Творчество Феофана Прокоповича: теория словесности, публицистика, панегирическая поэзия, трагикомедия «Владимир».
Феофан Прокопович (1681-1736) начинал свою деятельность в Киеве. Петр I вызвал его в Петербург, где Феофан стал одним из высших иерархов русской православной церкви, правой рукой Петра в осуществлении его преобразовательной политики. Феофан Прокопович, разносторонне образованный человек, был поборником распространения «не токмо священного писания», но и «внешнего», светского учения. Он был блестящим церковным оратором, причем его искусно построенные проповеди (слова) были не столько богословскими поучениями, сколько выступлениями политика. Характерны заглавия наиболее прославленных из них - «Слово о власти и чести царской» (1718), «Слово похвальное о флоте российском» (1720). Классическим образцом риторической ораторской прозы было слово, произнесенное Прокоповичем на погребении Петра I (1725). Здесь он с большим художественным мастерством и полнотой раскрыл историческое значение его реформаторской деятельности. Из-под пера Феофана вышел также ряд правительственных документов. В них он внес страстность публициста, гордящегося возросшей благодаря Петру международной ролью России, острый обличительный сарказм по адресу противников преобразований, ревнителей старины.
В трактате «Правда воли монаршей» (1722), написанном в связи с судом над царевичем Алексеем, Феофан коснулся проблемы, издавна волновавшей русских писателей и публицистов, а в XVIII в. поставленной заново историей и ставшей одной из центральных проблем эпохи: каковыми должны быть идеальный государь, отношения его к своим подданным и их обязанности к нему. Первейший долг такого государя, согласно Феофану, - «всенародная польза». В то же время - это государь-самодержец: «не может народ повелевать что-либо монарху своему». Такая трактовка абсолютизма в тогдашних условиях развития России была исторически оправданна: петровский абсолютизм выступал «как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества». В дальнейшем в зависимости от изменения общественных условий тип идеального монарха в представлении литературы, публицистики, театра подвергнется существенной эволюции. Расширится и содержание понятия «народ», в которое Феофан вкладывал ограничительный смысл, разумея дворянство, высшие круги духовенства, именитых представителей купечества.
Феофан Прокопович писал стихи на русском, латинском, польском языках. На трех этих языках сочинен им «Епиникион» в честь Полтавской победы (1709). В основу сюжета трагедокомедии Феофана «Владимир» (1705), написанной в бытность его в Киево-Могилянской академии, положены история введения христианства на Руси киевским князем Владимиром, борьба, которую в связи с этим князю-преобразователю пришлось вести с языческими жрецами. Современники узнавали во Владимире Петра I, а в сатирических образах жрецов - представителей ретроградной части современного духовенства. Выступал Феофан и как теоретик литературы и ораторского искусства. Составленная им «Поэтика» (1705) была посмертно напечатана в 1786 г. «Риторика» (1706-1707) Феофана осталась неизданной до 1982 г. и была известна лишь в выдержках и изложении. Оба труда, написанные на латинском языке, сложились из лекций, читанных в 1705 и 1706-1707 гг. в Киево-Могилянской академии. Несмотря на то что лекции не были напечатаны при жизни автора, идеи их получили достаточно широкое распространение, так как в обеих существовавших в России в то время духовных академиях - киевской и московской Славяно-греко-латинской, а также в ряде других училищ теорию словесности преподавали ученики Феофана, опиравшиеся на его лекционные курсы. И в «Поэтике», и «Риторике» Феофан популяризирует теоретиков античности, Возрождения, барокко. Его «Поэтика», подобно всем школьным поэтикам XVII-XVIII вв., рационалистична и нормативна. Он признает искусство, утвержденное определенными правилами и наставлениями, искусство, приносящее «услаждение и пользу», но поддерживает и принцип правдоподобия. Порицает Феофан «буйство» слога, «темноту» стиля, неумеренное употребление тропов и фигур, различные виды «трудных пустяков» и «куриозных» стихов. В области драматургии он сторонник пятиактного построения пьесы, малого числа действующих лиц (стоит напомнить, что в школьной драме «Страшное изображение второго пришествия господня на землю...» 1702 г. число их доходило до 140), сведения фабульного времени к минимуму (от одного до трех дней), чтобы события, играющие роль предыстории, излагались в речах персонажей. Кроме трагедии и комедии, Феофан допускает, опираясь на авторитет Плавта с его «Амфитрионом», промежуточный драматический жанр - трагедокомедию. До Ломоносова он предлагает в «Риторике» различать три слога: высокий, средний и низкий. Все эти идеи Феофана предваряли будущий классицизм, утверждение которого на русской почве связано с именами Кантемира, Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова.
