Периодизация и общая характеристика

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 10Следующая ⇒

1.1. Период средневековья по давней традиции в течение длительного времени, даже во второй половине XX в., рассматривался как период застоя, спада научной мысли (см., например, учебники: Кондрашов 1979: 20; Березин 1984: 18). Между тем еще в 1911 г. Н.А. Бердяев писал: «Средние века не есть эпоха варварства и тьмы; этот старый взгляд давно уже оставлен культурными историками, наоборот, это эпоха великого напряжения духа, великого томления по абсолютному, неустанной работы мысли, это эпоха культурная и творческая <...>. Всякому известны тьма и невежество средних лет человечества. Но <...> средневековые ужасы миновали безвозвратно, средневековая дикость ушла в глубь прошлого, средневековая красота, средневековая культурность, средневековая напряженность духовного томления манит нас и до сих пор. Философия будущего более будет иметь общего с философией средневековья, чем с новейшей» (Бердяев 1989: 161–163).

В лингвистике отношение к средневековым учениям начинает меняться лишь в последние десятилетия, когда стала утверждаться мысль о непрерывности, преемственности и своеобразии культур, когда стали постепенно осознавать, что лингвистические взгляды средневековых авторов можно оценить, лишь обратившись к контексту идейных ценностей средневековой культуры в целом. Немалую роль в формировании нового подхода к эпохе средневековья сыграли широкая публикация памятников этого периода, появление работ, посвященных анализу мировоззрения отдельных теологов и философов, изучение языковой ситуации данной эпохи, а также исследование состояния лингвистической мысли в отдельных странах Европы и Востока.

Временные границы начала и конца средневековья определяются в различных источниках по-разному. Чаще всего начало средневековья связывают с падением Западной Римской империи (476 г.), но такое установление временной границы, с одной стороны, кажется слишком поздним, а с другой стороны, создает впечатление мгновенности, как будто бы переход от античности к средневековью произошел в одночасье. Однако очевидно, что период формирования нового типа общества и нового типа мышления был продолжительным. Вспомним хотя бы, что уже с конца II в. начинают укрепляться племенные союзы Западной Европы, «оживляются местные традиции, культы, языки, искусство» (История Европы 1988: 9). Существенно и то, что именно во второй половине II в. зарождается патристика – учение ранних христианских теологов, в котором, наряду с решением кардинальных проблем христианства, ставятся и проблемы теории языка, решавшиеся, разумеется, в соответствии с христианской доктриной.

Безусловно, следует иметь в виду, что переход к новому периоду в истории человеческой мысли осуществляется постепенно. В первые века нашего тысячелетия сосуществуют бок о бок, соперничают между собой философские традиции, сложившиеся в эпоху античности, и «формирующиеся очаги новой веры и новый мысли, составившие впоследствии основу средневековой теологии и философии» (Введение 1989: 115). В связи с этим стоит учесть замечание о том, что «историю науки нередко приходится излагать вопреки хронологической последовательности. Так, апологии римского юриста Тертуллиана (около 160 – после 220) выражают мировоззрение раннего средневековья, а труды неоплатоников от Плотина и Порфирия до Прокла (410 – 485) и последнего схоларха платоновской Академии Дамаския (около 470 – после 531) принадлежат еще античному миру <...> . Эта крупнейшая школа античной философии синтезировала достижения именно античной, а не средневековой мысли» (Эдельштейн 1985: 158). Как писал А.Ф. Лосев, «Христианское учение о творении еще недоступно неоплатоникам, и вместо него выступает учение об эманациях ипостасей Единого и о порождении от них сущего» (Лосев 1980: 226).

Итак, вряд ли стоит ориентироваться на «официальную» дату падения Западной Римской империи, определяя время становления средневековой мысли. Думается, более целесообразно датировать начало средневековья не позднее второй половины II – III вв.

