Несколько писем У.К. Джаджа из архива Объединённой Теософской Ложи в Лос-Анжелесе

Нью-Йорк, 25 июля 1893 г.

Дорогой Брат!

У меня немного времени для ответа на твои вопросы, поскольку в связи с моей недавней поездкой в Лондон прибавилось много дел, а Конгресс Теософского общества в Чикаго ещё больше увеличил нагрузку.

Я просил < …>, и он написал тебе о том, как мы проводим здесь Воскресную школу. Это может быть организовано преданными членами Теософского общества, если они хотят попробовать, в любом месте. Здесь школа пользуется успехом. Я надеюсь, что у тебя тоже дело пойдёт успешно.

Что касается остального, разреши мне сказать тебе о том, чем я руководствовался всю жизнь и, возможно, это пригодится тебе. Когда ко мне приходит идея какой то работы для Теософского общества, я следую ей, даже не зная, как и что делать, при этом помощь и правильное направление всегда приходят ко мне. Потому что у меня есть самая высшая вера, что, оставаясь незамеченной, Великая Ложа позаботится обо всём. Таким образом, если у тебя есть идея регулярных и планомерных собраний, осуществляй её, а вера и искренность помогут тебе в этом. Но сделай собрания по-настоящему теософскими. Это значит – никакого сектантства. Если ты постоянно даёшь знать, на словах и на деле, что никого нельзя принудить верить, ты сможешь распространять истины, которые считаешь правильными.

Предположим, есть большое Теософское объединение, кредо которого – универсальное братство. Если некоторые не хотят быть его членами, тогда, формально, оставь местное отделение для тех, кто хочет, а для остальных будет польза от посещения собраний. Ничто не может быть помехой, если есть желание слушать музыку на таких собраниях. Всё, что нужно – это ясная голова и сильная рука в руководстве, чтобы не потворствовать вере, как таковой. Это дело может быть успешным. Я знаю многих, кто хотел бы посещать такие собрания и кому нравится, чтобы было немного музыки. Но в таком случае я бы сделал следующее: а) исключил всё, имеющее отношение к гимнам Иисусу и современной религии, и б) ссылался бы на каждую религию и не делал между ними разницы.

Может быть твоя идея – это начало большого и нового успеха, потому что, хотя многие священники действительно стащили и проповедуют наши идеи без упоминания источника, ни у одного из них нет смелости сказать: «Я – теософ и проповедую это, не принуждая вас верить». Действуя таким образом, ты добьешься уважения и, в то же время, возможно, приобретёшь много слушателей. Я удивляюсь, что другие не делали так, но, как видно, тщеславие, личные особенности и страх мешали им. Если сумеешь осуществить свою идею – это будет первый опыт такого рода, и, в то же время, Теософское общество и его администрация окажут тебе полную поддержку в его распространении.

Дай мне знать, что ты думаешь обо всём этом. Желаю удачи и уверенности, надежды и доброго вдохновения.

Искренне твой

Уильям К.Джадж

Нью-Йорк, ноябрь 1893 г.

Дорогой Брат!

В ответ на твоё письмо от 13 июля с вложенным в него катехизисом, я написал тебе длинное письмо в августе и решил ждать твоего ответа. Так как немедленно после этого я погрузился в работу Чикагского конгресса, которая не совсем ещё закончена, я был слишком занят, чтобы снова обсуждать катехизис в деталях. И как сказал, я предпочёл дождаться твоего ответа. Попробую вскоре найти время, чтобы пересмотреть и снова послать его тебе. Это очень трудно, поскольку составление катехизиса ведёт к догматизму, которого следует избегать. Хотя у меня есть очень определённые собственные верования, но я сомневаюсь в том, что они должны быть изложены в такой догматической форме поучения, какой был бы катехизис. Есть большая трудность, с которой нам придётся столкнуться. Если детей легко учить и они быстро понимают, то взрослым, занимающимся теософией, трудно понять её, потому что у них очень много старых понятий, от которых надо избавляться.

Искренне твой

Уильям К.Джадж

Я хорошо знаю, что этот катехизис был ошибкой. (Карандашная пометка в конце письма, сделанная получателем. – Ред.).

Нью-Йорк, 3 мая 1894 г.

Дорогой брат!

Возвратившись из 8000-мильного путешествия, я нашёл твоё письмо от 23.3.94. Итак, ты покончил с этим. Наверное это здорово суметь легко расстаться с грузом культа, в который не веришь. Успеха тебе во всём. Рад, что начало новой затеи внушает тебе бодрость и надежду.

Дело < …> всё ещё решается, и поскольку я вскоре уезжаю в Лондон для участия в этом благословенном Судебном Комитете, то мало, что могу сделать для него.