Сатирическая поэзия Антиоха Дмитриевича Кантемира. Проблематика сатиры «На хулящих учение, К уму своему». Личность и значение творчества Кантемира в очерках и критических статьях Н.И.Новикова, Н.М.Карамзина К.Н.Батюшкова, В.Г.Белинского.
Антиох Дмитриевич Кантемир одним из первых пишущих русских людей осознал себя литератором. Хотя литература вовсе не была главным делом его жизни. Стихотворец, открывающий первую страницу истории русской книжной поэзии, был личностью незаурядной, образованнейшим, многосторонне одаренным человеком. Он немало поднял престиж России на Западе, где последние двенадцать лет жизни служил дипломатическим представителем России в посольствах – сначала в Англии, а затем – Франции. Он безупречно владел мыслью и словом: отправляемые им депеши всегда были ясно и талантливо составлены. он был известным в России человеком. Его эпиграммы и любовные песенки имели чрезвычайный успех. Он работал в жанре научного перевода и уже написал пять из девяти своих стихотворных сатир. За годы службы во Франции окончательно утвердился в передовых просветительских взглядах. Он был убежден, что только " заслуга", а не сословная родовая принадлежность отличает одного человека от другого. " Та же и в свободных, и в холопах течет кровь, та же плоть, те же кости! ", – писал он, настаивая на " естественном равенстве" людей. Кантемир всегда оставался гражданином России: то, что приобрел, или, по его выражению, " перенял" у французов, должно было служить его отчизне. С присущей ему скромностью писал:
Что дал Гораций, занял у француза.
О, коль собою бедна моя муза.
Да верна; ума хоть пределы узки,
Что взял по-галльски – заплатил по-русски.
И все-таки Кантемир прежде всего – национальный поэт, которому выпала на долю задача обратиться к изображению реальной русской жизни. По словам Белинского, он сумел " связать поэзию с жизнью", " писать не только русским языком, но и русским умом". Кстати здесь заметить, что в близкой дружбе с семьей Кантемиров была княжна Прасковья Трубецкая, писавшая песни в народном духе; возможно, именно она была автором популярнейшей в те далекие времена песни " Ах, свет мой горький моей молодости". Не только знаменитая " Поэтика" французского поэта и теоретика Буало, не только учебные штудии, но живая лирическая стихия народной песни, пробивающаяся в книжную поэзию начала века, определяли становление художественной манеры Кантемира.
Анализ сатиры Антиоха Кантемира «На хулящих учения К уму своему». Это первая сатира Кантемира, он ее написал в 1729 году. Сатира написана изначально не с целью издания, а для себя. Но через друзей она попала к Новгородскому архиепископу Феофану, который и дал толчок для продолжения этого цикла сатир.
Сам Кантермир определяет эту сатиру, как насмешку над невежами и презирателями наук. В то время этот вопрос был очень актуален. Только-только образование становилось доступным для людей, были учреждены коллегии, университет. Это был качественный шаг в области наук. А любой качественный шаг – это если не революция, то реформа. И немудрено, что он вызывал столько споров. Автор обращается, что и следует из названия, к уму своему, называя его «уме недозрелый», т.к. сатира написана им в двадцатилетнем, то есть еще совсем недозрелом по тем меркам возрасте. Все стремятся к славе, а достичь ее через науку сложнее всего. Автор использует 9 муз и Аполлона как образ наук, которые делают дорогу к славе трудной. Можно, и славу достать, хоть творцом не слыти. Ведут к ней нетрудные в наш век пути многи, На которых смелые не запнутся ноги; Всех неприятнее тот, что босы проклали Девять сестр. Далее в сатире по очереди появляются 4 персонажа: Критон, Силван, Лука и Медор. Каждый из них осуждает науку, объясняет по-своему ее ненужность. Критон считает, что те, кто увлекается наукой, желают постичь причины всего происходящего. А это плохо, т.к. они отходят от веры в Священное Писание. Да и вовсе по его мнению наука вредна, надо просто слепо верить.