Конец периода средневековья также определяется по-разному. Одни ученые обозначают его временем падения Константинополя (1453 г.), другие – открытием Америки (1492 г.), третьи – началом Реформации в Германии (1517 г.). В ряде исследований период средневековья связывается со временем развития и разложения феодализма, и его конец датируется в Европе XVI – серединой XVII вв., а в отдельных азиатских странах XVIII – XIX вв. (История 1980: 7), т.е. эпохой зарождения капитализма. Надо сказать, что последняя дата при определении конца периода средневековья представляется для истории лингвистических учений наиболее приемлемой в том смысле, что она действительно показывает существенное обновление духовной жизни, когда происходит значительное изменение языковой ситуации (начинают формироваться и укрепляться национальные языки), когда проводится большая работа по выработке и закреплению норм литературной формы национальных языков и возникает новая проблематика в теории языка. Кроме того, такое обозначение нижней границы периода средневековья позволяет учесть неравномерность конкретно-исторического времени, с которой связан переход от эпохи средневековья к Новому времени и которая присуща разным народам в развитии лингвистической мысли.

Из сказанного понятно, что период культурного Возрождения включается в исторический период средневековья, в этом отношении мы следуем за традицией, заложенной в XVII в., хотя изначально термин «средние века» (medium aevum) ввели как раз итальянские гуманисты (лингвисты и литераторы), чтобы обозначить им период от античности до их века, и тем самым противопоставить себя своим предшественникам. С XV в. этот термин стали употреблять историки, а позже временные границы средневековья были расширены за счет включения в него и периода, названного Возрождением.

Естественно, что такой длительный период, который назван в истории лингвистических учений как средневековье, не мог быть однородным и не был им. В рамках европейского средневековья можно выделить следующие значительные периоды: 1) раннее средневековье – со второй половины II – III в. до XI–XII вв.; 2) позднее средневековье – с XII в. до XIV в.; 3) Возрождение – с XIV в. до конца XVI – середины XVII в.

Граница между периодами раннего и позднего средневековья определяется с учетом нескольких факторов, существенных для культурно-исторической жизни Европы и важных в развитии лингвистических учений. Во-первых, к концу XI – XII в. в основном сложились феодальные государства. На смену этногенетических и демографических сдвигов, характеризующих Европу предшествующих веков, приходит период относительной стабилизации, складываются отдельные народности, возникают города как культурные центры раннефеодальных государств. Как известно, в IX в. сложилось древнерусское феодальное государство, которому с начала X в. принадлежит значительная роль в международных отношениях и культурной жизни Европы того времени. Во-вторых, в XI в. происходит окончательное разделение церквей, начавшееся фактически задолго до этого, на православие и католицизм, что завершило формирование особых религиозно-культурных ареалов, в рамках которых и развивается лингвистическая мысль. В-третьих, что особенно было важно для становления западноевропейской лингвистики, к концу XI в., католическая церковь, добившись ведущего положения в государствах, «начинает жестоко расправляться со своими противниками. К этому времени определилась особенность идеологической формы западноевропейского феодализма – схоластика» (Попов, Стяжкин 1974: 136). Основная идея схоластики – «рациональное» обоснование религиозных догм «путем применения логического метода доказательства <...>. Схоластика осуществила систематизацию христианского вероучения и создала своды («суммы») католического богословия» (Христианство 1994: 456). При формировании схоластики использовались неоплатоническая традиция в христианской переработке и идеи Аристотеля. Поэтому существенной вехой в становлении схоластики была середина XII в., когда католическому Западу стал известен весь состав аристотелевского «Органона», переведенного на латинский язык. С этого периода начинается христианизация учения Аристотеля. В рамках схоластики возникает логический спор о природе общих понятий (универсалий), который, все более обостряясь со временем, сыграл исключительную роль в последующем развитии не только логики, но и лингвистики.

