруженных сил высокоточным конвенциональным оружием, фор­сированного проведения военной реформы, в основе которой — пе­реход к профессиональной армии, способной обеспечивать безопас­ность страны. Для реформирования армии предстоит преодолеть сопротивление не внешнего противника, а военного лобби в собст­венной стране. В психологическом аспекте большинство русских в отличие от граж­дан других государств чувствуют себя исторически проигравшими. Бывшие советские республики после краха советской системы обре­ли свою национальную идентичность. Россия же ее утратила, ибо российская идентичность со времен царизма была ориентирована на империю. Предметом острой дискуссии является вопрос: следует ли довольствоваться новой ролью или наперекор окружению выполнять «миссию» восстановления империи?

В политико-культурном аспекте обострилось соперничество двух всегда существовавших в России противоположных базовых ориен­тации. Дискутируется вопрос о том, должна ли Россия примкнуть к Западу в расчете на материальную поддержку внутренних преоб­разований или следует искать образцы для подражания в Азии, где Китай, Индия и Япония, сохраняя идентичность, добиваются про­цветания собственными силами.

В области политических приоритетов обсуждается вопрос о том, должна ли Россия сконцентрироваться на внутреннем развитии и идти к величию через подъем жизненного стандарта ее граждан или, как в советское время, делать акцепт на военную мощь как главный атри­бут великой державы.

Из вышеприведенного перечня проблем очевидно, что в отличие от большинства государств в российском обществе отсутствует кон­сенсус в вопросе внешнеполитической ориентации страны. Каждая группировка стремится декларировать свои специфические интере­сы как национальные. При этом концепции политических противни­ков предаются анафеме как «происки агентов иностранных держав» или как планы возврата к империи.

В одном вопросе все политические течения едины — в желании видеть Россию великой державой. Острые разногласия существуют относительно того, как должен выглядеть желаемый статус великой державы и как он должен реализовываться.

В современной российской внешнеполитической мысли при всем различии содержательных и индивидуальных нюансов просматрива­ются три главных направления, которые предлагают свои модели гео­стратегического выбора, — западничество, неоевразийство и антиза­падничество.

Представители западнического, либерально-демократического направления в своей трактовке складывающегося миропорядка, целей и ориентиров внешней политики России исходят из императивности вывода Фукуямы о «конце истории» в смысле отсутствия реальной альтернативы либерализму и западной модели общественного уст­ройства. Они считают, что существующие механизмы регулирования международных отношений, прежде всего ООН, не способны реаги­ровать на современные вызовы, поскольку были ориентированы на биполярную конфигурацию мира и опирались на военное равнове­сие сверхдержав. Теряют прежнее значение основных регуляторов международных отношений и такие факторы, как институт государ­ства, понятия суверенитета и территориальной целостности, инстру­ментарий военной силы.

По мнению представителей российского либерализма, международ­ная система государств с государством-гегемоном — Соединенными Штатами — будет постепенно трансформироваться в многополюсную, но не альтернативную Соединенным Штатам, а развивающуюся в на­правлении становления нескольких центров притяжения либераль­ной ориентации. Например, Индия может стать центром притяжения в сфере компьютерных технологий и конкурировать с Силиконовой Долиной, Япония может возродиться в качестве кредитора и т. д.

Согласно такому видению перспектив мирового развития, во мно­гом близкому концепции Бжезинского2, Россия стоит перед альтер­нативой: либо запять подчиненное положение в «либерально-демо­кратической цивилизации», следуя в фарватере курса Соединенных Штатов, либо пополнить число «стран-изгоев», возможно, став для них центром притяжения, а значит, и внесистемной или антисистем­ной силой. Интеграция в западные политические и экономические структуры, полагают либералы, открывает перед Россией, хотя и не­близкую, возможность занять достойное место в мировом сообществе, а отказ от нее может обернуться очередным, скорее всего, последним тупиком в истории страны.

Либералы не возражают против расширения НАТО за счет вступ­ления в него стран Восточной Европы и бывших советских республик и считают, что со временем в этот блок следует вступить и России. Для либералов НАТО — это союз демократий, где эффективно дей­ствуют все институты и Россия может многому поучиться. По их мнению, в перспективе НАТО способна стать опорой формирующей­ся новой системы международной безопасности, поскольку распола­гает необходимым инструментарием для обеспечения стабильности в мире. Членство в этом альянсе открыло бы перед Россией возмож­ность участвовать в принятии решений по ключевым проблемам ми­рового развития.