То, что твой ясновидящий видел относительно церкви – это правда, но это займёт, возможно, сто лет. Сейчас она ковыляет на своих прогнивших верованиях.

Спасибо за все новости. Пиши мне ещё. Наберись терпения и не сетуй, что письма мои так коротки. Я перегружен. Кроме работы для журнала «Путь» на два будущих месяца, у меня скопилось очень много писем отовсюду. И всё это надо сделать за три недели.

До свидания и удачи, Уильям К.Джадж

[Цинцинатти] 20 мая 1895 г.

Дорогой Брат!

Я не у себя дома в связи с тем, что моё здоровье, пострадавшее от ненависти некоторых людей, нуждается в поправке.

Безант сказала своё последнее слово, и я прочитал делегатам нашего съезда объяснение на её обвинения – моё последнее слово. Вскоре оно будет опубликовано.

Я бы хотел, чтобы все и во всём игнорировали миссис Безант раз и навсегда. Сейчас она живёт либо враждой, либо лестью. Но, даже если бы я был виноват, какое кощунство сказать, что Великий Учитель мог бы опуститься так низко, чтобы приказать ей постоянно преследовать меня повсюду с целью опорочить мою репутацию. Я сочувствую ей в следующей жизни. Не я, но сотни других, кто был оскорблён и возмущён её действиями против меня, будут ей досаждать. Вместо одного у неё будут сотни врагов и препятствий.

Что ж, до свиданья, всего наилучшего…

Твой

Уильям К.Джадж

3 октября 1895 г.

В отношении Теософских обществ в Новой Зеландии и Австралии. У меня нет определённого мнения на этот счёт. Вы, как ассоциация, должны делать то, что считаете наилучшим. Если люди не хотят работать без управления, дайте его им. Нам нужна работа. Внимательно обдумайте это дело, посоветуйтесь с тем, чтобы вы могли делать то, что, в целом, вы считаете наилучшим для Движения.

Я надеюсь, что вы сможете сформировать сильный центр…

Братски Ваш

Уильям К.Джадж

Нью-Йорк, 18 ноября 1895 г.

Дорогой Брат!

Снова благодарю тебя за очень тёплое приглашение посетить Новую Зеландию и Австралию, но я определённо не могу ехать сейчас, ибо моё здоровье не позволяет совершать путешествия. Кроме того, в настоящее время и при нынешних обстоятельствах я не могу поехать так далеко от американского центра. Следовательно, поездку, несомненно, надо отложить. Но поблагодари, пожалуйста, и вырази мои добрые пожелания всем, кто пригласил меня.

Я рад, что «твои люди» будут слушать твои воскресные лекции по теософии – таким образом можно посадить хорошие семена. Что касается других отделений и центров в Новой Зеландии, то они должны следовать тем курсом, который считают правильным. < …> пишет мне, что там, по крайней мере, нет враждебно настроенных членов. Это хорошо, и кроме того, твоя настойчивая, спокойная работа даст свои плоды…

Раньше ты не говорил о том, что делал заметки во время лекций А.Б. в Окленде. Как правило, лучше не обсуждать подобные дела, а обратить свою энергию в другое направление. Всегда имей своё мнение на этот счёт и, если в определенном случае представляется возможность и ты думаешь, что полезно поднять этот вопрос, только тогда следует это делать. Но я полагаю, что А.Б. говорила о «старой тибетской женщине» в таком духе, в каком на Avenue road постоянно говорилось ею и другими, ничего не знающими об этом. Миссис Б. имеет привычку «забывать», которую мы называем «плохой забывчивостью».

Большое спасибо за теплые пожелания.

Дружески Ваш

Уильям К.Джадж

26 мая 1888 г.

Дорогой < …>!

Я получил твоё письмо. Я рад, что тебе нравится Бхагавадгита. Причина для такого сходства и совпадения времени состоит в том, что мы все движемся вместе. Ты заметишь, что июньская статья о Бхагавадгите (четвертая статья о второй главе. – Ред.) по типу и рукописи точно совпадает с первой статьей только что выпущенного «Люцифера» («Оккультизм в сравнении с оккультным искусством», «Люцифер», май, 1988 г.). Эту статью следует изучать всем, особенно тем, кто, игнорируя свои обычные обязанности, так сильно домогаются, что готовы без лестницы достать луну с неба.

Оставшаяся часть Пасторалей («Теософия в Королевских пасторалях Теннисона», «Путь», май, июнь 1888 г. – Ред.) уже подготовлена. Большая нагрузка и спешка не позволили послать корректуру. Тут я должен заметить, что в любой из будущих статей для журнала «Путь», я обязан убирать много стихов. Это трата места, и это подходит меньшему числу людей, чем проза. Часть 2 твоей поэмы занимает 8 стр. и таким образом приходится укорачивать равноценную рукопись.

