Эволюция лирического «я» в «Воронежских тетрадях» О.Мандельштама.

⇐ ПредыдущаяСтр 26 из 27Следующая ⇒

В 1933 году М. пишет и читает в узком кругу памфлет на Сталина «Мы живем, под собою не чуя страны…». Последовал арест и ссылка, сначала в Чердынь, затем в Воронеж. Здесь создаются «Воронежские тетради». Вновь двойственность: и жажда отклика («Куда мне деться в этом январе…»), и состояние освобождения от всего, даже земного («Заблудился я в небе, что делать»). Углубление размышлений об истории, о жизни и смерти. Именно в Воронеже художник написал цикл поэтических произведений, объединенных под общим названием «Воронежские тетради».

Е. Роговер выделял в наследии поэта Серебряного века именно этот поэтический цикл, о котором писал: «В творчестве поэта возникает новая для него тема природы, родной земли (« Я к губам подношу эту зелень... », « Чернозем », « Мой щеголь, я голову закину... »). Поэт поднимается до вечных тем мирового искусства («Тайная вечеря»), разрабатывает высокие философские мотивы («Может быть, это точка безумия.») ». В своем поэтическом осмыслении мира И. Мандельштам раскрывает смысл человеческого бытия через природу. Тема природы мощно оказалась в его стихотворении «В лицо мороза я гляжу один» (1937). В лицо мороза я гляжу один: Он -никуда, я - ниоткуда, И все утюжится, плоится без морщин Продолжая романтическую традицию вслед за Ф. Тютчевым, И. Мандельштам утверждает мысль о тождестве жизни человека и природы. Впрочем, в отличие от Ф. Тютчева, И. Мандельштам раскрывает трагизм человеческого бытия, а страдания основном передает с помощью образов природы: А солнце щурится в крахмальной нищете - Его прищур спокоен и утешений... десятизначный леса почти что то... А снег хрустит в глазах, как чистый хлеб безгрешен.

В «Воронежский тетрадях» И. Мандельштам остается верным духу протеста против диктаторского режима, идеологического засилья. Всему этому художник противопоставлял могущество и величие художественного слова.

Нельзя не согласиться с Э. Роговер, который, анализируя цикл стихов И. Мандельштама «Воронежские тетради», выделяет одновременно подъем и спад в его творчестве: «В воронежском цикле (1935-1937) Мандельштам достигает исключительной цельности, ощущение величия вселенной, многогранности видения жизни, точности и выразительности ее картин», «Вместе свое воронежское ссылки Мандельштам осознает как движение к пропасти, куда он провалился».

Поэт пользуется таким приемом для того, чтобы скрыть за образом своего лирического героя собственный душевное состояние, которое может воплотиться только в поэзии. Для автора важно показать путешествие лирического героя не в хронологических рамках, а через время и пространство, поэтому действительность в художественном мире поэта разделена на «до» и «после», на «там» и «здесь». В своих стихах художник Серебряного века ищет самого себя, осознает свое место в мире, сливаясь с лирическим «Я». Например, в стихотворении «Чернозем» (1935) происходит слияние лирического героя с миром, которое ясно выражено в пейзажной зарисовке, наполненной чувствами о прошлом, настоящем и будущем общества и страны

В дни ранней пахоты - черна до синевы,

И безоружная в ней зиждится работа - Тысячехолмия распаханной молвы -

Знать, безокружное в окружности есть что-то!

Лирический герой поэта постоянно меняется, трансформируется и напоминает чем-то путешественника, который идет по кругу. Для И. Мандельштама важно это показать на лоне природы, вызывая ассоциативные образы и намеки, которые раскрывают определенные душевные переживания, внутренний мир и психологическую трансформацию образа. Например, в стихах воронежского периода есть несколько стихотворений, объединенных темой реки Кама: «Как на Каме-реке глазу темно, когда /На дубовых коленях стоят города» (1935), «Я смотрел, отдаляясь на темный восток - /полноводная Кама неслась на буек »(1935).

Пейзаж в лирике И. Мандельштама воронежского периода выступает фоном для трагических событий, в отличие от ранней поэзии И. Мандельштама, где прослеживалась тенденция к подражанию тютчевской традиции изображения природы как большого живого организма выступает самостоятельной действующей силой. Например, в стихотворении «Как на Каме-реке глазу темно.» Река ассоциируется с великомученицкой дорогой судьбы, которую вынужден преодолевать художник. В стихах о Каме образ автора соотносится с лирическим образом героя: в обоих преобладает меланхолический настрой, острые переживания, тоска, беспокойство и печаль. Например, находясь в ссылке, автор передает собственный душевное состояние, свои чувства, настроение герою: Там я Плыл по реке с занавеской в окне С занавеской в окне, с головой в огне.

В стихах воронежского периода И. Мандельштам использует конкретные географические названия (Чердынь, Казань, Урал, Тобол, Обь и Кама) для того, чтобы предоставить поэтическом мира большей реальности, а используя местоимение первого лица «я», поэт убеждает читателя, что он является очевидцем изображаемого.

И хотелось бы тут же вселится - пойми - В долговечны Урал, Населенный людьми И хотелось бы эту безумную гладь В долгополой шинели - беречь, охранять. Итак, этот стих имеет два плана изображения. Первый представляет реальную жизнь, а второй - ирреальный, то, к чему он стремится.

