Тема 8. Формы мужского и женского поведения в Древнем Риме

П. Гиро

ЧАСТНАЯ И ОБЩЕСТВЕНАЯ ЖИЗНЬ РИМЛЯН

Глава 2. Семья

Римская свадьба

< …> Плебейский брак представляет собой куплю (coemptio). Муж покупает себе жену, которая по закону становится его рабой. Ее продает отец или опекун в присутствии магистрата, пяти свидетелей из римских граждан и libripens'a – буквально, свободного весовщика, т. е. без пристрастного посредника, который присутствует при всякой купле-продаже. В данном случае продажа чисто фиктивная, так как цена продаваемой женщины всего один ас.

Вот оба семейства предстали пред претором. Первая формальность – взаимное согласие сторон; оно необходимо для обручения и, следовательно, тем более для брака. «Женщина, – говорит жених, – хочешь ли ты быть матерью моего семейства? » «Хочу», – отвечает она; потом в свою очередь спрашивает жениха: «Хочешь ли ты быть отцом моего семейства? » «Хочу», – отвечает тот. Чтобы напомнить молодой девушке о ее новой зависимости, муж слегка разделяет ей волосы дротиком и проводит острием шесть раз по голове.

Несколько молодых людей подошли затем к женщине, сделали вид, будто хватают ее силой, и отправились с новобрачной в дом ее мужа, куда и пронесли ее, не коснувшись порога.

По дороге они остановились на первом перекрестке перед одной из открытых ниш, которые часто встречаются в таких местах; молодая женщина достала из-за пазухи кошелек, вынула оттуда ас и предложила его ларам перекрестка, после чего процессия продолжала свой путь.

Женщина, вышедшая замуж таким браком (coemptio), не приобщается к культу пенатов своего мужа, святилище которых составляет самое сокровенное место в доме. Этот брак юридически ставит ее в положение рабыни, так что она имеет право чтить только общественных ларов – божества, покровительствующие рабам. Она, впрочем, должна сделать также приношение и ларам домашнего очага, тоже в виде аса, который она, по странному обычаю, приносит в день свадьбы в своей обуви.

Таковы обряды плебейской свадьбы. Но свадьба патрицианская не кончается церемониями confarreatio; остается еще церемония введения новобрачной в дом супруга. < …>

Власть отца в древнем Риме

Древнейшие законы Рима предоставляли отцу неограниченную власть. Многочисленные и разнообразные права, которыми он был наделен по закону, можно распределить на три категории, смотря по тому, выступает ли отец семейства в качестве религиозного главы, хозяина семейной собственности или же судьи.

I. Отец является верховным руководителем во всем, что касается домашней религии: он распоряжается всеми обрядами домашнего культа, как ему вздумается или, вернее, как ими распоряжался его отец. Никто из домочадцев не оспаривает его верховной жреческой власти. Само государство и его понтифики не могут ни в чем изменить распоряжений домовладыки. Как жрец домашнего очага, он не имеет над собой никого старшего.

В качестве религиозного главы он отвечал за непрерывность культа, а, следовательно, и за непрерывность рода. Все, что касается этой непрерывности, – а в этом его главная забота и главная обязанность, – зависит от него одного. Отсюда вытекает целый ряд прав.

Право признать или отвергнуть новорожденного ребенка. Это право принадлежит отцу, как по римским, так и по греческим законам. Хотя оно и варварское, но не стоит в противоречии с основами семейного строя. Кровное родство, даже если оно и не подвергается сомнению, езде недостаточно для допущения в священный круг семьи; необходимо также согласие ее главы и приобщение к культу. Пока ребенок не приобщен к домашней религии, он ничто для отца.

Право прогнать жену в случае бесплодия, так как род не должен прекращаться; или же в случае прелюбодеяния, так как потомство должно быть чистым, без всякой примеси.

Право выдавать замуж дочь, т. е. уступать другому власть, которую он имеет над нею. Право женить сына: женитьба сына имеет значение для продолжения рода.

Право эмансипировать, т. е. исключать сына из семьи и из семейного культа. Право усыновлять, т. е. вводить чужого в культ домашнего очага.

Право назначать перед смертью опекуна жене и детям.