Бехтер вернулся, и я рад. Должно быть по нему скучали в Малденском Теософском обществе.

Твои старые обязанности не изменились. Они касаются только подписей и паролей. Я послал тебе некоторые.

Дружески

Уильям К.Джадж

Дэвачан могут пропустить только те, кто действительно дал обет и принят, а не тот, кто просто стремится. Кроме того, Дэвачан может доставлять радость, пока ты ещё жив.

Ю.^[33]

Лондонские и парижские письма^[34]

По пути в Индию в 1884 г. мистер Джадж провёл несколько недель в Лондоне, ожидая приезда туда из Индии Е.П.Б. и полковника Олькотта. В течение этого времени он писал письма «давнему другу», миссис Лоре Лэнгфорд (прежде миссис Холлоуэй, соавтору книги «Человек: фрагменты забытой истории»). О другом аспекте его Лондонской жизни можно узнать из его рассказа «Странная история».

Я посылаю тебе выдержки из писем, принадлежащих С. (А.П.Синнетт, вице-президент Лондонской Ложи), которые я сделал вчера вечером. Конечно, это меньше даже двадцатой части того, что у него есть, но я подумал, что они пригодятся тебе и двум другим теософам (миссис Холлис-Биллингс и Эмма Хардин Бриттэн.

Вчера С. получил письмо от Г.О. (Генри Олькотта) с почтовым штемпелем Марселя, в котором сказано, что они, Г.О., Е.П.Б., Мохини (ещё один автор «Человека…». – Ред.) и ещё один чела, пробудут в Париже, возможно, одну неделю, а затем приедут сюда – все, кроме Е.П.Б., очень разгневанной тем, как Лондонское отделение относятся к < …>. Она говорит, что не поедет в Лондон, а остановится в Булони или в другом месте Франции и будет продолжать работу над новой Изидой.

Сегодня до полудня я чувствовал себя ужасно, как никогда. У вас было только 5 утра, а в это же время здесь уже 10. Ужасно. Я испытываю здесь очень сильное внешнее давление и желание вернуться обратно в США. Меня преследуют и другие фантазии, какие ты только можешь вообразить, вплоть до самоубийства. Не я – причина этого. Прошлым вечером пошёл спать рано. Может быть сказывается плохое влияние < …> или моего отеля. Но что бы это ни было и есть, это началось на улице, внезапно, без подготовки. И вместо того, чтобы возрастать постепенно, оно устремилось на меня с такой силой, как если бы было решено свести меня с пути.

Мой друг, тёмен путь, и сейчас, когда я пишу, меня окружает долина призраков, ужасная, потому что я знаю, что в этом нет моей вины. Вместо того, чтобы писать, я трачу дневное время на то, чтобы посмотреть то место. По вечерам я обычно бываю у С. Но в последний вечер я пришёл домой в 9: 15, почитал «Теософа» до 11, а потом лёг в постель. В моих мыслях нет плохого, они об Учителях Мудрости, о тебе, о происходящем.

Сегодня надо телеграфировать Олькотту, но что будет, когда я получу ответ? Таково состояние моих мыслей, я потерял свою устойчивость…и это после всех этих лет. Дорогой друг, помоги мне. Конечно, когда ты получишь это письмо, моё раздражение, может быть, пройдёт, но для меня отрадно сказать тебе об этом. Сейчас ты либо встала, либо проснулась, потому что здесь уже 11: 30… До свидания, любовь всему, и хорошо бы вскоре ясно увидеть, во что всё это выльется.

Перед обедом я пошёл к Собору св. Павла, на вершине которого находится огромный колокол. Оттуда можно увидеть грандиозный вид, но мне это не удалось, потому что, хотя день был замечательный, густой туман закрывал всё вокруг.

Не знаю смогла бы ли ты подняться, потому что подъём к колоколу трудный. Лестница наверх находится внутри, между двумя сторонами купола. Она представляет собой цилиндр с тяжелыми железными перилами с каждой стороны и перпендикулярной деревянной лестницей. Поднимаешься по лестнице, держась за тяжелые перила. Только один может подниматься наверх, где есть небольшая площадка, достаточно открытая, но безопасная. Итак, я посмотрел почти всё, что представлялось возможным. Сегодня я собираюсь с Томасом (вероятно, Томас Грин. – Ред.), приятелем, к зданиям Парламента.

Моя депрессия не повлияет на тебя, поскольку, скорее всего, она вскоре пройдет.

Я должен заканчивать. Во-первых – свидание, во-вторых – почта закрывается, в третьих – в этой комнате находиться мужчина, чье беспрерывное сопение сводит меня с ума. Ещё раз до свидания.

