Внешняя политика России: поиск геополитической идентичности

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 7

Советская внешняя политика имела две главные опоры — мессианскую коммунистическую идеологию, ориентированную па мировую революцию и глобальную экспансию, и богатейшую ресурсную базу, позволявшую в течение длительного времени поддерживать военно-политическую мощь. По мере угасания надежд па мировую революцию марксистско-ленинская идеология, являвшаяся первоначально стержнем внешней политики Советской России, стала постепенно замещаться не менее экспансионистскими и изощренными геополитическими расчетами, сохранявшими прежний идеологический характер. К концу 80-х годов XX века коммунистическая идеология утратила привлекательность для большей части населения страны, а ресурсный потенциал, прежде всего запасы нефти, истощился. Страна отстала на решающих направлениях научно-технической революции. Совокупное действие этих причин и предопределило крах тоталитарной системы. При этом не придавалось должного значения ни культурно-историческим различиям государств, ни наличию у них особых национальных интересов.

После распада СССР перспективы России казались предопределенными — постепенная интеграция в систему индустриально развитых стран Запада, преодоление коммунистического мессианства. Руководство России исходило из того, что Запад будет доброжелательно относиться к российским реформам, закладывающим фундамент для общности ценностей, и воспримет Россию как великую державу и равноправного партнера.

Стремление России присоединиться к числу либеральных государств Запада отразилось уже в программе первых государственных визитов Б. Н. Ельцина: в ноябре 1991 года — в Бонн, в начале 1992 года—в Вашингтон, Оттаву, Лондон и Париж. По завершении этих визитов были провозглашены основные цели внешней политики России — войти в «сообщество цивилизованных государств» и одновременно обеспечить максимальную поддержку реформам. Внешняя политика России по отношению к Западу создавала впечатление бесконечной череды односторонних уступок: поддержка санкций ООН против Ливии, Ирана и Югославии, готовность отдать Японии Южные Курилы.

Однако в 1993 году в российской внешней политике произошел заметный сдвиг в сторону «державных» подходов. Он был вызван недовольством населения ухудшением экономической и социальной ситуации, разочарованием в объеме и действенности материальной поддержки реформ со стороны Запада, неравноправным положением России в партнерстве с Западом.

В определении геополитической идентичности страны и формировании внешней политики российская власть сталкивается с серьезными проблемами геополитического, экономического, психологического и политико-культурного характера. Рассмотрим эти проблемы по существу.

В геополитическом аспекте Россия оказалась территориально сжатой до 1/7 части суши, тогда как СССР занимал 1/6 ее часть. В результате раздела Советского Союза Россия была как бы оттеснена в северную и северо-восточную части Евразии, лишена большинства удобных выходов в Мировой океан, отдалена от Западной и Центральной Европы, а также Средней Азии. Резко сократилась ресурсная база обеспечения ее международной деятельности и влияния.

Драматичность новой геополитической ситуации постсоветской России состоит в том, что на южных границах она вынуждена противостоять, в том числе и вооруженным путем, во-первых, исламскому миру, стремящемуся расширить сферу своего влияния на бывшие советские республики, и, во-вторых, националистическим, фундаменталистским силам Кавказа, угрожающим территориальной целостности самой России.

Существуют и территориальные претензии к России со стороны «центров силы». Япония требует возврата Южных Курил. Преждевременно говорить о полном исчерпании территориальных претензий Китая. Наконец, исторически не снят с повестки дня вопрос о Калининградской области.

Качественно изменяется геополитическая структура постсоветского пространства, теряющего «россоцентризм». СНГ неэффективно и функционирует главным образом благодаря действию двух факторов: прежде всего — зависимости многих постсоветских государств от российского топливного сырья и в меньшей мере — в силу культурно-исторических связей. Ввиду своей слабости Россия не может выполнять роль геополитического и геоэкономического центра постсоветского пространства. Тем временем бывшие советские республики активно взаимодействуют с такими государствами, как Германия, Турция, Китай, США, образовав ряд геополитических союзов, альтернативных СНГ (европейская, тюркская, исламская и другие виды интеграции).