Выделение третьего периода в истории развития лингвистики средневековья связано с тем влиянием, которое оказывают идеи Возрождения как в целом на языковую ситуацию Европы, так и на развитие лингвистических идей. Именно с XIV в. начинают раздаваться голоса против официальной церкви, против того понимания проблемы мира и Бога, соотношения природы и Божественного первоначала, которое было принято в ортодоксальной схоластике. «Философская мысль Возрождения создает новую, пантеистическую в своей главенствующей тенденции картину мира <...>. Бог философии Возрождения – не бог ортодоксальной религии <...>, он лишен свободы, он не творит мир «из ничего», он «со-вечен» миру и сливается с законом естественной необходимости» (Горфункель 1980: 10). Природа из творения Бога превращается в обожествленное начало, наделенное всеми необходимыми силами, а человек рассматривается прежде всего в его земном предназначении. Возрождение классических древностей в качестве идеала сформировало взгляды гуманистов, которые оказали существенное влияние на все спектры жизни и науки, в том числе и на лингвистику. Под влиянием этих идей филологическая наука обращается к классическим текстам, возникают новые переводы произведений античности, формируются новые черты текстологии. Рост самосознания народов приводит к открытому заявлению о ценности родного языка, о необходимости его изучения, что ведет к созданию национальных грамматик.

Вместе с тем, как показывает время, эпоха Возрождения, обладая несомненной спецификой, остается в пределах средневековья. Гуманисты выступили против официальной религии, но не против Бога, они стремятся осмыслить сущность Божественного, но в рамках создаваемого ими философского учения, вне теологического ортодоксального догмата. В этом видится прежде всего их погруженность в средневековый мир. Разрыв со средневековьем в типе мышления, не лишенный, разумеется, преемственности, возникнет в Новое время, когда откроется естественнонаучная картина мира в качестве исторического процесса. С этим фактором будет связана и новая линия в развитии лингвистических учений, впрочем, также осуществляющаяся не в одночасье, а имеющая глубокие корни в прошлом.

1.2. Говоря о лингвистических учениях средневековья, следует выделить, по крайней мере, два направления: во-первых, практическое – собственно описание различных аспектов разных языков, создание грамматик, словарей, письменности, а во-вторых, теоретическое – постановка и решение проблем языка в рамках теологических учений. Такое разделение, конечно, нельзя рассматривать как полное отсутствие решения теоретических проблем при практическом описании языка (подобное предположение было бы абсурдным). Но о нем следует сказать, потому что проблемы общей теории языка (о его природе и сущности), как и в эпоху античности, разрабатывались не лингвистами и не рассматривались как самостоятельные. И этим постановка теоретических вопросов в эпоху средневековья глубоко отлична от постановки их в Новое время и проявляет сходство с эпохой античности.

Сходство развития теоретической мысли средневековья и античности состоит в том, что проблемы теории языка возникали в рамках общих размышлений о бытии мира, в попытке осмыслить его происхождение и законы существования. Однако в античном мире языковедческие проблемы были частью философии, тогда как в средние века они стали частью теологии и предметом размышления теологов, утверждавших идею единобожия (монотеизма), которая, постепенно развиваясь, сложилась в строгое учение трех различных основных мировых религий – буддизма, ислама и христианства с его ранним разделением на католичество и православие.

Распространение мировых религий в различных культурных ареалах обусловило специфические черты развития лингвистических проблем в период раннего средневековья, главные из которых: создание письменности для «молодых» (формирующихся) народностей, активное развитие лексикографической практики, исследование и комментирование канонических текстов, вызвавшие к жизни герменевтику и экзегетику, изучение конфессиональных надэтнических языков. Распространение мировых религий обусловило и своеобразие языковой ситуации в средние века: «в самых разных регионах Европы и Азии складывается особый вид культурного двуязычия, которое образовывали, с одной стороны, надэтнический язык религии и книжно-письменной культуры (близкой к религиям), а с другой, – местный (народный) язык, который обслуживал обиходное общение, в том числе и письменное» (Мечковская 1998: 17). Отношения между каноническим языком и языком народа, принявшего одну из мировых религий, складывались в различных культурных ареалах по-разному и принимали подчас непростые формы.