Расколы и ереси науки суть дети; Больше врет, кому далось больше разумети; Приходит в безбожие, кто над книгой тает… Силван – скупой дворянин. Он не понимает денежной пользы науки, поэтому она ему не нужна. Для него ценность имеет лишь то, что может принести конкретно ему выгоду. А наука этого ему предоставить не может. Он ведь жил без нее, так и проживет еще! Землю в четверти делить без Евклида смыслим, Сколько копеек в рубле — без алгебры счислим Лука – пьяница. По его мнению, наука людей разъединяет, т.к. не дело это – сидеть в одиночку над книгами, которых он и подавно зовет «мертвыми друзьями». Он хвалит вино как источник хорошего настроения и других благ и говорит, что променяет стакан на книгу только если время побежит вспять, звезды появятся на земле и т.п. Когда по небу сохой бразды водить станут, А с поверхности земли звезды уж проглянут, Когда в пост чернец одну есть станет вязигу, — Тогда, оставя стакан, примуся за книгу. Медор – щеголь и франт. Ему обидно, что бумагу, с помощью которой в то время завивали волосы, расходуют на книги. Для него славный портной и сапожник гораздо важнее Виргилия и Цицерона. …чресчур бумаги исходит На письмо, на печать книг, а ему приходит, Что не в чем уж завертеть завитые кудри; Не сменит на Сенеку он фунт доброй пудры. Автор обращает внимание, что у всех дел возможны два мотива: польза и хвала. И есть мнение, что если наука не приносит ни того ни другого, то зачем ею заниматься? Люди не привыкли, что может быть иначе, что добродетель сама по себе ценна. …Когда нет пользы, ободряет К трудам хвала, — без того сердце унывает. Не все любят истинную красу, то есть науку. Но любой, едва что-либо узнав, требует повышения по службе или другого статуса.
Например, солдат, едва научившись ставить подпись, хочет командовать полком. Автор сетует, что ушло то время, когда ценилась мудрость. К нам не дошло время то, в коем председала Над всем мудрость и венцы одна разделяла, Будучи способ одна к высшему восходу.
Белинский говорил, что Кантемир переживет немало литературных знаменитостей, классических и романтических. В статье о Кантемире Белинский писал: « Кантемир не столько начинает собою историю русской литературы, сколько заканчивает период русской письменности. Кантемир писал так называемыми силлабическими стихами- размером, который совершенно не свойственен русскому языку; этот размер существовал на Руси задолго до Кантемира… Кантемир начал собою историю светской литературы. вот почему все, справедливо считая Ломоносова отцом русской литературы, в то же время не совсем без основания Кантемиром начинают ее историю»
Карамзин заметил: « Сатиры его были первым опытом русского остроумия и слога».
6. Роль Василия Кирилловича Тредиаковского, М.В.Ломоносова, А.П.Сумарокова в становление эстетических принципов, жанрово-стилистической системы русского классицизма, в преобразовании стихосложения.
Тредиаковский в 1735 г. выпускает " Новый и краткий способ к сложению российских стихов", предлагая способ упорядочения силлабических 13-ти и 11-сложников и давая образцы сочиненных по-новому стихов разных жанров. Необходимость такого упорядочения диктовалось необходимостью четче противопоставить стихи прозе.
Тредиаковский выступал как реформатор, небезразличный к опыту предшественников. Ломоносов пошел дальше. В " Письме о правилах российского стихотворства" (1739) он безаппеляционно объявил, что " наше стихотворство только лишь начинается", тем самым игнорируя почти столетнюю традицию силлабической поэзии. Он, в отличие от Тредиаковского, допускал не только двусложные, но и трехсложные и " смешанные" метры (ямбо-анапесты и дактило-хореи), не только женские рифмы, но еще мужские и дактилические, и советовал придерживаться ямба как размера приличествующего предметам высоким и важным (к письму прилагалась написанная ямбами " Ода… на взятие Хотина 1739 г." ). Преобладание " хореических ритмов" в народных песнях и книжной поэзии XVII в., на которые указывал Тредиаковский, думая что " слух наш" к ним " применился", Ломоносова не смущало, поскольку начинать следовало с чистого листа. Пафос бескомпромиссного разрыва с традицией соответствовал духу времени, а сами ломоносовские ямбы звучали совершенно по-новому и были максимально противопоставлены прозе. Проблема стилистического размежевания с церковной книжностью отодвинулась на второй план. Новая литература и силлабо-тоническая поэзия стали почти синонимическими понятиями.
Тредиаковский в итоге принял идеи Ломоносова, в 1752 г. выпустил целый трактат по силлабо-тонической версификации (" Способ к сложению российских стихов, против изданного в 1735 годе исправленный и умноженный" ) и на практике добросовестно экспериментировал с разными метрами и размерами. Ломоносов же на практике писал почти исключительно ямбами, единственно, по его мнению, пригодными в высоких жанрах (его классификация высоких, " посредственных" и низких жанров и " штилей" изложена в " Предисловии о пользе книг церковных в российском языке", 1757).