Твой брат У.

Эта трава растёт во дворе Собора св. Павла.

Вчера вечером я обедал у мисс Арундэйл < …>. Сохрани этот адрес. Это совершенно очаровательная женщина и к тому же серьёзная. Она живёт там со своей старой матерью, теософские стремления которой, несмотря на пожилой возраст, отличаются свежестью и интенсивностью, присущими молодости. Сегодня я был у С. Он очень мне обрадовался и показал свои богатства. Я сделаю для тебя копию портрета М., вид в профиль, и пошлю следующей почтой. У него есть три головных портрета К.Х. – очень красивого человека. Один – почти закончен, а остальные – только очертания, окружённые голубым. Он говорит, что все они подлинные. У него есть также портреты двух или трех чела из Мадраса. Ещё одно фото принадлежит человеку, лежащему на боку, с длинными волосами и – такими глазами! Его лицо произвело на меня странное впечатление, которое не проходит с того времени. Он изображён склонившимся к своей левой руке, два пальца которой находятся под большими, черными усами; над ними большой, прямой нос, огромные глаза, выражение которых похоже на выражение глаз твоего Учителя. Лицо моложавое и странно древнее. Ты знаешь, кто это?

На обед у С. были овощи. Я пробыл там до 11: 30 вечера и вернулся домой в отель подземной дорогой. У них я настойчиво думал о тебе с 3 до 7 вечера по твоему времени. После обеда Зено (элементал. – Перев.) проявлял себя в полную силу, носясь из комнаты в комнату. Я подумал «к чему бы это», когда прибыла почта из Индии, в которой было письмо от Олькотта из Адьяра. Олькотт и Е.П.Б., если она приедет, остановятся у С. Ты была права, заметив её слабость и полное бессилие. С. говорит, что она очень больна и сильно устала. У них есть её последнее фото, на котором это переутомление очевидно.

Читал им некоторые из писем Дамодара, к которым они проявили большой интерес. Несмотря на их большие возможности, не думаю, что они также духовно продвинуты как ты, и, конечно, у них нет твоих способностей.

Так как из Индии ничего не было, я хотел отплыть следующим пароходом в Мадрас, но тут услышал, что Олькотт и Е.П.Б. очень скоро приезжают. Теперь думаю, что подожду их прибытия, поскольку Мохини, приезжающий с целью инструктирования лондонцев, сможет связаться с < …>.

Итак, прошла ещё неделя, и я ещё дальше ушёл от того, кем был когда-то. Магнитная атмосфера Лондона ужасна. Есть такое место на улице Стрэнд, по которой я хожу, я нашел его нынешним утром, где волна отчаяния охватила меня и не отпускала почти весь день. И нет другого пути добраться сюда. У меня плохие сны. Прошлой ночью я видел море, грозно накатывающееся на берег. Это было неприятно, хотя я был в безопасности. Потом я оказался среди почти пересохших речек, в которых задыхались рыбы; одно спасение – у меня было много птиц. После этого я снова уснул и встретил мою сестру А., у которой спросил, что все эти сны значили. Она сказала: «В них нет ничего плохого, они могут значить, что своими действиями ты сам испортишь свои дела и свои намерения». Любопытно, не так ли?

В воскресенье в Лондоне скучно. Уважение к этому дню такое, что, по закону, все общественные здания закрыты на часы церковной службы и все подземные поезда останавливаются. Потом, когда церковные службы закончены, все двери кабачков опять широко открываются, и всё продолжается в полную силу. Какое лицемерие! Я полагаю, что они боятся, что, если общественные места будут открыты, то рабочий класс может побеспокоить их поклонение самому высокому Богу. А когда поклонение завершено и весь шёлк и тонкое сукно разошлись по домам, бедные люди могут веселиться и пить, как им нравится, после чего пойти в монастырь на вечернюю службу.

Я пошёл туда вчера в 7 вечера и вскоре оказался бок о бок со старыми завсегдатаями кабачков, чье пропитанное спиртом дыхание так смешалось с музыкой и голосом священника, что я начал воображать, что нахожусь в тюремной камере с гуляками, а мимо её окон, распевая, проходят священники и мальчики.

Таково смягчающее влияние английской цивилизации и городских порядков. Вот вам этот пьяница, слушающий в священной обители пошлости преподобного Кэнона Мориса Спэнса, который распространяется о том, что богатые должны помогать бедным и, в то же время он, священник Кэнон, без сомнения, каждый вечер идёт домой к своим отбивным и элю.