Определяя особенности средневековой лингвистики, важно подчеркнуть, что проблемы теории языка, наряду с любыми другими вопросами, не могут рассматриваться вне основных догматов той или иной мировой религии, как они не могут рассматриваться и вне догматических различий между православием и католичеством. И хотя официальный разрыв между Восточной и Западной Церквями происходит только в середине XI в., и «все, что ему предшествует, является общим и неразделенным сокровищем обеих разъединившихся частей» (Лосский 1991 а: 100), но и в этом «неразделенном сокровище» содержатся ростки будущего догматического несогласия. Вл. Лосский отмечает, что нередко пытаются объяснить разногласия между католичеством и православием политическими, социальными, этническими и другими факторами, однако это светский взгляд, внешний по отношению к самому бытию Церкви. Историк-христианин, отдавая должное этим условиям, не может отказаться от того, чтобы видеть в Церкви некое самобытное начало, подчиняющееся иному закону, не детерминистическому закону «мира сего». И для православных и для католиков любые размышления обусловлены догматическими установками, которые являются для тех и других «неким духовным обязательством, сознательным выбором в области исповедания веры» (там же: 101). Умалять значение тех догматических данных, которые определили все дальнейшее развитие традиций обеих Церквей, значит проявлять бесчувствие к самому догмату, рассматривать его как нечто внешнее и абстрактное, а не как то, что формирует личность христианина. «Если политическая доктрина, преподанная политической партией, может в такой степени формировать умозрение, что появляются разные типы людей, отличающиеся друг от друга известными нравственными и психологическими признаками, то тем более религиозный догмат может изменить самый ум того, кто его исповедует: такие люди отличаются от тех, что формировались на основе иной догматической концепции» (там же: 106–107). Сказанное важно как в целом для характеристики мышления средневекового человека, так и для понимания его раздумий над частными проблемами, каковыми являются и проблемы языка.

Сравнивая европейские античные и средневековые лингвистические теории, следует учитывать, что «наиболее важным отличием было не сужение сферы исследования, не ограничение языковедения грамматическим каноном, не стремление уклониться от решения кардинальных проблем философии языка (не было, пожалуй, ни одного аспекта общей теории, который теологи обошли своим вниманием), существеннейшим отличием было признание средневековыми мыслителями авторитета Откровения, зависимость их учения от христианской доктрины, от Писания и предания, чего не знали античные философы» (Эдельштейн 1985: 161), с их обращением к природе как к совершенству, средоточию логоса, как к эталону организации и мерилу мудрости.

Средневековое мышление по существу своему теоцентрично: Бог является «абсолютной основой всего сущего» (Минин 1991: 340). Поэтому невозможно понять духовные искания средневекового мыслителя, выдвигаемые и развиваемые им понятия, а также своеобразие связи этих понятий вне догматических учений определенного вероисповедания.

Фундаментальное отличие во взгляде на мир самым непосредственным образом сказывается на методах исследований и оценке излагаемых теорий. Античный философ искал истинность определенной системы взглядов в логической непротиворечивости исходных постулатов, избранных им свободно, и в правильности самого хода рассуждений. Теолог отвергал все то, что «противоречило христианской ортодоксальной доктрине, не входило гармонической частью в целое, вносило разлад в незыблемый и прекрасный, по учению церкви, порядок, будь то в космосе или теории, что не находило себе прямого или косвенного подтверждения в Библии» (Эдельштейн 1985: 161). Безусловно, этим во многом объясняется сложность работы современного историографа, который стремится разобраться в средневековых проблемах теории языка, вычленяя их из богословских систем.

1.3. Степень полноты культурных связей средневековья с античным миром, как и характер этих связей, различны в разных регионах мира. Живым проводником античной культуры в течение нескольких веков была Византия, которая, в отличие от Западной Римской империи, не пережила потрясения распада и не испытала разрыва в своем переходе от античности к средневековью.

Роль Византии в культурной жизни средневековья огромна. Довольно рано влияние со стороны Византии испытали армяне, которые с V в. восприняли многие философские проблемы, волновавшие умы греческих ученых (например, об отношении слов и вещей, о природе общих названий и др.). Армянам им были известны труды Аристотеля и Платона, под влиянием греческого грамматического канона появились многочисленные работы по грамматике (Джаукян 1981: 7–10). Византийское соседство способствовало развитию грузинской письменности, «памятники духовной литературы переводились на грузинский язык преимущественно с греческого. Переводчики прекрасно видели различия в структурах обоих языков и нередко высказывались по этому вопросу» (Сарджвеладзе 1983: 113). В VI–VII вв. сирийцы заложили основы семитской грамматики, которая существенно опиралась на греческую. В VII–VIII вв. значительное влияние Византии испытала коптская словесность. Как известно, Византия сыграла исключительную роль в культуре славян, ведь создание славянского алфавита принесло в славянский православный мир не только грамоту, но и понятия теории языка и словесности, образцы различных литературных жанров. «Переворот в мышлении, произведенный христианством, послужил мощным толчком к новому развитию языка. Лексика языка – классического древнегреческого, а за ним и старославянского, приобрела новые значения сообразно новым представлениям. Фактически был создан язык христианства. Отцы восточной церкви, используя и философские термины, и слова из повседневного обихода, сообщили им способность обозначать новую реальность. Новое значение возникает в слове из его исходного по обычному переносу с конкретного на абстрактное <...>. Возникли новые системные отношения между словами» (Матвеенко 1999: 194–195). Влияние Византии в западноевропейских государствах не было столь значительным, как в восточно-христианском ареале, однако отметим, что создатель готской письменности (середина IV в.) и переводчик Библии – Вульфила (Ульфила) родился и учился в Византии.

Исключительно важное значение для сохранения античного наследия имело переписывание рукописных древних книг, которое осуществлялось как на Востоке, в частности в Византии, так и на Западе, где это решение было связано с именами Бенедикта и Кассиодора. Современный ученый А.К. Гаврилов отмечает, что принятие на себя церковью, в особенности монастырями, задачи сохранения эллинской книжности имеет «отчасти парадоксальный характер и вместе всемирно историческое значение» (Гаврилов 1985: 123). Интересно, что были даже изданы особые уставы, в которых оговаривались наказания нерадивым переписчикам. «Душеполезный смысл заботы о книгах получил принципиальную важность в последующей судьбе древних авторов, а значит, и новых народов» (там же).

1.4. Лингвистическая мысль Западной Европы, впоследствии принявшей католицизм, развивалась под влиянием римских источников. Напомним, что латинский язык выступал на протяжении всего средневековья в роли международного языка не только церкви, но и науки, занимал центральное место в системе школьного образования. Латинская грамматика считалась образцовой, а Донат и Присциан пользовались безграничным авторитетом, поэтому неудивительно, что модель грамматики поздней античности «позволила в период большого творческого подъема в образовании (XII – XIV вв.) создать собственную модель грамматики» (Грошева 1985: 216). Теоретические взгляды западных средневековых ученых, как и восточных, складывались под влиянием доступных им произведений античных мыслителей, многие положения из которых принимались, если они согласовывались с христианскими догмами, или порождали полемику, если противоречили им.

Таким образом, средневековье нельзя воспринимать как время «темной эпохи», прерывающее нить лингвистических исследований. Признавая в определенной мере преувеличенную оценку связи между древним и средневековым периодами, все же можно повторить вслед за Н.А. Бердяевым, что «вся античная культура вошла в средневековье» (Бердяев 1989: 162). Однако нельзя думать, что эпоха средневековья не внесла ничего нового в теорию и практику лингвистических исследований.

Вопросы и задания

1. В чем состоит трудность в изучении лингвистических проблем периода средневековья?

2. Каковы, по вашему мнению, причины низкой оценки развития лингвистической проблематики средневековья, бытовавшие ранее, и с чем связано переосмысление наследия средневековья?

3. С какими историческими событиями и с какими чертами духовного развития общества связывается начало и конец периода средневековья? Какая точка зрения вам представляется наиболее убедительной?

4. Какими чертами обусловлена внутренняя периодизация развития лингвистической мысли средневековья?

5. В чем состоит сходство и различие в развитии теории языка в период средневековья и античности?