Тредиаковский и Ломоносов, обучавшиеся в Славяно-греко-латинской академии, были многими нитями связаны с допетровской книжностью и церковной ученостью. Сумароков, дворянин, воспитанник Сухопутного шляхетского кадетского корпуса, чуждался ее. Его литературные познания, симпатии и интересы были связаны с французским классицизмом. Ведущим во Франции жанром была трагедия, и в творчестве Сумарокова она стала главным жанром. Здесь его приоритет был неоспорим. Первые русские классические трагедии принадлежит ему: " Хорев" (1747), " Гамлет" (1747), " Синав и Трувор" (1750) и др. Сумарокову принадлежат и первые комедии – " Тресотинус", " Чудовищи" (обе 1750) и др. Правда, это были " низкие" комедии, написанные прозой и являвшиеся памфлетом на лица (в названных комедиях высмеивается Тредиаковский). Т.о. на титулы " северного Расина" и " русского Мольера" Сумароков претендовал по праву, и в 1756 г. именно он будет назначен первым директором первого в России постоянного театра, созданного Ф.Г.Волковым. Но статусом драматурга и театрального деятеля Сумароков не мог удовольствоваться. Он претендовал на первенствующее и руководящее положение в литературе (к немалому раздражению старших собратьев по перу). Его " Две эпистолы" (1748) – " О русском языке" и " О стихотворстве" – должны были получить статус, аналогичный статусу " Поэтического искусства" Буало в литературе французского классицизма (в 1774 г. их сокращенный вариант выйдет под заглавием " Наставление хотящим быти писателями" ). Амбициями Сумарокова объясняется и жанровый универсализм его творчества. Он испытал свои силы почти во всех классических жанрах (только эпопея ему не далась). Как автор дидактических эпистол о стихотворстве и стихотворных сатир он был " русским Буало", как автор " притч" (т.е. басен) – " русским Лафонтеном" и т.д.
Однако Сумароков преследовал не столько эстетические, сколько воспитательные цели. Он мечтал быть наставником дворянства и советником " просвещенного монарха" (подобно Вольтеру при Фридрихе II). Свою литературню деятельность он рассматривал как общественно полезную. Его трагедии были школой гражданской добродетели для монарха и подданных, в комедиях, сатирах и притчах бичевались пороки (рифма " Сумароков – бич пороков" вообще стала общепринятой), элегии и эклоги учили " верности и нежности", духовные оды (Сумароков переложил всю Псалтирь) и философические стихотворения наставляли в разумных понятиях о религии, в " Двух эпистолах" предлагались правила стихотворства и т.д. Кроме того, Сумароков стал издателем первого в России литературного журнала – " Трудолюбивая пчела" (1759) (это был и первый частный журнал).
В целом литературе русского классицизма свойственен пафос именно государственного служения (что роднит ее со словесностью петровского времени). Воспитание " частных" добродетелей в гражданине был второй ее задачей, а первой – пропаганда достижений " сотворенного" Петром " регулярного государства" и обличение его противников. Потому и начинается эта новая литература с сатир и од. Кантемир высмеивает поборников старины, Ломоносов восхищается успехами новой России. Отстаивают они одно дело – " дело Петра".
Публично читаемая по торжественным случаям в огромных залах, в особой театрализованной обстановке императорского двора, ода должна " греметь" и поражать воображение. Она лучше всего могла прославить " дело Петра" и величие империи, наилучшим образом соответствовала пропагандистским целям. Потому именно торжественная ода (а не трагедия, как во Франции, или эпическая поэма) стала главным жанром в русской литературе XVIII века. В этом – одна из отличительных особенностей " русского классицизма". Другие коренятся в демонстративно им отвергаемой древнерусской, т.е. церковной традиции (что и делает " русский классицизм" органичным явлением русской культуры).
Русский классицизм развивался под влиянием европейского Просвещения, но его идеи были переосмыслены. К примеру, важнейшая из них – идея " естественного", природного равенства всех людей. Во Франции под этим лозунгом шла борьба за права третьего сословия. А Сумароков и другие русские писатели XVIII в., исходя из той же мысли, поучают дворян быть достойными своего звания и не пятнать " сословную честь", раз уж судьба возвысила их над равными им по природе людьми.
Популярное:
