Социология знания Бергера и Лукмана и феноменологическая социология Щюца

Социология знания Бергера и Лукмана.

Американский социолог Питер Бергер (р. 1929) и немецкий социолог Томас Лукман (р. 1927) хорошо известны в современной социологии знания прежде всего своей совместной работой «Социальное конструирование реальности» Находясь под влиянием идей А. Шюца, П. Бергер и Т. Лукман выделяют среди множества реальностей одну как наиболее значимую — реальность повседневной жизни. Эту реальность человек разделяет с другими людьми, равно как и повседневное знание о ней. Реальность повседневной жизни, которую Бергер и Лукман рассматривают, как и Шюц, в качестве интерсубъективного мира, конструируется интерсубъективным человеческим сознанием. Поэтому качественное различие между объективной и субъективной реальностью повседневной жизни, по существу, снимается. Бергер и Лукман считают, что знание повседневной жизни напоминает инструмент, прорубающий дорогу в лесу и проливающий узкую полосу света на то, что находится впереди и непосредственно рядом (при этом со всех сторон дорогу обступает темнота). Вместе с тем релевантные (соотносимые) структуры индивида во многом пересекаются с релевантными структурами других. Знание этих структур есть важный элемент знания повседневной жизни каждым.

Знание повседневной жизни связано и с проблемой социального распределения знания. Социальное распределение знания начинается с того простого факта (и его признания), что я не знаю всего того, что знают мои партнеры, и наоборот. В повседневной жизни знание социально распределено в том смысле, что разные индивиды и типы индивидов обладают им в различной степени. Кроме того, у каждого может быть такое знание, которое он с кем-то разделяет и которое он не разделяет ни с кем. Здесь имеет еще значение социально доступный запас знания, который тоже как бы «участвует» в его социальном распределении. «В повседневной жизни я знаю (хотя бы приблизительно), — пишут социологи, — что и от кого я могу скрыть, от кого я могу получить информацию, которой не располагаю, и вообще какого рода знаний можно ожидать от разных людей». По мнению Бергера и Лукмана, знание в обществе — это совокупность того, что каждый знает о социальном мире: правила поведения, моральные принципы, предписания, ценности, верования, пословицы, поговорки и т.д. Такое знание составляет мотивационную динамику поведения и является «реализацией в двойном смысле слова — в смысле понимания объективированной социальной реальности и в смысле непрерывного созидания этой реальности»1. Бергер и Лукман рассматривают не только повседневное, обыденное, но и теоретическое знание, значение которого они, по всей видимости, принижают. Теоретическое знание, говорят социологи, «лишь небольшая и отнюдь не самая важная часть того, что считается знанием в обществе». Австро-американский философ и социолог Альфред Шюц (1899-1959) - основатель феноменологической социологии, которая была представлена в работе «Феноменология социального мира" (1967). Феноменологическая социология А. Шюца по своей сути является социологией познания, так как формирования социального им понимается как объективация знания в процессе человеческой практики. Основу феноменологической социологии А. Шюца составляет идея Э. Гуссерля о противоречии между объективным миром и познающим его субъектом. Для решения этого противоречия А. Шюц предложил осуществить две редукции. Первая - это феноменологическая редукция: отказаться от исследования мира путем " естественной установки" и исследовать " жизненный мир" на основе " интенциональности" (от лат. intentio - стремление, направленность сознания на какой-либо предмет). По мнению ученого, социология должна изучать мир, начиная " с самого начала". Но это еще не дает ответа на вопрос: как возможно общество? Для этого он предлагает осуществить вторую редукцию - трансцендентальную (выходящую за пределы опытного знания), отказаться от анализа самого субъекта и анализировать его " чистое сознание". Феноменологу, с точки зрения А. Шюца, нет дела до самих объектов. Его интересует их значения, конструированные деятельностью нашего разума. Не реальные социальные объекты становятся предметом его анализа, а редуцированные объекты, как они являются в потоке сознания индивида, организуя его поведение. Отсюда " жизненный мир" - это сконструированный разумом " интерсубъективный мир". Конструирование " интерсубъективного мира" имеет решающее значение в феноменологической социологии А. Шюца. Она позволяет раскрыть сущность сознания и взаимную связь людей как существ жизненного мира. Основная форма интерсубъективности описывается им при помощи конструкта о " взаимности перспектив", предполагающего наличие двух идеализаций. Первая из них - " взаимозаменяемость точек зрения". Поменявшись социальными местами, субъекты, тем не менее, окажутся обладателями идентичных способов переживания мира. Второй идеализацией является правило " совпадение систем релевантностей" (смысловое соотношение между информационным запросом и полученным сообщением). А. Шюц утверждал, что " Я и любой другой человек" принимает на веру тот факт, что, несмотря на уникальность наших биографических ситуаций, различие используемых систем критериев значимости " несущественно с точки зрения наших целей". Мы оба считаем, что " Я и он" интерпретируем актуально и потенциально общие нам объекты, факты, события одинаковым образом.

Социологу А. Шюц рекомендует начинать исследование с определения уровня значения. Тогда понятия и конструкты становятся для него конструктами " второго порядка, ибо они являются конструктами действительных обыденных конструктов первого порядка, используемых индивидами в их повседневной жизни". Особый интерес представляет идея А. Шюца о смысловом строении социального мира. Это сделало возможным изучение экзистенциальной природы социального мира. Благодаря тому, что социальный мир зависит от деятельности индивидов, он сохраняется и изменяется.

А. Шюцом была предложена идея типизирования, согласно которой мир представляется человеку как определенный набор типических процессов, обеспечивающих как повседневную жизнь людей, так и их научно-теоретическую деятельность. Акцентируя внимание на способности человека воспринимать действия других людей, ученый указывал на новые возможности социологии познания. В связи с этим А. Шюц утверждал, что используемый в повседневной жизни людей язык служит вместилищем заранее сформированных социальных по происхождению типов и характеристик. Согласно его мнению, словарь и синтаксис повседневного языка выступают как неисчерпаемый источник сведений о социальной реальности и открывает перед социологом широкий круг познания новых явлений.

Структурализм в философии

Отцом структурализма обычно считается Ф. де Соссюр (1857–1913), основоположник современной лингвистики. Соссюр ввел различие между реальными актами речи, или высказываниями (фр. parole), и лежащей в их основе системой, которой человек овладевает при обучении языку. Он доказывал, что лингвистика должна сосредоточиться на последней и описывать структуру этой системы путем определения ее элементов в терминах их взаимоотношений. В предшествующий период лингвистика уделяла основное внимание исторической эволюции элементов языка; Соссюр же настаивал на том, что синхронная, или синхроническая лингвистика – изучение языковой системы безотносительно ко времени – должна получить приоритет перед диахронической, или исторической лингвистикой. Исследуя язык как систему знаков, структурная лингвистика выявляет противопоставления, создающие значения, и правила комбинирования, управляющие построением языковых последовательностей.

Самыми главными для структурализма являются утверждения о том, что социальные и культурные явления не имеют субстанциальной природы, а определяются своей внутренней структурой (отношениями между их частями) и своими отношениями с другими явлениями в соответствующих социальных и культурных системах, и эти системы суть системы знаков, так что социальные и культурные явления – это не просто объекты и явления, но объекты и явления, наделенные значением. Подобно тому, как фонолог интересуется выявлением звуковых различий, коррелирующих с различиями в значениях, структуралист, изучающий одежду, выделяет те признаки, которые значимы в той или иной культуре. Многие из физических признаков, важные для того, кто носит предмет одежды, могут не иметь никакого социального значения: длина юбок в какой-нибудь культуре может быть значимой, тогда как материал, из которого они сделаны, – нет, или же значимым может быть противопоставление светлых и темных тонов, тогда как различие между двумя темными тонами может не нести никакого значения. Определяя признаки, превращающие предметы одежды в знаки, структуралист будет пытаться выявить систему неявных договоренностей (конвенций), влияющих на поведение людей, принадлежащих данной культуре. В идеале структурный анализ должен вести к созданию «грамматики» рассматриваемого явления – системы правил, задающих возможные комбинации и конфигурации и демонстрирующих отношение ненаблюдаемого к наблюдаемому.