Все эти права принадлежали исключительно отцу и никому другому из членов семьи. Жена не имела права развода, по крайней мере, в более древние времена. Даже сделавшись вдовой, она не могла ни эмансипировать, ни усыновлять. Ей никогда не принадлежало право опеки, даже над собственными детьми. В случае развода дети оставались при отце. Она никогда не имела власти над детьми. Для замужества дочери не требовалось ее согласия.

II. Собственность признавалась первоначально принадлежащей всему роду, как предкам, так и потомкам. Эта собственность по самой природе своей была неделима; в каждой семье мог быть только один собственник – сама семья, и только один владелец – отец семьи.

Собственность не могла быть разделена и находилась целиком в руках отца. Ни жена, ни сын не имели ничего своего. Право распоряжения приданым тогда еще не существовало. Приданое жены вполне принадлежало ее мужу, который имел по отношению к нему право не только распорядителя, но и собственника. Все, что жена могла приобрести во время брака, попадало в руки мужа. Она не получала даже обратно своего приданого, когда становилась вдовой.

Сын был в таком же положении, как и жена; ему ничто не принадлежало. Всякое дарение, сделанное в пользу сына, было недействительно, так как у него ничего не было своего. Он ничего не мог приобрести: плоды его работы, прибыль от торговли – все это принадлежало его отцу. Если какой-нибудь посторонний человек делал завещание в пользу сына, то не сын, а отец получал наследство.

Отец мог продать своего сына. В текстах мы не находим ясных указаний на природу договора купли-продажи, который при этом заключался, ни на ограничения, быть может, существовавшие в нем. Представляется вероятным, что проданный сын не делался совершенно рабом покупателя. Отец мог требовать, чтобы сын был продан ему обратно. В таком случае он получал снова власть над ним и мог его вторично продать. Закон Двенадцати таблиц разрешает повторять эту продажу до трех раз, но заявляет, что после троекратной продажи сын освобождается, наконец, от власти отца.

III. Плутарх сообщает нам, что в Риме жены точно так же, как и дети, не могли являться в суде даже в качестве свидетелей. Из всей семьи один только отец имел эту привилегию. Зато он нес и ответственность за преступления, совершенные кем-либо из его домочадцев.

Если сын или жена были лишены государственного суда, так это потому, что они подчинялись суду домашнему. Их судьей был глава семейства, который творил суд на основании своей власти отца и мужа, от имени рода и пред очами домашних богов.

Тит Ливий рассказывает, что сенат, желая искоренить в Риме вакханалии, постановил предавать смертной казни всех, кто будет в них участвовать. Это постановление легко было применять к гражданам, но совсем иначе обстояло дело по отношению к женщинам, которые оказывались не менее виновными. Тут возникло весьма серьезное затруднение: женщины не были вовсе подсудны государству, только семья имела право судить их. Сенат отнесся с уважением к этому старому обычаю и предоставил отцам и мужьям произнесение над женщинами смертного приговора.

Право суда, которое отец семьи имел над своими домочадцами, было полное, и на его решение не могло быть апелляции. Он мог приговаривать даже к смертной казни, как это делал магистрат города. Никакая власть не имела права изменить его решений. «Муж, – говорит Катон Старший, – судья своей жены, и его власть не имеет границ: он делает, что хочет. Если жена совершила проступок – он ее наказывает; если она выпила вина – он ее приговаривает; если она вступила в связь с другим – он ее убивает». Такое же право имел он по отношению к детям. Валерий Максим упоминает о некоем Атилии, который убил свою дочь за то, что она дурно себя вела. Известен случай, когда отец предал смертной казни своего сына, участвовавшего в заговоре Катилины.

Подобного рода случаи весьма многочисленны в римской истории. Было бы, впрочем, ошибочно думать, что отец имел неограниченное право убивать своих детей. Он был их судья; если он их и казнил, то лишь на основании своего права суда.