В целом стихам И. Мандельштама присущ напряженный лиризм и глубокий философский смысл. Конкретное явление соотносится с общечеловеческим и вечным. Сложный, наполненный глубоким смыслом мир стихотворения создается многозначностью слова, раскрывается только в художественном контексте. Глеб Струве отмечал: «Для зрелого Мандельштама характерно один прием: настойчивое, настойчивое повторение определенных слов-образов. Как часто, например, в зрелых стихах Мандельштама встречаются в самых неожиданных сочетаниях, в непредсказуемых контексте определенные любимые слова-образы - «ласточки», «звезды», «соль». Это и есть те слова-Психеи, о которых он говорит, что они блуждают свободно вокруг вещи, как душа вокруг брошенного, но не забытого тела »[3, с. 58]. Психея для Мандельштама - это не просто образ, а олицетворение души человека. К таким «слов-сигналов» воронежского периода относятся: «соль», «век», «ласточка», «ночь» и другие: «соль», символизирующий совесть, долг: «Умывался ночью на дворе», и еще будет связываться с мотивом жертвы: «1 Января 1924», «Крутая соль торжественных обид». Слово «век» создает неоднозначный образ, который в зависимости от контекста: «Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки» или «Но разбит твой позвоночник, мой прекрасный жалкий век». А вот слово «ласточка» создает понятия, которое ассоциируется с искусством, творчеством, свободой мысли и слова: «Я слово позабыл, что я хотел сказать. Слепая ласточка в чертог вернется », « И живая ласточка упала на горячие снега »и др..

Одной из основных тем позднего Мандельштама является осознание поэтом неизбежности собственной гибели — неизбежности, вызываемой не столько внешними обстоятельствами, сколько внутренней сущностью поэтической миссии, понимаемой как искупительная жертва. В стихах этого периода Мандельштам обычно лишь глухо и косвенно упоминает о реальных обстоятельствах своей жизни в эти годы: аресте, двух ссылках, материальных бедствиях, почти полной изоляции. Его творческая энергия направляется на то, чтобы находить для темы личных бедствий и близящейся неминуемой катастрофы все новые символические ракурсы, придающие этой теме вселенское и мессианистическое звучание. В одном стихотворении лирический герой Мандельштама добровольно отказывается от своей человеческой природы и совершает спуск по эволюционной лестнице к низшим организмам, чтобы восстановить утраченную связь между " последними" и " первыми" в органическом единстве природы (" Ламарк", 1932); в другом - он обращается к своему " двойнику" — соименнику, заявлял о готовности принять предназначенную ему чашу (" Ода Сталину", 1936). В " Стихах о неизвестном солдате" эта же тема принимает еще один оборот, возможно связанный с наступившей 20-летней годовщиной катастрофы, которую Россия потерпела в Мировой войне. Мандельштам находит новый образный ключ, позволяющий ему и увидеть смысл личной своей судьбы, и раскрыть еще одну грань своей поэтической миссии. Ответ на эти кардинальные для поэта вопросы раскрывается в судьбе поколения, к которому он принадлежит, - поколения рожденных в начале 1890-х годов и погибших на фронтах Мировой войны.

в 1937 году, Мандельштам создал " Стихи о неизвестном солдате". Написанная в столетнюю пушкинскую годовщину, поэма Мандельштама вновь обратилась к жанру произведения " на смерть поэта"; на этот раз, однако, Мандельштам нарисовал поэтический образ своей собственной смерти, предчувствуемой и поэтически предсказываемой. Смерть лирического героя " Стихов" позволяет ему воссоединиться со своим поколением, погибшим около двадцати лет назад, в годы мировой войны и революции. Как бы отвечая на немой призыв " изветливых звезд", он устремляется в космические пространства в попытке догнать отлетевшие ранее тени; в этой погоне за умершими в военные годы он чувствует себя отставшим от строя солдатом, догоняющим свою часть. Этот образ притягивает аналогию с судьбой Лермонтова - поэта, по сути своей принадлежавшего к романтическому " наполеоновскому веку", но трагически " опоздавшего родиться" и нашедшего свою смерть лишь с двадцатилетним опозданием - не на полях Лейпцига и Ватерлоо, а посреди восторжествовавшего " железного века". Пройдя аналогичный путь на собственном опыте, герой " Стихов о неизвестном солдате" постигает смысл лермонтовской судьбы и готов дать о ней " отчет" на последнем смотре погибшего поколения:

И за Лермонтова Михаила Я отдам тебе строгий отчет, Как сутулого учит могила И воздушная яма влечет.

В последний момент герой стихов догоняет свою " часть", выстроившуюся для переклички у стигийских берегов, успевает занять место в шеренге и предъявить свой " номер" - дату рождения, доказывающую его право принадлежать к погибшим. Его смерть становится последним актом, завершающим собой цепь эсхатологических катастроф, которая протянулась от битв наполеоновского времени, от гибели Пушкина и Лермонтова, через трагедии мировой войны и первых послереволюционных лет к современности. Мифологическая ситуация, " начало" которой явило первую попытку " опоздавшего" поэта воссоединиться с " толпой родных теней" в потустороннем Элизиуме поэтов - попытку отчаянную и безнадежную, как попытка догнать ушедший поезд, - получила свое непреложное мифопоэтическое завершение.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 22 23 24 252627 Следующая ⇒