6. Расскажите о влиянии Византии на духовное развитие народов средневековья и об особенностях влияния римских источников на развитие лингвистической мысли западноевропейских народов.

Создание письменности

2.1. Одним из важных стимулов в создании письменности в период раннего средневековья явилось распространение мировых религий, каждая из которых располагала определенным сводом канонических текстов и стояла перед необходимостью разъяснения своего вероучения. Совершенно очевидно, что в связи с этим возникают проблемы выбора языка богослужения и возможности перевода текстов священных книг. Эти вопросы не решались однозначно: римская церковь допускала богослужение только на трех языках, на которых существовало Священное Писание (еврейском, греческом и латинском), тогда как византийская церковь, как и сторонники буддизма, не только не препятствовала использованию родного языка в богослужении, но и видела в этом путь к пониманию своего вероучения. Поскольку мировые религии принимались народами, не только имевшими письменную традицию, но и не имевшими ее, то в случае гибкого отношения к языку богослужения церковь во многом способствовала созданию собственной письменности в государствах, оказавшихся под ее влиянием.

Однако в силу того, что распространение мировых религий является не единственным источником появления письменности, то народы в период раннего средневековья, ставшие на путь развития своей экономики, культуры, государственности, естественно, также создавали свою письменность, абсолютно необходимую в новых условиях. Для понимания сути процесса создания письменности в эпоху средневековья не следует забывать о том, что в мире уже существовало множество различных алфавитов и видов письма, созданных в древности, поэтому в преобладающем большинстве новые графические системы создавались с ориентацией на уже сложившиеся. Впрочем, заимствование – это вполне обычный путь создания известных нам буквенно-звуковых систем письма. Так было и в древности. Напомним, что финикийское письмо возникло на основе древнеегипетского; древнееврейское, арамейское и греческое – на основе финикийского; арабское – на основе арамейского; латинское – на основе греческого. Интересно другое: в период раннего средневековья процесс становления письменности оказался зафиксированным в памятниках литературы, поэтому его можно воспринять и осмыслить. И еще одно существенное и удивительное явление: в этот период письменности создаются отдельными людьми, т.е. акт сознательного творчества становится особенно очевидным. Таким образом, в период раннего средневековья можно выделить «два вида заимствования письменности – стихийный и авторский» (Кузьменко 1985 а: 12).

2.2. В Западной Европе процесс создания письменности осуществлялся на основе латинского алфавита и шел стихийно. Характерной чертой этого пути заимствования является то, что существовало множество аллографов для обозначения одной и той же фонемы, выбор буквы нередко зависел от вкуса писца, поэтому одно и то же слово могло писаться по-разному, естественно, что никаких правил орфографии не было.

Процесс приспособления латинской системы письма к новым европейским языкам шел постепенно и в каждом конкретном случае обладал своей спецификой. Вместе с тем, анализируя пути развития различных письменностей, ученые выделяют «общие принципы их создания и первоначального функционирования» (там же: 13). Эти принципы, или способы, создания письменности можно представить следующим образом: вначале наблюдаются вкрапления местных слов, чаще всего топонимов, в латинские памятники, переписывавшиеся местными писцами; затем на полях или между строчками латинского текста осуществляется написание отдельных глосс, а потом и целых предложений на родном языке; и, наконец, появляются первые памятники на родном языке, чаще всего это были переводы латинских церковных текстов.

Своеобразие конкретных путей развития письменности западноевропейских народов определяется многими факторами: наличием или отсутствием письма до появления латиницы, вырабатываемыми способами приспособления латинских букв для нужд собственного произношения, временем возникновения письма, влиянием уже возникших на латинской основе алфавитов на еще создающиеся, наличием или отсутствием близости устной речи, на базе которой создается алфавит, к устной речи латыни и др. Приведем несколько примеров.