Структурализм объясняет, каким образом социальные институты, системы договоренностей, которые только путем структурного анализа и могут быть выявлены, делают возможным человеческий опыт. Скрытые системы правил позволяют вступать в брак, забивать гол, писать поэму, быть невежливым. Структурализм с его попытками описать эти системы норм может быть противопоставлен не только атомизму (пытающемуся описывать изолированные явления), но и историческим и каузальным (причинным) объяснениям, причем именно им в наибольшей степени. Структурные объяснения не отслеживают предшествующие состояния и не выстраивают их в причинную цепочку, а объясняют, почему конкретный объект или действие обладают значением, соотнося их с системой скрытых норм и категорий

Наиболее выдающимся структуралистом из нелингвистов, несомненно, является К.Леви-Строс, создавший школу структурной антропологии. В своей пионерской статье 1945 Структурный анализ в лингвистике и антропологии он утверждал, по примеру лингвистики, что различные объекты и поведение должны трактоваться как проявление бессознательных систем, определяющих их форму и значение. В исследовании систем родства и брачных правил Les structures йlйmentaires de la parentй (Элементарные структуры родства, 1949) им была предложена «грамматика» брачных правил и ограничений в различных обществах. Его работы по тотемизму и книга Ум дикаря (La pensйe sauvage, 1962) реконструировали «логику конкретного». Вместо того, чтобы детально рассматривать индивидуальные практики, осуществляющие ту или иную социальную функцию, Леви-Строс рассматривал их как элементы некоего «языка», понятийной системы, через посредство которой люди упорядочивают мир. Тотемы – это логические операторы, конкретные знаки, которые могут быть поняты только в системе. Принадлежащее перу Леви-Строса четырехтомное исследование мифологии индейцев Северной и Южной АмерикиМифологичные (Mythologiques, 1964–1971) трактует мифы как трансформации друг друга с целью описать систему мифологического мышления и базовые операции человеческого разума.

Еще одним видным представителем структурализма является Мишель-Поль Фуко (1926 — 1984), — французский философ, историк, культуролог. Он применил структуралистский подход на область истории культуры. (Сам он не признавал себя структуралистом, но указывал, что со структурализмом его объединяет “общий враг” в лице “философии субъекта”.)

Работа Фуко “Слова и вещи” посвящена истории Тождественного. Философ вводит понятие “эпистема”, под которой он понимает систему всех отношений, существующих в данную эпоху, “порядок, на основе которого мы мыслим. Он рассматривает соотношение слов и вещей, “означающего” и “означаемого” в европейской культуре и выделяет три эпистемы. Так, в эпоху Возрождения (XVI в.) слова и вещи тождественны. Связь их также реальна, как и то, что они обозначают. Рассмотрим это на примере анализа богатств. Экономическая мысль Ренессанса, например, изображает деньги, монеты, как имеющие реальную ценность, как и товары, которые на них покупают. В классическую эпоху (XVII-XVIII вв.) связь нарушается и трансформируется, слова и вещи начинают соотноситься опосредовано через мышление. Монеты уже не обязательно должны быть из драгоценного металла, золотыми или серебряными, важнее, что на них изображено, т. е. их меновая функция. В современную эпоху (XIX в. — по настоящее время) слова и вещи опосредованы языком, жизнью, трудом, которые изучают такие науки, как лингвистика, биология, политэкономия. Мерой ценности товара становится труд, необходимый для его производства. Подобные трансформации можно проследить на примере “языка”: “язык как вещь среди вещей (Возрождение), язык как прозрачное средство выражения мысли (классический рационализм), язык как самостоятельная сила в современной эпистеме”.

Анализируя ницшеанскую мысль о том, что “воля к власти” есть обратная сторона Логоса, Фуко посчитал правильным и антитезис, что “воля к знанию” суть обратная сторона “воли к власти”. Иллюстрацией ему служит памятное изречение Фрэнсиса Бэкона “Знание — сила”.

Работу этой гипотезы он демонстрирует в книгах “Надзор и наказание” (1975) и “Воля к знанию” (“История сексуальности” Т. 1. 1976). Он утверждает, что знание — не просто атрибут власти, знание есть сама власть, в том смысле, что они неразделимы. Лаконично эта гипотеза звучит: какова власть — таково и знание. В истории Европы французский философ выделяет три периода: Античность — Средневековье — Новое время. В них он обнаруживает три адекватные матрицы генерации знания: мера — осмотр — опрос.

Фуко принадлежит формула: где есть власть, есть и оппозиция. По его мнению, власть не существует без сопротивления, и нельзя говорить о власти и контрвласти как об автономных субстанциях. Более того, Фуко настаивает, что само сопротивление осуществляется, как правило, в категориях той парадигмы власти, которая господствует в конкретную эпоху.

⇐ Предыдущая 1 234 5 Следующая ⇒