Существует угроза геополитическому единству и самой России. Национальные республики Волго-Уральского региона (Татарстан, Башкортостан) и Северного Кавказа устанавливают внешние связи, руководствуясь этнокультурными и религиозными критериями. Это ведет к усилению влияния на них со стороны исламских государств.

Имеются геополитические проблемы и в других регионах России. Дальний Восток вынужден самостоятельно развивать связи с Китаем, Южной Кореей и другими государствами АТР. В сложном положении анклава оказалась Калининградская область.

В целом геополитическое положение России сейчас таково: у нее нет очевидных врагов, но вместе с тем нет и друзей; ей вовсе не гарантировано благожелательное отношение соседей (кроме, возможно, Белоруссии при нынешнем режиме).

В экономическом аспекте Россия по объему валового внутреннего продукта в несколько раз уступает Японии, Китаю, Германии и примыкает к великим державам второго ранга (Франции, Италии, Великобритании). Еще более она удалена от развитых стран по величине валового продукта на душу населения, находясь по этому показателю во второй полусотне государств мира.

Более благоприятно положение России на мировом рынке, где она владеет альтернативными источниками сырья (прежде всего ТЭК). Однако, согласно экспертным оценкам, разведанных запасов нефти в России осталось на 12 лет, а газа — на 60 лет². Зависимость стран Запада от поставок нефти и газа из России локальна, ситуативна и не может привести к созданию критических ситуаций в их энергоснабжении.

При существующих масштабах отставания от развитых стран рывок в развитии России, который позволил бы ей вписаться в постиндустриальный мир, осуществим главным образом не путем централизации власти, а благодаря мобилизации наличных ресурсов, активизации экономического сотрудничества с развитыми странами за традиционными рамками (нефть, газ, металл, лес), максимально возможной интеграции в глобализирующуюся экономику, повышению конкурентоспособности товаров на мировых рынках.

Для обеспечения России статуса великой державы необходимо приоритетное развитие новейших технологий, образования, науки. Экономическая стратегия страны должна строиться с учетом того обстоятельства, что к 2015 году удельный вес высокотехнологичной продукции в мировом экспорте составит 87%, а доля сырья снизится до 13%.

В военном аспекте Россия пока сохраняет примерное равенство с Соединенными Штатами в области стратегических вооружений. Но арсенал, созданный еще в 70-80-е годы, устаревает и не может быть действенным средством политики. В настоящее время для России актуально не поддержание ракетно-ядерного паритета с США, а обеспечение безопасного хранения, демонтажа и нераспространения накопленного оружия. Перед лицом новых угроз, с которыми сталкивается Россия, со всей остротой стоит проблема оснащения вооруженных сил высокоточным конвенциональным оружием, форсированного проведения военной реформы, в основе которой — переход к профессиональной армии, способной обеспечивать безопасность страны. Для реформирования армии предстоит преодолеть сопротивление не внешнего противника, а военного лобби в собственной стране. В психологическом аспекте большинство русских в отличие от граждан других государств чувствуют себя исторически проигравшими. Бывшие советские республики после краха советской системы обрели свою национальную идентичность. Россия же ее утратила, ибо российская идентичность со времен царизма была ориентирована на империю. Предметом острой дискуссии является вопрос: следует ли довольствоваться новой ролью или наперекор окружению выполнять «миссию» восстановления империи?

В политико-культурном аспекте обострилось соперничество двух всегда существовавших в России противоположных базовых ориентации. Дискутируется вопрос о том, должна ли Россия примкнуть к Западу в расчете на материальную поддержку внутренних преобразований или следует искать образцы для подражания в Азии, где Китай, Индия и Япония, сохраняя идентичность, добиваются процветания собственными силами.

В области политических приоритетов обсуждается вопрос о том, должна ли Россия сконцентрироваться на внутреннем развитии и идти к величию через подъем жизненного стандарта ее граждан или, как в советское время, делать акцепт на военную мощь как главный атрибут великой державы.

Из вышеприведенного перечня проблем очевидно, что в отличие от большинства государств в российском обществе отсутствует консенсус в вопросе внешнеполитической ориентации страны. Каждая группировка стремится декларировать свои специфические интересы как национальные. При этом концепции политических противников предаются анафеме как «происки агентов иностранных держав» или как планы возврата к империи.

В одном вопросе все политические течения едины — в желании видеть Россию великой державой. Острые разногласия существуют относительно того, как должен выглядеть желаемый статус великой державы и как он должен реализовываться.

В современной российской внешнеполитической мысли при всем различии содержательных и индивидуальных нюансов просматриваются три главных направления, которые предлагают свои модели геостратегического выбора, — западничество, неоевразийство и антизападничество.

Представители западнического, либерально-демократического направления в своей трактовке складывающегося миропорядка, целей и ориентиров внешней политики России исходят из императивности вывода Фукуямы о «конце истории» в смысле отсутствия реальной альтернативы либерализму и западной модели общественного устройства. Они считают, что существующие механизмы регулирования международных отношений, прежде всего ООН, не способны реагировать на современные вызовы, поскольку были ориентированы на биполярную конфигурацию мира и опирались на военное равновесие сверхдержав. Теряют прежнее значение основных регуляторов международных отношений и такие факторы, как институт государства, понятия суверенитета и территориальной целостности, инструментарий военной силы.

По мнению представителей российского либерализма, международная система государств с государством-гегемоном — Соединенными Штатами — будет постепенно трансформироваться в многополюсную, но не альтернативную Соединенным Штатам, а развивающуюся в направлении становления нескольких центров притяжения либеральной ориентации. Например, Индия может стать центром притяжения в сфере компьютерных технологий и конкурировать с Силиконовой Долиной, Япония может возродиться в качестве кредитора и т. д.

Согласно такому видению перспектив мирового развития, во многом близкому концепции Бжезинского², Россия стоит перед альтернативой: либо запять подчиненное положение в «либерально-демократической цивилизации», следуя в фарватере курса Соединенных Штатов, либо пополнить число «стран-изгоев», возможно, став для них центром притяжения, а значит, и внесистемной или антисистемной силой. Интеграция в западные политические и экономические структуры, полагают либералы, открывает перед Россией, хотя и неблизкую, возможность занять достойное место в мировом сообществе, а отказ от нее может обернуться очередным, скорее всего, последним тупиком в истории страны.

Либералы не возражают против расширения НАТО за счет вступления в него стран Восточной Европы и бывших советских республик и считают, что со временем в этот блок следует вступить и России. Для либералов НАТО — это союз демократий, где эффективно действуют все институты и Россия может многому поучиться. По их мнению, в перспективе НАТО способна стать опорой формирующейся новой системы международной безопасности, поскольку располагает необходимым инструментарием для обеспечения стабильности в мире. Членство в этом альянсе открыло бы перед Россией возможность участвовать в принятии решений по ключевым проблемам мирового развития.

В своих крайних проявлениях либерализм находит выражение в предложениях ускорить вхождение России в сообщество цивилизованных государств путем территориальных уступок. Имеется в виду передача Японии Курил и получение взамен кредитов на освоение Сибири, создание на территории Калининграда свободной зоны для сотрудничества России, Германии и Скандинавии. Идея сделки в отношении Курил представляется ошибочной но существу, поскольку в случае реализации ослабляла бы геополитические позиции России и суживала бы ее ресурсную базу. Кроме того, она весьма непрактична из-за высокой вероятности нецелевого использования кредитов или вообще бесследного их исчезновения, как это происходило в России с кредитами МВФ в 90-е годы.

В рамках либерально-демократической концепции внешнеполитической стратегии России между различными направлениями либерализма имеются определенные разногласия. В частности, они проявляются в акцептировании проамериканской или проевропейской ориентации страны. Сторонники приоритетности для России отношений с США подчеркивают доминирующую значимость потенциала этой страны в сфере международных отношений и относительную ограниченность возможностей расширяющейся Европы для модернизации России. Приверженцы ориентации на Европу считают, что она является частью европейской цивилизации, хотя и особого, в силу исторических обстоятельств, ее ответвления. С их точки зрения, национальные интересы России заключаются в преобразовании собственного общества в соответствии с инвариантными, но не специфическими чертами европейских обществ. Большинство же либералов придерживаются мнения о существовании для России выбора не между Америкой и Европой, а между встраиванием в сообщество цивилизованных государств и неизбежностью постепенной маргинализации. Проблемы Евразии предполагается решать на основе многостороннего партнерства с Западом, и прежде всего с Соединенными Штатами, уже завоевавшими важные позиции на этом континенте.

Часть либералов предлагает дистанцироваться от азиатских стран, особенно Китая, рассматривая сближение с восточным соседом как невыгодное и даже опасное для России с учетом многократно превосходящего демографического и экономического потенциала. Такое сближение, сопровождающееся сотрудничеством со «странами-изгоями», но их мнению, может быть расценено Западом как курс на противостояние с ним.

Сторонники многовекторной геостратегии считают нецелесообразным отказываться от евразийской идентификации страны. Необходимо активно сотрудничать не только с Западом, но и со странами Азии и мусульманского мира, стремясь к формированию системы коллективной безопасности в Евразии. Согласно их видению геополитических приоритетов России, ее роль в Евразии должна состоять не только в создании транспортного или коммерческого «моста» между Европой и Азией, как предлагают геоэкономисты, но и в умиротворении европейской и азиатской цивилизаций, в превращении континента в пространство взаимообогащающего диалога.

Справедлива следующая констатация либералов: злейший враг реалистического национального мировосприятия — «оборонное» сознание в том виде, в каком оно досталось от прошлого и в каком его настойчиво пытаются реанимировать влиятельные политические силы, эксплуатирующие стереотипы времен холодной войны. В связи с этим подчеркивается, что в эпоху глобализации опасность для России исходит не со стороны НАТО, а от международных террористических организаций, стремящихся заполучить оружие массового уничтожения, и безответственных режимов, предоставляющих подобным организациям свои территории.

Как ключевая проблема обеспечения безопасности России, ее гуманитарных, экономических, политических и военных интересов либералами расцениваются отношения с ближним зарубежьем. Подчеркивается бесперспективность попыток возрождения военно-политического господства России па постсоветском пространстве и в то же время целесообразность прагматического подхода к различным республикам бывшего СССР. Особое значение придается поддержке русскоязычной диаспоры в странах СНГ и переселенцев из этих стран на территории России.

Рассмотренные подходы представителей либерально-демократического направления к проблемам формирующегося миропорядка и геостратегического выбора России, на наш взгляд, продуктивны в главном — в нацеленности на выявление оптимальных путей модернизации страны и вхождения в развитое социально-экономическое пространство. Вместе с тем они не свободны от элементов упрощенчества и непрактичности. Во-первых, реалии современного мира во многом не подтвердили концепцию Фукуямы о наступлении либеральной эры и поставили ее автора перед необходимостью радикального пересмотра своих выводов и прогнозов. Во-вторых, интересы России по ряду ключевых проблем не совпадают с западными (например, «гуманитарные интервенции», осуществляемые в одностороннем порядке) или даже противостоят им на территории СНГ. В-третьих, предлагаемые цели и ориентиры внешней политики в определенной степени лишают Россию самостоятельности, превращая ее в зависимого партнера Соединенных Штатов. В-четвертых, имеет место недооценка собственных возможностей России для выхода из кризиса и преувеличение благоприятного отношения к ней со стороны Запада, степени его готовности содействовать ее модернизации. В-пятых, акцентируются достоинства западных моделей общественного устройства, но не придается должного значения сложной и многоаспектной проблеме разработки конкретных механизмов адаптации этих моделей к российским реалиям.

Широкое распространение в отечественной геополитике постсоветского периода получили теоретические конструкции неоевразийства, формируемые на основе синтеза положений традиционной геополитики, сформулированных Мэхэном, Маккиндером, Хаусхофером и др., и постулатов евразийской доктрины, изложенной в трудах П. Савицкого, Г. Вернадского, Н. Трубецкого, впоследствии развитых в исторических трудах Л. Гумилева.

Особый интерес значительной части российской элиты к неоевразийству вызван привлекательностью декларируемой им идеи о существовании в границах РФ уникальной исторической и цивилизационной общности — евразийской. Неоевразийство рассматривается как идеологический фактор укрепления федеративных начал российского государства, стимулирования интеграционных процессов па постсоветском пространстве. Евразийская аргументация широко используется различными фракциями российской элиты в процессе разработки, принятия и реализации внешнеполитической стратегии.

Неоевразийство как интеллектуальное и политически разнородное течение существует в нескольких версиях. Одна из них, прагматическая, ориентированная на воссоздание экономического взаимодействия бывших советских республик, в течение ряда лет выдвигалась президентом Казахстана Н. Назарбаевым. В настоящее время она реализуется в деятельности Евразийского экономического сообщества, образованного в октябре 2000 года Россией, Казахстаном, Белоруссией, Киргизией и Таджикистаном. Различные, во многом оппонирующие варианты концепции неоевразииства представлены прежде всего в публикациях А. Г. Дугина и А. С. Панарина.

Идеологизированный вариант неоевразииства, претендующий на роль концептуальной основы геостратегии России, разработан школой неоевразииства и ее ведущим теоретиком А. Г. Дугиным. Это направление представлено публикациями издававшегося им первого в стране специализированного журнала «Элементы» и газеты национально-консервативного толка «День» (в настоящее время выходит под названием «Завтра»). Геополитические воззрения Дугина сведены воедино в книге «Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством» (изд. 2-е. М., 2000) и, кроме того, изложены в работе «Евразийский путь как Национальная идея» (М., 2002), представляющей собой мировоззренческую платформу партии «Евразия».

Доктрина неоевразийства исходит из главного постулата классической геополитики — о пространстве как определяющем факторе геостратегии государств. Политика, культура и даже религия с точки зрения школы неоевразийства менее значимы для формирования геостратегии, чем пространство. Проводя параллель с марксизмом и классической буржуазной политэкономией, Дугин полагает, что подобно экономическим идеологиям, утверждающим особую категорию «человека экономического», «...геополитика говорит о " человеке пространственном", предопределенном пространством, сформированном его специфическим качеством — рельефом, ландшафтом»¹.

Согласно неоевразийской доктрине, главным законом геополитики является фундаментальный дуализм двух типов цивилизаций — «теллукратических», базирующихся на «сухопутном могуществе», и «талассократических», опирающихся на «морскую мощь». Вслед за классической геополитикой постулируется, что степень антагонистичности этого типа противостояния и преобладания той или иной цивилизации варьирует в различные периоды истории. В холодной войне 1946-1991 годов извечный геополитический дуализм, по мнению А. Г. Дугина, достиг максимальных пропорций и завершился поражением СССР, тождественным поражению «цивилизации Суши». Наиболее естественный и желательный сценарий геополитического развития неоевразийцы видят в создании под эгидой России евразийского стратегического блока «конфедерации Больших Пространств» в качестве противовеса «цивилизации Моря». Среди этих пространств основными будут Европейская империя на Западе (вокруг Германии и Срединной Европы), Тихоокеанская империя на Востоке (вокруг Японии), Среднеазиатская империя на Юге (вокруг Ирана) и собственно Русская империя в центре Евразии (вокруг России).

Учитывая стратегическую важность образования осей «Москва-Берлин» и «Москва—Токио» для реализации неоевразийского проекта, предлагается очистить культурно-историческую перспективу от негативных аспектов прошлого, и прежде всего территориальных символов Второй мировой войны. С этой целью А. Г. Дугин считает целесообразным возвращение Германии Калининградской области (Восточная Пруссия), а Японии — Курил.

Важнейшим союзником блока по расовым, политическим и стратегическим параметрам неоевразийцам представляется Индия. Не исключается и возможность широкомасштабного сотрудничества с Китаем — в случае корректировки «проатлантической» модели его развития и появления внутри страны мощного прорусского лобби.

Идея мессианского призвания России предопределяет основные особенности неоевразийского проекта. Во-первых, он в отличие от классического евразийства активно заимствует элементы коитиненталистской концепции Хаусхофера, включая в будущую конфедерацию «Больших Пространств» всю Европу. Во-вторых, в качестве главных геополитических союзников России ориентирован на исламские государства (особенно Иран), что обосновывается «традиционным» характером русской и исламской цивилизаций, объединяющим их в противостоянии модернистскому, индивидуалистическому и светскопрагматическому атлантизму.

По мнению теоретиков неоевразийства, геополитическая конструкция Евразийской империи должна основываться не на некой целостной идеологии, а на отрицании атлантизма и стратегического контроля со стороны США, на отказе от верховенства рыночно-либеральпых ценностей. Подрыв могущества Соединенных Штатов вплоть до их разрушения предполагается осуществлять планомерно и бескомпромиссно, прибегая к экспансии в Центральную и Южную Америку с целью их вывода из-под контроля Севера, провоцируя дестабилизирующие процессы в самих Соединенных Штатах, прежде всего с опорой на силы афроамериканского расизма. При этом все виды геополитического давления на Соединенные Штаты следует задействовать одновременно.

В работе «Евразийский путь как Национальная идея» Дугин отказался от радикальной идеи сокрушения Соединенных Штатов как оплота атлантизма в пользу ориентации на создание многополярного мира, в котором силовые центры геополитики будут находиться в состоянии динамического баланса. В рамках многополярности Евразии предстоит уравновешивать атлантический вектор, создавая этим геополитическое пространство для свободы выбора странам третьего мира.

Рассмотрение неоевразийского геополитического проекта позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, в контексте происходящих на мировой арене качественных трансформаций — глобализации экономических, политических и информационных процессов, формирования многополярного миропорядка, усложнения геополитической структуры мира — акцептирование пространственно-территориального фактора поведения государств отражает приверженность неоевразийской школы некритически воспринятым постулатам германской и англосаксонской геополитики первой половины XX века, а также русского евразийства. Во-вторых, «Большие Пространства» конструируются прежде всего на основе территориального принципа без учета специфики этнических, культурных и религиозных ориентации евразийских держав, различия их традиций и национальных интересов.

В-третьих, ввиду неопределенности перспектив превращения России в современное государство постиндустриального типа весьма проблематична ее потенциальная способность к собиранию евразийских земель, выполнению интегрирующей роли на пространстве Евразии. В-четвертых, прокламируемые неоевразийцами приверженность радикалыю-антизападнической точке зрения и неприятие рыночно-либеральных ценностей не совместимы с принципами общественного устройства ряда цивилизованных (особенно европейских) государств, рассматриваемых в качестве участников конфедерации «Больших Пространств». Это обстоятельство уже само но себе исключает возможность создания евразийского стратегического блока, противостоящего атлантизму.

В-пятых, явно преувеличиваются значение и масштабы антиамериканизма как фактора интеграции евразийского пространства под эгидой России. Антиамериканизм имеет преимущественно подспудный характер и не является доминантой политики большинства государств Евразии. У них преобладает понимание того, что без участия единственной сверхдержавы невозможно решение жизненно важных проблем обширного континента.

В-шестых, культивирование идеи «общего врага» в лице Соединенных Штатов и разрушения наиболее мощной державы современного мира исключает возможность создания стабильного международного порядка, обеспечения национальной безопасности всех пародов и государств.

В целом разработанный неоевразийцами геополитический проект представляет собой умозрительную и эклектическую схему, вобравшую в себя плохо согласующиеся и противоречащие друг другу положения и идеи. Выдвигаемые в нем ориентиры геостратегии России являются во многом утопическими и потому не способными обеспечить ее эффективность в условиях глобализирующегося мира. Их реализация может лишь увеличить конфликтный потенциал в Евразийском регионе. Идеи евразийской экспансии расцениваются преобладающей частью российского правящего класса как опасные, экстравагантные и потому неприемлемые для практического применения.

Более умеренный и респектабельный в политическом плане и философски обоснованный вариант неоезразийства представлен в работах А. С. Панарина «Россия в циклах мировой истории» (М., 1999), «Искушение глобализмом» (М., 2000), «Стратегическая нестабильность» (М, 2003) и др. Этот вариант ориентирован на восстановление целостности постсоветского пространства как относительно самодостаточного и геополитически стабильного образования. Его специфику составляет главным образом культурно-цивилизационный подход к анализу проблематики, а не геополитическое теоретизирование.

По мнению Панарина, после распада СССР Россия оказалась перед жестким выбором: либо восстановить прежнее пространство, причем в новом духовном, моральном и экономико-технологическом качестве, либо стать одной из стран третьего мира, лишившись всяких шансов занять достойное место в мировом сообществе. Естественно, что при такой альтернативности восстановление утраченного геополитического статуса представляется единственным для России способом обеспечить выживание и избежать неблагоприятного развития событий.

Дуализм «Суши» и «Моря» является доминантой и для этого варианта неоевразийства. «Суша» оценивается в нем как «земная твердь мира», «источник всего реального», а «Море» — как «волюнтаристическая стихия», порождающая «виртуальность» и «псевдореальность». Поэтому цивилизации «Суши» противостоят «морским» цивилизациям и державам, обязанным своим происхождением «изобретательной субъективности».

Ключевое место в этом варианте неоевразийства занимает идея трансформации однополярного миропорядка, возникшего после краха биполярности, в многополюсный. Его реализация связывается с созданием системы сдерживающих факторов и противовесов, которая ограничивала бы возможности проведения имперской политики. Оптимальный для России способ обеспечения целостности и превращения в один из полюсов притяжения других государств видится во всестороннем развитии контактов с Индией, Китаем и мусульманскими странами¹.

Акцентирование многополярности как перспективной тенденции развития международных отношений, безусловно, составляет сильную сторону разработанного Панариным варианта неосвразийства. Эта тенденция отражает стремление большинства государств к созданию демократического миропорядка, базирующегося на взаимоуважении интересов членов мирового сообщества и исключающего гегемонию со стороны любого государства.

Рассмотренный вариант неоевразийства свободен от вульгарной интерпретации роли природпо-географических факторов в международных отношениях и далек от почти мистического восприятия Евразии, характерных для школы неоевразийства и работ Дугина. Однако он ориентирует Россию на партнерство не с лидерами постиндустриализма, способными ускорить осуществление российских реформ, а с модернизирующимися государствами, резко отличающимися в социокультурном плане и соперничающими друг с другом. Следование неоевразийским идеям и рекомендациям обрекает Россию преимущественно на традиционную для нее стратегию догоняющего развития и чем дальше, тем больше будет подталкивать к антизападному курсу со всеми вытекающими для страны негативными последствиями.

Серьезным методологическим изъяном обоих вариантов неоевразийства является искусственное разделение мира на «сухопутные» (континентальные) и «морские» державы, которые якобы всегда должны враждовать между собой.

История международных отношений изобилует фактами как объединения «сухопутных» и «морских» держав (например, антигитлеровская коалиция, НАТО, Евросоюз), так и конфликтов внутри каждой из цивилизаций (например, соперничество и бесчисленные войны континентальных держав Евразии, война Соединенных Штатов за независимость от «морской» державы — Великобритании, сражения между США и Японией в годы Второй мировой войны).

Деление государств на «морские» и «сухопутные» исторически весьма условно. «Морская» держава Япония вплоть до конца XIX века не располагала крупным военно-морским и торговым флотом, временами находясь в почти полной изоляции от внешнего мира. До середины XIX века Соединенные Штаты осуществляли сухопутную экспансию в западном и южном направлениях. Строительством военного флота США занялись в полной мере лишь в преддверии Второй мировой войны, несмотря па призывы одного из основателей геополитики Мэхэна форсировать создание военно-морской мощи в целях расширения американского влияния. Такие «сухопутные» (но классификации евразийцев) державы, как Испания, Нидерланды, Португалия, Швеция, в определенные периоды своей истории были мощными морскими державами. Крупные военно-морские силы и торговый флот имела Россия.

Наконец, в современном мире традиционные морское и сухопутное измерения мощи государств в значительной степени теряют свое былое значение. В постиндустриальную эру сферой соперничества государств становятся прежде всего высокие технологии, особенно информационные.

Евразийство и неоевразийство оказали значительное влияние на позиции отечественных левых и националистических кругов, занимающих антизападнические позиции. Именно в этой части российского политического спектра получили широкое распространение упрощенные тезисы о неизменности национальных интересов России и ее особой роли как географического центра мировой политики, собирателя земель Евразии; о необходимости борьбы с главной угрозой России — атлантической цивилизацией и ее лидером — Соединенными Штатами; о «мондиалистском заговоре» против России.

Постулаты неоевразийства, аргументируемые ссылками на классиков геополитики, прежде всего на вульгаризированную теорию «хартлэнда», стали для части общества своеобразной психологической компенсацией за распад страны и стремительное понижение ее геополитического статуса. Именно на этой основе предрекается неизбежность возрождения России в качестве великой державы главным образом за счет ее географического положения, размеров и ресурсного потенциала. Неоевразийство, однако, в целом не отражает геополитические ориентации и цивилизационную самоидентификацию большинства российских граждан. Если США (и в еще большей степени — НАТО) вызывают у них скорее отрицательную реакцию, то восприятие Европы является устойчиво позитивным. Так, по данным ИКСИ РАН, в начале нынешнего десятилетия скорее негативные чувства к США испытывали 49% российских граждан, а симпатию — 43%, в то время как Европе симпатизировали 79% россиян и лишь 13% заявляли о своей нелюбви к ней. Более того, 41% россиян видели в России часть Европы и считали, что в XXI веке она будет теснее всего связана с этим регионом мира, в то время как доля разделявших мнение о наличии особой «евразийской цивилизации» и смещении центра российской политики на Восток составила 35%.

Антизападничество — центральная тема работ лидера КПРФ Г. А. Зюганова «Держава» (М., 1997) и «География победы. Основы российской геополитики» (М., 1999), книги Н. А. Нартова «Геополитика» (М., 2-е изд., 2004). В публикациях этих авторов Россия предстает как уникальная цивилизация, способная выполнить свое мессианское предназначение гаранта мирового геополитического равновесия, лишь оградив себя от «пагубного» влияния Запада и восстановив евразийское государство в границах бывшего СССР.

Концептуальной основой книг Зюганова и Нартова является евразийство. Вслед за Данилевским оба автора полагают, что именно глубина цивилизационных различий служит причиной «фундаментального отличия Европы от России». Следуя за Леонтьевым, они развивают идею уникальности этнического смешения в России и особой геополитической миссии страны в умиротворении Евразии. Наконец, вслед за Савицким и Л. Гумилевым Зюганов и Нартов исходят из тезиса о возможности сохранения России как уникальной цивилизации только в изоляции от Запада. Для сдерживания экспансии со стороны Запада предлагаются различные варианты союзов России со странами Азии и мусульманского мира.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 67