Кроме того, нужно заметить, что авторитет отца не был произволом. Он основывался на верованиях, которые коренились в глубине души, и в этих же самых верованиях он находил себе и ограничение. Так, напр., отец имел право изгнать сына из семьи, но он в то же время знал, что если поступить таким образом, род может прекратиться, и маны его предков подвергнутся вечному забвению. Он имел право усыновить чужого, но религия запрещала это делать, если у него был родной сын. Он был единственным владельцем имущества, но он не имел права, по крайней мере, вначале, отчуждать его. Он мог прогнать свою жену, но при этом ему приходилось решаться порвать религиозную связь, которую брак устанавливал между ним и его женой. Таким образом, религия налагала на отца столько же обязанностей, сколько давала ему прав.

Положение женщины

Если вы обратитесь к юристам, которые по обыкновению изучают учреждения лишь при помощи законодательных текстов, они изобразят вам в самых мрачных красках положение женщины в древнем Риме: она лишена всех гарантий, которые по более мягким греческим законам ограждают ее интересы; она – беззащитная жертва отца или мужа, который имеет над нею право жизни и смерти; ее продают, покупают, приобретают на основании давности владения, она служит предметом иска в суде, как рабыня или как животное; ее бесправие и ее рабство кончаются только вместе с жизнью; от тирании мужа или отца она освобождается только для того, чтобы подпасть тирании родственников.

Но если вы оставите на время в стороне юридические формулы и посмотрите, как определилось положение женщины на основании нравов и обычаев, какое место занимает она в общественной жизни, одним словом, что она представляет собой в действительности, то вы увидите, как сцена, так сказать, внезапно переменится на ваших глазах: это уже более не рабыня, беспомощная и угнетенная, это матрона, мать семейства, почитаемая рабами, клиентами и детьми, пользующаяся уважением своего мужа, любимая всеми, хозяйка своего дома; ее влияние проникает даже на площадь народного собрания и в курию сената. Римляне не держали своих женщин в тиши и уединении гинекеев, она появлялась у них и в театрах, и на праздниках, и на пиру: везде ей было почетное место; всякий уступал ей дорогу, даже консул со своими ликторами. Впрочем, ее редко можно было встретить в публичном месте или на общественном собрании: добродетель сделала ее такой же домоседкой, какою гречанка была по принуждению, – ее обычное место было у домашнего очага в атриуме. Этот атриум не был, подобно гинекею, отдаленным помещением, теремом в верхнем этаже дома, убежищем укромным и недоступным. Атриум был центральным помещением в римском жилище, общей залой, в которой сходилось все семейство, где принимались друзья и чужестранцы. Здесь у очага возвышался жертвенник богам-ларам, и вокруг этого святилища стояло все, что было самого драгоценного и почитаемого в семействе: брачная постель, изображения предков, холст и веретено матери семейства, сундук с документами и домашней кассой; все эти сокровища находились под охраной матроны. Она приносила жертву, как и сам домовладыка, богам-ларам, она заведовала домашними занятиями рабов, руководила воспитанием детей, которые долго, до самого юношеского возраста, оставались подчиненными ее надзору и власти; наконец, она разделяла со своим мужем заботу по управлению имуществом и заведованию домашним хозяйством. С той минуты, как новобрачная вступила в атриум своего мужа, она была приобщена ко всем его правам. < …>

< …> Влияние женщины проявлялось не только под сенью домашнего очага и в узком кругу семейной жизни. Женщина фигурирует на каждой странице римской истории. Напрасно закон устраняет ее от участия в общественных делах: ее влияние, явное или тайное, сказывается беспрестанно, решая судьбы государств. Можно подумать, что римляне в своих летописях и преданиях нарочно связывали самые славные свои воспоминания с именем какой-нибудь героини; и, если верить традиционной истории, Рим не менее обязан добродетели своих матрон, чем мудрости своих законодателей и мужеству своих воинов. < …>

< …> Во времена империи мы видим, что женщины высшего общества открыто вмешиваются в политические интриги, проявляя при этом свойственные им хитрость и упорство. Сенека в значительной степени обязан был своей квестурой деятельным хлопотам тетки. Это была простая женщина, жившая в уединении, но привязанность к племяннику извлекла ее из этого уединения и сделала смелой: сам Сенека говорит, что она руководила выборной агитацией в его пользу. Ввиду всего этого, понравиться женщинам было одним из средств сделать карьеру. < …>

Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян / П. Гиро. – М.: Алетейа, 1995. – С. 57–80.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