Первыми для записи текстов на родном языке стали использовать латиницу ирландские монахи. Христианство Ирландия приняла в V в., имея к этому времени собственную письменность – огамическое письмо, которое связывается обычно с языческой традицией. Кстати, сведения о составе огамического алфавита, как и о его предназначенности выполнять магическую функцию, известны из среднеирландских лингвопоэтических трактатов, а также из многочисленных надписей, нанесенных на камень. Однако уже к началу VIII в. употребление языческого огамического письма прекращается. По данным ученых, под влиянием ирландцев появляется письменность у англосаксов и у некоторых других германских народов. Предполагают (см., например: Исаченко 1963), что первые переводы на славянский язык с использованием латиницы – заслуга также ирландских миссионеров, действовавших в среде паннонских и моравских славян.

Имели свою письменность до проникновения латиницы и германские народы – руническое письмо, которое раньше всего исчезает в Германии, где оно считалось языческим наследием, позднее всего – в Скандинавии, где новая письменность возникает под сильным влиянием английского и немецкого письма. О постепенном становлении письма на основе латиницы говорит то, что отдельные руны использовались в германоязычных рукописях, написанных латиницей, и то, что известны скандинавские рунические надписи христианского содержания. Интересным фактом приспособления латинского алфавита для передачи германских фонем является деятельность франкского короля Гильпериха (VI в.), который предложил несколько дополнительных букв. Отдельные из этих букв восходят к рунам.

Идея о наличии в дохристианский период собственной письменности у тех или иных народов, достигших высокого уровня развития племенного строя, обретает доказательность по мере развития археологии и нахождения материальных свидетельств (данная идея в принципе отражает общий путь развития письма у всех народов мира). Это, кстати, относится и к славянам. Еще в середине XX в. академик С.П. Обнорский писал: «Отнюдь не явилось бы смелым предположение о принадлежности каких-то форм письменности уже русам антского периода» (Обнорский 1948: 9), т.е. примерно периода VI в. н. э. В течение второй половины XX в. в работах ряда ученых (Е. Георгиева, С.А. Высоцкого, В.А. Истрина) все настойчивее обосновывается мысль, высказывавшаяся и ранее, что южные и восточные славяне, имея самобытное письмо типа «черт и риз», делали также записи греческими и латинскими буквами, т.е. приспосабливали стихийно, как и западноевропейские народы, чужие алфавиты для своих нужд. Поэтому не являются неожиданными и высокий расцвет болгарской литературы в конце IX – начале X в., и широкое распространение грамотности в быту восточных славян X – XI вв.

Позднее появление письменности на родном языке в романоязычных странах (IX –X вв.) скорее всего объясняется близостью латыни возникающим на ее основе романским языкам. Ведь несмотря на то, что романизированные народы подвергались в течение первых веков второго тысячелетия многочисленным завоеваниям со стороны племен разного этнического происхождения, это не оказало «существенного воздействия на исторические судьбы языка населения бывших римских владений: впитывая в себя некоторые сравнительно незначительные иноязычные элементы, латинский язык и развивающиеся на его основе незаметно для его носителей романские языки продолжали служить основным средством общения их жителей» (Алисова, Репина, Таривердиева 1982: 61–62). Поэтому вполне вероятно, что в период раннего средневековья умеющий читать не испытывал затруднений в восприятии канонических текстов, написанных на церковной латыни. Отметим также, что романские средневековые писцы, создавая записи на родном языке, стремились к тому, чтобы графический облик слова не слишком отличался от латинского прообраза. По-видимому, в этом проявляется и знание писцами латыни, и особое их отношение к ней. Романские писцы, как правило, не изобретали новых букв, даже тогда, когда в их языке были фонемы, отличные от латинских, однако для таких фонем они использовали диграфы или надстрочные знаки.

Вероятно, самым ярким примером сдерживания церковью развития письменности на родном языке может служить история славянского письма латиницей. Как ранее говорилось, отношение римских пап к службе на родном языке было отрицательным, правда, если смотреть во временной перспективе, то надо сказать, что оно на протяжении нескольких веков было неопределенным. Так, в течение IX – XI вв. папы с интервалом в несколько десятков лет то разрешали славянам, принявшим католичество, проводить службу на родном языке, то накладывали на это запрет. Первые чешские памятники латиницы появились лишь в XIII в., причем чешские монахи учились письму у немцев, поэтому создаваемая графика испытывала значительное влияние немецких рукописей, «однако приспособить латинский алфавит для передачи богатого славянского консонантизма оказалось очень сложно» (Кузьменко 1985 а: 28). Еще позднее – в XIV в. – письменные памятники на латинице появились в Польше, польские писцы ориентировались прежде всего на чешскую графику, которая не была совершенной. Особую трудность писцы испытывали в передаче носовых гласных и ряда согласных, которых не было ни в одном европейском языке.

Необходимо подчеркнуть, что при всех трудностях, возникших в процессе стихийного приспособления латиницы к ряду западноевропейских языков, и многих несовершенствах графики средневековые писцы осуществили серьезную работу по анализу фонетических систем своих родных языков, выработали ряд графических приемов в передаче фонем, отсутствовавших в латинском языке, и вполне удовлетворительно решили свою задачу.

2.3. Распространение ислама в принципе не могло стимулировать создание новых письменностей, так как ислам строго придерживается закона, что «Коран» переводить нельзя, поэтому в странах, принимавших ислам, распространялся арабский язык как язык сакральных текстов. Более того, в результате арабских завоеваний местные языки могли утрачиваться. Так, например, случилось со среднеперсидским языком, который, кстати, к тому времени уже имел свою письменность – авестийское письмо. Впоследствии авестийское письмо использовалось лишь в качестве сакрального в зороастрийских общинах для чтения среднеперсидских текстов (Герценберг, Саймиддинов 1981: 97), но с течением времени зороастрийцев становилось меньше, а многие рукописи погибли.

С распространением буддизма, напротив, связано появление многих письменностей. Например, тибетская графика была создана в VII в. ученым по имени Тхон-ми Самбхоту, «которому было предписано составить первую грамматику тибетского языка и разработать тибетскую письменность» (Рождественский 1975: 126). В этом нельзя не усмотреть связь с тем, что в конце VI в. в Тибете складывается государство и принимается буддизм в качестве официальной религии. Тхон-ми создал письменность, написал грамматический трактат, сделал первые переводы буддийских сочинений на тибетский язык, причем с большой точностью сумел передать все буддийские заклинания. Тем самым Тхон-ми Самбхоту снискал себе не меньшую славу, чем европейские просветители.

У большинства народов, принявших христианство из Византии, письменность явилась плодом индивидуального творчества выдающихся людей своего времени, просветителей раннего средневековья, имена которых хорошо известны всему миру, это – Вульфила (311 – 382), Месроп Маштоц (361 – 440), Кирилл (около 827 – 869) и Мефодий (около 815 – 885).

Авторские письменности были «гораздо более единообразны, последовательны и фонографичны, чем стихийные европейские письменности на латинской основе» (Кузьменко 1985 а: 33).

Епископ Вульфила создал готскую письменность, в основу которой положил греческое унциальное письмо IV в., на это указывает начертание букв, их порядок в алфавите, за редким исключением, соответствующий греческому. Правда, в некоторых буквах исследователи находят сходство с латинскими, а отдельные из букв связывают с руническим письмом. Вульфила хорошо смог передать особенности фонетики готского языка, ввел специальную графему для обозначения лабиовелярных звуков, обозначил одним знаком аллофоны одной и той же фонемы и др. Однако мнения ученых относительно качества передачи фонетических особенностей готского языка расходятся. Одни к несомненным достоинствам письменности Вульфила относят последовательное употребление одной графемы для передачи одной фонемы (Кузьменко 1985 а: 39). Другие считают, что «однозначное соответствие между графемами и фонемами прослеживается не всегда» (Смирницкая 1990: 112). Но это никак не может повлиять на общую оценку письменности, созданной Вульфилой. Готский алфавит и система графики в целом были хорошо приспособлены для передачи фонологических различий и безусловно превосходили в этом отношении последующие графические системы, которые складывались стихийно.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