Разве Кэнон пьёт эль? Конечно. Здесь каждый пьет эль или пиво и всегда ест отбивные. У англичан есть две фразы на этот счёт: «Хорошо бы что-нибудь уничтожить», или «Дайте нам кусок мяса и что-нибудь горькое». Что касается этой любви к пиву, не могу понять, почему англичане и немцы уже давно не объединились на пивной основе; наверное, по причине трудности говорить по-немецки и одновременно пить пиво.

Я зашёл повидать М < …> (Ч.К.Мэсси, спиритуалист, один из тех, кто был в числе первых членов Теософского общества, первый президент Британского теософского общества, основанного в 1876 г. – Ред.) в 11: 30 < …> Сейчас Мэсси богат, его отец умер, оставив ему средства. Он бросил юридическую практику и занимается философией. Он знает Е.П.Б., знаком с эзотерикой так же долго, как и я, и колеблется насчёт поездки в Индию. Сегодня я спросил его почему. Он говорит, что у него много сомнений в этом вопросе. Он знает, что путешествие не такое уж тяжелое, но боится, что приехав туда, совсем ничего не узнает от местных, очень не любящих англичан и американцев. Его поездка в Америку в 1875 году была предпринята после того, как он прочитал книгу Олькотта «Люди из другого мира», а также для того, чтобы повидать Эдди (Семейство Эдди; на ферме братьев Эдди Е.П.Б. познакомилась с Олькоттом. – Перев.). Тогда он и встретил Е.П.Б.

Новостей от Олькотта и индусов всё ещё нет. Я прогулялся от отеля до дома Мэсси, что заняло у меня 40 минут. Я шёл вдоль набережной Темзы, мимо Аббатства и здания Парламента, вниз по улице Виктория. Путь был приятным, а прогулка восхитительной. Весь путь я думал о тебе и хотел, чтобы ты была со мной.

Это письмо уйдет завтра, в четверг, но опущу его сейчас, потому что собираюсь пойти поужинать с Томасом.

Заметки, над которыми я работаю, о последних из моих приобретений в южно-американском бизнесе. Потом увидишь результат большой усталости духа и большого вложения денег.

Вчера я пошёл в Британский Музей и нашёл, что его здание, как почти все другие в Лондоне, при приближении прячется из виду.

Это превосходное строение, стоящее лицом к Рассэл стрит. Ты можешь идти в двух кварталах от него и не знать, что оно там, подобно тому, как это не однажды, произошло со мной. Уверяю тебя, что если бы я знал, что музей здесь, я посетил бы его несколько раз. Поскольку у него нет купола, как у Собора св. Павла, он не заметен издалека. Напротив музея расположена Музейная улица, несомненно очень узкая, поэтому, когда ты приближаешься по ней к музею, то видишь только маленькую часть вестибюля. Музейная улица ведёт к Драри Лэйн, самой извилистой, узкой и старой из всех улиц, которые я знаю.

Снаружи на ступенях расположены два новозеландских каменных бога, подаренных королевой Викторией. Внутри нужно оставить трость и зонтик и, при желании, купить общий (экземпляр которого я посылаю тебе с этой почтой) или несколько специальных каталогов.

Ты проходишь с левой стороны вверх по лестнице, вдоль которой расположено много восточно-индийских барельефов из Буддийского храма Амравати. Мне было очень интересно, и я потратил на осмотр фигур и их поз много времени, которое, я знал, смогу сэкономить на посещении Греческой галереи. Коллекция индийских предметов небольшая, но ассирийская и египетская очень большие и великолепные. Есть коридоры, заполненные такими предметами, как статуи, надгробия и т. п., безусловно, производящими впечатление торжественности. Эти громадные каменные саркофаги и колоссальные статуи наполняют тебя благоговением и преклонением перед теми людьми, которые их сделали. Я чувствовал себя там более комфортно, чем в какой-либо другой части музея. Видел сделанные из огромного красноватого камня плечо и руку длиной 16 футов (1 фут = 30, 4 см. – Ред.). Только подумай, какого размера целое, если у него такая рука! Когда смотришь на колоссальную, чёрного гранита статую стража одних из ворот низшего мира, воображение возвращается к великолепному прошлому Египта. В те времена эта статуя безмолвно и неподвижно восседала в преддверии храма, а процессии жрецов проходили мимо, и, возможно, их заклинания вызывали появление элементальных форм, с которых статуя была всего лишь копией. О, как сильно мне хотелось, чтобы ты была там со мной, чтоб ты могла рассказать о порхающих вокруг смутных тенях, невинных и печальных, вопрошающих: куда ушло прошлое, почему больше не существуют обряды былых дней, и с ещё большим удивлением глядящих на нас, современных дикарей.

Всё это не произвело на меня ужасного и дьявольского влияния, я спал спокойнее, чем это часто бывало после дискуссий с друзьями-теософами.

Очень хотелось бы знать, какая связь между мной, тобой и египетским прошлым.

Я чувствовал себя очень комфортно и в другой галерее или на лестнице, где выставлена египетская Книга мертвых. Там я видел фигуры, нарисованные мною для тебя на той маленькой панели.

Очень интересно в зале с мумиями. Какие мысли наполняют в таком месте! Как мы осознаем суету человеческой жизни и постоянное вращение великого колеса вечности в быстрой и стремительной реке времени. А там, на полке лежит рука и плечо кого-то, кто жил так много веков назад.

После обеда я зашёл в мастерскую портного на Ладгэйт Хилл и заказал пару брюк за $4. В Нью-Йорке они стоили бы $10. Тебя это не волнует, но это часть новостей.

В ответ на приглашение (посылаю его тебе) зашёл прошлым вечером к С.

Там были – он, его жена и мадам Гебхард. С. получил ещё одно письмо от Олькотта, в котором говорится о том, что до своего отъезда из Индии они послали в Лондон Сорабже Падшаха, индуса и чела, которого Олькотт просит встретить. С. послали за мной с целью попросить меня взять молодого человека к себе, что я сделаю с радостью. С. сказал, что, конечно, встретит его, но не может вообразить, зачем они его послали и что от него ожидают. Моя идея (которую я очень старательно скрывал) состоит в том, что они посылают его, чтобы испытать С., и С. уже поступает негостеприимно.

Как может лондонец возложить на приезжего задачу выбора места для индуса, который, конечно же, строгий вегетарианец. Он не может, подобно мне, жить без помощи, и это глупо предлагать поселить его в мой отель. Я предложил снять для него комнату вблизи дома С. На что С. ответил, что это дело неопределённое. Что ж, это действительно туманно, потому что ему придётся выбирать.

Большую часть вечера С. провёл в рассуждении о том, какое имя будут носить внуки Эдинбугского герцога. Конечно, в этом нет ничего плохого, но мне кажется, что у нас мало времени для таких дискуссий.

Вчера вечером я не пошёл на обед к С. и отказался от приглашения обедать там сегодня, оправдываясь тем, что заранее условился с другими. Я попросил его рассказать о встрече с К.Х. и получил такой ответ: «Однажды ночью, внезапно проснувшись в своей постели в Индии, я увидел стоящего у моей кровати К.Х. Я немного приподнялся, но тут К.Х. положил свою руку мне на голову. Я сразу упал обратно на подушку. Потом я обнаружил себя вне тела в следующей комнате, разговаривающим с другим Адептом, похожим на англичанина или европейца, очень красивым, со светлыми волосами и светлой кожей». Это тот, о котором Олькотт рассказывал мне в 1876 году и назвал < …>. Пожалуйста, сотри это, когда прочтешь. Я думаю, что он тот, которого ты видела и назвала светловолосым Англичанином. С. говорит, что он очень высокий. С. описал, как тогда выглядел К.Х. и его описание до некоторой степени совпадает с тем, как К.Х. выглядит на принадлежащем ему портрете.

Разве я не хороший корреспондент? С 27 февраля я не встретил здесь ни одной близкой души, за исключением Томаса, а он не достигает даже твоего локтя в понимании меня. Наверное я никогда не встречу снова три души, столь добрых ко мне, как ваша тройка, а такую, как твоя – никогда, до тех пор, пока не встречу себя. Спокойной ночи.

20 марта. Доброе утро. Никаких дальнейших новостей от Олькотта и других. Передай мою любовь остальным двум сторонам треугольника. Перепоручу это почте в таком виде, как есть, и напишу тебе снова в субботу.

Навсегда остаюсь твоим братом, Уилл

Вчера я провёл несколько часов в Гайд-парке, гуляя вдоль Роттэн Роу и глядя на проходящих мимо денди. Внешне они самые обычные. Говорят, что самые лучшие отсутствуют, но я видел достаточно того, что здесь считают средней красотой.

Здесь находится памятник принцу Альберту с теми группами на углах, которые так часто фотографировались и распространялись в Америке. В целом он простоват, слишком позолоченный и многоцветный. Колоссального размера принц Альберт, покрытый золотом с головы до ног, сидит в золотом кресле внутри маленького храма. Однако, как мемориал, это величественно. Следующее, что Её императорскому Величеству надо сейчас сделать – это построить мемориал Джону Брауну.

Вчера послал Олькотту телеграмму в Ниццу и только что получил ответ. Сейчас 11 утра. Он просит встретить его в Париже 27-го и говорит, что за телеграммой следует письмо. Что ж, это хоть какое-то ободрение для истомлённого пилигрима, особенно, если, как говорят, пилигрим хандрит…. Тебе легко понять, как можно было захандрить в здешнем окружении.

О, как бы я хотел быть уже вне этого. Лондон противный. Слишком много мяса и пива. Я здесь совсем обособился, не хочу никого видеть и слышать.

В Лондоне для меня нет ничего, а потому следующее моё послание будет из Парижа.

У.К.Д

В конце марта 1884 г. мадам Блаватская, полковник Олькотт и молодой индус Мохини Чаттерджи прибыли из Индии в Париж. Четвёртым членом группы был Бабула, индус-подросток, который являлся специальным слугой мадам Блаватской. Мистер Джадж встречал их на станции. Он жил с ними в одном доме несколько месяцев, работая над новой версией «Разоблачённой Изиды», которая стала «Тайной Доктриной» и тогда готовилась к публикации.

Нахожусь здесь с 25 марта, а Е.П.Б. прибыла 28-го. Поскольку здесь постоянно толпы людей, я не могу долго говорить с ней наедине. Исходя из тех бесед, которые у нас были, я могу сказать тебе сейчас, что у меня есть подтверждение многого, что произошло. Я не спрашивал, она сказала мне по собственному желанию, что в Индии Учитель говорил ей, что Он делает или «готов сделать что-то, связанное со мной или для меня».

Я счастлив послать тебе это первое подтверждение истинности опыта и полученных в < …> писем. Я собираюсь послать тебе фото молодого индуса, который приехал сюда. Похоже, что высокий английский Адепт или европеец со светлыми волосами тоже существует. Первый, о котором я упомянул, молодой человек – друг Мохини, который в духовном ученичестве уже много лет. Я описал его Мохини, предполагая, что он его знает. Тот устремился к своей сумке, из которой принес мне фото и сказал, что это он.

Я уверен, что останусь здесь довольно долго и, вероятно, вернусь в Лондон.

Хотя я написал тебе вчера, но не мог одолеть соблазна снова написать сегодня, ибо с сегодняшней почтой посылаю в США очень много писем. Нескольких дней у меня был самый ужасный сплин, когда-либо испытанный мною, который прекратился только вчера. Было настолько плохо, что даже Е.П.Б. забеспокоилась. Казалось, сплин нельзя было предотвратить. Это было ужасное состояние, поскольку оно сопровождалось неконтролируемым желанием рыдать. Мадам сказала, что, пребывая в настоящем, я попал в поток из прошлого, в котором циркулирует несколько старых элементариев, которых она видела вокруг меня. Она дала мне поносить в течение дня своё кольцо – талисман, имеющее большую ценность и силу. На нём изображены двойной треугольник и слово «жизнь» на санскрите. Это помогло, но всё это время чувствовал, что должен что-то сделать.

Это трудный путь, каждая душа должна двигаться и работать, чтобы стать сильнее. Чувствую этот момент моего существовании как поворотный и, надеюсь, сделать этот поворот для пользы дела. Верю, что не ты причина моей депрессии, хотя если это так, это лучше, чем любая другая. Кажется, это исходит извне. Передай любовь дорогим мне людям и храни обо мне добрую помять.

Позавчера я послал тебе грубый набросок, напоминающий Учителя М., я вложил также фото мадам, Субба Роу и Дабаджери Натха или Бабаджи, как они его называют в главном офисе, где он бывает не всегда. С. сказал мне, что в нём есть что-то таинственное, а Мохини подтвердил, что он продвинут очень высоко и может по желанию легко оставлять тело.

Вчера я послал тебе телеграмму, что мой адрес на ближайший месяц будет: Париж, Американ Ехченж, потому что получил указание от Учителя остаться здесь и помочь мадам в работе над «Тайной Доктриной», объявление о выходе которой ты увидишь в «Теософе».

Могу продолжать, поскольку ситуация прояснилась. Когда первая спешка прошла, я сказал, что должен ехать в Индию немедленно. О. выразил мнение, что мне надо остаться с Е.П.Б., с чем она согласна. Но я сказал, что раннее мне было приказано ехать в Индию и, при отсутствии дальнейшего указания, я должен ехать. Мадам согласилась, сказав, что вероятно я прав, после чего было решено, что я подожду здесь, пока Олькотт сможет взять мне билет на пароход в Лондоне, куда он поехал 5-го. Всё было решено окончательно. Но на следующее утро в комнату, где мы с Мохини спим и где мы находились, попивая кофе, зашёл О., живущий в другом конце коридора. Вызвав меня из комнаты, он сказал, что Учитель был у него и что сейчас я не должен ехать в Индию, а остаться здесь и помочь Е.П.Б в работе над «Тайной Доктриной». Между прочим, моя судьба была связана с «Разоблачённой Изидой». Я помогал ей в работе над ней и, как она напомнила мне вчера, я предложил ей использовать слово «элементал», чтобы сделать определённое различие между ними и «элементариями». Как она сказала: «Это твоё слово, Джадж». Это показывает её благодарность, не в пример многим, кто не желает допустить, что они кому-то обязаны.

Мы с Мохини ещё оставались в нашей комнате, а Е.П.Б. была в постели. После нескольких минут беседы я был совершенно убеждён, что О. прав, особенно поскольку накануне вечером, на улице у меня было предчувствие, что так и будет. Я вернулся в нашу комнату, но не сказал Мохини ничего. Спустя полчаса, он поднял глаза и говорит: «Я полагаю, Джадж, что утром твой Учитель был в этом доме с какой-то целью». Тогда я сказал ему об изменении плана, на что он ответил: «Должно быть это правильно».

Итак, после всего, я здесь и на какой срок – не знаю. Я должен предлагать идеи и писать замечания по работе. Так судьба вновь свела меня с работой над «Изидой». Теперь ты вспомнишь её письмо в июне прошлого года о том, что моя судьба неразрывно связана с их (∴ ).

Теперь я могу дать тебе доказательства существования Адептов через индусов, которые знают и поклоняются им.

Я понял, что был прав, настаивая на Бхагавадгите. Мохини говорит, что он постоянно читает её и всё ещё понимает не до конца. Комментарии, которые он сделает для меня, я дам тебе. Однако, хочу снова подтвердить, как необходимо и стремление осознать, что ты – часть Целого. Являясь постоянной темой медитации, это приведёт к самому лучшему и быстрому прогрессу.

Более того, не следует ждать от Учителей Мудрости слишком много. Они не могут противодействовать закону Кармы и потому, если человек взывает к ним, они говорят: «Пробуй». Если он оказывается не в состоянии, то должен сам себя судить. Если он стал чела, из этого тоже не следует, что они всегда помогают ему. Конечно, есть те, чья карма такова, что они получают помощь. Но неправильно полагать, как некоторые думают, что если они чела, то могут войти в клетку ко льву и быть в безопасности. Однако тот, кому Учитель даёт задание, находится под его защитой.

Ещё одно. Как я сказал Д., селезёнка – это место, где находится астрал, жизнеспособность или жизнь. Она испускает свою силу завихрениями, подобно тому, как это делает магнит с лежащими на бумаге железными опилками. Пять центров силы начинаются от селезёнки и заканчиваются на лбу выше носа. Если удаётся выпрямить эти завихрения, тогда астральное тело может оставлять физическое. Ты делаешь это именно таким образом. Я говорил с ним о медитации. Он сказал, что сначала мы должны стараться понять интеллектом, а затем перевести в себя это знание с тем, чтобы оно стало частью нас.

Мы говорим, что мы часть Целого. Что ж, мы должны интенсивно медитировать на этом до тех пор, пока поистине начнём осознавать это, и тогда мы начнём получать указания.

У нас было много бесед, и сейчас я не могу охватить всё, сегодня у меня нет времени. Думаю, в основном, он подтвердил моё прежнее понимание вещей, но показал, где я ошибался, недостаточно веря в мои собственные убеждения, как относительно того, во что верить, так и того, как верить и медитировать. Он также говорит, что нет сомнения в истине посланий Маджи (женщина-мудрец, жившая в Бенаресе. – Перев), он думает, что они отмечены печатью Адепта. Мохини послан сюда, чтобы облегчить трудности в работе Теософского общества, но, в какой-то степени, ему оставлено право судить на своё усмотрение.

Если он ошибётся, он услышит об этом, но если всё будет сделано как нужно, он не всегда будет знать. Это правильно, иначе невозможно было бы сформировать своё суждение, и Братство стало бы просто Богами в церкви, а мы были бы похожи на маленьких детей, которые не могут ходить без помощи.

У меня есть ответ на вопрос: любят ли Учителя Мудрости кого-нибудь?

Учитель < …> писал в письме, относительно миссис К. (Анна Бонус Кингсфорд. – Ред.), которая подняла шум в Лондоне, что своими усилиями помочь бедным животным в связи с вивисекцией, она добилась внимания «Чоханов». Чоханы, как ты знаешь, – это Гуру Адептов. Если таковы их чувства, то, определенно, они любят людей.

Без сомнения, тебе будет интересно знать об одном замечании, сделанном Мохини. Недавно вечером, когда мы говорили о клевете, распространявшейся многими в отношении мошенничества, он сказал: «Мне повезло в том, что я видел Великого Учителя прежде, чем что-то услышал о Теософском обществе».

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 121314 15 16 Следующая ⇒