В своих крайних проявлениях либерализм находит выражение в предложениях ускорить вхождение России в сообщество цивилизо­ванных государств путем территориальных уступок. Имеется в виду передача Японии Курил и получение взамен кредитов на освоение Сибири, создание на территории Калининграда свободной зоны для сотрудничества России, Германии и Скандинавии. Идея сделки в от­ношении Курил представляется ошибочной но существу, поскольку в случае реализации ослабляла бы геополитические позиции России и суживала бы ее ресурсную базу. Кроме того, она весьма непрактична из-за высокой вероятности нецелевого использования кредитов или вообще бесследного их исчезновения, как это происходило в России с кредитами МВФ в 90-е годы.

В рамках либерально-демократической концепции внешнеполити­ческой стратегии России между различными направлениями либе­рализма имеются определенные разногласия. В частности, они про­являются в акцептировании проамериканской или проевропейской ориентации страны. Сторонники приоритетности для России отно­шений с США подчеркивают доминирующую значимость потенциала этой страны в сфере международных отношений и относительную ограниченность возможностей расширяющейся Европы для модер­низации России. Приверженцы ориентации на Европу считают, что она является частью европейской цивилизации, хотя и особого, в силу исторических обстоятельств, ее ответвления. С их точки зрения, на­циональные интересы России заключаются в преобразовании собст­венного общества в соответствии с инвариантными, но не специфи­ческими чертами европейских обществ. Большинство же либералов придерживаются мнения о существовании для России выбора не между Америкой и Европой, а между встраиванием в сообщество ци­вилизованных государств и неизбежностью постепенной маргинали­зации. Проблемы Евразии предполагается решать на основе много­стороннего партнерства с Западом, и прежде всего с Соединенными Штатами, уже завоевавшими важные позиции на этом континенте.

Часть либералов предлагает дистанцироваться от азиатских стран, особенно Китая, рассматривая сближение с восточным соседом как не­выгодное и даже опасное для России с учетом многократно превосхо­дящего демографического и экономического потенциала. Такое сбли­жение, сопровождающееся сотрудничеством со «странами-изгоями», но их мнению, может быть расценено Западом как курс на противо­стояние с ним.

Сторонники многовекторной геостратегии считают нецелесооб­разным отказываться от евразийской идентификации страны. Необ­ходимо активно сотрудничать не только с Западом, но и со странами Азии и мусульманского мира, стремясь к формированию системы коллективной безопасности в Евразии. Согласно их видению геопо­литических приоритетов России, ее роль в Евразии должна состоять не только в создании транспортного или коммерческого «моста» между Европой и Азией, как предлагают геоэкономисты, но и в умиротво­рении европейской и азиатской цивилизаций, в превращении конти­нента в пространство взаимообогащающего диалога.

Справедлива следующая констатация либералов: злейший враг реалистического национального мировосприятия — «оборонное» сознание в том виде, в каком оно досталось от прошлого и в каком его настойчиво пытаются реанимировать влиятельные политические силы, эксплуатирующие стереотипы времен холодной войны. В связи с этим подчеркивается, что в эпоху глобализации опасность для России исходит не со стороны НАТО, а от международных террори­стических организаций, стремящихся заполучить оружие массового уничтожения, и безответственных режимов, предоставляющих по­добным организациям свои территории.

Как ключевая проблема обеспечения безопасности России, ее гуманитарных, экономических, политических и военных интересов либералами расцениваются отношения с ближним зарубежьем. Под­черкивается бесперспективность попыток возрождения военно-поли­тического господства России па постсоветском пространстве и в то же время целесообразность прагматического подхода к различным республикам бывшего СССР. Особое значение придается поддержке русскоязычной диаспоры в странах СНГ и переселенцев из этих стран на территории России.

Рассмотренные подходы представителей либерально-демократи­ческого направления к проблемам формирующегося миропорядка и геостратегического выбора России, на наш взгляд, продуктивны в главном — в нацеленности на выявление оптимальных путей модер­низации страны и вхождения в развитое социально-экономическое пространство. Вместе с тем они не свободны от элементов упрощен­чества и непрактичности. Во-первых, реалии современного мира во многом не подтвердили концепцию Фукуямы о наступлении либе­ральной эры и поставили ее автора перед необходимостью радикаль­ного пересмотра своих выводов и прогнозов. Во-вторых, интересы России по ряду ключевых проблем не совпадают с западными (напри­мер, «гуманитарные интервенции», осуществляемые в одностороннем порядке) или даже противостоят им на территории СНГ. В-третьих, предлагаемые цели и ориентиры внешней политики в определенной степени лишают Россию самостоятельности, превращая ее в зависи­мого партнера Соединенных Штатов. В-четвертых, имеет место не­дооценка собственных возможностей России для выхода из кризиса и преувеличение благоприятного отношения к ней со стороны Запада, степени его готовности содействовать ее модернизации. В-пятых, акцентируются достоинства западных моделей общественного уст­ройства, но не придается должного значения сложной и многоас­пектной проблеме разработки конкретных механизмов адаптации этих моделей к российским реалиям.

Широкое распространение в отечественной геополитике постсо­ветского периода получили теоретические конструкции неоевразий­ства, формируемые на основе синтеза положений традиционной геополитики, сформулированных Мэхэном, Маккиндером, Хаусхофером и др., и постулатов евразийской доктрины, изложенной в трудах П. Савицкого, Г. Вернадского, Н. Трубецкого, впоследствии развитых в исторических трудах Л. Гумилева.

Особый интерес значительной части российской элиты к неоев­разийству вызван привлекательностью декларируемой им идеи о су­ществовании в границах РФ уникальной исторической и цивилизационной общности — евразийской. Неоевразийство рассматривается как идеологический фактор укрепления федеративных начал рос­сийского государства, стимулирования интеграционных процессов па постсоветском пространстве. Евразийская аргументация широко используется различными фракциями российской элиты в процессе разработки, принятия и реализации внешнеполитической стратегии.

Неоевразийство как интеллектуальное и политически разнородное течение существует в нескольких версиях. Одна из них, прагматиче­ская, ориентированная на воссоздание экономического взаимодейст­вия бывших советских республик, в течение ряда лет выдвигалась президентом Казахстана Н. Назарбаевым. В настоящее время она реа­лизуется в деятельности Евразийского экономического сообщества, образованного в октябре 2000 года Россией, Казахстаном, Белорус­сией, Киргизией и Таджикистаном. Различные, во многом оппони­рующие варианты концепции неоевразииства представлены прежде всего в публикациях А. Г. Дугина и А. С. Панарина.

Идеологизированный вариант неоевразииства, претендующий на роль концептуальной основы геостратегии России, разработан школой неоевразииства и ее ведущим теоретиком А. Г. Дугиным. Это направле­ние представлено публикациями издававшегося им первого в стране специализированного журнала «Элементы» и газеты национально-консервативного толка «День» (в настоящее время выходит под названием «Завтра»). Геополитические воззрения Дугина сведены воедино в книге «Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством» (изд. 2-е. М., 2000) и, кроме того, изложены в работе «Евразийский путь как Национальная идея» (М., 2002), представляющей собой мировоззренческую платформу партии «Евразия».

Доктрина неоевразийства исходит из главного постулата класси­ческой геополитики — о пространстве как определяющем факторе геостратегии государств. Политика, культура и даже религия с точки зрения школы неоевразийства менее значимы для формирования геостратегии, чем пространство. Проводя параллель с марксизмом и классической буржуазной политэкономией, Дугин полагает, что подобно экономическим идеологиям, утверждающим особую катего­рию «человека экономического», «...геополитика говорит о " человеке пространственном", предопределенном пространством, сформирован­ном его специфическим качеством — рельефом, ландшафтом»1.

Согласно неоевразийской доктрине, главным законом геополитики является фундаментальный дуализм двух типов цивилизаций — «теллукратических», базирующихся на «сухопутном могуществе», и «талассократических», опирающихся на «морскую мощь». Вслед за классической геополитикой постулируется, что степень антагони­стичности этого типа противостояния и преобладания той или иной цивилизации варьирует в различные периоды истории. В холодной войне 1946-1991 годов извечный геополитический дуализм, по мне­нию А. Г. Дугина, достиг максимальных пропорций и завершился по­ражением СССР, тождественным поражению «цивилизации Суши». Наиболее естественный и желательный сценарий геополитиче­ского развития неоевразийцы видят в создании под эгидой России евразийского стратегического блока «конфедерации Больших Про­странств» в качестве противовеса «цивилизации Моря». Среди этих пространств основными будут Европейская империя на Западе (вокруг Германии и Срединной Европы), Тихоокеанская империя на Востоке (вокруг Японии), Среднеазиатская империя на Юге (вокруг Ирана) и собственно Русская империя в центре Евразии (вокруг России).

Учитывая стратегическую важность образования осей «Москва-Берлин» и «Москва—Токио» для реализации неоевразийского проекта, предлагается очистить культурно-историческую перспективу от нега­тивных аспектов прошлого, и прежде всего территориальных символов Второй мировой войны. С этой целью А. Г. Дугин считает целесооб­разным возвращение Германии Калининградской области (Восточная Пруссия), а Японии — Курил.

Важнейшим союзником блока по расовым, политическим и страте­гическим параметрам неоевразийцам представляется Индия. Не ис­ключается и возможность широкомасштабного сотрудничества с Ки­таем — в случае корректировки «проатлантической» модели его развития и появления внутри страны мощного прорусского лобби.

Идея мессианского призвания России предопределяет основные особенности неоевразийского проекта. Во-первых, он в отличие от классического евразийства активно заимствует элементы коитиненталистской концепции Хаусхофера, включая в будущую конфедера­цию «Больших Пространств» всю Европу. Во-вторых, в качестве главных геополитических союзников России ориентирован на ислам­ские государства (особенно Иран), что обосновывается «традицион­ным» характером русской и исламской цивилизаций, объединяющим их в противостоянии модернистскому, индивидуалистическому и светскопрагматическому атлантизму.

По мнению теоретиков неоевразийства, геополитическая конст­рукция Евразийской империи должна основываться не на некой целостной идеологии, а на отрицании атлантизма и стратегического контроля со стороны США, на отказе от верховенства рыночно-либеральпых ценностей. Подрыв могущества Соединенных Штатов вплоть до их разрушения предполагается осуществлять планомерно и бескомпромиссно, прибегая к экспансии в Центральную и Южную Америку с целью их вывода из-под контроля Севера, провоцируя дестабилизирующие процессы в самих Соединенных Штатах, преж­де всего с опорой на силы афроамериканского расизма. При этом все виды геополитического давления на Соединенные Штаты следует за­действовать одновременно.

В работе «Евразийский путь как Национальная идея» Дугин от­казался от радикальной идеи сокрушения Соединенных Штатов как оплота атлантизма в пользу ориентации на создание многополярного мира, в котором силовые центры геополитики будут находиться в состоянии динамического баланса. В рамках многополярности Евразии предстоит уравновешивать атлантический вектор, создавая этим геополитическое пространство для свободы выбора странам третьего мира.

Рассмотрение неоевразийского геополитического проекта позво­ляет сделать следующие выводы.

Во-первых, в контексте происходящих на мировой арене качест­венных трансформаций — глобализации экономических, политиче­ских и информационных процессов, формирования многополярного миропорядка, усложнения геополитической структуры мира — акцеп­тирование пространственно-территориального фактора поведения государств отражает приверженность неоевразийской школы некри­тически воспринятым постулатам германской и англосаксонской геополитики первой половины XX века, а также русского евразийства. Во-вторых, «Большие Пространства» конструируются прежде всего на основе территориального принципа без учета специфики этниче­ских, культурных и религиозных ориентации евразийских держав, различия их традиций и национальных интересов.

В-третьих, ввиду неопределенности перспектив превращения Рос­сии в современное государство постиндустриального типа весьма про­блематична ее потенциальная способность к собиранию евразийских земель, выполнению интегрирующей роли на пространстве Евразии. В-четвертых, прокламируемые неоевразийцами приверженность радикалыю-антизападнической точке зрения и неприятие рыночно-либеральных ценностей не совместимы с принципами общественного устройства ряда цивилизованных (особенно европейских) государств, рассматриваемых в качестве участников конфедерации «Больших Пространств». Это обстоятельство уже само но себе исключает воз­можность создания евразийского стратегического блока, противостоя­щего атлантизму.

В-пятых, явно преувеличиваются значение и масштабы антиамериканизма как фактора интеграции евразийского пространства под эгидой России. Антиамериканизм имеет преимущественно подспудный характер и не является доминантой политики большинства государств Евразии. У них преобладает понимание того, что без уча­стия единственной сверхдержавы невозможно решение жизненно важ­ных проблем обширного континента.

В-шестых, культивирование идеи «общего врага» в лице Соединен­ных Штатов и разрушения наиболее мощной державы современного мира исключает возможность создания стабильного международного порядка, обеспечения национальной безопасности всех пародов и госу­дарств.

В целом разработанный неоевразийцами геополитический проект представляет собой умозрительную и эклектическую схему, вобрав­шую в себя плохо согласующиеся и противоречащие друг другу по­ложения и идеи. Выдвигаемые в нем ориентиры геостратегии России являются во многом утопическими и потому не способными обеспе­чить ее эффективность в условиях глобализирующегося мира. Их реализация может лишь увеличить конфликтный потенциал в Евра­зийском регионе. Идеи евразийской экспансии расцениваются преоб­ладающей частью российского правящего класса как опасные, экстра­вагантные и потому неприемлемые для практического применения.

Более умеренный и респектабельный в политическом плане и фи­лософски обоснованный вариант неоезразийства представлен в рабо­тах А. С. Панарина «Россия в циклах мировой истории» (М., 1999), «Искушение глобализмом» (М., 2000), «Стратегическая нестабиль­ность» (М, 2003) и др. Этот вариант ориентирован на восстановление целостности постсоветского пространства как относительно самодостаточного и геополитически стабильного образования. Его специ­фику составляет главным образом культурно-цивилизационный под­ход к анализу проблематики, а не геополитическое теоретизирование.

По мнению Панарина, после распада СССР Россия оказалась перед жестким выбором: либо восстановить прежнее пространство, причем в новом духовном, моральном и экономико-технологическом качестве, либо стать одной из стран третьего мира, лишившись всяких шансов занять достойное место в мировом сообществе. Естественно, что при такой альтернативности восстановление утраченного геополитическо­го статуса представляется единственным для России способом обес­печить выживание и избежать неблагоприятного развития событий.

Дуализм «Суши» и «Моря» является доминантой и для этого вари­анта неоевразийства. «Суша» оценивается в нем как «земная твердь мира», «источник всего реального», а «Море» — как «волюнтаристи­ческая стихия», порождающая «виртуальность» и «псевдореальность». Поэтому цивилизации «Суши» противостоят «морским» цивилиза­циям и державам, обязанным своим происхождением «изобретатель­ной субъективности».

Ключевое место в этом варианте неоевразийства занимает идея трансформации однополярного миропорядка, возникшего после краха биполярности, в многополюсный. Его реализация связывается с со­зданием системы сдерживающих факторов и противовесов, которая ограничивала бы возможности проведения имперской политики. Оптимальный для России способ обеспечения целостности и пре­вращения в один из полюсов притяжения других государств видится во всестороннем развитии контактов с Индией, Китаем и мусуль­манскими странами1.

Акцентирование многополярности как перспективной тенденции развития международных отношений, безусловно, составляет силь­ную сторону разработанного Панариным варианта неосвразийства. Эта тенденция отражает стремление большинства государств к со­зданию демократического миропорядка, базирующегося на взаимо­уважении интересов членов мирового сообщества и исключающего гегемонию со стороны любого государства.

Рассмотренный вариант неоевразийства свободен от вульгарной интерпретации роли природпо-географических факторов в между­народных отношениях и далек от почти мистического восприятия Евразии, характерных для школы неоевразийства и работ Дугина. Однако он ориентирует Россию на партнерство не с лидерами постин­дустриализма, способными ускорить осуществление российских ре­форм, а с модернизирующимися государствами, резко отличающи­мися в социокультурном плане и соперничающими друг с другом. Следование неоевразийским идеям и рекомендациям обрекает Рос­сию преимущественно на традиционную для нее стратегию догоняю­щего развития и чем дальше, тем больше будет подталкивать к анти­западному курсу со всеми вытекающими для страны негативными последствиями.

Серьезным методологическим изъяном обоих вариантов неоевра­зийства является искусственное разделение мира на «сухопутные» (континентальные) и «морские» державы, которые якобы всегда должны враждовать между собой.

История международных отношений изобилует фактами как объе­динения «сухопутных» и «морских» держав (например, антигитлеров­ская коалиция, НАТО, Евросоюз), так и конфликтов внутри каждой из цивилизаций (например, соперничество и бесчисленные войны кон­тинентальных держав Евразии, война Соединенных Штатов за неза­висимость от «морской» державы — Великобритании, сражения ме­жду США и Японией в годы Второй мировой войны).

Деление государств на «морские» и «сухопутные» исторически весьма условно. «Морская» держава Япония вплоть до конца XIX века не располагала крупным военно-морским и торговым флотом, време­нами находясь в почти полной изоляции от внешнего мира. До середи­ны XIX века Соединенные Штаты осуществляли сухопутную экс­пансию в западном и южном направлениях. Строительством военно­го флота США занялись в полной мере лишь в преддверии Второй мировой войны, несмотря па призывы одного из основателей геопо­литики Мэхэна форсировать создание военно-морской мощи в целях расширения американского влияния. Такие «сухопутные» (но класси­фикации евразийцев) державы, как Испания, Нидерланды, Португа­лия, Швеция, в определенные периоды своей истории были мощными морскими державами. Крупные военно-морские силы и торговый флот имела Россия.

Наконец, в современном мире традиционные морское и сухопут­ное измерения мощи государств в значительной степени теряют свое былое значение. В постиндустриальную эру сферой соперничества государств становятся прежде всего высокие технологии, особенно информационные.

Евразийство и неоевразийство оказали значительное влияние на позиции отечественных левых и националистических кругов, зани­мающих антизападнические позиции. Именно в этой части россий­ского политического спектра получили широкое распространение упрощенные тезисы о неизменности национальных интересов Рос­сии и ее особой роли как географического центра мировой политики, собирателя земель Евразии; о необходимости борьбы с главной угро­зой России — атлантической цивилизацией и ее лидером — Соеди­ненными Штатами; о «мондиалистском заговоре» против России.

Постулаты неоевразийства, аргументируемые ссылками на клас­сиков геополитики, прежде всего на вульгаризированную теорию «хартлэнда», стали для части общества своеобразной психологиче­ской компенсацией за распад страны и стремительное понижение ее геополитического статуса. Именно на этой основе предрекается не­избежность возрождения России в качестве великой державы главным образом за счет ее географического положения, размеров и ресурсного потенциала. Неоевразийство, однако, в целом не отражает геополитические ориентации и цивилизационную самоидентификацию большинст­ва российских граждан. Если США (и в еще большей степени — НАТО) вызывают у них скорее отрицательную реакцию, то воспри­ятие Европы является устойчиво позитивным. Так, по данным ИКСИ РАН, в начале нынешнего десятилетия скорее негативные чувства к США испытывали 49% российских граждан, а симпатию — 43%, в то время как Европе симпатизировали 79% россиян и лишь 13% за­являли о своей нелюбви к ней. Более того, 41% россиян видели в России часть Европы и считали, что в XXI веке она будет теснее всего связана с этим регионом мира, в то время как доля разделяв­ших мнение о наличии особой «евразийской цивилизации» и смеще­нии центра российской политики на Восток составила 35%.

Антизападничество — центральная тема работ лидера КПРФ Г. А. Зюганова «Держава» (М., 1997) и «География победы. Основы российской геополитики» (М., 1999), книги Н. А. Нартова «Геополити­ка» (М., 2-е изд., 2004). В публикациях этих авторов Россия предстает как уникальная цивилизация, способная выполнить свое мессианское предназначение гаранта мирового геополитического равновесия, лишь оградив себя от «пагубного» влияния Запада и восстановив евразий­ское государство в границах бывшего СССР.

Концептуальной основой книг Зюганова и Нартова является ев­разийство. Вслед за Данилевским оба автора полагают, что именно глубина цивилизационных различий служит причиной «фундамен­тального отличия Европы от России». Следуя за Леонтьевым, они развивают идею уникальности этнического смешения в России и особой геополитической миссии страны в умиротворении Евразии. Наконец, вслед за Савицким и Л. Гумилевым Зюганов и Нартов ис­ходят из тезиса о возможности сохранения России как уникальной цивилизации только в изоляции от Запада. Для сдерживания экс­пансии со стороны Запада предлагаются различные варианты сою­зов России со странами Азии и мусульманского мира.


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-03-22; Просмотров: 1221; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.054 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь